— Ну, какое условие?— Окажи мне честь — позволь пригласить тебя на танец в ознаменование твоего дня рождения.Ах, какое это было элегантное приглашение, как оно было ей приятно, но…— Я не умею танцевать.Эллис опустила глаза. Ей хорошо было известно, что танцы — это такая штука, которую женщина обязательно должна уметь делать, как, скажем, пахать или шить. Она часто у себя в Стоуни Холлоу по ночам украдкой пробиралась к амбару, где собиралась деревенская молодежь, чтобы хоть краешком глаза посмотреть, как они танцуют. Мамаши учили дочерей, как нужно танцевать и не менее важному умению кружить головы парням точно так же, как и умению готовить или убираться. Эта часть ее образования оказалась ей недоступна.— Ты можешь танцевать, — сказал Брис, приподняв ее лицо и заглянув ей в глаза. — Ты мне сама говорила, что достаточно взрослая для чего угодно, кроме старости и смерти. Твои слова?— Ну, я имела в виду разные важные вещи. Ну, там, зарабатывать на жизнь самостоятельно…— Важные вещи?Он от удивления открыл рот, округлил глаза и выглядел потрясенным.— Черт возьми, Эллис! Да нет в целом мире ничего более важного, чем держать в руках хорошенькую девушку — как можно крепче, вот так — и кружиться под тихую музыку.Соблазнительно прижавшись к ней, Брис продемонстрировал, что он имел в виду.«О Господи!» — только и смогла подумать Эллис, а вслух робко спросила, чувствуя, как у нее замирает от страха и стыда сердце:— Как ты думаешь, если у меня есть друг, он сможет меня научить танцевать?— Убежден, что он будет бесконечно рад. Если только не умрет от счастья. Глава 8 Когда-то давным-давно Эффи Уотсон получила от своего брата на Рождество коробку удивительных шоколадных конфет. Она оставила ее открытой на кухонном столе и щедро разрешила всем детям взять по одной конфетке. Для Эллис дружба являлась таким вот подарком. Взяв однажды кусочек, попробовав его на вкус, ей теперь было страшно трудно сдержаться и не взять другой.Удивительная вещь — дружба. Кажется, приобрел одного друга и все, но это сразу влечет знакомство со всеми его друзьями, а потом знакомство с друзьями друзей, а потом… Словом, Эллис скоро оказалась в дружеских отношениях с половиной города Вебстер, во многом даже к собственному своему удивлению.С ясными, открытыми глазами, осторожная, как всегда, Эллис не питала ни малейших иллюзий относительно своей неожиданной популярности в городке. Ласаллей любили в Вебстере, и во многом именно благодаря отношению к ним мужчины и женщины, которых она обслуживала в «Колесе» и у Лути, поднимали приветственно руки, когда видели ее на улице, и с таким интересом спрашивали Эллис о ее здоровье, что она почти поверила, будто их этот вопрос занимает.Да, сказать по правде, ей и не хотелось отказываться от всех удобств такого обхождения. А кому бы хотелось? Ей нравилось слышать звуки приветственных возгласов на улице, встречать кого-то, кто знает ее, и улыбаться в ответ на их широкие улыбки. Она получала удовольствие от доброжелательности окружающих, упивалась их вниманием к себе.— Адский пламень и тысяча проклятий! Слушай, парень, — раздался голос Вилбура Джордана, который сидел на своем обычном месте в конце бара. — Скоро почти месяц, как ты пытаешься обучить эту бедную малышку танцевать. Я удивляюсь, как ей еще удается обслуживать клиентов после того, как ты отдавил ей ноги.Было часа два дня, и по традиции, как всегда в субботу, бар был почти совсем пуст, если не считать нескольких завсегдатаев, которые рано приходили и быстро покидали таверну. Но эти были больше заинтересованы в том, чтобы услышать последние городские сплетни, чем в том, чтобы заказать выпивку. Брис тоже стал одним из таких клиентов. Он постоянно заходил сюда после работы по субботам, чтобы использовать каждую возможность и дать Эллис очередной урок танцев.Брис остановился на середине па, натолкнувшись на девушку, и повернулся к Вилбуру.— Я не из тех, кто прохаживается по чужим ногам, старик, — откликнулся он. — Хотя подобных ножек я еще никогда не видел раньше.Было время, когда Эллис могла возмутиться от подобного замечания, но теперь и она, и он очень хорошо понимали, хотя и не говорили об этом, что их занятия преследовали цель больше — достигнуть близости физической, — чем просто научиться танцам. Впрочем, это не помешало ей уже недурно освоить некоторые танцевальные движения, и она стала значительно более опытной… Более опытной во всех отношениях.Она покидала Стоуни Холлоу с единственной надеждой, что не умрет от голода прежде, чем сумеет вернуться. Сейчас же у нее были уже половина необходимой суммы, работа, друзья, знание того, что она сможет выжить и за пределами Стоуни Холлоу, и свобода в выборе дальнейшей своей судьбы.— Если ты думаешь, что можешь научить ее лучше меня — валяй, — подзадорил Брис. — Знаешь ли, старик, легче всего судить других. Нечего бахвалиться, давай-ка сам! Осторожнее, не переломай себе кости.— Это я тебе кости переломаю, парень, — шутливо пригрозил Вилбур, вылезая из-за стойки, и молодцевато выскочил на маленький пятачок для танцев. — Хотел бы я знать, кто это научил тебя так разговаривать со старшими?Брис скорчил гримасу и наклонил свою голову.— Ну-ну, посмейся напоследок, старый лысый филин. Скоро будешь рыдать над своим пивом.Он повернулся к Эллис, галантным движением поднес к своим губам ее руку и нежно поцеловал. Его глаза, сияя от счастья, встретились с глазами девушки. Он улыбнулся, и ее сердце томительно вздрогнуло. Брис смотрел на нее так, что Эллис почти физически ощутила этот взгляд: теплый свет мужских глаз касался ее с почти осязаемой нежностью. Это ощущение нельзя было и передать словами. В такие мгновения ей безотчетно хотелось дотронуться до Бриса и быть к нему как можно ближе.Она уже почти приготовилась осуществить свое намерение, когда Брис подтолкнул ее руку к Вилбуру и сказал:— Обращайся с ним побережнее, Эллис. Он старый…— Павлин, — пробормотал пожилой джентльмен, беря своей ссохшейся рукой ее юную, нежную руку. — Скорее старый грузовик с полным кузовом камней сможет поехать, чем тебе удастся покружиться с этой малышкой. Пора показать соплякам вроде тебя, как надо обходиться с такими девушками.Старик принял изысканную танцевальную позу, улыбнулся своей партнерше той самой улыбкой, от которой лет сорок назад наверняка засыхали все первые красавицы в округе. Потом резко прижал Эллис к себе и бросил через плечо Брису:— С этой девушкой тебе не придется скакать вокруг да около. Эта малышка крепко стоит на земле.И он ловко повел Эллис под музыку, а она, ухватив ритм, закружилась вместе с ним, напряженно прислушиваясь к мелодии, чтобы не ошибиться.Поворот, поворот, шаг, поворот… шаг. Он кивнул ей головой, одобряя, потом улыбнулся.К великой досаде Бриса, Эллис очень быстро уловила ритм, причем танец у нее получался тем лучше, чем быстрее танцевал Вилбур.А на ее лице засияла улыбка, такая редкая, от которой перехватывало дыхание. Один ее вид теперь был так же необходим существованию Бриса, как сердцебиение. В эту минуту он подумал, что она, пожалуй, слишком серьезна. Может потому, что ей приходится много работать и слишком много беспокоиться обо всем.Глядя на то, как танцует Эллис, Брис думал, что готов продать свою душу дьяволу, лишь бы только можно было проникнуть в ее мысли, узнать, какие воспоминания ее гнетут, и подарить ей другие воспоминания, о другом, более счастливом прошлом; сделать так, чтобы она могла вспоминать о любви, безопасности, достатке, чтобы она испытала это.Больше всего Брис бывал потрясен, когда ему случалось заставать Эллис задумавшейся. В такие минуты на ее лице была видна такая печаль, так встревоженно изломаны ее брови, что у него все внутри переворачивалось. И в то же время он твердо сознавал, что она не потерпит малейшего вмешательства в свою жизнь и в свои проблемы.Уже недели прошли с того дня, как они впервые встретились, но, наблюдая за девушкой, Брис никак не мог отделаться от мысли, что она напоминает ему нераскрывшийся бутон розы. Поэтому и старался он сдерживать свои чувства, чтобы не опалить ее своим жаром, удерживался от вопросов, которые мучили ее сердце. Ему постоянно приходилось в их отношениях придерживаться таких рамок, при которых он не предлагал ей слишком много, но все же надеялся, что это будет не так уж и мало.Труднее всего сопротивляться постоянному стремлению прикоснуться к ней. Ее красота и нежность взывали к нему, а от ее запаха Брис просто становился диким. Конечно, вряд ли даже самые нежные и бережные его ласки могли бы что-то изменить в самой Эллис. Несмотря на то, что она уже оказалась вдовой, в ней чувствовалась девичья чистота, невинность и какая-то неопытность.Брис постарался поудобнее устроиться за ставшим вдруг неуютным столом и, глядя на танцующую с Вилбуром Эллис, вспомнил о том, как они с ней целовались, и подумал, что, несмотря на всю ее неопытность, в ней дремлет удивительная женщина, страстная и любящая. Когда они целовались, она прижималась к нему так, словно желала раствориться в нем. Ее дремлющие женские инстинкты взывали к нему, желая и умоляя о любви и ласках, но все же…— Ну, видел, парень? — окликнул его Вилбур. — Ничего сложного. Девочка удивительно способная, да-да. И легкая, как перышко, порхает, как мотылек.Эллис даже засветилась в ответ на похвалу Вилбура, а старик, взглянув ей в лицо, добавил:— И симпатичнее самого теплого весеннего дня.Брис облокотился о стол, за которым сидел, и подумал с внезапной ревностью, что он, оказывается, не единственный, кто добивается улыбки Эллис. Понимая, насколько глупо это чувство, он отшутился:— Пора бы уж вернуть этого мотылька мне. Бернис сдерет с тебя скальп, если забредет сюда и увидит, как ты засматриваешься на Эллис.— Кто эта Бернис? — Вилбур продолжал широко улыбаться девушке, притворяясь непонимающим.— Ну, как же, твоя жена! — Брис ловко втерся между танцующими. — Великая женщина! Страшна в гневе настолько, что может напугать стадо мамонтов. Да и с топором управляется легко.— Пожалуй, я ей передам все эти слова, которые ты тут, парень, наговорил про нее! — пригрозил Вилбур и не думая обижаться за словесный портрет женщины, которая являлась его женой, он уже и забыл, сколько лет. — А я-то ей все время говорил, что ты о ней так ласково отзываешься. Она так старалась, когда вязала все те носки, которые ты так любишь носить на охоту.— О, да! Самые теплые носки на свете! — Брис улыбнулся Эллис, не принимая всерьез угрозы Вилбура. Бернис Джордан была самой знаменитой бабушкой в городе Вебстер, любившей всех, и которую все — и дети и взрослые — любили и обожали до безумия. — Я ей скажу, что ты врешь.Вилбур, смеясь, уступил ему место и вернулся за свой столик. Тогда, нахмурившись, в атаку перешла Эллис.— Никакая Бернис не великая женщина, и совсем она не страшная!— Но носки она все-таки вяжет великолепно!Понимая, что с привычкой Эллис все воспринимать серьезно ничего нельзя сделать, Брис примиряюще улыбнулся и обнял девушку. В музыкальном автомате поменялась пластинка, и по таверне поплыла медленная, романтическая мелодия — как раз то, что ему хотелось.— Я должна работать, — девушка высвободилась из его объятий. — А ты не должен плохо говорить о Бернис. Она самая замечательная…— Да я же пошутил, Эллис! — Мужчина в отчаянии поднял глаза, обрывая ее страстную речь. — О чем спор! Я знаю Бернис с тех пор, как я…Уже направляясь к бару, Эллис посмотрела на него через плечо, и ему стали видны усмешка на ее губах, насмешливый блеск ее глаз, и он понял, что она просто разыгрывала его, чтобы вырваться из его объятий и вернуться к работе.— Это что, наказание, да? — спросил Брис, изо всех сил стараясь не улыбнуться и не спускаться вслед за девушкой с возвышения. — Сильно остроумная стала?— Да, сэр, стала, — дерзко ответила Эллис. — Остроумная, особенно с вами.— Что это значит? — Он уселся на круглый табурет, стараясь заглянуть ей в лицо, но девушка склонилась над мойкой, споласкивая пустые бокалы из-под пива. — Что это значит «особенно с вами»?— Ты заигрываешь.— Я? — Брис собирался заспорить, но, поразмыслив, сказал:— Ну, может, если только чуть-чуть.— Чуть-чуть?! Да ты ласково чирикаешь с каждой встречной женщиной — с Лути, Бернис, Энн, со мной, с бедной миссис Эллиот на заправочной станции, один Бог знает, с кем еще.— Да я не заигрываю с Энн, Господь с тобой! Бак меня пристукнет на месте, — начал он врать напропалую, чтобы увидеть ее реакцию.Эллис даже задохнулась от такого нахальства.— Ты же не станешь отрицать, что заигрываешь со мной? — спросила она.— За тобой, конечно, ухаживаю. Но я заигрываю со всеми девушками, от которых хочу что-нибудь получить. Это у меня особенность такая.Она с подозрением прищурилась.— Ну, и что ты хочешь получить от меня? Его улыбка стала озорной. Когда он так смотрел на нее, у Эллис холодело в животе и сердце начинало отчаянно колотиться в груди.— Моя мама обычно мне говорила, что невежливо выпрашивать конфету. Она говорила, что лучше подождать, пока тебе ее сами предложат.У Эллис появилось чувство, что в его словах есть другой, затаенный смысл, и если продолжать в том же духе, то, в конце концов, ей придется испытать неловкость от этого разговора. Поэтому она сочла за лучшее переменить тему или, в крайнем случае, объект внимания.— Все-таки ты заигрываешь с Энн, — сказала девушка. — Она мне сама говорила.— Никогда!— Даже в ту ночь, когда ты просил ее взять меня к вам? Точно зная, что никакой работы для меня нет?Брис отпрянул назад, и на его лице появилась глупая растерянная улыбка.— Эт-то… было… больше похоже на покорнейшую просьбу, чем на заигрывание.Он лихорадочно соображал, что собирается сделать Эллис теперь, когда поняла, что ее разыграли и никакой помощи Энн не требуется. Ему пришлось проглотить комок в горле, прежде чем удалось задать свой вопрос.— И когда ты это узнала?— Несколько недель назад. Я вернулась домой с работы и поймала Энн за тем, как она таскала дрова из сарая, — объяснила девушка, поскольку Брис по-прежнему остолбенело смотрел на нее, не говоря ни слова. — Она, должно быть, время от времени забывала заметать следы. Так однажды она забыла убрать все свое стиранное белье, груды которого таскала вверх-вниз по лестнице.— Ну, и что же она сказала?— Сказала, что ты среди ночи стал барабанить в дверь и просить, чтобы она вошла в положение девушки, которая тебе встретилась тогда в баре.— А я-то думал, что просил ее помочь одной хорошенькой девушке, — наконец прорезался и у него голос, и Брис попытался подольститься к Эллис, чтобы избежать сурового наказания за свою хитрость, которое она ему явно готовила.Эллис и ухом не повела на его старания завести разговор в другую сторону.— И когда ей не приглянулась идея давать приют незнакомому человеку, которого никто раньше и в глаза не видел, она говорит, ты начал заигрывать с ней и говорить всякие такие ласковые штучки, лишь бы она сказала «да».Брису стало ясно, что сейчас как раз тот самый случай, когда лучшая защита — это нападение.— Заигрывать и ласково говорить? Ах, вот так, значит, она тебе сказала? — Девушка кивнула. — Ну, это просто не правда! Я умолял ее, виляя перед ней хвостом, как собака, и пообещал ей помогать и мыть посуду за нее до самого конца своей жизни.Смех вырвался у Эллис, словно пивная пена из длинной бутылки. «Все-таки он самый интересный мужчина», — подумала она. И еще, Боже Всевышний, она любит его, именно вот такого…Судорожно вздохнув, девушка посмотрела на Бриса, посмотрела уже совсем другими глазами, как будто увидела его впервые. Неужели она любит его?О любви Эллис много знала. Ей известно, каково человеку, когда она приходит, и каково без нее. Это было лучшее, прекраснейшее и ужаснейшее из человеческих чувств. Оно непередаваемо прекрасно и непереносимо болезненно, нечто, ради чего не жалко умереть и, пожалуй, то единственное, ради чего стоит жить.Но любит ли она Бриса? Все, что ей было о себе известно совершенно точно, так это то, что если он сейчас повернется и уйдет, то вместе с собою он возьмет огромную часть ее. Ту самую, от которой Эллис всегда отказывалась, считая ее неважной, но которая часто требовала подтверждения — самооценкой, интеллектом.Жизнь ее была постоянной борьбой против деградации и отчаяния. Рожденная вне брака, без отца, а, значит, в бесчестии, она все время стыдилась своего происхождения. Никто, кроме нее, не верил, что в ее существовании есть цель. Но иногда Эллис и сама уже переставала в это верить, а иногда это и не имело значения…Но это стало важно для Бриса. Его уважение к ней, его предупредительность возродили ее веру в себя, укрепили ее самооценку как человека. Отношение Бриса к ней оказалось для нее и поощрением, оно возродило надежду. Он стал неразрывной, огромной частью ее собственной души, сердца, разума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20