Здесь выложена электронная книга Мортилия автора по имени Мелконян Агоп. На этой вкладке сайта web-lit.net вы можете скачать бесплатно или прочитать онлайн электронную книгу Мелконян Агоп - Мортилия.
Размер архива с книгой Мортилия равняется 97.76 KB
Мортилия - Мелконян Агоп => скачать бесплатную электронную книгу
Агоп Мелконян: «Мортилия»
Агоп Мелконян
Мортилия
OCR Busya \\
««Белая бездна», сборник болгарской фантастики»: СВЯТ; София; 1990
Агоп Мелконян
Мортилия Генеральному секретарю Организации Объединенных Наций Господин Генеральный секретарь!Я взял на себя смелость написать Вам, хотя уверен, что это послание никогда не попадет к Вам в руки. Скорее всего, оно затеряется в ящиках стола одного из десятков Ваших секретарей, и Вы никогда не узнаете, что я, Альфред Медухов, пилот первого класса фонда «Спейс Ризэрч», ставлю в вину Вам и всем Вам подобным, всему человечеству, но прежде всего самому себе, приближающуюся гибель нашей цивилизации. Вероятно, Вы никогда не узнаете, что над планетой Земля нависло проклятие и на сей раз имя ему не чума, не гриб термоядерного взрыва, рак или энергетический голод. На сей раз имя H Смерти – Альфред Медухов…
Ни этот просторный светло-желтый особняк с большими окнами на юг, ни аккуратно подстриженные, взрыхленные кротами лужайки, ни бассейн – ничто здесь не принадлежит ему. Решение правления Фонда было ясным и категорическим: «Предоставить Альфреду Медухову пилоту первого класса, в пожизненное пользование». «А чем вообще можно пользоваться, уйдя из жизни?» – вопросил после церемонии Фанг Чжао с самодовольным видом восточного мудреца.Еще тогда Альфред Медухов понял, что это не проявление заботы или благодарности, а просто деликатная форма пожизненного заточения, и поселился здесь, на этом участке площадью 1500 квадратных метров, с чувством обреченности, которое усугубляли незнание и боязнь окружающего мира. Иногда он только переставляет кое-что, просто так, движения ради, а не из стремления к комфорту, но зоркий глаз Антонии тотчас же подмечает малейшую перемену, сдвинутую с места вещь, случайное пятнышко, растущий чуть вкось стебель розы. Тогда она поджимает губы и несколько дней ходит, вся подобравшись, и нервничает, пока ее педантизм не одержит верх в безмолвном поединке с Альфредом и с самовольными нарушениями установленного порядка. А потом все продолжается, как было и вчера, и позавчера, потому что она не может смириться с бегом времени и, стремясь хоть как-то оградить Альфреда от него, даже попрятала все часы, которые были в доме.В среду, ровно в полдень, из-за тополей, окаймляющих шоссе, выползает горбатый желтый грузовичок Розалины – словно букашка среди многоруких великанов, громыхая неизменными металлическими контейнерами – единственным средством связи с Фондом и со всем миром. Розалина сама сгружает все, вручает обстоятельный счет, неопределенно улыбается, забирается быстро на сиденье, машет на прощанье смешной кепкой («Чао, Альфред, увидимся в среду, как всегда») и снова исчезает среди тополей. Чао, Розалина! Хороша на диво, черт побери, и откуда столько огня в этой сицилианской пигалице? Потом они вместе с Антонией осторожно разбирают пакеты с мясом, бутылки вина, консервы и кофе, ищут среди свертков конверт, свидетельствующий о чьем-то интересе или расположении, но письма приходят только по праздникам, когда бывшие друзья из космодрильи заставляют секретарш рассылать уйму визиток, украшенных великодушной надписью «Поздравляю!».Вслед за желтым грузовичком Розалины приходит долгий, утомительный тропический дождь, который низвергается с небес, как проклятие. Они садятся в гостиной у большого окна. Антония приносит душистый кофе с горячими бутербродами из только что полученного заказа, и они смотрят на серую пелену, на ручейки, бегущие по аллеям, на грязные кляксы луж, как в тот день в Гринфильде, когда вода унесла конуру Джека; собака долго скулила, беспомощно перебирая лапами, затем вдруг водоворот разом втянул ее – мордочку, стекленеющие глаза, кончики ушей. И все. Вода, поглотившая теплое рыжее тело Джека, удовлетворенно выпятила брюхо, срыгнула несколько больших пузырей – и все. Разложившийся трупик нашли почти у самого берега реки, мальчик выкопал могилку, плакал, неделю бродил где-то, никого не хотел видеть, потом привык, ведь человеку свойственно привыкать к потерям: он роет могилы, плачет, потом привыкает.Сейчас Альфред смотрит на дождь, на блики фар, желтыми саблями вспыхивающие на столбах вдоль большого шоссе, и пьет душистый кофе. Когда сумерки сгущаются, Антония разжигает огонь в камине, и ее голос врывается в тишину:– Расскажи что-нибудь, Альфред.Теперь уже все, живые и мертвые, населяющие этот дом, знают, что сегодня – среда, что идет дождь и что на этих широтах стрелки часов показывают семь.– Там, где я был, не бывает дождей…Подавшись вперед, Антония распускает волосы, глядя на огонь широко раскрытыми глазами, роняет:– Ничего, это я так. Ты никогда не рассказываешь, как ТАМ было.«Знаю, Альфред, знаю, звездному волку нелегко сидеть у камина да ухаживать за розами, но ты свое сделал, принес Фонду много пользы, и вот – свидетельство его благодарности», – сказал тогда Фанг Чжао, сощурив и без того узкие щелочки глаз.– Я не умею рассказывать, Антония, ты ведь знаешь. Был среди нас чудный парень, навигатор Рене, даже стихи писал. Вот этот бы рассказал…«Давай выкатывайся! – явно хотел крикнуть тогда Фанг Чжао.– Скажи спасибо, что посчитали это производственной травмой, а то получил бы ты фигу! Мы не обязаны содержать придурков, понятно?»– А этот Рене еще летает?– Да, на днях я встретил его фамилию в газете.От молний небо пошло трещинами, вот-вот лопнет вконец, словно черная кожа, натянутая на барабан исполина. Если выйдешь под дождь, попадешь в круговерть, вода поглотит тебя, как когда-то Джека – сначала нос, испуганные глаза, кончики ушей – и все. Ветер нагло лезет во все щели, свистит и воет, будто это уже не дом, а рог, в который дует исполин. И надо же этой хрупкой Розалине с ее желтой козявкой тащить за собой столько воды и ветра и еще этого трубящего исполина. Как только это у них получается?… А так она добрая, черт подери, да еще жизнерадостная, ноги, как у кузнечика, и улыбка ласковая, как небо, прямо кажется, что все мужчины, сколько их есть, любят ее и шепчут ей на ухо слова нежности. Раньше она тайком целовалась с Альфредом, ложилась на траву там, за кустами, и подзывала его, манила, расстегивала куртку, чтобы крепче прижаться к нему и целовала, будто в последний раз – неистово, исступленно; а потом их как-то застала Антония, устроила истерику, наговорила миллион нелепостей, но это история давнишняя, чего уж теперь вспоминать. Сейчас он только издали машет ей рукой, и Розалина тоже машет ему издали («Чао, Альфред, до следующей среды»), и это встречное движение воздуха – не шифрованное послание, а просто знак того, что они живы, как живы и их желания. Однако в среду, в полдень, Антония неизменно стоит у широкого окна гостиной, спрятавшись за портьерой – она не выносит расхлябанности, она вся – олицетворение строгости. «Чао, Альфред, до следующей среды» – и жизнь на ножках кузнечика уходит к любви всех мужчин, которые есть на свете, и которые будут шептать ей на ухо ласковые слова.
Господин Секретарь,Вам, наверное, покажется, что я преувеличиваю. Особенно если Вы не сочтете за труд ознакомиться со справкой, лежащей в моем личном деле. Там написано, что я неизлечимо болен, что у меня «глубокая регрессия мозга». Но я болен столь же тяжело, как и Вы, как и все остальные единицы заплывшей жиром человеческой массы. Наша болезнь – самовлюбленность и пресыщенность.Что же такое сейчас – человечество, господин Секретарь? Это гигантская колония супербактерий, осуществляющая лишь одну функцию – метаболизм. Она поглощает, перерабатывает, извергает. Она ест, переваривает – и выделяет. В круговороте биомассы она играет роль перерабатывающей машины с незначительным коэффициентом полезного действия, которой в награду полагается подкожный жир.Еще одно назначение этой массы – самовоспроизводство, создание СЕБЕПОДОБНЫХ.Вам, должно быть, известен закон биологического насыщения; когда популяция, занимающая определенную экологическую нишу, чрезмерно разрастается, отдельные индивиды уже не могут развиваться свободно. И приходит время роковых событий. Это время настало, господин Секретарь.Вероятно, Вы упрекнете меня в стремлении к обобщениям, тогда как во многих странах ситуация иная. Но в моей Америке все именно так, а ведь Вы несете ответственность и за Америку, не правда ли?
Когда двадцать лет назад он стоял в одежде Адама перед женщиной-врачом, стыдливо прикрываясь ладонями, и переминался с ноги на ногу, она сняла очки и сказала:– Никаких отклонений от нормы.– Тогда я хочу летать.– Фонд считает, что перенесенный стресс отрицательно повлиял на вашу психическую устойчивость.– Но у меня контракт еще на пять лет!– Мы даем вам солидную пенсию.– Лишь бы отделаться от меня, не так ли?– Послушайте, Медухов! Я врач, и в играх Фонда участия не принимаю. И вообще, до каких пор вы собираетесь разгуливать нагишом?Когда ты одет, это уже совсем другое дело. Становишься увереннее, можешь закурить (она не посмеет воспротивиться, ведь считается, что ты немного не в себе), чтобы вернуть нормальный цвет лицу. Обнаглев, ты бьешь кулаком по столу, а она опять повторяет, что вообще-то у тебя все хорошо, и с кровью полный порядок, органических нарушений нет, анализ мочи прямо по учебнику, вот только мозг перегружен я перенапряжен, может в принципе дать сбой, но со временем успокоится, все обойдется, по-врачебному – отшумит. Нет-нет, Медухов, не знаю, сколько на это уйдет времени, понимаете, ведь мозг – загадка, все зависит только от вас; меньше алкоголя, больше спорта и прогулок… И еще просьба: перестаньте думать об этом… как там вы его назвали… чудище. Нет, я вам верю, что вы, я же не Фанг Чжао, вполне возможно, что вы его видели… И все это время в ее глазах светилась насмешка и жалость.Тебя здорово испугала ее холодная логика – когда она изучала каждый сантиметр твоего тела с педантичностью медэксперта, когда с ловкостью массажиста ощупывала каждый мускул, нависнув прямо над твоим лицом роскошной грудью, свободно дышащей под белым халатом (ты еще пытался тогда побороть _ и, конечно, не смог – желание заглянуть под ослепительно белый, пахнущий стиральным порошком халат), и самым ласковым из всего, что она сказала, было: «Завидная кондиция». И все.Мы называли ее Коброй-хранительницей, потому что она знала все гайки-шестеренки наших организмов и держала в памяти уйму таблиц: пэ-аш, систола и диастола, осмотическое давление плазмы крови, адреналин, процентность секрета предстательной железы и еще массу всякой белиберды, от которой, однако, зависело право летать. После каждого возвращения на Землю были приемы, коктейли, торжественные тосты, объятия, восклицания «а помнишь?» и слезы в глазах, одна только Кобра-хранительница стояла в сторонке, неловко пыталась завязать разговор или улыбнуться (улыбка, признаться, ей совсем не к лицу), поправляла смешно так очки, прежде чем подойти и сказать, глядя на тебя в упор:– Приходите завтра, Медухов, надо альбумин замерить.Альбумин, конечно же, только повод, чтобы все началось сначала: пэ-аш, систола, диастола и так далее вплоть до ужасного «Повернитесь спиной и нагнитесь», до той самой что ни на есть неджентльменской позы, после которой пилоты уходили в запой минимум на два дня от отвращения к себе.
Самое странное, господин Секретарь, – то, что это человечество называет себя разумным. Причем не испытывая никаких сомнений или колебаний. Только потому, что оно несколько умнее, чем прочие сообщества животных, среди которых живет. Но эти сообщества чрезвычайно неинтеллигентные, и по ним судить нельзя, не правда ли?И еще: это человечество требует, чтобы ДРУГИЕ также называли его разумным и считали разумным. Об этих ДРУГИХ оно не знает ничего, однако называет их «братья-ми по разуму». Вот ведь как – братьями! Представляете – по разуму!Выходит, что разумен каждый, кто умнее вола, черепахи или обезьяны. Да еще в метагалактических масштабах.Я астронавт, и мыслить способен только в астрономических масштабах. Такая позиция необходима, господин Секретарь. Я, Альфред Медухов, заявляю Вам, со всей ответственностью заявляю, что ДРУГИЕ не считают нас ни разумными, ни своими братьями.
Большой светло-желтый особняк в ста сорока километрах от ближайшего населенного пункта, бассейн, теннисный корт, коротко подстриженные, взрыхленные кротами лужайки. Суперлюкс, Альфред, ничего не скажешь. Двенадцать роскошных комнат – вполне достаточно, чтобы сойти с ума.– Значит, здесь мне предстоит жить до конца дней своих?– Четыреста тысяч. Почти дворец – противно ухмыляется Фанг Чжао.– Готов с вами поменяться.– Да что вы, Медухов. Это благодарность Фонда. У нас на Востоке говорят…После полудня он впервые услышал проклятие тропического дождя и сразу же убрал алюминиевые козырьки над окнами, это тремоло прямо-таки бесило его – казалось, что кто-то медленно ходит в соседней комнате, вот-вот откроет дверь, нет, все еще чего-то ждет, поворачивает обратно, почему же он не входит, зачем так суетится!Когда стемнело, стало ясно – ОНО сейчас придет, сейчас для НЕГО самое удобное время – пробраться, проползти и взглянуть на него, как тогда, единственным глазом – холодно и недоуменно. Так же, как было в аппаратной, когда он совершенно неожиданно ощутил рядом с собой его горячее присутствие, ощутил дыхание, ОНО парализовало его ритмическими, медленными колыханиями, потом прильнуло к его щеке в легком и отвратительном поцелуе. Он успел увидеть лишь желтоватую кость его челюсти; отталкивающий, сотканный из остроугольных капилляров зрачок цвета гноя, в самом центре чешуйчатого лба; рот со следами засохшей слизи, белые струпья на морде, которая принюхивалась, тихонько приближалась, дрожа, вот она уже совсем близко, сейчас она обслюнявит его щеку, оставит отпечаток свей хищной, как укус, ласки. Затем он почувствовал рыхлый животик, скользнувший по его шее, учащенный пульс, размеренные толчки дыхания, склизкие присоски и тоненькие щупальца; будто острые иглы впились в у сонной артерии – и все, – укол, медленно захлестывающая прохладная волна блаженного беспамятства…
Этот вечер повторится, Альфред, сейчас самое время. ОНО придет поцеловать тебя, ты поддашься эйфории и заснещь умиротворенный, в его объятиях, как тогда, в минуты вашей неземной любви. Ты боишься, и поэтому запираешь дверь заваливаешь ее мебелью, включаешь блокировку и электронную сигнализацию, стоишь начеку с заряженным пистолетом в руке и будешь так стоять до утра, страшась поцелуя (а в нем был0 столько нежности!), скользких присосок, высасывающих твои силы. Обнимает тебя, беспомощного, как уличная девка, нагло скользит чешуей по твоей шее, когда ты погружаешься в нирвану, обволакивает тебя, добирается до уха и вот сейчас, в этот момент ОНО захочет…Стой! Стрелять буду! Раз и навсегда разнесу в клочки твою мерзкую рожу, в лепешку превращу, как ту жабу, что папа раздавил когда-то у гаража, жаба высохла, превратилась в кусок твердой кожи, который невыносимо вонял…Надо все забыть! А то меня всего выворачивает, не могу же я не спать всю жизнь, я больше не боюсь тебя, ведь я на Земле, ты ничего плохого не можешь мне сделать, просто меня от тебя тошнит, тошнит! Разве ты женщина? И почему ты меня поцеловала? Господи боже мой, неужели есть поэты, воспевающие в сонетах этакую гадость? Разве ты женщина? Понимаю, тебе пришлось очень долго летать в одиночестве, захотелось кого-то поцеловать, неудержимо захотелось и, увидев мой корабль, ты проникла в аппаратную, а там – ничего не подозревающий Альфред Медухов, пол – мужской. Вот ты и решила сделать мне сюрприз, отвратительная моя, тайком и потихоньку, ты ведь такая робкая, впервые целуешь землянина, и не можешь вот так вдруг, с бухты-барахты… Не поздоровалась, не объяснилась в любви, только и видел я засохшую слизь на твоей челюсти, острые зубы… Моя отвратительная внеземная Джульетта!Поменьше спиртного, больше спорта и прогулок – сказала Кобра-хранительница. Я постепенно прихожу в себя. Вначале было очень страшно, я каждый вечер ждал тебя, дремал, не расставаясь с заряженным пистолетом, чтобы разнести в клочки раз и навсегда твою мерзкую рожу, хотя что тут плохого – взять и поцеловать кого-то: как-никак, а все же проявление любви. Я сказал – любви? При чем здесь любовь? Разве ты – женщина?Но я уже начинаю привыкать, даже поспать иногда удается; я выкарабкаюсь, стану опять прежним Альфредом Медуховым, космическим волком, человеком с крепчайшими нервами, который никогда не потеет, выносит девятикратные перегрузки и способен внушить чувство неполноценности даже самой темпераментной женщине. Вот каким был Альфред Медухов до как внеземная Джульетта решила поцеловать его в знак какой-то странной любви. Потом он сорвал задание, потом его объявили непригодным и сумасшедшим, потом доктор Веселова говорила с ним о сдвигах и сбоях в работе мозга, потом Фонд сослал его сюда, в эти ужасные двенадцать комнат, потом он стал мною – тем, кто я сейчас, – не вполне нормальным мужчиной средних лет, с рассеянным взглядом, капризным мочевым пузырем, периодической тахикардией, осужденным доживать в тоске и одиночестве жалкий остаток своих дней.
Мортилия - Мелконян Агоп => читать онлайн электронную книгу дальше
Было бы хорошо, чтобы книга Мортилия автора Мелконян Агоп дала бы вам то, что вы хотите!
Отзывы и коментарии к книге Мортилия у нас на сайте не предусмотрены. Если так и окажется, тогда вы можете порекомендовать эту книгу Мортилия своим друзьям, проставив гиперссылку на данную страницу с книгой: Мелконян Агоп - Мортилия.
Если после завершения чтения книги Мортилия вы захотите почитать и другие книги Мелконян Агоп, тогда зайдите на страницу писателя Мелконян Агоп - возможно там есть книги, которые вас заинтересуют. Если вы хотите узнать больше о книге Мортилия, то воспользуйтесь поисковой системой или же зайдите в Википедию.
Биографии автора Мелконян Агоп, написавшего книгу Мортилия, к сожалению, на данном сайте нет. Ключевые слова страницы: Мортилия; Мелконян Агоп, скачать, бесплатно, читать, книга, электронная, онлайн