А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ты ставишь невыполнимые условия, Наташа.
— Я знаю. Прости меня. Я веду себя как законченная эгоистка. Может быть…
— Что?
— Может быть, нам лучше разом покончить с этим, пока еще возможно?
— А это… возможно?
— Кончай психовать, Володька. — Лола помешала ложечкой чай. — Завтра все выяснится, помяни мое слово.
Они сидели за столом в ее комнате и в который раз обсуждали таинственное исчезновение Наташи. Они уже перебрали все возможные варианты, но картина от этого яснее не стала.
Володя порывался действовать, правда, не зная точно как, и Лоле стоило большого труда сдерживать его. Время шло, Наташа не появлялась. Лола все чаще мысленно возвращалась к ее рассказу о ночных посещениях Леке-Леке. А что, если все серьезнее, чем она думала? Она никак не могла решить, стоит ли рассказывать об этом Володе.
— Я тебя не понимаю, — говорил тем временем он. — Уже двое суток прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз. Куда она могла запропаститься?
Лола пожала плечами:
— Ты меня уже тысячу раз об этом спрашивал Не знаю. Может, втихаря уехала к своим друзьям в Лагос.
— А почему втихаря?
— Ну откуда я знаю? Может, Первенцев ее не отпустил, а она все-таки улизнула.
Лола импровизировала на ходу, а на душе было неспокойно. Правильно ли она поступает? Может быть, давно пора поставить всех на уши? Но что-то удерживало ее.
— Допивай свой чай и топай домой. Утро вечера мудренее. И, ради Бога, кончай корчить из себя Ромео. Смотреть противно.
— А может, я действительно влюбился? — Володя воинственно выпятил челюсть.
— Вот именно, что может. Тут таких, как ты, десятка два, а то и больше. Дурь одна, — хмыкнула Лола. — В отпуск тебе пора, вот что я тебе скажу.
— И в кого ты такая умная?
— В маму с папой.
Где-то рядом приглушенно стукнула дверь. Они как по команде замолчали и прислушались. Тишина.
— Надо пойти посмотреть, кто это, — сказала Лола. — Может, Наташа вернулась. Подожди меня здесь.
— Нет. Я с тобой.
— Сиди, тебе говорят. — Лола пригвоздила его к стулу решительным жестом и вышла.
В комнате у Наташи горел свет. Лола тихо постучала. Еле слышный шорох, стук падающего стула, цокот каблучков.
— Лолка? Ты еще не спишь? Заходи.
Комната тонула в полумраке. Горела лишь настольная лампа. В ее неверном свете Лола не могла толком разглядеть лицо подруги, но что-то в нем было новое, волнующее, необычное. Она прикрыла за собой дверь и, повернув Наташу к свету, так и впилась в нее глазами.
Так и есть. Припухшие губы, томные с поволокой глаза, свежий загар румянит щеки.
— Кошка. Ни дать ни взять кошка после затяжной прогулки по крыше.
— Да ну тебя!
Под испытующим взглядом подруги Наташа почувствовала себя неловко, вспыхнула и отвернулась.
— Ты бы хоть предупредила о том, что собираешься устроить, — укоризненно сказала Лола. — Уж я бы как-нибудь тебя прикрыла.
— Не понимаю, о чем ты, — с нарочитой небрежностью промолвила Наташа.
— Мне хоть мозги не пудри. Любому, кто увидит тебя сейчас, станет ясно, чем ты занималась в прошедшие сутки.
— Так-таки и ясно?
— Без сомнения. И полувзгляда будет довольно.
— В таком случае остается только радоваться, что, кроме тебя, меня никто сейчас не видит.
В дверь постучали. Наташа вопросительно посмотрела на Лолу.
— Это, наверное, Володька. Не терпится ему. Наташа предусмотрительно уселась спиной к свету. Лола пошла открывать.
— Заходи, Вовик. Все оказалось именно так, как я и говорила. Первенцев не отпустил ее к друзьям в посольство, вот ей и пришлось действовать самой.
Лола посмотрела на Наташу, ища у нее поддержки.
— Все точно. Надо мне было с самого начала вас предупредить. Извините, ради Бога. Я и не думала, что вы будете беспокоиться.
Володя облегченно вздохнул.
— Ну и задала ты нам шороху, Наталья. Чего только не передумали.
— Вовик, как истинный рыцарь, все порывался поднять мужчин и отправиться с фонарями прочесывать джунгли. Еле удержала.
— Это он, наверное, приключенческих романов начитался. — Наташа улыбнулась. — Спасение девушки из лап дикарей. Ладно, ладно, не обижайся. Я пошутила, — добавила она, заметив его смущение.
— Так или иначе, но все прояснилось. Пора и на боковую. Верно, Вовик?
Лола решительно взяла его за локоть и подвела к двери. Он покорно следовал за ней.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Еще раз извини, что заставила тебя беспокоиться.
Когда Володя ушел, Лола стремительно обернулась к Наташе.
— Ты, конечно, можешь ничего не рассказывать, но имей в виду, это можно будет расценить как преднамеренное убийство.
— А что, от любопытства тоже умирают?
— Еще как!
Лола давно ушла, а Наташа все никак не могла заснуть. Она ничуть не жалела, что рассказала ей все. Бремя ее тайны вдруг стало слишком тяжким, невыносимым. Хорошо иметь такого друга, как Лола. С ней можно поделиться чем угодно, не опасаясь последствий.
Когда она назвала имя Майкла, Лола только вытаращила глаза и уставилась на нее.
— Что ты так смотришь?
— Обалдеть! И когда ты только успела?
— Успела. И запуталась так, что сказать нельзя.
— Еще бы, такой мужик! Мечта! Не понимаю, о чем тут раздумывать.
— Мы, кажется, уже обсуждали с тобой этот вопрос.
— Это ты о чем? О возможности прогуляться беспрепятственно по Таврическому саду?
— Или о невозможности.
Лола недоуменно посмотрела на нее.
— И ради этого ты готова все пустить под откос?
— У меня нет выбора.
— Чепуха! — Лола презрительно хмыкнула. — Едут же европейцы и азиаты пачками в Америку, а американцы в Европу, и ничего.
— Тут совсем другое, как ты не понимаешь! Ничто не мешает им в любой момент вернуться домой. А мы этой возможности лишены. Кроме того, я не хочу, чтобы мои родные всю жизнь расплачивались за мой поступок. На несчастье других счастья не построишь.
— Ишь, как ты все повернула, — задумчиво сказала Лола.
— Мне есть что терять.
— Подумала бы лучше, где ты найдешь другого такого же.
Другого такого не найдешь, думала Наташа, ворочаясь без сна в постели. Да и не нужно другого. Он есть. Сегодня, сейчас. Умный, добрый, любящий, с большими, сильными руками, способными извлекать из ее тела божественную музыку. Никто никогда не сможет заменить его.
Они провели вместе два чудесных дня, напоенных любовью и солнцем. Сколько еще им отведено таких дней? Много или ни одного? Что будет с ними завтра? «Не стану об этом думать, — решила Наташа. — Зачем? Ведь завтра все равно наступит и станет сегодня».
Утро встретило ее ослепительным светом и щебетом птиц. На душе было легко и ясно. Казалось, выйдешь за порог — и с тобой произойдет что-то очень хорошее.
Наташа выпорхнула из дома и с удовольствием подставила лицо утреннему солнцу. До удушающей полуденной жары было еще далеко, и все в природе наслаждалось мягким теплом и свежестью.
Наташа глубоко вдохнула. Ноздри приятно защекотал запах свежескошенной травы. С лужайки перед офисом доносился мерный стрекот.
Завернув за угол, она нос к носу столкнулась с невысоким плотным парнем. Густая копна ярко-рыжих волос полыхала на солнце. Курносый нос и круглые щеки были щедро забрызганы веснушками.
— Привет, Наташка! — закричал он, энергично размахивая руками. — Ты только посмотри, какую штуку я раздобыл!
Она посмотрела туда, куда он тыкал пальцем. Молодой худенький нигериец, совсем еще мальчик, с важным видом толкал перед собой рычащую, вздрагивающую машину, что-то среднее между пылесосом и полотером. Весь его вид выражал крайнее довольство собой и гордость за порученную ему важную миссию. Остальные нигерийцы, вооруженные тривиальными мачете, с уважением и плохо скрытой завистью наблюдали за ним.
Наташа сразу узнала его. Он каждый день убирал офисы, где лениво возил шваброй между столами, начисто забывая о пыльных углах. Все уговоры и увещевания разбивались о его лучезарную улыбку. Звали его Питер, по-русски Петька, и это устраивало всех. Его любили за открытый, добродушный характер и милую безалаберность, столь дорогую русской душе, и охотно прощали лень и прочие недостатки. На вид ему было пятнадцать лет, а на самом деле все двадцать пять.
— Машина — зверь! — ликовал рыжий Женя-завхоз. — Сколько я Первенцева допекал, допек-таки. Теперь у нас будет настоящий английский газон. Петька-то как балдеет! Упросил меня сделать пробный заезд. Прямо герой дня.
Тот будто почувствовал, что разговор идет о нем, приосанился и надул щеки.
— Мадам Наташа! — Его ликующий крик донесся до ее ушей, перекрывая рев косилки. — Я — машинист!
Наташа приветственно помахала ему рукой. Вся эта веселая суета была так созвучна ее настроению.
— Здорово!
— Осусествляются месьты, прямо как у Райкина. Ну, я побежал.
Женя стремглав понесся куда-то, гремя ключами. Без этой огромной связки ключей на поясе его и представить себе было нельзя. Огненный гремучий змей, самый милый и нужный человек на площадке.
Наташа быстро подготовила все нужные Первенцеву бумаги и постучалась к нему в кабинет.
— Павел Иванович, доброе утро! Тут все, что вам надо для переговоров.
— Доброе утро! Уже готово? А записка Джонса?
— Все здесь. — Наташа поймала себя на том, что улыбается.
— Молодчина. Как раз успею просмотреть перед отъездом. Кстати, у меня к тебе просьба. Мартин едет со мной, а жену хочет отправить в Лагос проветриться. Просит, чтобы ты составила ей компанию. Ты не против?
— Нет, конечно. А переговоры?
— Возьму Володю. Тебе, поди, уж надоело с нами, стариками. Развеешься, пощебечете о своем, о женском.
За окном взревела косилка. Первенцев схватился руками за уши и закатил глаза.
— Доняли они меня с этой керосинкой. С утра терзают. А все Женя, английский газон да английский газон. Купил, только чтобы отвязаться.
— Зато у нас теперь все, как в лучших домах. Автоматизация. Наташа видела, что он доволен и просто притворяется. Как каждый крепкий хозяйственник, он любил, чтобы в его вотчине все было поставлено на широкую ногу.
— Пришло постановление суда, — сказал Первенцев. — На, прочти.
— Уже? Быстро!
Наташа взяла бумагу и пробежала ее глазами. «Слушание дела… Истец… Ответчик…» А, вот!
— «Окружной суд города Ибадан постановил, — прочла она вслух, — отклонить иск господина Л. Эбохона относительно возмещения арендной платы в связи с расторжением договора аренды третьего ноября 1979 года и обязать ответчика вывезти все принадлежащее ему имущество и произвести ремонт дома по адресу Огунмола-стрит, 24, в течение месяца с даты настоящего постановления».
— Ну-ка, ну-ка, еще раз и помедленнее. — Первенцев весь обратился в слух. — Никакой ошибки быть не должно, иначе вовек не расплатимся.
Наташа прочла еще раз, медленно и четко выговаривая слова.
— Та-ак, — протянул Первенцев, дослушав ее до конца. — Умница этот судья. Воистину соломоново решение. И нашим, и вашим. И все довольны.
— Не думаю, что хозяин дома очень доволен, — заметила Наташа. — Такой куш упустил.
— Не будет таким жадным. Так или иначе, это наша победа. Ремонт сделаем сами, на складе достаточно материалов. Расходы минимальные. Но каков судья! — горячился Первенцев. — Это же юридический абсурд — ремонтировать дом почти через полгода после расторжения договора аренды.
— Он и так закрыл глаза на отсутствие документов, — напомнила Наташа. — Не забывайте, что у нас ничего не было в подтверждение нашей позиции.
— Что верно, то верно. — Первенцев удовлетворенно потер руки. — Честно тебе сказать, я ожидал полного провала.
— Я тоже, — призналась Наташа. — Так что я вас поздравляю.
— Ты тоже внесла свою лепту. До сих пор не могу забыть, как ты им ввернула про сотрудничество. — Первенцев озорно подмигнул ей. — Обсуждение бульдозерных ставок переносится на среду. А теперь беги наряжаться. Выезд в двенадцать.
Сьюзен оказалась совсем не охоча до африканских достопримечательностей. Они немного поколесили по городу, заехали в порт, отметились на Марине и наконец осели в яхт-клубе на острове Виктория.
— Не выношу жару. Сразу теряю форму, — заметила Сьюзен, с наслаждением вытягиваясь в шезлонге.
Она была великолепна в купальнике цвета леопардовой шкуры, удачно оттенявшем ее рыжеватые волосы. В этот час народу у бассейна было немного, и все взгляды были прикованы к ней. Сьюзен явно знала об этом и вела себя с королевским достоинством и естественностью, как человек, привыкший быть центром внимания.
Они с Наташей сразу стали называть друг друга по имени и чувствовали себя легко и непринужденно.
— Джек раскопал этот клуб почти сразу же после приезда сюда. Старая привычка британцев непременно принадлежать к какому-нибудь клубу, древняя, как мир. Без этого они чувствуют себя совершенно потерянными. Шучу, конечно. Это ведь так старомодно, ты не находишь?
— Ничуть. Неповторимый национальный колорит. Без этого было бы скучно. Все были бы на одно лицо.
— Наверное. Что будешь пить?
— Спрайт.
— Ну нет. Не пытайся казаться скучнее, чем ты есть на самом деле. Джек рекомендовал попробовать коктейль «Эйнджел кисе». Только здесь его готовят по-настоящему, потому что используют свежее кокосовое молоко. Представляешь, кокосы прямо с дерева.
— А что там еще?
— Белый ром и куча всякой всячины. Подают в половинке кокосового ореха.
— Убойная смесь! — засмеялась Наташа. — Хорошо, что у нас машина с водителем.
— Ну что, ты решилась?
— С тобой, пожалуй, поспоришь. О'кей.
— Молодчина! — Сьюзен изящно махнула рукой, подзывая официанта.
Наташа оглядела ее тоненькую фигуру.
— И как ты только держишь форму при такой диете, ума не приложу.
— Это я только здесь дала себе волю. Обычно жую салат и зеленую фасоль.
— Чудовищно. Я бы не смогла.
— Смогла бы, если б захотела всерьез заниматься тем же, чем и я. — Сьюзен окинула Наташу критическим взглядом. — Впрочем, тебе это не грозит. Слишком много изгибов. Как раз то, что так любят мужчины.
Появился официант с коктейлями, затейливыми сооружениями, где нашлось место для всего, даже для цветков азалии. Наташа всплеснула руками от восторга.
— Настоящее произведение искусства! Даже жалко пить, все испортим.
— Испортим, еще принесут, — резонно заметила Сьюзен. — Салют!
— Салют!
Коктейль был терпкий, ароматный и очень холодный. Жара сразу отступила, и во всем теле воцарилась приятная прохлада.
— Надо же, ром совсем не чувствуется.
— Не торопись с выводами, все впереди.
— Поздно предупреждать. Ты сама меня на это подбила. Теперь отвечаешь за доставку моего бесчувственного тела на площадку.
— Доставлю, не волнуйся. — Сьюзен с улыбкой посмотрела на нее. — Ты совсем не вписываешься в мое представление о русских.
— Какие же мы, по-твоему?
— Зажатые, закомплексованные, все время оглядываетесь через плечо, как будто за спиной кто-то стоит.
Наташа рассмеялась.
— Поверхностное наблюдение.
— Я и сама вижу. Мне с тобой легко.
— Мне тоже.
— Теперь я понимаю, почему Джек от тебя в таком восторге. Он действительно очень высоко тебя ценит. Я сначала подумала, что это обычные мужские слюни при виде красивого личика. Но тут другое.
— Приревновала?
— А как же! Ваше танго на вечеринке — это же была немыслимая эротика. Я не думала, что мой старичок на такое способен.
Наташа спокойно выдержала ее испытующий взгляд.
— Определенно, ты не такая, как все. Даже обычного вопроса в твоих глазах нет.
— Что за вопрос?
— Ну как же? Тот самый, набивший оскомину вопрос, который мучает всех: что она в нем нашла?
— По-моему, это очевидно, — невозмутимо ответила Наташа.
— Разве? Я понимаю, если бы он был миллионером, — пропищала Сьюзен, явно подражая кому-то. — А так — извращение какое-то.
— Джек — удивительный мужчина. За ним любая женщина чувствует себя как за каменной стеной. Можно быть капризной, взбалмошной, вздорной. Он все простит, потому что умеет любить. Не простит он только одного. Предательства.
Сьюзен смотрела на Наташу широко открытыми, изумленными глазами.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я умею наблюдать и делать выводы.
— Ты сама не знаешь, насколько ты права. В нашем бизнесе так мало настоящих мужчин. Все больше голубые или хорьки.
— Хорьки?
— Это мое выражение. Которые рассматривают манекенщицу как породистую кобылу, как красивую безмозглую игрушку. Ее приятно продемонстрировать знакомым и трахнуть в темном углу. Этакая живая кукла, прямиком из секс-шопа. Я их вдоволь насмотрелась. Когда в мою жизнь вошел Джек, он все перевернул. Он как-то сразу разглядел во мне под слоем косметики и шикарными туалетами настоящую Сьюзен, перепуганную девчонку из Челси с комплексом мужененавистничества. Я долго не могла поверить, что он настоящий, но он меня убедил.
— Если ты действительно так ценишь его, то тебе надо быть поосторожнее.
— Что ты имеешь в виду?
— Не могу забыть его взгляд, когда ты танцевала с Майклом Джонсом.
— Но он же знает, что это ничего не значит!
— Умом, может быть, и знает, а вот сердцем… Он стесняется своего возраста и безумно боится тебя потерять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23