А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Когда они присели за столик, он заметил, что прозрачная минералка приобрела зеленоватый оттенок. Понюхал.Ноздри пощекотал странный ускользающий запах, смесь трав и мяса.— Ничего такого, — сказала вдруг Вероника. — Пахнет серой. Такая сернистая вода.А он вроде ни о чем ее и не спрашивал.— Ты выпей. Жарко ведь.В ее голосе звучала напряженная настойчивость. Что-то с ней неладно, подумалось Басаргину. Выглядит как больная.— Ты как себя чувствуешь?— Хорошо, очень хорошо. Так ты выпей, а?Даже в руку вцепилась больно. Басаргин поморщился.— А ты рассказывай.Но она смотрела на него неподвижным, фиксированным взглядом, будто гипнотизировала. Басаргин занервничал, сам не зная отчего, и поднес стакан к губам.— Владимир Николаевич, вас к телефону. Срочно. Свежий голосок секретарши. Моментальное облегчение.— Ты подожди меня. Я сейчас.Поставил на стол нетронутый стакан и заторопился к выходу. Звонила Ксения пригласить на какой-то благотворительный бал. «Вы непременно, непременно должны сопровождать меня». Вот он уже и ей что-то должен. И ей, и Веронике, и Марго. Хотя Марго как раз никогда ничего не требует, слово «должен» не из ее лексикона. О Веронике он уже начисто забыл.А впрочем, почему не сходить? По крайней мере заполнит вечер, хотя и придется отбиваться от Ксении, которая все настойчивее стремится затащить его к себе домой. Или в постель, что почти одно и то же.Он, кажется, сморозил отчаянную глупость. Увлекся голосом, не удосужившись разобраться, кому этот голос принадлежит. А упаковка оказалась самая что ни на есть неподходящая, стоило ей выйти из роли оперной дивы, как оставалась, в сущности, пустенькая, недалекая бабенка, уже не очень молодая, вздорная и капризная. Магия таланта, преображавшая ее на сцене, исчезала без следа в обыденной жизни.Басаргин вскоре обнаружил, что ему попросту не о чем с ней говорить. Ее соперницы, интриги в театре, ее собака, фарфоровые статуэтки и драгоценности. Вот, пожалуй, весь круг вопросов, занимавших Ксению. И конечно же, ее собственная бесценная персона. Поначалу Басаргин часами готов был слушать ее, восхищаясь каждым словом, каждым жестом, но это скоро приелось. «Ах, Маркиз опять нагадил на ковер, а ведь он стоил бешеных денег». «Ах, подумайте только, Дарья, эта глупая корова, вытирала пыль и разбила мою бесценную пастушку с зонтиком». «Ах, эта бездарность Прозоровская». «Ах, брошь с рубином». Тоска смертная.При этом он по-прежнему был готов ходить на все ее спектакли и осыпать ее цветами. Соловей оставался соловьем. Единственное, о чем он жалел, так это о том, что познакомился с ней лично. Только заморочил женщине голову, а теперь не знал, как покрасивее отыграть назад.Он понял, куда попал, только когда увидел Марго, направляющуюся к ним сквозь толпу гостей. Рядом с ней, фамильярно держа ее под руку, так по крайней мере показалось Басаргину, шествовал этот ее турок. За его спиной маячила огненная шевелюра Яковлева. Надо же, и он здесь. «Тоже мне друг называется, не мог предупредить», — подумал с тоской Басаргин. Рука Ксении вальяжно лежала на сгибе его локтя, как бы включая его в круг особо приближенных.Марго уже успела справиться у распорядителя об имени вновь прибывшей и приветствовала ее радушной улыбкой. Может быть, лишь чуточку натянутой.— Ксения Петровна, мы очень рады, что вы нашли время приехать к нам. Разрешите представить вам. Осман-бей Чилер, представитель акционерного общества «Руссотюрк». Кстати, поклонник вашего таланта.Тут она слегка приврала. Осман-бей не был любителем оперы. Но иногда маленькая лесть не повредит, особенно при общении с актрисой. Осман-бей обворожительно улыбнулся и склонился над ее рукой. Он, конечно же, узнал Басаргина и теперь терялся в догадках, что все это могло бы значить.— Мой друг, Владимир Николаевич Басаргин.— Благодарю вас, мы знакомы, — сказала Марго, вздергивая подбородок.— Вот как!Ксения вопросительно взглянула на Басаргина, который успел преодолеть первоначальную неловкость и теперь с интересом наблюдал за обеими женщинами. Хуже уже быть не может, остается только потешаться над самим собой.— Ксения Петровна, эта дама моя жена, Маргарита Георгиевна Басаргина.Глаза Ксении округлились, губы сложились в немой вопрос, но она так и не успела его задать. К ним спешил Чаруйский, весь в улыбочках, ахах и охах.— Ах, Ксения Петровна, голубушка, как я рад! Вы ведь нам споете?— Непременно.— Ксения Петровна только что говорила нам, как она озабочена бедственным положением беспризорников, — вставила Марго. — Просто не могла остаться в стороне. Осман-бей, проводите, пожалуйста, нашу очаровательную гостью к месту сбора пожертвований.Осман-бей церемонно предложил ей руку. Чаруйский пошел рядом, беспрерывно что-то говоря. Марго, не без садистского удовольствия, наблюдала, как дива в полном замешательстве опустила в аквариум массивный золотой браслет. Кругом зааплодировали. Марго осталась с Басаргиным.— А что еще ей оставалось делать? — усмехнулась она.— Ты стала просто обворожительной стервочкой. — Марго пристально взглянула ему в глаза:— Я всегда была такой, только ты забыл.— Не моя в том вина.— Может, тоже пожертвуешь что-нибудь?— С удовольствием, но только если ты согласишься танцевать со мной.— Извини, не могу. Надо открывать аукцион.И она упорхнула, унося с собой его взгляд, полный затаенной ласки и любви. Где-то в районе диафрагмы закопошился теплый пушистый комочек счастья. Значит, он еще может смотреть на нее так.Оркестр сыграл бравурную фразу и осекся. Все глаза устремились на импровизированные подмостки, на которых появилась Марго с молоточком в руке.— Товарищи! Дамы и господа! Открываем наш благотворительный аукцион. Все средства, полученные от продажи предметов искусства, любезно пожертвованные нашими замечательными художниками, пойдут на строительство приюта для беспризорных детей. Ваши имена будут выгравированы на медной табличке, которая будет помещена в актовый зал приюта. Рука дающая да не оскудеет!Марго повторила свою маленькую речь на немецком языке. Специально направленный луч света обрамлял ее прелестное лицо. Голос звенел, добираясь до самых сердец взволнованных слушателей. Каждому казалось, что она обращается именно к нему одному.Аукцион прошел очень живо, в основном благодаря стараниям Марго. Она вела его так умело, будто всю жизнь только этим и занималась. Разогревала публику шутками, тонко расхваливала картины, представляла их авторов, создавая им попутно ненавязчивую рекламу, и не забывала напомнить разгоряченным гостям о главной цели мероприятия, о несчастных голодных детях, которые так ждут их помощи.Басаргин стоял рядом с Григорием и не отрываясь смотрел на Марго. Сегодня она открылась ему с совсем другой стороны.— Она великолепна, правда? — шепнул ему Григорий.Его картина только что ушла по максимальной ставке, и он сиял, как свеженачищенный сапог. Именно такое сравнение пришло в голову Басаргину, когда он взглянул на ошалелое от гордости лицо друга. Он только кивнул в ответ.— Ты ведь не всерьез с этой Гнедич?Басаргин мотнул головой. Нет. Сама мысль показалась ему сейчас дикой.Ксения вышла из экипажа, опираясь на руку Басаргина, и тут же отпустила извозчика. Они стояли перед подъездом ее дома. В тусклом свете фонаря лицо ее, обращенное к нему, казалось молодым и печальным.— Как я пела?— Божественно. Как всегда.Мысли его были заняты совсем другим. Перед глазами стояло лицо Марго, любимое, единственное лицо. Она больше ни разу не подошла к нему, не говорила с ним, даже когда они уезжали в числе последних.— Вы побудете со мной? — спросила Ксения. — Я так взволнована после выступления. Не смогу уснуть.Какого черта, подумал раздраженно Басаргин. Какая ему разница, где сейчас быть. Марго осталась с этим турком, так что ему спешить некуда.В гостиной маленький мохнатый песик бросился с диким лаем под ноги Басаргину и вцепился зубами в штанину. Он рвал и терзал ее с остервенением маленького существа, которое почувствовало угрозу чужого вторжения.— Фу, Маркиз! Фу! — крикнула Ксения и сильно пнула песика ногой в бок.Он забился под диван, жалобно скуля. Басаргина передернуло от этой ненужной жестокости.— Жалкая эгоистичная тварь! Ревнует меня ко всему, что движется, даже к Дарье.— Ну зачем же так. Мы бы с ним договорились.Ксения занервничала. Все складывалось совсем не так, как ей хотелось. Романтический вечер при свечах, идеальное обрамление для решающего объяснения, похоже, срывался. Черт бы побрал эту глупую псину.Басаргин уселся в кресло и огляделся. Занятная комната. Идеальный портрет хозяйки. Бессмысленное нагромождение роскоши моментально утомляло. Всего тут было слишком. Позолоты, финтифлюшек, завитушек, бахромы и особенно фарфоровых статуэток. Стройными шеренгами, как солдаты на плацу, они стояли везде: на столиках, в серванте, на полках, сливаясь в безликую бело-розовую массу. Ощущение было такое, будто объелся бланманже. Может быть, каждая взятая в отдельности и была произведением искусства, но все вместе — это было слишком даже для такого закаленного человека, как Басаргин. Он почувствовал, что его слегка замутило, и перевел взгляд на хозяйку.Ксения между тем размышляла о том, как начать нужный ей разговор. Неожиданная встреча с его женой окончательно сбила ее с толку. Она совсем иначе представляла себе Марго, этакой курсисточкой-феминисткой с недовольно поджатыми губами, в скучном английском костюме и суровых туфлях без каблуков. Светская дама, которую она встретила на балу, изящная и уверенная в себе, свободно говорящая по-немецки, блестящая собеседница, совершенно не укладывалась в образ брошенной жены. А это ее поразительное самообладание! Увидела мужа под руку с другой женщиной и бровью не повела. Поразительно! Они вообще разговаривали как чужие. А седой господин с азиатским именем, она его, конечно, не запомнила, явно ее любовник. У Ксении на эти дела глаз наметан. Начальник, тоже мне. Басаргин с ним знаком и невозмутим. Загадка на загадке. Однако молчание слишком затянулось.— Как я пела? — Ой, она, кажется, об этом уже спрашивала.— Божественно. Как всегда.— Я же не готовилась. Это было так неожиданно. Но отказаться было невозможно, верно?— Верно.— Акустика там ужасная, не то что в театре.— Я не заметил.— И оркестр прескверный.— Не может быть. Когда вы поете, как-то не замечаешь ничего вокруг.Это был уже понятный ей язык. Тут она играла на хорошо знакомом поле. Оступиться было невозможно.— Это так объяснимо. — Она томно подняла глаза к потолку. — Природная одаренность. Феномен, как говорил один мой знакомый профессор консерватории.Басаргин с трудом подавил желание зевнуть. Все это он уже не раз слышал и видел. И словечко «феномен», и очи, поднятые горе.— Присядьте рядом со мной.Она похлопала ладонью по диванной подушке. Прямо как своей собачке. Место!— Я бы рад, но ваш пес… Я его боюсь.— Глупенький мальчик! Маркиз уже совсем смирный. Не надо его бояться.Будто в ответ на ее слова из-под дивана раздалось угрожающее рычание. Басаргин совсем развеселился. Этот слащавый тон, карикатурная собака, возомнившая себя волкодавом. Она даже не способна почувствовать весь комизм ситуации.— Видите ли, у меня сложные отношения с собаками. Напуган с детства. И они это чувствуют.— Бедняжка! Как это, должно быть, было ужасно. Маленький кудрявый мальчик, золотой ангелочек — и огромный лохматый пес с оскаленной пастью.Она мигом пересела на ручку его кресла и провела рукой по волосам. Пышный бюст, обтянутый серыми кружевами, колыхался у самых его глаз. Иди к мамочке, она защитит тебя.— Вам так не хватает любви. Я вижу, я чувствую это. Рядом с вами нет женщины, которая способна была бы понять вас, которая прошла бы по жизни бок о бок, стала бы подругой, матерью, любовницей, всем. Не отстраняйтесь, не надо. Этой женщиной могу быть я.— Есть одно препятствие, — вздохнул Басаргин.— Любое препятствие можно преодолеть.Жена. Подумаешь, препятствие. На любой брак есть развод.— Дело в том, что я не могу любить женщин как положено. Старая фронтовая рана, знаете ли. Прямое попадание немецкой гранаты.Ксения, как ужаленная, вскочила с кресла и плюхнулась на диван. Прижатый ее весом Маркиз пискнул, кое-как выполз на ковер и скрылся, помятый, в соседней комнате.— Зачем же весь этот спектакль?— Никакого спектакля. Я действительно увлекся вами и совершенно забыл о своем… гхм… недостатке.— Но вы вели себя как нормальный человек.— А я и есть нормальный человек. За исключением…— Избавьте меня от подробностей! — взвизгнула она. — Не хочу ничего больше слышать. Оставьте меня, немедленно!Басаргин сокрушенно вздохнул и, втянув голову в плечи, побрел к выходу. Трагическая спина, твердил он себе, чтобы, не дай Бог, не выйти из роли. Сокрушенная, трагическая спина.— Простите меня, — пробормотал он от двери. Ксения только рукой махнула.
Первым делом он зажег свечи, много-много свечей в старинных канделябрах. Они озарили комнату волшебным золотистым светом, который отразился в зеркалах и сделал комнату еще больше. Четвертое, пятое измерение. Запредельный мир. Он вообще был волшебником, этот удивительный человек, с которым ее столкнула судьба. Умел творить чудеса из вполне реальных, земных вещей.Марго с наслаждением вытянулась на узкой оттоманке. Только в машине она поняла, как на самом деле устала. Напряжение последних дней вдруг лавиной обрушилось на нее. Она даже не смогла ничего возразить, когда Осман-бей велел шоферу везти их к нему.Усталые глаза резал свет фар идущей сзади машины. Отражаясь в зеркальце заднего вида, он слепил, мучил ее. Три часа ночи. Улицы совсем пусты. «Кто еще может ездить здесь, кроме нас», — подумала она, придвигаясь к Осман-бею, чтобы скрыться от надоедливого луча. Он понял ее движение по-своему, обнял за плечи и положил ее голову себе на плечо.— Отдохните, Маргарет. Вы совсем измучены. Измучена. Не то слово, не то. Опустошена, раздавлена, уничтожена. Весь вечер она была весела, расточала улыбки, занимала гостей. Это была работа. А внутри все рушилось в черную гудящую бездну. Смотреть на Володю и эту женщину было выше ее сил, но не смотреть она не могла. Они притягивали ее, как магнит. Он ни разу не подошел к ней, не попытался заговорить. Даже ушел, не попрощавшись. А тот любящий теплый взгляд, наверное, ей просто померещился. Он сейчас в постели этой женщины, занимается с ней любовью и ни о чем больше не способен думать.— Я сварю кофе. Настоящий, турецкий, — услышала она голос Осман-бея, но лишь устало покачала головой.Не надо кофе. Ничего не надо. Он подошел и встал сзади. Марго почувствовала его пальцы в своих волосах. Осторожно вынул шпильки, распустил длинные шелковистые пряди. Его сильные пальцы гладили ее голову. От них шло расслабляющее тепло. Напряжение отступило, словно из виска вынули занозу. Марго замурлыкала, как кошка, и закрыла глаза.— У вас чудные волосы, Маргарет. Мечта любого мужчины. Обмотать их вокруг своей шеи и забыть обо всем на свете. Забыть, забыть.Его приглушенный голос обволакивал ее, окончательно лишая воли. Даже захоти она, и то не смогла шевельнуть и пальцем. Тревожный звоночек тренькнул в виске и замолк. «Я сейчас легкая добыча, — подумала Марго. — Ну и пусть». Ей все равно некуда больше спешить.— Не открывайте глаз, — приказал он.Она почувствовала его руки на своей шее. Щелкнул невидимый замочек.— Можете смотреть.Марго открыла глаза. В мерцающей глуби зеркала она увидела свое лицо, бледное, отрешенное, как лицо сомнамбулы. Шею обвивала двойная нитка огромных розовых жемчужин. Они переливались ровным матовым светом, словно живые. У Марго перехватило дыхание.— Царский дар любви. Когда-то Александр Второй подарил его единственной женщине его жизни, Екатерине Долгорукой. Теперь я дарю его вам.Марго пробежала пальцами по гладким сияющим каплям. Словно застывшие слезы.— Я не могу принять его.— Вы должны. Ни одна женщина, кроме вас, не достойна носить его.Он вынул из стоящей рядом вазы павлинье перо и провел им по ее шее, вокруг уха, скользнул вверх и вниз по обнаженной спине. Сладостная дрожь пробежала по ее телу. Губы приоткрылись, голова откинулась назад. Глупо сопротивляться наслаждению. Этот мужчина давно уже поработил ее, подчинил себе, так тонко и изысканно, что она только сейчас это поняла. Она его трофей, птичка, добровольно попавшая в силок.— Я так долго ждал вас. Так долго ждал.Марго ощутила его дыхание, смесь табака и мяты. Он целовал ее шею, грудь сквозь платье, губы. Его язык, нежный и властный, проник к ней в рот. Марго застонала. Ни один мужчина, кроме мужа, давно уже не прикасался к ней. Чужие губы на ее губах, чужие руки на ее коже. Свинская морда Игнатьева мелькнула перед глазами. Марго напряглась и захлопнулась, как устрица.Осман-бей моментально почувствовал перемену в ее настроении и отстранился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31