Увидев бледное, в испарине, лицо, Петя бросился к постели, встал на колени и поцеловал Марусину безжизненную руку. Степанида с нянькой растерянно переглянулись.
– Выйдите отсюда, обе! – хрипло приказал молодой барин. – Степанида, ступай за Никифором!
Та побежала искать кучера, нянька тихо вышла и встала у двери.
Через полчаса хватились именинника. Катрин нервно покусывала веер, Ольга Сергеевна с натянутой улыбкой пыталась ее утешить.
– Да он отправился к себе дымить своей трубкой. Сейчас его позовут.
Но появилась Маняша и сообщила, что в комнате барина нет.
– Простите, Катрин, – Ольга Сергеевна, негодуя, отправилась на поиски сына. Впрочем, она догадывалась, где его искать. Если он в разгар бала убежал к своей служанке, значит, повод достаточно серьезный. Она тихо вошла в полумрак комнаты и застала именно ту картину, какую ожидала увидеть.
– ОПетр, вы переходите всякие рамки приличия! Смерть одной из служанок еще не повод для того, чтобы бросать гостей в день своих именин.
Петя изумленно посмотрел на мать:
– Смерть, маман, вы говорите смерть?..
– Да, но… – Ольга Сергеевна пристально вглядывалась в бледное, но по всей видимости еще живое лицо Маруси. – Как, она еще жива?
– Но почему она должна умереть?! Да, она больна, но она молода и… Почему вы так упорно говорите про ее смерть?! – Петя не выпускал из своей большой ладони узкую бледную руку Маруси, – Я послал за доктором. Она не умрет!
– За доктором! Ты с ума сошел! Столько возни из-за прислуги! Тебя ждет Катрин. За этой девчонкой есть кому присмотреть! Гости беспокоятся!Идивзал! – Видя, чтоееприказынедействуют на сына, она начала его умолять: – Петенька, не нужно доводить дело до скандала. О ней позаботятся. Я сама за всем прослежу, даю слово! Только вернись к Катрин, умоляю тебя!
– Я никуда не пойду!
В это время Маруся тихо застонала. Петя как сумасшедший начал целовать ее руки, лицо.
– Потерпи, милая, потерпи! – шептал он. – Ялюблю тебя, люблю. Не умирай, пожалуйста, прошу тебя! Скоро доктор приедет. Потерпи!
– Петя, Петя! – звала Маруся, не видя его.
Потрясенная этим зрелищем, графиня едва сдерживала свой гнев. Она развернулась и удалилась, хлопнув дверью.
Графиня, сделав по возможности приветливое лицо, вошла в бальную залу. Катрин, надув губки, скучала в уголку, отказывая всем кавалерам.
– Катрин, – шепнула Ольга Сергеевна, – девчонка при смерти.
– Как, разве она еще не умерла? – поразилась княжна. – Этот яд действует мгновенно.
– Живучей оказалась как кошка. Я думаю, с минуты на минуту случится… – Ольга Сергеевна не могла вымолвить вслух слово «смерть». Губы ее немного дрожали.
– Да перестаньте дрожать, графиня! Мне пора ехать домой. Если она умрет, Петр вряд ли выйдет к гостям. Он будет оплакивать свое безутешное горе. – Даже Ольгу Сергеевну коробил циничный тон молодой женщины. – Ума не приложу, как вы объясните гостям внезапное исчезновение именинника? Его головной болью?
Катрин потребовала карету и покинула дом Кол-чиных, взяв слово с графини, что как только Маруся отправится в мир иной, ей дадут знать.
Приехал доктор. Он попросил Петра оставить его наедине с больной. Когда молодой граф вернулся, доктор имел весьма озабоченный вид. Маруся очнулась, увидела Петра и еле слышно прошептала:
– Зачем ты здесь, Петя? А это кто? – испуганно взглянула она на незнакомого человека.
– Это господин Штрамм, уездный доктор. Разве ты не узнаешь?
– Доктор? Зачем такие хлопоты?
– Маруся, милая, ты очень больна. Доктор уже осмотрел тебя, не бойся. Все будет хорошо. – И, повернувшись к Штрамму, спросил: – Опасность уже миновала?
– По всей видимости, да. Но больная еще очень слаба. Следует приготовить ей теплого молока и успокоительного. Ей нужно больше спать.
Маруся закрыла глаза и снова впала в забытье. Господин Штрамм и граф вышли из комнаты.
– Что с ней? – тревожно спросил Петр Алексеевич.
– Честно говоря, не могу сказать ничего определенного. Очень похоже на сильнейшее отравление, но, по всей видимости, неотвратимых последствий не последовало, что весьма странно, учитывая очевидные и бесспорные свидетельства…
– Она… будет жить?
– Прямая угроза миновала. У девушки оказался на удивление крепкий организм. Она быстро придет в себя. Да, дело скоро пойдет на поправку. Несколько дней полного покоя и хороший уход могут совершенно излечить ее. Разумеется, я выпишу кое-какие рецепты, если вы, конечно, сочтете необходимым покупать лекарства для служанки.
Петр даже вспыхнул:
– Любые лекарства! Все, что потребуется!
– Да, конечно. Хотя можно было бы поручить ее деревенской знахарке, и та прекрасно бы вылечила ее настоями и отварами трав. – Молодой граф сделал резкий протестующий жест. И доктор сказал: – Хорошо, я выписываю рецепты.
– Да, будьте добры, господин Штрамм. И вот вам плата за услуги, – Петр нетерпеливо сунул в руку доктору ассигнацию. – Не смею вас больше задерживать. – И поспешил к Марусе.
В комнате няня поила ее с ложечки теплым молоком. Петя подошел к кровати с другой стороны и взял Марусю за руку, девушка открыла глаза и попыталась улыбнуться.
– Я так рада, – шепнула она.
Нянька вышла, и барин остался у изголовья служанки. Он ласково гладил ее по голове.
– Я просто счастлива, – сказала Маруся, и тихие слезы катились по ее щеке.
– Т-с-с, милая, ничего не говори, – Петя осушил губами Марусины слезы и нежно, осторожно прикоснулся к ее бледным губам. – Не надо ничего говорить. Только слушай… – Он наклонился к самому ее лицу и что-то нежно-нежно ей шептал до тех пор, пока она снова не уснула.
Дня через два, не дождавшись известия о смерти ненавистной соперницы, Катрин сама прикатила в усадьбу Колчиных.
Петр Алексеевич даже не соизволил поздороваться.
– Он дни и ночи проводит у нее! – заламывая руки, жаловалась на сына Ольга Сергеевна. – Совсем потерял голову.
– И стыд! – саркастически заметила Катрин. – Я была права! Он вас опозорил.
– О, не говорите, Катрин! Прислуга только об этом и судачит. Ну и конечно, слухи расходятся по соседям.
– Полагаю, ни один отец семейства теперь не решится отдать свою дочь за вашего сына.
– Вы думаете, Катрин? – побледнела Ольга Сергеевна. – Конечно, связь с дворовой девкой – некрасивая история, но ведь кто не грешен?
– Да греши он хоть с сотней крестьянок, – зло бросила Катрин, – никому бы и дела не было, если бон делал это тихо. Огласка, скандал – вот что страшнее всего! А то вызвал доктора для служанки, целует ее на глазах дворни! Где видано-то такое!
– О Боже, Катрин, что же мне делать, голубушка? – запричитала графиня. – Он и слушать меня не желает! Что же делать, что делать-то. Господи!
– Слезами горю не поможешь, – резко оборвала ее Катрин. Она помолчала. – Так. Яд на нее не действует. Это странно и непонятно, но выяснять причину некогда. Значит, нужно ее опорочить в его глазах! Вот если бы другой мужчина… Можно кого-нибудь подговорить из молодых парней, из дворовых, чтобы он к Маруське пробрался и… А Петр бы их застал, а?
– Да как же? – всплеснула руками графиня. – Она никого к себе не подпустит, кричать начнет. Он никогда не поверит в измену, никогда!
– Тогда измена отпадает, – нехотя согласилась Катрин. – А что если… – она, озираясь, зашептала Ольге Сергеевне на ушко.
Черезнесколько дней, когда Маруся уже вставала и выходила с Петей погулять в сад, графиня с утра была еще более не в духе, чем обычно. Она потеряла свое любимое, самое дорогое ожерелье из рубинов. Прислуга с ног сбилась, перетряхнула всю комнату Ольги Сергеевны, но все без толку.
– Да что же это такое! Не могло же оно сквозь землю провалиться! – сердилась графиня. За завтраком она обратилась к сыну, как всегда рассеянному и задумчивому: – Петруша, ты не видел мое ожерелье?
– Ожерелье, матушка? – молодой граф удивленно вскинул брови.
– Ну да, ожерелье из рубинов. Я не могу его найти.
– А вы поищите получше, дорогая, – вставил слово старый граф.
– Может, ты его заложил, Алексей? – спросила графиня с подозрением глядя на мужа. – Например, чтобы покрыть карточные долги.
– Да какие карточные долги! – рассмеялся граф. – Дорогая, ты книжек французских начиталась! Кто здесь играет в карты по крупному? Все это пустое, найдется ваша драгоценность. Меня сейчас заботит другое. – Граф помолчал, сурово глянул на сына. – Вот что я тебе скажу, Петр Алексеевич. Хочешь ты или нет, но чтобы этой Маруськи в усадьбе больше духу не было.
– Хорошо, батюшка. Маруся уйдет после того как окончательно поправится. Но только вместе со мной.
– Тогда, сударь, забудьте дорогу в этот дом! – тихая ярость исказила лицо старого графа.
Петр Алексеевич побледнел, однако в упрямстве он не уступал отцу.
– Я вас понял, граф, – призвав на помощь все свое самообладание, ответил Петр. – Но, позвольте заметить, Маруся не девка мне, а жена. И, к моему великому сожалению, вы мне больше не отец. – Он встал из-за стола и вышел из комнаты.
Услышав о ссоре Пети с графом, Маруся задрожала от ужаса.
– Грех-токакой. Боже мой! – прошептала она и бросилась на колени перед иконкой.
Через полчаса Маруся уговаривала Петю бросить ее – или хотя бы поменьше проводить времени в ее комнате, чтобы не раздражать отца с матерью и не навлекать на нее грех божий.
– Я уже выбрал между моей любовью и родительским благословением, – мрачно произнес Петр Алексеевич, – и выбрал тебя. Так что не нужно больше упоминать об этом.
Однако, уступая слезам и мольбам Маруси, после обеда он остался у себя, а девушка решила навестить Пелагею.
Ольге Сергеевне сразу же доложили, что «девка Маруська» ушла, а молодой барин один в своей комнате. Графиня постучалась к сыну.
– Петенька, признайся, не видал ли ты мое ожерелье?
– Ах, маман, если вам нужен предлог, чтобы поговорить со мной, ну что ж, я к вашим услугам! – устало сказал Петя, полагая, что мать собирается стыдить его и увещевать.
– А я прямо о деле и говорю. Я подозреваю в краже кого-то из слуг!
– Таких слуг надо выгонять со двора без разговоров!
– Да вроде девушки-то у нас все хорошие… Пожалуй, я у себя еще посмотрю, – с сомнением покачала головой Ольга Сергеевна. – Но уж если не найду, придется обыскать комнаты прислуги.
Петр Алексеевич вышел в сад, надеясь встретить Марусю, которая должна была уже возвращаться из деревни.
Из кустов выглянул сын поварихи Сашка и тихо окликнул барина:
– Петр Алексеевич!
– Что тебе? Поди сюда! Мальчишка несмело приблизился.
– Барин, обещайте, что не выдадите меня. Обещаю. А кому не выдавать-то?
– Графине!
– Неужели ты что-то украл? – нахмурился молодой граф, вспомнив разговор с матерью.
– Нет, что вы, я не вор, вот те крест! – побожился мальчик. – Просто я видел… я видел, как…
– Да что ты видел?
– Вчера вечером, по обычаю, граф Алексей Петрович собрал слуг, а в это время графиня пошла в нашу половину.
– Ну и что?
– А я из любопытства пошел за ней.
– И дальше что?
– Барыня прошла в комнату Маруси. Я подсмотрел в окно, как графиня приблизилась к шкафу и что-то сунула в белье. Такое стеклянное, красивое!
– Стеклянное?
– Ну да!
Петр Алексеевич на минуту задумался.
– Не мог бы ты незаметно пробраться в ее комнату – ключ я тебе дам – и принести мне то, что положила в шкаф моя матушка? Получишь полтинник.
– Полтинник?! – не поверил Сашка.
– Да, только быстрее.
Мальчик убежал и через десять минут вернулся. Он огляделся по сторонам и, убедившись, что поблизости никого нет, достал из-за пазухи сверток и протянул молодому барину.
– Ну, молодец! – похвалил Петр мальчишку и полез в карман. – А вот тебе обещанная награда.
Сашка схватил денежку и стрелой умчался в глубину сада.
В своей комнате Петр Алексеевич разглядывал золотую с бирюзой брошь и рубиновое ожерелье.
– Да, матушка, – вслух восхищался он. – Вашей изобретательности можно только позавидовать! Значит, Марусю хотели объявить воровкой и выгнать со двора!
Едва он спрятал драгоценности, как за ним прислала графиня.
Ольга Сергеевна ждала его в гостиной, сидя в кресле, и держала ладонь у виска, давая понять, что и нее раскалывается голова.
– Все, Петруша, больше искать негде: все перерыли! Придется заглянуть в комнаты прислуги.
– Как вам угодно, матушка, – Петр вежливо поклонился. – Лично я сомневаюсь в успехе вашего предприятия, посему останусь в гостиной. – Он демонстративно взял в руки «Русские ведомости».
Ольга Сергеевна послала за управляющим. Когда тот явился, она вместе с ним направилась на половину прислуги. Петр Алексеевич быстро поднялся наверх и проскользнул в комнату графини. Через пять минут он как ни в чем ни бывало сидел в гостиной с тем же журналом.
Между тем дворецкий с управляющим под бдительным оком барыни добрались до скромной комнатки Маруси, которая все еще не вернулась от Пелагеи. Ольга Сергеевна указала на шкаф.
– Переверните все вещи!
Вышитые полотенца, простыни, платочки и нижние юбки полетели на пол. Ничего подозрительного в шкафу не нашли.
– Как? – удивилась Ольга Сергеевна, но тут же прикусила язык.
В это время в комнату вошла пораженная происходящим Маруся. За ней в проеме двери встал Петр Алексеевич. Он слышал недоуменный возглас матери.»
– А вы полагали, матушка, что украденное ожерелье найдется именно здесь?
– Ничего я не полагала, дорогой!
Маруся ни слова не сказала. По ее бледному лицу было видно, что она сильно утомлена дорогой и едва стоит на ногах. Ольга Сергеевна вылетела из комнаты, не забыв громко хлопнуть дверью.
Сын догнал графиню у дверей ее покоев.
– Матушка, разве уже все осмотрели?
– Все!
– И ничего не нашли?
– Нигде ничего.
– Тогда еще раз загляните в вашу шкатулку.
– Смотрела сто раз!
– Посмотрим сто первый. – Петя решительно направился к туалетному столику графини. Она покорно шла следом. – Нуя же говорил, маменька! – в руках молодого графа вспыхнули темно-красным светом благородные рубины. Потом он положил на раскрытую ладонь брошь с бирюзой. – Не эту ли брошь вы имели в виду?
– Да, Петенька, эту, – обреченно кивнула графиня, бессильно опустившись в кресло.
«Каким же образом он узнал? – мучительно думала она. – Кто мог меня выдать? Кто ему рассказал?»
Глава 10
Просыпаться не хотелось. Лена не открывала глаза, но голос соседки бесцеремонно возвращал ее в настоящее.
– Нас тогда с работы пораньше отпустили. Захожу домой и слышу подозрительный шум. Тихонько прокрадываюсь через комнату и заглядываю в спальню. А они в постели, два голубка! Я стою. Наконец девица меня увидела, его с себя столкнула, он оглянулся – и глаза округлились в ужасе. Лицо белое, растерянное. Я говорю: «Одевайтесь и выметайтесь!», – а сама на кухню, чтоб не видеть безобразия. Девица мигом упорхнула, а муженек остался. Я молча вещицы его в чемодан побросала и за дверь выставила. У него лицо убитое, виноватое, а возразить-то нечего.
– Да, конечно, что тут возразишь! – раздался второй голос.
– Вот так и выгнала.
– И что же, одна теперь маешься? – Не одна. С двумя детьми.
– Жалеешь, значит, что погорячилась?
– Да как не жалеть. Одной с детьми плохо.
– И что – ни разу не пришел?
– Приходит. К детям. Мы между собой не разговариваем. Не знаю даже, женат или живет с кем-нибудь. Чужого ребенка, наверное, воспитывает, а свои без отца.
– Да, плохо, когда отец раз в месяц к детям наведывается. Ты поговорила бы с ним, а? Может, тоже жалеет?
– Да если и жалеет, разве признается? Гордый он… За это я его и полюбила. Все сама за ним бегала. Он высокий, видный такой был.
– Ну раз уж сама бегала, значит, и теперь надо самой. Мужика не переделаешь. Какой есть характер – такой уж на всю жизнь. Повинись сама, он и вернется.
– Чего это ради я должна виниться, когда он со всех сторон виноват! – возмутилась женщина. – Привел девицу в дом, в мою постель уложил, на мои простыни, которые я же стирала-гладила… И мне теперь виниться?
– Так сама же говоришь – гордый! – уговаривала старуха. – А гордость на гордость – как коса на камень. Все без толку. Ты и уступи.
Лена подумала, что пора вставать, и села на своей полке.
– Ах, наконец-то и красавица наша проснулась! – обрадовалась ей как доброй знакомой старушка. – А я думала, весь день проспишь.
– Рада бы, но скоро моя станция, – улыбнулась Лена. – Я всегда так в поезде: вначале уснуть не могу, потом просыпаться не хочется.
Она взяла полотенце и пошла умываться. Когда вернулась, женщина рассказывала историю своей сестры, муж которой погиб в Афганистане.
– Так вот, получила она похоронку, а потом друзья его приехали и рассказали, как Сергей геройски погиб в бою. Но тела его после боя не нашли. Она каждый день ходила в военкомат, узнавала, а там плечами пожимают, говорят, что война есть война, всякое случается. Вот тогда у Татьяны и закралась мысль: а вдруг жив ее муж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22