— Очень разумно с вашей стороны, — бархатным голосом заметил профессор, как бы прочитав ее мысли. — Я и не собираюсь вам говорить кто. Как вы находите состояние профессора де Вита?— Он очень хочет быстрее поправиться.— Да, я теперь окончательно уверен, что он поправится. Операция была сложной.И профессор углубился в подробный рассказ об операции. Затем неожиданно произнес:— Вы ему нравитесь, сестра. Надеюсь, вы согласитесь поухаживать за ним, когда его выпишут домой?— Разумеется.Сейчас ей хотелось этого больше всего на свете, н она старалась не задумываться почему.Абигайль стала смотреть по сторонам. Они проезжали по Геренграхту, прекрасному своими старинны ми домами и живописными бульварами, бегущими вдоль канала. Через несколько минут дорога пошла вдоль короткого рукава канала — маленького тупичка, над которым висел узенький пешеходный мостик. По обеим сторонам водного тупика на булыжных мостовых теснились старинные дома и по-зимнему прозрачные деревья жались к воде, касаясь друг друга обнаженными ветками.Профессорский «ролле» мягко скользил по улочке и наконец остановился у одного из стоящих в конце улицы домов, выходивших прямо к воде. Это был очень старый дом с остроконечной крышей и широкими ступеньками, ведущими к парадному входу, сбоку имелась еще одна маленькая дверь. Окна были высокими и узкими, и чем выше взбирались они по фасаду дома, тем меньше становились; на самом же верху они как бы сливались в одно большое окно с тяжелыми ставнями, над которым, под самой крышей, был подвешен огромных размеров крюк, который был, по-видимому, единственным приспособлением, когда требовалось поднять или спустить что-либо с верхних этажей.Здесь, вдали от центра, было очень тихо, только неугомонный ветер что-то шептал остроконечным крышам. Абигайль вылезла из машины и огляделась вокруг. Профессор открыл дверь и пригласил ее войти.Именно такой дом она ожидала увидеть: холл, выложенный черной и белой плиткой, белый оштукатуренный потолок, белые стены, на которых висели многочисленные картины, сбоку — резная лестница, ведущая наверх.Обстановка была выдержана в том же стиле: у одной стены стоял тяжелый дубовый стол с двумя такими же тяжелыми резными стульями, очень неудобными на вид, а у другой — дубовый комод, на котором стояла большая синяя с белым ваза с последними осенними цветами.Абигайль оглядывалась, стараясь разглядеть все сразу.— Как у вас красиво, — сказала она и тут же пожалела о сказанном, так как профессор не замедлил посмотреть на нее так, будто она сказала какую-то вульгарную глупость. Под этим взглядом Абигайль порозовела от возмущения, которое вспыхнуло с новой силой оттого, что профессор сухо продолжил:— Мисс Трент, судя по свирепому выражению вашего лица, вы собираетесь сказать: «Что за человек!» — или что-то в этом роде. Я бы попросил вас не делать этого: такие замечания портят мне настроение.— Я уже заметила, — язвительно произнесла Абигайль. — Причем по малейшему поводу… И где, профессор, тот человек? — Абигайль обвела глазами пустой холл. В доме было так тихо, словно в нем, кроме них двоих, никого не было. Она внимательно посмотрела на него и уже собралась высказать все, что думала, но он опередил ее.— Нет-нет, мисс Трент, у меня нет никаких гнусных намерений в отношении вас, — сказал он противным вежливым голосом. — Надеюсь, вы не всерьез об этом подумали?Абигайль почувствовала раздражение и смущение оттого, что он сумел так точно прочитать ее мысли, и сердито возразила:— Разумеется, нет. Я не так глупа… Вы просто пошутили?Он ничего на это не ответил, а открыл одну из дверей и предложил:— Может, вы пройдете в комнату?Она прошла в маленькую уютную комнатку, отделанную деревянными панелями, где было очень тепло: в камине за стальной решеткой горел огонь. Комната была обставлена с комфортом: несколько кожаных кресел, в простенке очаровательный инкрустированный столик; еще один, тоже инкрустированный круглый столик находился в непосредственной близости от излучающего гостеприимное тепло камина; вращающийся книжный шкаф и маленький рабочий столик эпохи Регентства довершали обстановку. Профессор щелкнул выключателем, и несколько настольных ламп послушно осветили мягким розовым цветом стены, оклеенные красными тиснеными обоями, которые были едва различимы из-за множества картин, висевших на двух стенах, а третья была полностью скрыта книжными полками. Абигайль очень хотелось похвалить комнату, но она удержалась от слов и, встав посередине комнаты, выжидающе посмотрела на профессора.Ван Вийкелен вышел, прикрыв за собой дверь, и Абигайль на какую-то долю секунды захотелось убежать из этого дома. Чтобы отвлечься, она повернулась к двери спиной и стала рассматривать картины. Она решила, что на большинстве портретов изображены покойные ван Вийкелены, привлекательная внешность которых с завидным упорством передавалась из поколения в поколение. Она разглядывала деспотичного на вид старого господина в парике, когда за ее спиной открылась дверь, и Абигайль обернулась.У двери стоял Боллингер.— Болли, это ты! — воскликнула она срывающимся от счастья голосом и неожиданно заплакала.Он подошел к ней и ласково погладил по плечу:— Ну же, мисс Абби, я вас напугал, да? Я думал, вы обрадуетесь и все такое…— Болли, да я рада! Я просто счастлива снова увидеть тебя, поэтому я и плачу… Какая же я глупая! Но как ты здесь оказался? В доме профессора? — Она вытащила у него из кармана безупречный носовой платок, который тот постоянно носил с собой, вытерла глаза и высморкалась. — А он знает?— Ясное дело, знает, детка. Это ведь профессор придумал, как все устроить. Когда он пришел и принес мне письмо и деньги от вас, я предложил ему чайку, ясное дело, на улице-то холодно; мы и разговорились, я немножко ему рассказал о вас, вашей семье, тут он и сказал: «А что, Боллингер, ведь мисс Трент пробудет в Амстердаме еще пару недель, так не хотите ли вы тоже поработать там немножко? Все будете ближе к ней». — «Ну, это легче сказать, чем сделать», — ответил я. А он продолжает: «Мне нужен человек, чтобы смотреть за садом, и так, для всяких других дел по дому на пару недель, пока мой садовник не выздоровеет, ну так как?» И вот вчера, мисс Абби, я приехал. Он оплатил проезд и обещал хорошее жалованье, так что у меня теперь, как говорится, и нос в табаке — вам незачем больше тратиться на меня.— Просто фантастика, — выдохнула Абигайль. — Даже трудно поверить… А он тебе нравится, Болли?— Нравится, мисс Абби. Немножко важный, да? — но настоящий джентльмен.Абигайль высморкалась еще раз, чтобы снова не разрыдаться.— Ах, Болли, мне кажется, я снова дома. И разумеется, я и дальше буду давать тебе деньги — мы тебе столько должны! Разве ты не понимаешь, я просто обязана вернуть тебе деньги!— Хорошо, хорошо, мисс Абби, успокойтесь… На сколько дней вы еще собираетесь здесь задержаться?— Не знаю точно. Может, две, может, три недели. А что с твоей комнатой?— Я от нее отказался, все равно в ней было не очень-то тепло и уютно. А этот профессор сказал, что знает кого-то в Лондоне, кто сдает хорошие комнаты, — у меня, правда, сейчас нет таких денег, но если я буду откладывать…— А я буду давать тебе деньги, каждую неделю. В Лондоне, пока я подыщу себе новую работу, тебе деньги пригодятся, ну а потом я снова смогу давать тебе деньги каждую неделю. — Она крепко обняла его. — Ах, Болли, все так хорошо, что в это не верится. Тебе здесь нравится? Где ты живешь?— Здесь, конечно, мисс Абби. Моя комната наверху — она очень уютная, а как в ней тепло!— Тебе приходится много работать?— Да Бог с вами, мисс Абби, в саду есть кое-какие дела, ну и так, по мелочи, и еще раз в неделю я буду выезжать за город — там у профессора еще один дом присмотреть за тамошним садом, — восторженно рассказывал старик.Абигайль стояла молча: да, профессор ван Вийкелен открылся ей с новой стороны.— Ну, так… — начала было Абигайль, но тут открылась дверь, и в комнату вошла маленькая кругленькая женщина с очень милым лицом. Она дружелюбна потрясла руку Абигайль:— Я экономка, мевру Бут.— Мисс Абигайль Трент, — представилась Абигайль, зная, какое значение голландцы придают этикету. мевру Бут с любопытством рассматривала Абигайль.— Профессор просил передать, что вас отвезут в больницу, как только вы скажете. Вас будет ждать машина. Он просил извинить его. — Она улыбнулась и вышла из комнаты.Абигайль посмотрела на Боллингера, и неожиданно с грустью у нее вырвалось:— Знаешь, Болли, я профессору не нравлюсь. Боллингер возмущенно замахал руками:— Да этого просто быть не может, мисс Абби, что вы такое говорите! Такая очаровательная девушка, как вы…— Это не имеет никакого значения, — возразила Абигайль решительно, потому что давно свыклась с мыслью, что она некрасива. — Мне пора. Наверное, профессор вызвал такси, так что мне нужно поторопиться. Проводи меня, Болли.— Профессор сказал, что вы можете приходить ко мне, когда вам захочется, — объяснял Болли. — Конечно, не в те дни, когда я за городом.Абигайль кивнула:— Хорошо, Болли. Я запомню. Я очень признательна профессору. Как ты думаешь, может быть, мне написать ему письмо и поблагодарить его за все хлопоты?Старик изумленно посмотрел на нее:— Но вы же с ним ежедневно видитесь в больнице, разве не так? Вы можете поблагодарить его сами. Она покачала головой:— Я же говорю тебе, я его раздражаю.Как будто в подтверждение ее слов одна из дверей, выходящих в холл, отворилась, чтобы выпустить мевру Бут. За те несколько секунд, что дверь была открыта, она увидела профессора, сидевшего за письменным столом к ним лицом. Свет от настольной лампы ярко освещал каждую его черточку; он не мог не заметить Абигайль, но посмотрел на нее без всякого выражения, как на пустое место, а затем вновь наклонил свою красивую голову к лежавшим перед ним бумагам. Дверь закрылась, и, когда экономка вышла из холла, Абигайль тихо спросила:— Ну, что скажешь, Болли? Он даже не видит меня! — Она улыбнулась, тепло попрощалась со стариком и вышла.У подъезда стоял «ролле», за рулем — пожилой водитель. Когда он увидел Абигайль, то вылез из машины и предупредительно открыл для нее дверцу. Он улыбнулся, и улыбка его была очень дружеской. «Как у Болли», — подумала Абигайль и тоже улыбнулась. Они еще не сказали ни слова, но он ей уже понравился: у него было очень доброе лицо, покрытое сетью морщин. Ну просто голландский Болли. Она села в машину, и они поехали в больницу. По дороге она все пыталась найти разумное объяснение заботе профессора о Боллингере, особенно удивительной на фоне его неприязни к ней. Не было какой-нибудь крайней необходимости предлагать старику работу, даже временную. Она надеялась, что Болли не слишком много рассказал об их жизни, хотя мысль, что профессор поступил так из сострадания, показалась ей нелепой. Все было очень странно. Так и не найдя ответа на свои вопросы, она бросила думать об этом и заговорила с водителем об Амстердаме, надеясь, что он поймет ее речь… Оказывается, он говорил по-английски, что явилось для Абигайль приятной неожиданностью.В больнице она сердечно поблагодарила его и простилась, ломая себе голову, кто же это ее вез, расспросить водителя подробно она не решилась, так как опасалась, что ван Вийкелен, узнав об этом, рассердится. Она вернулась к де Виту, который, отлично выспавшись и чувствуя себя очень бодрым, засыпал ее вопросами о том, как она провела свое свободное время и где была. Абигайль доверчиво поделилась с ним о случившемся. Де Вит, как ни странно, почти никак не прокомментировал ее рассказ, задал лишь несколько вопросов о ней самой и Боллингере, ну а о ван Вийкелене вообще ничего не сказал.Дни проходили за днями, и профессор де Вит чувствовал себя все лучше и лучше. Ван Вийкелен, зашедший вскоре после ее встречи с Боллингером осмотреть больного, пообещал выписать его через неделю; при этом оба посмотрели на нее.— Вы согласны поухаживать за мной, Абби? — спросил де Вит, который считал, что уже имеет право так к ней обращаться.— Надеюсь, сестра Трент, вы сочтете для себя возможным еще на одну неделю остаться с профессором де Витом? — холодно и высокопарно спросил ван Вийкелен.Абигайль была счастлива задержаться в Голландии, чтобы иметь возможность видеть ван Вийкелена, ну, и, конечно, вернуть долг Болли. Профессор ван Вийкелен попросил принести последние рентгеновские снимки, и она, не помня себя от радости, полетела за ними.На следующий день, когда они с Боллингером встретились, чтобы поболтать и выпить по чашечке кофе, она поделилась с ним новостью. Видом старика она осталась довольна, ему нравилась работа в саду и по дому, которой он занимался. Похоже, Боллингер был вполне счастлив. Он рассказал ей, что уже ездил в загородный дом профессора, однако Абигайль не стала расспрашивать его, решив, что чем меньше знает она о личной жизни профессора, тем лучше.В доме на канале Абигайль больше не была, считая себя уязвленной тем, как профессор посмотрел на нее, словно дал понять, что ему будет неприятно увидеть ее в доме снова. И каждый раз, когда Боллингер предлагал ей зайти в дом, она отказывалась, придумывая какой-нибудь благовидный предлог. Теперь же, когда она переехала в дом профессора де Вита, следовать этой тактике ей оказалось сложнее, так как небольшой дом ее пациента находился рядом с домом профессора ван Вийкелена. А профессор, по словам Болли, сам предложил ему приглашать Абигайль в маленькую гостиную и угощать чаем, что очень удивило Абигайль, учитывая неприязнь, которую он ей выказывал.Несколько дней она не выходила из дома профессора де Вита, проводя там и рабочие и свободные часы. Под руководством своего пациента она сумела далеко продвинуться в освоении голландского языка. Профессору тоже было необходимо чем-нибудь занять томительные дни выздоровления, и занятия с Абигайль голландским языком шли на пользу обоим и оказались прекрасным поводом для нее не ходить в дом ван Вийкелена.Он приходил ежедневно, иногда по два раза, но, за исключением сдержанного приветствия и вопросов по поводу самочувствия пациента, к Абигайль не обращался. О Боллингере тоже ничего не говорил, а ее короткое письмо, которое она все же написала, тщательно выбирая слова, он, разумеется, проигнорировал.Но долго прятаться за спину старого профессора ей не удалось. Де, Вит пожурил ее за то, что она совсем не выходит на улицу, и отправил в книжный магазин, где заказал купить ему книги. Абигайль уже могла ориентироваться в городе и, одевшись потеплее, чтобы спастись от пронизывающего ветра и сыплющегося со свинцового неба первого снежка, уверенно зашагала по узким переулкам. К магазину можно было идти разными дорогами — она выбрала самую длинную, потому что в этом случае она могла пройти рядом с домом профессора. Конечно, все было ужасно глупо, Абигайль это понимала, но ничего не могла с собой поделать.Каналы соединялись между собой аллейками, и она пошла по одной из них, низко опустив голову, чтобы спрятаться от колючего снега. Каблучки цокали по неровным булыжникам мостовой, и этот звук эхом отражался от молчаливых стен старых складов, расположенных вдоль аллей. Абигайль дошла почти до воды, когда в сточной канаве заметила какое-то шевеление. Это было именно шевеление, а не звук. Заинтересовавшись, она замедлила шаги и осторожно сошла с тротуара: это могла быть крыса, а она ужасно боялась крыс. Но это оказалась не крыса, а маленький котенок. Его мокрая черно-белая шерстка облепила тощее тельце, на грязной белой грудке темнели капельки крови. Абигайль наклонилась, осторожно подняла котенка, стараясь не причинить боли, и охнула от жалости, почувствовав его дрожащее тельце. Он был некрасив и носат; даже если его откормить и почистить, глаз он радовать не будет, это уж точно. Но котенок доверчиво посмотрел на нее голубыми глазами и жалобно мяукнул. Абигайль завернула котенка в конец своего длинного шарфа и почти побежала по тротуару. Дом профессора ван Вийкелена был прямо за углом, она бежала с тем, чтобы попросить Болли поухаживать за ним после того, как перевяжет ему рану.Возле дома Абигайль остановилась. Удобно ли будет войти в парадную дверь, да еще с бездомным котенком? Не подумает ли профессор, что она злоупотребляет его приглашением заходить к Болли? Может, он сделал это предложение только из вежливости? А она… Похоже, профессора не было дома: по крайней мере, машина у крыльца не стояла, запорошенный снегом дом, казалось, спал. Она постучала в маленькую дверь.Дверь открыл Боллингер, лицо его озарилось радостью при виде Абигайль.— Мисс Абби! — воскликнул он. — Я чувствовал, что вы придете, хотя сегодня ужасная погода. Входите, и выпьем чайку.Он распахнул дверь и с сомнением произнес:— Мне кажется, вам нужно пользоваться другой дверью, той, что наверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21