.. Одну бутылку... Пожалела...
сука... Я мужчина! Титьки развесила, корова... Я - мужчина, а ты - сука..
И все... И все...
- Толик, если что, я сбегаю, ты успокойся, миленький! Толенька!..
- Убери руки! Руки убери! Не трогай, б...! Убью суку! Убью!!!
- Толик! Не надо! Не надо! Прошу! Вот - на коленях прошу... Толечка!
О-ой! Ногами - не надо! Толечка! Толечка-а!..
- Молчи, курва! Получила?.. Вставай! Разлеглась тут... сука! На тебе!
На! Заткнись, убью! Заткнись!!!
Хорошо еще - в квартире никого не было, жиличка в гости ушла.

7
А Роза Львовна собирается на свидание.
Лазаря зачем волновать, ни слова вчера ему не сказала, хватит Парню и
своей беды. Матери - все парень, а ему сорок лет, возраст, кстати, для
мужчины самый опасный, если уж в этом возрасте случится инфаркт, то это
очень и очень плохо. Говорят, беречь надо мужчин именно сейчас, следить,
чтобы укрепляли сердечную мышцу, спортом занимались, легкой атлетикой,
только судьба не спрашивает, сколько кому лет.
Каждому когда-нибудь достается настоящее страдание, вот и Лелику
пришла очередь. В Горьком, в эвакуации, в самые страшные годы, был
счастливым - маленький, ничего не понимал, мать рядом, а отцов тогда ни у
кого не было. Голодать Роза Львовна ему не давала, не допустила,
устроилась на макаронную фабрику, дали рабочую карточку, а по вечерам -
шила. Ведь смешно сказать: до войны ничего не умела, а заставила нужда,
научилась и кроить, и шить, и вязать, даже подметки ставить.
А потом пошло легче: учился Лазарь хорошо, товарищи его любили, очень
способный был мальчик и общительный. Не приняли в Университет - это,
конечно, был удар, но он не растерялся, поступил в технический ВУЗ, хотя
мечтал стать журналистом. Способный человек - всегда и везде способный,
вот и в технике всего добился, кандидат наук, физик! Такая сама и так
воспитала - не ныть, не жаловаться, что есть - есть, а чего нет - и не
надо.
Любой пример: разве кто-нибудь в семье, она или Лелик, сказал одно
слово, что нет у Фиры детей? Вообще никогда Лазарь не пожаловался на жену,
молодец, но и Роза Львовна ни разу себе не позволила; они друг друга
нашли, им и жить...
...Как она могла бросить Лазаря, чем он ей не угодил? Не рахмонес,
просто выдержанный и тактичный. Не слишком красивый? В мужчине не красота
главное, и пятнадцать лет назад Фира это понимала.
Любовь... Сердцу не прикажешь, и, хоть этот Петухов ничем не лучше
Лелика, а гораздо хуже, что тут поделаешь, когда любовь? А что у Фиры -
любовь, это давно заметила Роза Львовна, видела вся обмирая, как та ничего
не ест за обедом, отвечает невпопад и точно прислушивается к чему-то, что
одна она только слышит. То ни с того, ни с сего вся вспыхнет, то
улыбнется. А глаза! Какие у нее были глаза, боже ты мой! Я сперва даже
подумала, что Фирочка в положении, но тогда она была бы мягче, ласковее с
мужем...
Лазарь ничего не рассказал матери о том вечере, когда Фирочка
оставила их дом. Сама Роза Львовна ушла тогда в начале разговора, не
хотела мешать, может быть, неумно поступила. А потом Лелик только и
сказал: "Мы с Фирой решили разойтись". "Мы". И - больше ни звука об этом,
а в душу лезть - не в характере Розы Львовны, не умеет.
А другие умеют. В доме всегда все известно, сперва смотрели
т_а_к_и_м_и_ глазами; Антонина, на что уж распущенная женщина, и та:
Розочка Львовна, Розочка Львовна, как же у вас, а? А потом зашла Наталья
Ивановна Копейкина да все и выложила - про Петухова, про Израиль, про
несчастную Танечку.
Фира просто сумасшедшая, что решила ехать, но можно и понять - кто
решил разрушить, идет до конца, а где жить с любимым человеком, это не
имеет значения, ничто не имеет значения, лишь бы вместе. Разве сама Роза
Львовна после известия о гибели мужа все годы тысячу тысяч раз бессонными
ночами не думала: а вдруг ошибка? Вдруг живой? Пусть калека, пусть
контуженный, душевно-больной, пусть - что хочешь, только бы вернулся! Даже
если попал в плен и наказан - все равно счастье, они с Леликом поедут к
отцу в любую даль, хоть на Сахалин. Только вряд ли. Немцы не оставили бы в
живых пленного еврея да и не сдался бы Моисей - такой человек, в этом Роза
Львовна была уверена, тем более, письмо фронтового друга... Но бывают же и
ошибки!
И вот вам парадокс: теперь, через столько лет, Роза Львовна вдруг
узнает, что Моисей жив, и это для нее удар! И горе, и боль, и обида. Ты
его любишь, так радоваться должна, кто это молил Бога: "пусть какой
угодно, только живой"? Вот - он живой, и что же? И оказывается: лучше
калека, лучше преступник, лучше... страшно сказать... мертвый. Но - мой.
Ничего не объяснишь, ничего не поймешь, так не тебе и судить других
за любовь к Петухову. Хотя, наверняка, будут еще у Фиры большие страдания
- такой Петухов, чего доброго, и пьяница и антисемит. Ни в чем не
нуждался, занимал большой пост и вдруг - Израиль! Предательство, если
разобраться. Он же русский человек.
...А Лелик на руках ее носил...
Обо всем этом думает Роза Львовна, рассуждает сама с собой, хочет
быть справедливой, а сама, между тем, собирается.
Главное свидание в жизни женщины бывает иногда и в шестьдесят лет.
Конечно, что там прическа или наряды, но новое демисезонное пальто,
купленное в декабре, сегодня оказалось очень кстати. Март на дворе.
Роза Львовна аккуратно укладывает в сумку фотографии: Лелика
принимают в пионеры, Лелик с классом в день окончания школы, а это - она
сама, с Доски Почета, 1950 год, молодая, с медалью...
...Свадебные снимки, Фира, как ангел, это - в сторону, вообще надо
спрятать подальше. А его кандидатский диплом возьму, и все авторские
свидетельства, восемь штук. Восемь изобретений - не шуточное дело, один
даже есть заграничный патент. Вот, какого сына вырастила Роза. Одна
вырастила, выучила и вывела в люди,
Роза Львовна защелкивает сумку, раздувшуюся от бумаг, и все-таки идет
к зеркалу. Губы надо подмазать, платок - к черту! Надену вязаную шапочку.
И никто этой женщине больше пятидесяти не даст! Потому что не расплылась,
не опустилась. А седые волосы это благородно, сейчас модно, даже девочки
носят седые парики.
...Почему она выбрала местом встречи Юсуповский сад? Наверное, можно
догадаться: потому что последний раз в жизни они гуляли все втроем - она,
четырехлетний Лазарь и Моисей. Было это в субботу вечером, двадцать
первого июня. А жили тогда рядом, на Екатерингофском. Но, конечно, когда
Моисей вчера позвонил, она ничего в виду не имела, сказала первое, что в
голову пришло, а пришел в голову Юсупов сад.
- Здравствуйте, Роза Львовна, говорит Кац по вашей открытке, - начал
свой телефонный разговор, Моисей, - я получил открытку и решил сразу
позвонить.
Голос его оказался удивительно похожим на голос сына, только -
акцент, а Лелик говорит чисто, как диктор.
Старалась разговаривать достойно, без волнения:
- Здравствуй, Моисей. Так как теперь выяснилось, что все эти годы ты
был жив, _м_о_е_м_у_ сыну необходимо уточнить свои анкетные данные. На
случай заграничной командировки.
Никакой командировки не предвиделось, особенно теперь, после истории
с Фирой, но Роза Львовна продолжала:
- Раньше он писал: отец погиб на фронте, теперь же необходимо указать
место жительства и работы.
- Я на пенсии, - грустно сказал Моисей.
- Тогда последнее место и должность.
- Если надо, я могу сейчас приехать, - предложил он, - адрес я знаю,
выяснил в справочном...
- Поздно тебе понадобился адрес сына, - сказала Роза Львовна заранее
приготовленную фразу, - приезжать незачем, у тебя своя жизнь, у нас -
своя. Если ты очень хочешь, можно встретиться. Завтра. Часа в четыре. В
Юсуповском саду у входа.
- Хорошо. Я приду в четыре, - покорно согласился Моисей.
На двадцать минут раньше он явился, а возможно, и больше. Роза
Львовна сама почему-то оказалась около сада без четверти четыре, и издали,
с противоположной стороны Садовой, сразу увидела: уже стоит. C Лазарем,
кроме голоса, у этого гопника ничего общего не оказалось, разве что цвет
глаз, но выражение совсем другое, как у старой клячи. Какой-то маленький,
худенький... Эх, Моисей, Моисей, разве так выглядел бы ты сейчас, если бы
не совершил предательства к жене и сыну!
- А ты, Роза, совсем не изменилась, - сказал Моисей, когда она
подошла, - все такая же, я просто поражен.
Ну что, сказать ему все, что думаешь, что он заслуживает услышать?..
Зачем?
- Пойдем, сядем, - предложила Роза Львовна, внимательно оглядев
ношенные-переношенные ботинки Моисея и его куцее пальтишко без двух
пуговиц, первой и четвертой, - или, может быть, ты замерз? Так я могу
пригласить тебя в кафе.
Не ответив, он по грязной, раскисшей дорожке потащился к лавочке и
сел, поддернув на коленях брюки, на которых кроме пузырей, ничего не было.
Роза Львовна не торопясь достала из сумки газету, постелила и аккуратно
села, чтобы не запачкать новое пальто.
- Ну, говори, - сказала она.
- Что я могу сказать? Когда я решил... я встретил ту женщину... ну,
когда мы написали тебе то письмо... я подумал: так будет лучше, ты гордая,
и тебе будет легче оплакать мертвого, чем узнать... - забормотал Моисей.
- Это меня не интересует: женщина, твоя ложь, - перебила его Роза
Львовна, - сообщи последнее место работы и с какого года на пенсии. Адрес
я знаю. Тоже нашла в справочном.
- На пенсии я с января 1965 года, а работал в торговой сети.
- Должность?
- Продавцом.
- Ты же имел образование?! Специальность техника!
- Ну, так получилось. Семья...
- Можно содержать семью и при этом работать честно. Да... Значит -
продавец... А я вот еще не на пенсии. Старший библиотекарь. А Лазарь -
кандидат. Скоро поедет в Москву, вызвали в Министерство.
Моисей молчал. Она ждала, что сейчас он начнет расспрашивать о сыне,
но он молчал. И в это время вдруг начался дождь. Сразу стемнело, мелкие
капли сыпались на скамейку.
- Пойду, - угрюмо сказал Моисей и поднялся, - поезд у меня в 16. 50,
а еще купить надо, в Шапках с продуктами плохо.
И тут Роза Львовна не выдержала:
- Поезд у тебя? - закричала она, вскакивая. - А совесть у тебя есть?
Как у сына дела, чего он добился в жизни - это тебя интересует?
- Интересует, - буркнул Моисей, переступая своими дырявыми ботинками
в луже, - ты же сказала - кандидат. И соседей спрашивал. Квартира у вас и
машина. Кандидаты. В Министерство! Библиотекари! "Имел специальность
техника!" А - когда трое детей и жена больная?! Когда жрать нечего?!"
Содержать семью и работать честно"! Спасибо за науку, гражданин начальник!
Конечно, тогда я пришел нетрезвый, это безусловно. Но зачем он от меня,
как от заразного? Он же сын... Вот... - грязными, негнущимися пальцами он
шарил по карманам, полез в пальто, потом в пиджак, - вот, отдай, скажи:
спасибо от родного отца! Он мне тогда дал, так это я долг возвращаю! Я
брал в долг! - Он совал в руки изумленной Розе Львовне смятый рубль и
какую-то мелочь.
- Да что ты... - говорила она, отступая, - зачем? У нас есть, мы ни в
чем не нуждаемся...
- Есть - и на здоровье! - кричал Моисей. - Не нуждаетесь, и
прекрасно! Мне вашего не надо, я пенсию имею, за работу! Всем, чем
обеспечен!
Внезапно он выхватил у Розы Львовны сумочку, открыл ее, высыпал туда
деньги, повернулся и чуть ли ни бегом направился к воротам. Роза Львовна,
вконец растерянная, нерешительно пошла за ним. У ворот он замедлил шаг,
видно, запыхался, но продолжал уходить, не оборачиваясь.
Так они и двигались к Сенной площади друг за другом. Роза Львовна в
каких-нибудь десяти шагах видела впереди старческую спину, сутулые узкие
плечи, обтянутые старым пальто, желтую сетку с какими-то кульками - откуда
он ее вытащил? В кармане была, наверное, так.
Моисей не оглядывался.
Они миновали рыбный магазин, перешли Московский проспект, теперь Роза
Львовна почти догнала его. Куда он? К метро, конечно. На вокзал лучше
всего - на метро.
Вот и состоялось их последнее свидание...
- Моисей! - крикнула Роза Львовна. - Моисей, постой!
Голос ее неожиданно пресекся, густой зеленоватый туман застлал глаза,
ноги ослабели...
- Что с вами, мамаша? - участливо спросил молодой голос, и Роза
Львовна почувствовала, что ее крепко взяли под руку. - Вам плохо?
- Ничего... остановите его... гражданина, - еле выдохнула она,
пытаясь поднять руку, - вон тот, пожилой, с сеткой...
- Нету там никого, мамаша, вам почудилось. Вы не нервничайте. Можете
стоять?
- Я стою. Все уже проходит. Прошло. Спасибо.
Зеленая мгла рассеялась, и Роза Львовна увидела рядом встревоженно5е
лицо в очках. Совсем мальчик, студент, наверное.
- Все прошло, вы идите, молодой человек, спасибо вам, я сама.
Она освободила руку и шагнула вперед. Моисей исчез. Народу поблизости
было немного, она внимательно вгляделась - нету. У входа в метро нет, и на
трамвайной остановке, и у магазина. У Розы Львовны зоркие глаза, очков не
носит, не могла она ошибиться. Моисей Кац пропал, как провалился.
В последний раз Роза Львовна медленно и тщательно оглядела Сенную
площадь. Что ж... Нет так нет. Сорок лет почти не было - и опять нету.
Значит, так оно и правильно, что ни делается - все к лучшему. Роза Львовна
крепко прижала к себе сумочку и пошла на остановку.

8
Наконец-то подошла очередь поговорить о Семеновых. А то уж так, по
правде сказать, надоели все эти драмы и трагедии, пьяная Антонина с
распухшим глазом и синяками по всему телу, заплаканная Роза Львовна,
молчаливый и похудевший Лазарь. Да что их всех перечислять, бумаги не
хватит, а мы с вами - тоже люди, у нас и дома хватает неприятностей, и на
работе, а тут еще - видели? - Сел человек раз в жизни, в свободное от дел,
хозяйства и телевизора время почитать книжку - и опять ужасы, разводы,
слезы, треугольники какие-то... И все герои, как один, или сволочи или
вовсе - аморальные уроды. Остается только окончательно решить, что это так
называемое "сочинение" - просто клевета на нашу действительность. А как вы
думали? Как будто нет вокруг здоровых, веселых, румяных людей,
спортсменов, как будто никто не едет на БАМ и КАМАЗ, будто не ходит по
нашему городу умная интеллигенция с портфелями, этюдниками и творческими
замыслами... И погода - всегда плохая. И в магазинах - очереди.
Все. Передых. Расслабились.
Мы у Семеновых. Семья у них крепкая, дружная, здоровье отличное, и
это не случайное везение, просто никто не пьет и не валяется по диванам с
книгами, а все работают, так что болеть и ныть тут некогда. В комнате
тепло и чисто, все блестит - от пола, покрытого лаком, до мебели и окон.
Сын - отличник английской школы, председатель совета отряда, глава семьи
Семенов - передовик производства, портрет его висит во дворе завода. Не
фотокарточка какая-нибудь, а настоящий портрет, нарисованный настоящим
художником. И характеры у всех спокойные и уживчивые, с соседями никогда
никаких ссор. Вот, Тютины, старики уже, Марья Сидоровна, когда ее уборка,
бывает и пыль в коридоре в углу оставит, и плиту плохо моет. Но разве ей
когда слово сказали? Ни разу. Наоборот, всегда: Марья Сидоровна, я -
молочный, вам кефиру взять?
Счастливые люди редко бывают злыми, это известный проверенный факт, а
Семеновы со всех точек зрения имеют право называться счастливыми людьми.
Вот только, что такое счастье?
Один не очень уважаемый человек говорил, что счастье, мол, это
максимальное соответствие действительного желаемому. Если отбросить наши с
ним личные счеты, то, может быть, он и прав? Все дело в том, что для кого
- желаемое. Какая цель? А если не дубленка, а Коммунизм? То-то.
Но с другой стороны есть мнение, что цель - ничто, а движение - все,
и это уже не кто попало придумал, а какой-то классик, чуть ли не теоретик
перманентной революции.
Есть еще люди, которые утверждают, что счастье, это когда нет
неприятностей. Что-то в этом есть, и как-то, лежа бесплатно в больнице "25
Октября"... Ладно. А вот счастье Семеновых как раз заключается в том, что
они не ищут этому состоянию никаких определений или - себе оправданий:
почему, дескать, нам хорошо, когда другому, той же Розе Львовне, плохо.
Вообще они не занимаются решением проблем, а просто живут. На вопросы
знают ответы, знают, чего хотят и что надо сделать, чтобы их мечты стали
явью. И делают дело, а не ждут, когда придет дядя или детский волшебник
Хоттабыч. Поэтому я считаю, что, если уж где и отдохнуть нам с вами, так
только у Семеновых, где в настоящее время хозяин дома, сидя за столом, ест
борщ.
1 2 3 4 5 6 7