В его откинутой руке был зажат пустой бокал. Джессика взяла его и продолжала рассматривать отца. Он не брился уже несколько дней. Не менял одежду, на нем была видавшая виды рубашка и мятые брюки. Его когда-то привлекательное лицо было худым и морщинистым, поредевшие волосы были седыми и висели космами. Из рваных носков высовывался большой палец, который как будто разглядывал, кто это еще появился в доме?
Отца нужно было уложить в постель, но у нее не хватит сил перетащить его туда. Ей ничего не оставалось, как только накрыть отца до подбородка. Джессика пошла в его комнату и сняла с кровати одеяло, на котором было прожжено несколько дыр.
Девушка оставила отца и спустилась в кухню. Она положила сумочку на буфет и с унынием посмотрела на царивший вокруг беспорядок. Комната была завалена грязными стаканами, пепельницами и продовольственными пакетами. Кипа газет почти на три фута возвышалась над переполненной корзиной для бумаг. Джессика в отчаянье прижала руки к щекам. Беспорядок всегда расстраивал девушку. Этот беспорядок делал ее просто больной. Она вышла из кухни, чтобы разгрузить автомобиль.
Джессика принесла еду, купленную в городе, перетащила чемоданы в спальню, оставив тяжелый телескоп в холле. Она удостоверилась, что дверцы машины заперты, и закрыла входную дверь. Только после этого взялась за кухню.
Холодильник был практически пуст, как она и предвидела. В нем была только бутылка с остатками кетчупа на верхней полке. Джессика открыла морозильник. Там был лишь смерзшийся пакетик горошка. Отвратительно. Она разморозит его утром.
Джессика собиралась заняться мусором, когда прозвенел звонок у входной двери. Ее охватила тревога. Кто это может прийти так поздно? И как она объяснит посторонним несносный запах попойки и табачного дыма? Девушка открыла дверцу буфета, пытаясь найти баллончик с аэрозолем. Наконец она его обнаружила и принялась разбрызгивать по пути к двери.
Раздалась новая трель звонка. Джессика пригладила волосы и посмотрела в глазок. Она смогла разглядеть лишь смутный силуэт плотной женщины небольшого роста, одетой в темное пальто с меховым воротником. Джессика сняла цепочку и отворила дверь.
– Мария! – воскликнула она, сияя от счастья.
– Джессика, миа бамбина! – Женщина пухлыми ручками обняла Джессику.
Джессика тоже крепко прижала ее к себе, закрыла глаза и глубоко вздохнула. В конце концов – ничего не изменилось. Мария ди Барбьери по-прежнему пахла чесноком, цветами и дрожжами. Любимые ароматы Джессики. Это были запахи детства, запахи кухни Марии, где Джессика была счастлива.
Мария отступила:
– Дай взглянуть на тебя! Ты выглядишь прекрасно и так выросла. Джессика улыбнулась:
– Я выросла, Мария. Мне уже тридцать.
– Тридцать, – Мария прикоснулась к ее лицу. – Нет!
– Да.
– И такая статная!
– Я стала такой за долгие-долгие годы, Мария. Мария недоверчиво покачала головой.
– Входи, Мария. Входи.
– Только на минутку. – Она вошла в холл, остановилась, чтобы снять шарф, повязанный вокруг головы. Ее волосы были совсем белыми по сравнению с оливковым цветом лица. На свету Джессика заметила тревогу в глазах Марии.
– Что-то не так, Мария?
– Ах, – она колебалась, – ты не поверишь. Я видела, как ты подъехала, и пришла, как только освободилась.
– Так в чем дело?
– Тебя не было столько лет, бамбина. Ты не знаешь, что такое большой дом. Ты не знаешь, что происходит.
– Так расскажи. Входи, садись.
Мария принюхалась и осмотрелась. Джессика забеспокоилась, что она может почувствовать что-то другое кроме запаха лаванды из баллончика. Но Мария спокойно прошла с ней в комнату, где села на краешек стула, отказавшись снять пальто.
– У меня мало времени, – объяснила она. – Миссис Каванетти будет дома с минуты на минуту.
Джессика кивнула, вспоминая, как много времени понадобилось ей, чтобы привыкнуть к появлению в доме новой миссис Каванетти. Каждый день она видела лишь Марию, направляющуюся к почтовому ящику и затем возвращающуюся обратно в дом. Других женщин в особняке не было. Ни она, ни ее отец никогда не общались с Каванетти. Те объяснялись только по-итальянски и строго придерживались своего круга. Тетя Эдна запрещала Джессике иметь хоть какие-то отношения с этой семьей, говоря, что они плохие соседи: бросают через забор цыплячьи головы и позволяют своим козам щипать траву на чужой лужайке.
Однажды Джессика увидела, как мальчик Каванетти тащит в дом какую-то доску, она попыталась спросить его, как его зовут и сколько ему лет, но тетя Эдна наглухо завесила окна шторами и приказала ей больше не подглядывать за соседями. Тете было безразлично, кто этот мальчик и чего хочет Джессика.
Только после того, как скончалась мать, Джессика узнала, что Мария служит у Каванетти одновременно домохозяйкой и кухаркой. Тетя Эдна стала появляться все реже, а отец был слишком расстроен, чтобы уделять должное внимание шестилетней дочери. И вот однажды, в полдень, чувствуя голод и одиночество, Джессика бродила около почтового ящика Каванетти. Она решила выяснить, кто отрывает головы цыплятам. Мария, выйдя за почтой, заметила одинокую девочку. Она спросила, как деда? Кормит ли ее отец? Джессика выглядит такой худенькой. Отцы часто бывают заняты и забываю о ленче. Желудок у Джессики урчал, а отец еще и не вставал сегодня с постели. В доме же почти не было еды. Когда Мария спросила, любит ли она булочки, девочка энергично кивнула. С этого момента она всегда имела и булочки, и любимую пареную репу.
Это был первый визит на кухню Марии – сияющую белизной комнату, полную прекрасных запахов, смеха и домашней еды. В тот день Джессика проглотила огромное количество булочек, винограда и овсяного печенья. А потом она выплеснула на Марию все свои печали: как она осталась без матери и не знает, что теперь делать! Мария окружила ее теплотой и заботой, успокаивая по-итальянски, который Джессика понимала сердцем.
– Ах, эта миссис Каванетти. Она будет так сердиться! Я никогда не вмешиваюсь. – Причитания Марии отвлекли Джессику от воспоминаний.
– Куда ты не вмешиваешься?
– Я позвонила Николо и сказала ему: «Ник, ты должен вернуться! Мне безразлично, что сказал тебе папа, но ты должен непременно вернуться. Отец тяжело болен и лежит в госпитале. Настало время вернуться».
– Мистер Каванетти в госпитале? Мария кивнула.
– Удар. Уже второй.
– Уже второй? Мария округлила глаза:
– Да, Джессика. Мистер Каваяетти очень болен. Он даже не может подняться с постели. У него парализованы левые рука и нога.
– Я не знала!
– А кто знал? Эта миссис Каванетти прятала его в спальне. Как это только он до сих пор продолжает жить! Когда он снова попал в госпиталь, я сказала себе: «Так, Мария ди Барбьери. Ты должна позвонить Нику. Ник был хорошим мальчиком. Он всегда был хорошим мальчиком. Мне нет дела до того, что говорит о нем эта миссис Каванетти. Я знаю, что Николо придет на помощь к своему папе, если узнает, как с ним обращается эта миссис Каванетти».
– Значит, ты ему позвонила?
– Да. И он приехал, как только смог. Ах, он такой видный мужчина, Джессика. Я такого и во сне не видела.
– Так он здесь? – Сердце Джессики защемила боль.
– Нет, сейчас нет. Он отправился в госпиталь. Только оставил свой багаж. Но он сказал, что не сможет общаться с мачехой. Я боюсь, она будет браниться, будет ругать меня за то, что я позвонила ему. Я не могу больше общаться с этой злыдней, Джессика. Мое сердце не может больше переносить такое, ты знаешь...
– А почему бы тебе не перенести его багаж сюда, Мария? Если Изабелла не разрешает Нику остановиться в доме, он может прийти сюда и оставить багаж у нас.
– Я надеялась, Джессика, что ты поможешь. – Мария встала, – Ты такая хорошая девочка. И еще не замужем? Дай мне посмотреть на твою ладонь!
Джессика протянула ей левую руку.
– Вот видишь, ты такая хорошая девочка и непременно должна выйти замуж!
– Воспользуемся моей машиной? – Джессика взяла со стола ключи.
– Да, она понадобится нам. Ух, уж этот Николо. Шесть чемоданов. Шесть больших чемоданов! – Мария затянула шарф под полным подбородком. – Хотела бы я иметь столько нарядов.
Глава 2
У Николо Каванетти был большой багаж. Джессика перетащила его из багажника машины в дом. Когда все чемоданы уже находились в бунгало, она заметила, что три из них были черного, а три – темно-коричневого цветов. Два багажа? Может, Николо приехал не один? А, может быть, он женат? Сердце Джессики затрепетало, но она заставила себя успокоиться. Ведь ей все равно, женат Николо Каванетти или нет.
Она наклонилась и прочла одну из бирок на черных чемоданах: «К. Николе, 10, Вербери-авеню, Сент-Луис, Миссури». Кто это такой К. Николе?
Она сжала губы и взялась за бирку коричневого багажа:
«Л. Жирар, 1601, Линден-стрит, Сент-Луис, Миссури». Да, и этот багаж явно не принадлежал Николо. Знает ли он, что это чужой багаж?
Что за путаница? Но Джессика ничего не могла поделать. Ей остается только ждать возвращения Николо. Она пожала плечами и вернулась к своим делам на кухне, надеясь хоть слегка прибраться там до возвращения Николо. Она не хотела, чтобы кто-то знал, в каком неряшливом состоянии содержит дом ее отец.
К одиннадцати часам Джессика навела хоть какой-то порядок в этом хаосе. Она устало облокотилась о сверкающий мытой посудой буфет, прижав намыленную руку к бедру, и посмотрела на дело рук своих. Кафель блестел, посуда была расставлена на полках. Буфет отмыт и наполнен продуктами. Мусорный контейнер – выскоблен. Маленький кухонный столик и стулья были протерты и расставлены по местам, занавески вытрясены, а пол просто сиял.
Джессика вздохнула и улыбнулась. Порядок и чистота благотворно действовали на состояние ее духа. Теперь все, что ей было нужно, – ото душ, после которого она предстанет перед Николо совсем обновленной. На ней были старые джинсы и одна из клетчатых рубашек отца. Она закрутила волосы на затылке в пучок и заправила челку под бейсбольную шапочку. Если бы кто-нибудь ее сейчас увидел бы, то принял бы за нищую.
Джессика взяла халат и направилась в ванную, где обнаружила еще больший беспорядок, чем на кухне. Она застыла в дверях, потому что не отважилась бы принимать душ в этой заплесневелой конуре. От мысли об уборке ее стало мутить. Джессика опустила руки и вздохнула, Она снова вернулась в спальню. В этот момент раздался звонок у входной двери. Ее бросило в озноб. Это, должно быть, Николо. А она все еще выглядит как замарашка. Прозвучала новая трель звонка. «А что, если сделать вид, что она спит и ничего не слышит? – подумала Джессика. – Это нетрудно. Но он видел свет в окне. Он знает, что кто-то в доме еще не спит. Кроме того, необходимо вернуть багаж, даже чужой». Джессике не оставалось выбора...
Девушка направилась к двери. Кому какое дело, как она выглядит? Ей не надо производить какое-то особое впечатление на Николо Каванетти. Теперь она выше этих условностей. Джессика заглянула в глазок, чтобы удостовериться, что это пришел именно Николо, а не кто-нибудь другой. Сквозь линзу глазка он предстал перед нею таким, каким часто являлся в сновидениях. Сердце ее затрепетало. Наконец Джессика отважилась отворить дверь.
На какой-то момент она застыла от удивления, глядя на мужчину, стоящего на коврике у порога. Может быть, она ошиблась? Разве это Николо Каванетти? У него были те же темные волосы, те же тосканские черные глаза, те же широкие плечи, которые она помнила столько лет. Но на этом сходство кончалось. Николо был элегантен, ослепителен, кто бы мог подумать, что он станет таким. Свет на веранде отражался на прядях его блестящих волос, искрился в больших линзах очков, терялся в темных складках кашемирового пальто, темных вельветовых брюках и кожаных туфлях.
– Джессика? – спросил он.
Джессика медленно перевела взгляд с его ботинок на лицо. Смущение парализовало ей язык Она смотрела на него, все позабыв. И какой вид у нее был? Она непроизвольно подняла руку к шапочке.
– Это что за наряд! – усмехнулся Николо.
– Ник?
– Коул.
– Извините.
– Коул. Коул Николе. – Он протянул руку, в его сильной загорелой ладони ее рука могла легко утонуть.
Сконфузившись и покраснев, Джессика протянула руку и только тогда заметила кусочек мыла, присохший к ее запястью. Она отдернула руку и спрятала ее за спиной.
– Уборка, – объяснила она с глуповатой ухмылкой. Потом все-таки пожала его руку, раздумывая, почему же он изменил свое имя? Коул было прозвищем, которое она дала ему в детстве.
– Как дела, Джессика?
– Превосходно. А ты как?
– Прекрасно. – Он улыбался и стоял в дверях, как будто ожидая, что она первой сделает встречный шаг.
Джессика чувствовала неловкость от того, что вроде бы нужно обнять его, как будто рукопожатия было недостаточно.
– Входи, Коул, – сказала Джессика, показывая на багаж, – Я увидела имя «К. Николе» на этих вещах и подумала, что ты перепутал багаж.
– Разве ты не знала, что я теперь Коул Николе, Джесс?
– Нет. Откуда?
– И ты не знаешь, кто такой Коул Николе? – Он скрестил руки на груди и с ухмылкой посмотрел на нее.
– Ну... это имя звучит несколько странно. – Она снова взглянула на его насмешливое лицо. У Коула на лбу была складка, которая придавала ему вид человека, постоянно на чем-то сконцентрированного. Где она видела это лицо? По телевизору? В газете? Она пожала плечами и тряхнула головой в растерянности.
Коул искренне рассмеялся.
– Ты никогда не слышала о Коуле Николсе? – Он сделал движение, как будто ударяя по мячу. – Футбол!
Джессика пожала плечами.
– «Сент-Луис блуз»? Команда, которая непременно выиграет суперкубок в этом году? – Он был настолько уверен, что Джессика знает это, что та почувствовала приступ вины за свое невежество.
– Я не увлекаюсь спортом, Коул. Особенно футболом.
– Невероятно, – усмехнулся он, – чтобы кто-то не знал Коула Николса.
Джессика рассердилась. Почему он думает, что настолько знаменит, что все вокруг должны непременно узнавать его? Что за эгоизм? Он ни капли не изменился за прошедшие тринадцать лет. Она нахмурилась. Ей не нравилось ощущать себя чьей-то игрушкой, особенно в руках мужчины, особенно если это Коул. И она еще больше рассердилась.
– Это шутка? – спросила она сдавленньм голосом.
– Нет. – Улыбка Коула тут же исчезла. – Нет, черт возьми!
– Тебе кажется это достойным насмешек.
– Подожди минуту! – Он, защищаясь, поднял руки. – Я не собирался тебя...
– Ты должен был представить себя как Николо.
– Я думал, это очевидно...
– Возможно, для тебя и твоих болельщиков. Но откуда я могла знать? На багажных бирках ничего не указывало на Николо Каванетти.
– Это потому, что я сменил имя.
– Почему?
Улыбка испарилась с его губ.
– Думаю, ты должна догадаться, Джессика.
– Догадаться? – Она вскинула руки и уставилась на него. – Это что за игра? – Она все еще была сердита, а когда злилась или нервничала, то имела обыкновение отпускать саркастические реплики, в чем часто раскаивалась. – Что я выиграю, дав правильный ответ? Холодильник?
Его глаза блеснули, и Джессика ощутила новый приступ вины. Она ведь могла догадаться, почему Ник сменил имя и почему это не могло быть предметом насмешек. Однако он не имел права так шутить. Она не щуплый подросток-фанат, всюду сопровождающий его, как хвост собаку. Она – взрослая женщина. Джессика только открыла рот, чтобы сказать, что думает об его эгоизме, как кто-то просигналил снаружи.
Коул обернулся. Джессика посмотрела туда же и увидела лоснящийся лаком черный ягуар, остановившийся возле ее седана. Коул помахал тому, кто сигналил.
– Л. Жирар? – спросила Джессика. Коул повернулся к ней. Его манеры стали заметно холоднее:
– Да, Л. Жирар. Очень усталая и очень капризная Л. Жирар.
Он подошел к чемоданам и поднял сразу четыре, как будто они были не тяжелее подушек. Джессика подхватила оставшиеся и пошла за ним к двери.
– Хорошая машина, – сказала она, когда Коул открывал багажник.
– Благодарю. – И уложил чемоданы. Когда он захлопнул крышку багажника, Джессика бросила взгляд на блондинку, сидевшую в машине. – Л. Жирар невзлюбила мою мачеху.
– Да?
– Особенно после того, как эта ведьма даже не впустила нас в дом.
– Неужели?
– Все в порядке. Я заказал номер в гостинице вблизи госпиталя. Так я буду ближе к отцу. – Он протянул руку:
– Спасибо, Джессика, за помощь.
– Ну, конечно. – Она удивилась теплу его кожи, когда Коул взял ее руку. Джессика почувствовала огорчение, хотя обычно была непроницаема. Эта встреча закончилась так же, как и та последняя, тринадцать лет назад – смущением и разочарованием.
– Извини за беспокойство, Джесс.
– Да, конечно, будь здоров. – У Джессики перехватило дыхание, когда он запустил двигатель своего ягуара. Помахав на прощанье и включив фары, Коул Николе стал исчезать в темноте.
Джессика смотрела, как огни машины удаляются в сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Отца нужно было уложить в постель, но у нее не хватит сил перетащить его туда. Ей ничего не оставалось, как только накрыть отца до подбородка. Джессика пошла в его комнату и сняла с кровати одеяло, на котором было прожжено несколько дыр.
Девушка оставила отца и спустилась в кухню. Она положила сумочку на буфет и с унынием посмотрела на царивший вокруг беспорядок. Комната была завалена грязными стаканами, пепельницами и продовольственными пакетами. Кипа газет почти на три фута возвышалась над переполненной корзиной для бумаг. Джессика в отчаянье прижала руки к щекам. Беспорядок всегда расстраивал девушку. Этот беспорядок делал ее просто больной. Она вышла из кухни, чтобы разгрузить автомобиль.
Джессика принесла еду, купленную в городе, перетащила чемоданы в спальню, оставив тяжелый телескоп в холле. Она удостоверилась, что дверцы машины заперты, и закрыла входную дверь. Только после этого взялась за кухню.
Холодильник был практически пуст, как она и предвидела. В нем была только бутылка с остатками кетчупа на верхней полке. Джессика открыла морозильник. Там был лишь смерзшийся пакетик горошка. Отвратительно. Она разморозит его утром.
Джессика собиралась заняться мусором, когда прозвенел звонок у входной двери. Ее охватила тревога. Кто это может прийти так поздно? И как она объяснит посторонним несносный запах попойки и табачного дыма? Девушка открыла дверцу буфета, пытаясь найти баллончик с аэрозолем. Наконец она его обнаружила и принялась разбрызгивать по пути к двери.
Раздалась новая трель звонка. Джессика пригладила волосы и посмотрела в глазок. Она смогла разглядеть лишь смутный силуэт плотной женщины небольшого роста, одетой в темное пальто с меховым воротником. Джессика сняла цепочку и отворила дверь.
– Мария! – воскликнула она, сияя от счастья.
– Джессика, миа бамбина! – Женщина пухлыми ручками обняла Джессику.
Джессика тоже крепко прижала ее к себе, закрыла глаза и глубоко вздохнула. В конце концов – ничего не изменилось. Мария ди Барбьери по-прежнему пахла чесноком, цветами и дрожжами. Любимые ароматы Джессики. Это были запахи детства, запахи кухни Марии, где Джессика была счастлива.
Мария отступила:
– Дай взглянуть на тебя! Ты выглядишь прекрасно и так выросла. Джессика улыбнулась:
– Я выросла, Мария. Мне уже тридцать.
– Тридцать, – Мария прикоснулась к ее лицу. – Нет!
– Да.
– И такая статная!
– Я стала такой за долгие-долгие годы, Мария. Мария недоверчиво покачала головой.
– Входи, Мария. Входи.
– Только на минутку. – Она вошла в холл, остановилась, чтобы снять шарф, повязанный вокруг головы. Ее волосы были совсем белыми по сравнению с оливковым цветом лица. На свету Джессика заметила тревогу в глазах Марии.
– Что-то не так, Мария?
– Ах, – она колебалась, – ты не поверишь. Я видела, как ты подъехала, и пришла, как только освободилась.
– Так в чем дело?
– Тебя не было столько лет, бамбина. Ты не знаешь, что такое большой дом. Ты не знаешь, что происходит.
– Так расскажи. Входи, садись.
Мария принюхалась и осмотрелась. Джессика забеспокоилась, что она может почувствовать что-то другое кроме запаха лаванды из баллончика. Но Мария спокойно прошла с ней в комнату, где села на краешек стула, отказавшись снять пальто.
– У меня мало времени, – объяснила она. – Миссис Каванетти будет дома с минуты на минуту.
Джессика кивнула, вспоминая, как много времени понадобилось ей, чтобы привыкнуть к появлению в доме новой миссис Каванетти. Каждый день она видела лишь Марию, направляющуюся к почтовому ящику и затем возвращающуюся обратно в дом. Других женщин в особняке не было. Ни она, ни ее отец никогда не общались с Каванетти. Те объяснялись только по-итальянски и строго придерживались своего круга. Тетя Эдна запрещала Джессике иметь хоть какие-то отношения с этой семьей, говоря, что они плохие соседи: бросают через забор цыплячьи головы и позволяют своим козам щипать траву на чужой лужайке.
Однажды Джессика увидела, как мальчик Каванетти тащит в дом какую-то доску, она попыталась спросить его, как его зовут и сколько ему лет, но тетя Эдна наглухо завесила окна шторами и приказала ей больше не подглядывать за соседями. Тете было безразлично, кто этот мальчик и чего хочет Джессика.
Только после того, как скончалась мать, Джессика узнала, что Мария служит у Каванетти одновременно домохозяйкой и кухаркой. Тетя Эдна стала появляться все реже, а отец был слишком расстроен, чтобы уделять должное внимание шестилетней дочери. И вот однажды, в полдень, чувствуя голод и одиночество, Джессика бродила около почтового ящика Каванетти. Она решила выяснить, кто отрывает головы цыплятам. Мария, выйдя за почтой, заметила одинокую девочку. Она спросила, как деда? Кормит ли ее отец? Джессика выглядит такой худенькой. Отцы часто бывают заняты и забываю о ленче. Желудок у Джессики урчал, а отец еще и не вставал сегодня с постели. В доме же почти не было еды. Когда Мария спросила, любит ли она булочки, девочка энергично кивнула. С этого момента она всегда имела и булочки, и любимую пареную репу.
Это был первый визит на кухню Марии – сияющую белизной комнату, полную прекрасных запахов, смеха и домашней еды. В тот день Джессика проглотила огромное количество булочек, винограда и овсяного печенья. А потом она выплеснула на Марию все свои печали: как она осталась без матери и не знает, что теперь делать! Мария окружила ее теплотой и заботой, успокаивая по-итальянски, который Джессика понимала сердцем.
– Ах, эта миссис Каванетти. Она будет так сердиться! Я никогда не вмешиваюсь. – Причитания Марии отвлекли Джессику от воспоминаний.
– Куда ты не вмешиваешься?
– Я позвонила Николо и сказала ему: «Ник, ты должен вернуться! Мне безразлично, что сказал тебе папа, но ты должен непременно вернуться. Отец тяжело болен и лежит в госпитале. Настало время вернуться».
– Мистер Каванетти в госпитале? Мария кивнула.
– Удар. Уже второй.
– Уже второй? Мария округлила глаза:
– Да, Джессика. Мистер Каваяетти очень болен. Он даже не может подняться с постели. У него парализованы левые рука и нога.
– Я не знала!
– А кто знал? Эта миссис Каванетти прятала его в спальне. Как это только он до сих пор продолжает жить! Когда он снова попал в госпиталь, я сказала себе: «Так, Мария ди Барбьери. Ты должна позвонить Нику. Ник был хорошим мальчиком. Он всегда был хорошим мальчиком. Мне нет дела до того, что говорит о нем эта миссис Каванетти. Я знаю, что Николо придет на помощь к своему папе, если узнает, как с ним обращается эта миссис Каванетти».
– Значит, ты ему позвонила?
– Да. И он приехал, как только смог. Ах, он такой видный мужчина, Джессика. Я такого и во сне не видела.
– Так он здесь? – Сердце Джессики защемила боль.
– Нет, сейчас нет. Он отправился в госпиталь. Только оставил свой багаж. Но он сказал, что не сможет общаться с мачехой. Я боюсь, она будет браниться, будет ругать меня за то, что я позвонила ему. Я не могу больше общаться с этой злыдней, Джессика. Мое сердце не может больше переносить такое, ты знаешь...
– А почему бы тебе не перенести его багаж сюда, Мария? Если Изабелла не разрешает Нику остановиться в доме, он может прийти сюда и оставить багаж у нас.
– Я надеялась, Джессика, что ты поможешь. – Мария встала, – Ты такая хорошая девочка. И еще не замужем? Дай мне посмотреть на твою ладонь!
Джессика протянула ей левую руку.
– Вот видишь, ты такая хорошая девочка и непременно должна выйти замуж!
– Воспользуемся моей машиной? – Джессика взяла со стола ключи.
– Да, она понадобится нам. Ух, уж этот Николо. Шесть чемоданов. Шесть больших чемоданов! – Мария затянула шарф под полным подбородком. – Хотела бы я иметь столько нарядов.
Глава 2
У Николо Каванетти был большой багаж. Джессика перетащила его из багажника машины в дом. Когда все чемоданы уже находились в бунгало, она заметила, что три из них были черного, а три – темно-коричневого цветов. Два багажа? Может, Николо приехал не один? А, может быть, он женат? Сердце Джессики затрепетало, но она заставила себя успокоиться. Ведь ей все равно, женат Николо Каванетти или нет.
Она наклонилась и прочла одну из бирок на черных чемоданах: «К. Николе, 10, Вербери-авеню, Сент-Луис, Миссури». Кто это такой К. Николе?
Она сжала губы и взялась за бирку коричневого багажа:
«Л. Жирар, 1601, Линден-стрит, Сент-Луис, Миссури». Да, и этот багаж явно не принадлежал Николо. Знает ли он, что это чужой багаж?
Что за путаница? Но Джессика ничего не могла поделать. Ей остается только ждать возвращения Николо. Она пожала плечами и вернулась к своим делам на кухне, надеясь хоть слегка прибраться там до возвращения Николо. Она не хотела, чтобы кто-то знал, в каком неряшливом состоянии содержит дом ее отец.
К одиннадцати часам Джессика навела хоть какой-то порядок в этом хаосе. Она устало облокотилась о сверкающий мытой посудой буфет, прижав намыленную руку к бедру, и посмотрела на дело рук своих. Кафель блестел, посуда была расставлена на полках. Буфет отмыт и наполнен продуктами. Мусорный контейнер – выскоблен. Маленький кухонный столик и стулья были протерты и расставлены по местам, занавески вытрясены, а пол просто сиял.
Джессика вздохнула и улыбнулась. Порядок и чистота благотворно действовали на состояние ее духа. Теперь все, что ей было нужно, – ото душ, после которого она предстанет перед Николо совсем обновленной. На ней были старые джинсы и одна из клетчатых рубашек отца. Она закрутила волосы на затылке в пучок и заправила челку под бейсбольную шапочку. Если бы кто-нибудь ее сейчас увидел бы, то принял бы за нищую.
Джессика взяла халат и направилась в ванную, где обнаружила еще больший беспорядок, чем на кухне. Она застыла в дверях, потому что не отважилась бы принимать душ в этой заплесневелой конуре. От мысли об уборке ее стало мутить. Джессика опустила руки и вздохнула, Она снова вернулась в спальню. В этот момент раздался звонок у входной двери. Ее бросило в озноб. Это, должно быть, Николо. А она все еще выглядит как замарашка. Прозвучала новая трель звонка. «А что, если сделать вид, что она спит и ничего не слышит? – подумала Джессика. – Это нетрудно. Но он видел свет в окне. Он знает, что кто-то в доме еще не спит. Кроме того, необходимо вернуть багаж, даже чужой». Джессике не оставалось выбора...
Девушка направилась к двери. Кому какое дело, как она выглядит? Ей не надо производить какое-то особое впечатление на Николо Каванетти. Теперь она выше этих условностей. Джессика заглянула в глазок, чтобы удостовериться, что это пришел именно Николо, а не кто-нибудь другой. Сквозь линзу глазка он предстал перед нею таким, каким часто являлся в сновидениях. Сердце ее затрепетало. Наконец Джессика отважилась отворить дверь.
На какой-то момент она застыла от удивления, глядя на мужчину, стоящего на коврике у порога. Может быть, она ошиблась? Разве это Николо Каванетти? У него были те же темные волосы, те же тосканские черные глаза, те же широкие плечи, которые она помнила столько лет. Но на этом сходство кончалось. Николо был элегантен, ослепителен, кто бы мог подумать, что он станет таким. Свет на веранде отражался на прядях его блестящих волос, искрился в больших линзах очков, терялся в темных складках кашемирового пальто, темных вельветовых брюках и кожаных туфлях.
– Джессика? – спросил он.
Джессика медленно перевела взгляд с его ботинок на лицо. Смущение парализовало ей язык Она смотрела на него, все позабыв. И какой вид у нее был? Она непроизвольно подняла руку к шапочке.
– Это что за наряд! – усмехнулся Николо.
– Ник?
– Коул.
– Извините.
– Коул. Коул Николе. – Он протянул руку, в его сильной загорелой ладони ее рука могла легко утонуть.
Сконфузившись и покраснев, Джессика протянула руку и только тогда заметила кусочек мыла, присохший к ее запястью. Она отдернула руку и спрятала ее за спиной.
– Уборка, – объяснила она с глуповатой ухмылкой. Потом все-таки пожала его руку, раздумывая, почему же он изменил свое имя? Коул было прозвищем, которое она дала ему в детстве.
– Как дела, Джессика?
– Превосходно. А ты как?
– Прекрасно. – Он улыбался и стоял в дверях, как будто ожидая, что она первой сделает встречный шаг.
Джессика чувствовала неловкость от того, что вроде бы нужно обнять его, как будто рукопожатия было недостаточно.
– Входи, Коул, – сказала Джессика, показывая на багаж, – Я увидела имя «К. Николе» на этих вещах и подумала, что ты перепутал багаж.
– Разве ты не знала, что я теперь Коул Николе, Джесс?
– Нет. Откуда?
– И ты не знаешь, кто такой Коул Николе? – Он скрестил руки на груди и с ухмылкой посмотрел на нее.
– Ну... это имя звучит несколько странно. – Она снова взглянула на его насмешливое лицо. У Коула на лбу была складка, которая придавала ему вид человека, постоянно на чем-то сконцентрированного. Где она видела это лицо? По телевизору? В газете? Она пожала плечами и тряхнула головой в растерянности.
Коул искренне рассмеялся.
– Ты никогда не слышала о Коуле Николсе? – Он сделал движение, как будто ударяя по мячу. – Футбол!
Джессика пожала плечами.
– «Сент-Луис блуз»? Команда, которая непременно выиграет суперкубок в этом году? – Он был настолько уверен, что Джессика знает это, что та почувствовала приступ вины за свое невежество.
– Я не увлекаюсь спортом, Коул. Особенно футболом.
– Невероятно, – усмехнулся он, – чтобы кто-то не знал Коула Николса.
Джессика рассердилась. Почему он думает, что настолько знаменит, что все вокруг должны непременно узнавать его? Что за эгоизм? Он ни капли не изменился за прошедшие тринадцать лет. Она нахмурилась. Ей не нравилось ощущать себя чьей-то игрушкой, особенно в руках мужчины, особенно если это Коул. И она еще больше рассердилась.
– Это шутка? – спросила она сдавленньм голосом.
– Нет. – Улыбка Коула тут же исчезла. – Нет, черт возьми!
– Тебе кажется это достойным насмешек.
– Подожди минуту! – Он, защищаясь, поднял руки. – Я не собирался тебя...
– Ты должен был представить себя как Николо.
– Я думал, это очевидно...
– Возможно, для тебя и твоих болельщиков. Но откуда я могла знать? На багажных бирках ничего не указывало на Николо Каванетти.
– Это потому, что я сменил имя.
– Почему?
Улыбка испарилась с его губ.
– Думаю, ты должна догадаться, Джессика.
– Догадаться? – Она вскинула руки и уставилась на него. – Это что за игра? – Она все еще была сердита, а когда злилась или нервничала, то имела обыкновение отпускать саркастические реплики, в чем часто раскаивалась. – Что я выиграю, дав правильный ответ? Холодильник?
Его глаза блеснули, и Джессика ощутила новый приступ вины. Она ведь могла догадаться, почему Ник сменил имя и почему это не могло быть предметом насмешек. Однако он не имел права так шутить. Она не щуплый подросток-фанат, всюду сопровождающий его, как хвост собаку. Она – взрослая женщина. Джессика только открыла рот, чтобы сказать, что думает об его эгоизме, как кто-то просигналил снаружи.
Коул обернулся. Джессика посмотрела туда же и увидела лоснящийся лаком черный ягуар, остановившийся возле ее седана. Коул помахал тому, кто сигналил.
– Л. Жирар? – спросила Джессика. Коул повернулся к ней. Его манеры стали заметно холоднее:
– Да, Л. Жирар. Очень усталая и очень капризная Л. Жирар.
Он подошел к чемоданам и поднял сразу четыре, как будто они были не тяжелее подушек. Джессика подхватила оставшиеся и пошла за ним к двери.
– Хорошая машина, – сказала она, когда Коул открывал багажник.
– Благодарю. – И уложил чемоданы. Когда он захлопнул крышку багажника, Джессика бросила взгляд на блондинку, сидевшую в машине. – Л. Жирар невзлюбила мою мачеху.
– Да?
– Особенно после того, как эта ведьма даже не впустила нас в дом.
– Неужели?
– Все в порядке. Я заказал номер в гостинице вблизи госпиталя. Так я буду ближе к отцу. – Он протянул руку:
– Спасибо, Джессика, за помощь.
– Ну, конечно. – Она удивилась теплу его кожи, когда Коул взял ее руку. Джессика почувствовала огорчение, хотя обычно была непроницаема. Эта встреча закончилась так же, как и та последняя, тринадцать лет назад – смущением и разочарованием.
– Извини за беспокойство, Джесс.
– Да, конечно, будь здоров. – У Джессики перехватило дыхание, когда он запустил двигатель своего ягуара. Помахав на прощанье и включив фары, Коул Николе стал исчезать в темноте.
Джессика смотрела, как огни машины удаляются в сторону дороги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26