Мне завидуют черной завистью сотни женщин. Две уж точно, — добавила я, думая о Карен и Шарлотте.А затем занялась тем, чем обычно занимаюсь в спальне у Дэниэла.— Дэниэл, угадай, кто я, — сказала я и начала извиваться на кровати, издавая страстные вздохи и стеная:— О, Дэниэл! Дэниэл!Обычно он смеялся, но на этот раз не стал.— Угадал?— Нет.— Дэннис, — торжествующе объявила я.Он вяло улыбнулся. Наверно, я слишком часто это проделывала.— Так кто же она, твоя нынешняя подружка по постели? — поинтересовалась я, меняя тему.— Какая разница?— А в постель ты ее уложил?— Вообще-то еще нет.— Как?! То есть ты обхаживал бабу более четырех часов и так и не смог соблазнить ее своим обычным «Я такой невинный, я не развратник, я очень хороший»? Обаяния не хватило? Теряешь квалификацию, милый мой.— Да, наверно.Он не улыбнулся, как обычно. Просто вышел из комнаты. Это настолько встревожило меня, что я вскочила с кровати и побежала следом.— А почему это у тебя так чисто и прибрано? — с подозрением спросила я, когда мы вернулись в гостиную.Мне стало стыдно: несмотря на частые генеральные уборки, в нашей квартире царил вечный разгром.Преисполненные благих намерений, мы сто раз давали себе слово поддерживать порядок, но через день-два наше рвение слабело, и мы начинали говорить следующее: «Шарлотта, если ты отдежуришь за меня по ванной, можешь надеть мое новое платье на эту твою вечеринку в пятницу», или: «Отвяжись, Карен, я чистила раковину… Да, а откуда мне было взять новую губку? Шарлотта все их извела на себя после того, как переспала с тем датчанином… так что я не виновата, если не все отмылось — я же честно старалась!», или: «Да, я знаю, что сегодня воскресенье, уже вечер, мы все валяемся и смотрим телевизор, и расслабились почти до состояния комы, но мне надо пропылесосить, так что, будьте любезны, уйдите с дивана и телевизор выключите, потому что мне нужна розетка… И нечего орать на меня! Не орите! Если это так тяжело, то, пожалуй, с уборкой можно подождать, то есть я-то ждать не хочу, но если вы настаиваете…»На самом деле нам было нужно одно: чтобы кто-нибудь раз в неделю убирал нашу квартиру за деньги, но Карен каждый раз восставала против этого. «Зачем платить за то, что мы можем сделать сами? — возмущалась она. — Мы молодые, здоровые и все умеем».Умеем, это правда, только не делаем.— Ты что, нашел себе малолетнюю филиппинскую рабыню, которая приходит и вылизывает твою квартиру за плату ниже минимальной? — спросила я.— Нет, — с негодованием отрезал Дэниэл.— Или тетушку в переднике и с косынкой на голове, с радикулитом и распухшими коленями, которая вытирает у тебя пыль, а потом чаевничает на кухне и жалуется на жизнь?— Нет, — повторил Дэниэл. — Вообще-то, я убираюсь сам.— Ну да, — недоверчиво протянула я. — Наверняка заставляешь свою нынешнюю жертву гладить тебе рубашки и мыть ванную.— Нет, не заставляю.— А почему? Уверена, она бы с удовольствием. Если б мне кто предложил гладить мое белье в обмен на интимные услуги, я бы, пожалуй, не устояла.— Люси, — с убийственной серьезностью сказал Дэниэл, — я буду гладить тебе белье в обмен на интимные услуги.— Наверно, я забыла уточнить, что рассмотрю чьи угодно предложения, кроме твоих, — фыркнула я.— Но, Люси, я действительно люблю заниматься хозяйством.Я бросила на него презрительный взгляд.— А еще говоришь, я странная.— Я такого не говорил, — обиделся он.— Не говорил? — опешила я. — А следовало… Вот я — я просто ненавижу хозяйство. Если меня ждет ад — а я не вижу, почему бы ему меня не ждать, — меня, видимо, заставят гладить белье Сатане. И пылесосить — это вообще хуже всего, большей муки для меня нет, так что меня приговорят ежедневно пылесосить всю преисподнюю. Я как сама природа, — добавила я.— Это в чем? — спросил Дэниэл.— Природа боится техники, но я боюсь ее еще больше.Дэниэл рассмеялся. Слава богу, подумала я, а то до сих пор он был что-то слишком строг.— А теперь, Люси, поди сюда, — сказал он и обнял меня. У меня в груди екнуло от страха, но потом я поняла, что он просто подталкивает меня к дивану.— Хотела валяться? — спросил он.— Да.— Вот тебе самое подходящее место.— А как же шоколад, ты ведь обещал? — расхрабрившись, напомнила я. — Валяться без шоколада бессмысленно. А шоколад вкуснее всего есть лежа.— Будет сделано. — И он пошел за шоколадом.
В тот день погода испортилась.Был конец августа, и, хотя настоящая жара уже отступила, все-таки было настолько тепло, что Дэниэл распахнул настежь все окна в гостиной.Вдруг, будто включили огромный вентилятор, поднялся ветер, листья зашелестели громче, небо потемнело, и мы услышали рокот надвигающейся грозы.— Это был гром? — с надеждой спросила я.— Вроде бы да.Я бросилась к окну и выглянула на улицу. Пустой пакет из-под чипсов, все лето мирно пролежавший на асфальте, летел над тротуаром, подгоняемый порывами ветра. А потом полил дождь, и мир за окном изменился.Улицы и сады из тусклых и серых от пыли сделались темными и блестящими, яркая зелень деревьев стала почти черной.Это было прекрасно.Воздух стал свежим, ароматным и прохладным. Запах мокрой травы хлынул мне навстречу, когда я, рискуя вывалиться, высунулась из окна по пояс.Мне на лицо падали частые крупные капли, тяжелые, как градины.Я люблю грозы. Только в грозу я пребываю в мире с самой собою. Бушующая стихия меня успокаивает.Очевидно, это не только потому, что я странная; тому есть строго научное объяснение. Грозы насыщают воздух отрицательными ионами, и хоть я и не понимаю, кто они такие, но знаю, что они благотворно влияют на самочувствие. Когда я прочла об этом, то даже купила комнатный ионизатор, чтобы дышать грозовым воздухом все время.Хотя с настоящей грозой он не сравнится.Снова загремел гром, и комната озарилась серебристыми сполохами.В мгновенной вспышке света стол, стулья и остальная мебель в гостиной показалась мне испуганной, как люди, которых внезапно разбудили, включив верхний свет в спальне.Дождь лил и лил, и я чувствовала, как при каждом ударе грома что-то вздрагивает у меня внутри.— Правда, удивительно? — спросила я, с улыбкой оборачиваясь к Дэниэлу.Он стоял в двух шагах от окна и наблюдал за мной. Взгляд у него был внимательный и серьезный.Я тут же застеснялась. Еще подумает, что я чокнутая, если радуюсь ливню.Потом странное, напряженное выражение исчезло с его лица, и он улыбнулся.— Забыл, что ты всегда любила дождь. Как-то ты мне сказала, что во время дождя чувствуешь, что твой внутренний мир соответствует внешнему.— Неужели? — совсем засмущалась я. — Неудивительно, что ты считаешь меня тронутой.— Я? Нет! — горячо возразил он.Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ одним уголком рта.— Я думаю, ты удивительная, — сказал он.У меня земля ушла из-под ног.Потом мы надолго замолчали. Я пыталась придумать что-нибудь легкое и немного обидное, чтобы ослабить напряжение, но не могла вымолвить ни слова. Я онемела. Я была абсолютно уверена, что мне сделали комплимент, но не знала, как следует ответить.— Отойди от окна, — наконец сказал он. — Не хочу, чтобы тебя ударило молнией.— Будем откровенны: если это может случиться с каждым, то и со мной тоже, — ответила я, и мы оба с готовностью рассмеялись.Хотя дистанцию по-прежнему соблюдали очень тщательно.Дэниэл закрыл окна, и шум грозы остался снаружи.Гром рокотал, ревел и гудел над нами. Дождь лил без остановки, и к пяти часам вечера стало темно, почти как ночью. Комнату изредка озаряли вспышки молний. По стеклам ручьями бежала вода.— Кажется, лето кончилось, — сказал Дэниэл.Мне стало грустно, но только на миг.Я всегда знала, что это не навсегда, и надо жить дальше.А осень я люблю. Осенью я покупаю новые сапоги.Наконец гроза исчерпала всю свою силу, и дождь стучал в окна тише и ровнее. Он успокаивал, гипнотизировал, создавал особый уют. Я лежала на диване, укрытая пледом, и блаженствовала от ощущения тепла и безопасности.Я читала книжку и ела шоколад.Дэниэл сидел в кресле, грыз печенье, читал газеты и смотрел телевизор, выключив звук.Кажется, за два часа мы не сказали друг другу ни слова.Я то и дело вздыхала, ворочалась и бормотала себе под нос: «Ого, вот здорово» или «Обалдеть, лучше просто не скажешь», а Дэниэл улыбался в ответ, но не думаю, что это можно считать разговором.Общаться нас заставил только голод.— Дэниэл, я ужасно хочу есть.— Ну…— И не говори, что я весь день лопаю шоколад и не могу быть голодной.— Я и не собирался, — будто бы удивился он. — Я знаю, что с печеньем и конфетами у тебя отношения особые. Хочешь, чтобы я тебя куда-нибудь сводил?— То есть мне придется вставать с дивана?— Намек понял. Хочешь пиццы?Что за человек!Он открыл ящик одного из своих странных шкафов и достал кипу листовок и брошюрок меню пиццы с доставкой на дом.— Вот полистай и реши, чего ты хочешь.— А это обязательно?— Нет, если не хочешь.— Но как же я тогда узнаю, что можно заказать?Дэниэл стал читать мне вслух.— Корочка мягкая или хрустящая?— Мягкая.— Тесто из пшеничной муки или с отрубями?— Из пшеничной! Отруби — придумают же такую гадость.— Порция маленькая, средняя, большая?— Маленькая.— Ну ладно, тогда средняя.Когда заказ был сделан, наш разговор прервался.Мы смотрели телевизор, ели, обменивались репликами. Не могу припомнить, когда я в последний раз испытывала такое счастье.Я нисколько не преувеличиваю, особенно если учесть, что пару недель подряд всерьез думала о самоубийства.За вечер два-три раза звонил телефон, но, когда Дэниэл подходил, трубку вешали. Подозреваю, что это была какая-нибудь из сотен его бывших подруг. Мне даже стало неуютно, потому что я вспомнила, как сама вот так звонила мужчинам, которые разбивали сердце мне. Будь у Гаса телефон, я, наверно, проделывала бы это по десять раз в день.
Потом Дэниэл отвез меня домой. Я настояла, чтобы он высадил меня у светофора.— Нет, — запротестовал он. — Ты промокнешь насквозь.— Дэниэл, пожалуйста, — взмолилась я. — Боюсь, Карен увидит твою машину.— И что тут такого?— Она меня со свету сживет.— Мы имеем полное право видеться.— Возможно, — согласилась я. — Но мне с ней еще жить в одной квартире. Ты бы так не храбрился, будь она твоей соседкой.— Пошли вместе, и я сам с ней разберусь, — пригрозил он.— Ой, нет! — воскликнула я. — Ни за что на свете. — И добавила уже спокойнее: — Не надо. Я сама с ней поговорю. Так будет лучше. 58 Я бежала домой по лужам под проливным дождем и всю дорогу мучилась, что скажу Карен, когда она спросит, где я была. Проще всего, конечно, соврать, вот только она наверняка поймет, что я вру.Да и потом, зачем мне врать? Я ничего плохого не сделала, твердила я себе.Я имею полное право видеться с Дэниэлом, он мой друг и был моим другом с незапамятных времен, задолго до того, как познакомился с Карен, да если на то пошло, и до того, как я сама познакомилась с Карен.Все это звучало очень убедительно, пока я шла по улице.Но стоило мне вставить в дверь ключ, как вся моя храбрость куда-то делась.— Где тебя носило?Карен ждала меня. Лик ее был ужасен, на столе дымилась переполненная пепельница.— Э-э-э…Я бы с радостью соврала, не будь так очевидно, что она уже все знает.Откуда она узнала? Кто проболтался?Потом Шарлотта рассказала мне, что Адриан. Когда паб закрылся, они с Карен решили взять напрокат кассету, чтобы убить еще пару часов ненужного им свободного времени, и Адриан спросил их, кто «тот стильный ублюдок в шикарной тачке», с которым я уехала.— Вид у него был такой, будто вот-вот заплачет, — сказала Шарлотта. — По-моему, он в тебя влюблен.Конечно, я сама виновата. Позволила бы Дэниэлу забрать меня прямо из дома, вместо того чтобы играть в прятки, и никто меня не заметил бы. Честность удобнее всего. Или надо уметь как следует заметать следы.— Так что происходит? — срывающимся на визг голосом спросила Карен. Лицо у нее было совсем белое, только на щеках краснели два пятна. Мне показалось, она сошла с ума от бешенства или нервного перенапряжения.— Ничего не происходит, — скороговоркой пробормотала я. Мне хотелось поскорее разубедить ее — не из страха за собственную шкуру, просто я хорошо понимала, в какой ад превращается жизнь, когда подозреваешь, что любимый человек нашел себе другую.— Не пудри мне мозги!— Честно, Карен, я просто была у него в гостях. Это было совершенно невинно.— Невинно! Мужчины ничего невинного не делают. Знаешь, кто мне это сказал? Ты, Люси Салливан.— Со мной все по-другому.Карен горько рассмеялась.— Да нет, Люси, ты себе льстишь.— Я не льщу…— Нет, льстишь. Вот так он всегда и действует: он и меня заставил почувствовать, что я единственная стоящая девушка на свете.— Карен, я не о том. Со мной все по-другому, потому что он не влюблен в меня, а я не влюблена в него. Мы просто друзья.— Не будь такой наивной. Впрочем, тебя я уже давно подозревала: ты слишком усердно расписывала, как он, по-твоему, нехорош…— Но я только из соображений здравого смысла…— …а ему и не захотелось бы проводить с тобой время, не будь у него намерения заловить тебя: он ведь не терпит отказов. Он приложит все силы, чтобы тебя трахнуть, только потому, что ты ведешь себя так, будто тебе не хочется.Я открыла рот, но не издала ни звука.— А правда, что он пустил тебя за руль?— Правда.— Подонок! Меня не пускал. За полгода так ни разу и не дал порулить.— Ты же не умеешь водить машину.— Так пусть бы научил, верно? Если б была в нем хоть капля порядочности, сам бы давал мне уроки вождения.— Э-э-э…— Так что, он уже с кем-нибудь встречается? — спросила Карен. Лицо у нее жалко дергалось: она пыталась улыбнуться.— По-моему, нет, — мягко сказала я. — Не волнуйся.— Я и не волнуюсь, — оскалилась она. — Чего мне волноваться? В конце концов, я же его бросила.— Конечно.Как бы угадать, что ей сейчас лучше сказать?— Как можно быть настолько жалкой? — с негодованием продолжала она. — Найди себе парня сама, прекрати подбирать за мною.И, прежде чем я успела что-либо сказать, снова бросилась в атаку:— И как можно быть настолько непорядочной? Каково было бы тебе, начни я сейчас встречаться с Гасом?— Прости, — униженно пробормотала я. Она была права, и мне стало стыдно. Предательница я!— Нечего с ним встречаться, нечего приводить моего бывшего парня в мой же собственный дом.— Я и сама не стала бы, — возразила я, подумав, что проявляю чуткость и уважаю ее чувства, но она поняла мои слова как проявление бесстыдного эгоизма.— Наверно, он говорил только обо мне…Что ответить на это, я не знала: боялась огорчить ее, сказав, что о ней Дэниэл не говорил.— …так вот: не хочу, чтобы он обо мне что-то знал. Какая у меня может быть личная жизнь, если моя соседка гуляет с моим бывшим?— Все совсем не так!Я уже разрывалась на части от чувства вины. Я ненавидела себя за то, что сделала Карен больно, и не понимала, как это я раньше могла находить себе оправдания.А потом грянул гром.— Я запрещаю тебе с ним видеться.Она смотрела на меня в упор, глаза в глаза.Тут бы мне расправить плечи, проглотить слюни и сказать ей, что она не может запретить мне видеться с кем бы то ни было.Но я этого не сделала.Меня слишком мучила совесть. У меня не было на это права. Я оказалась плохой подругой, плохой соседкой, плохим человеком. Мне хотелось все исправить, и в данный момент я не задумывалась, как это — отказаться от встреч с Дэниэлом ради того, чтобы помириться с Карен.— Ладно, — кивнула я и вышла из комнаты. 59 Назавтра мы с Дэниэлом опять встретились; я не могла понять, что со мной делается. Я знала, что видеть Дэниэла мне запрещено, и до смерти, до оцепенения боялась Карен.Но когда он позвонил и спросил, нельзя ли ему после работы сводить меня куда-нибудь в кафе, я почему-то ответила «да». Потому, возможно, что меня уже сто лет никто никуда не водил.Вероятно, то был своего рода бунт, хоть и в скрытой форме. Как будто я осмелилась показать Карен кукиш, предварительно надев варежки.За пять минут до встречи с Дэниэлом я решила заново накраситься — пусть я иду в кафе всего-навсего со старым другом, но выход в свет есть выход в свет, и откуда мне знать, кто попадется мне по дороге. Подводя глаза, я обнаружила, что рука у меня дрожит. Бог свидетель, я не влюблена в Дэниэла, в ужасе подумала я и тут же поняла, что трепещу всего лишь от старого доброго страха — страха перед Карен и тем, что она сделает со мной, если только узнает. Какое облегчение! Насколько легче жить, когда трясешься от ужаса, а не от нетерпения.Когда ровно в пять часов Дэниэл вошел в нашу комнату (с гостевым пропуском на лацкане пиджака: Дэниэл никогда не поступил бы, как Гас), несмотря на его официальный костюм, я так ему обрадовалась, что почувствовала праведный гнев на Карен. Даже с удовольствием подумала, что могла бы с ней поссориться. Хоть и не всерьез.— Перед обедом мы зайдем в паб, — сказала я Меридии, Меган и Джеду. — Будем рады, если вы составите нам компанию.Но они дружно уперлись. На лицах у Меридии и Джеда было написано: «Он не Гас», и, пока я надевала пальто, они смотрели на меня осуждающе, недобро прищурившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
В тот день погода испортилась.Был конец августа, и, хотя настоящая жара уже отступила, все-таки было настолько тепло, что Дэниэл распахнул настежь все окна в гостиной.Вдруг, будто включили огромный вентилятор, поднялся ветер, листья зашелестели громче, небо потемнело, и мы услышали рокот надвигающейся грозы.— Это был гром? — с надеждой спросила я.— Вроде бы да.Я бросилась к окну и выглянула на улицу. Пустой пакет из-под чипсов, все лето мирно пролежавший на асфальте, летел над тротуаром, подгоняемый порывами ветра. А потом полил дождь, и мир за окном изменился.Улицы и сады из тусклых и серых от пыли сделались темными и блестящими, яркая зелень деревьев стала почти черной.Это было прекрасно.Воздух стал свежим, ароматным и прохладным. Запах мокрой травы хлынул мне навстречу, когда я, рискуя вывалиться, высунулась из окна по пояс.Мне на лицо падали частые крупные капли, тяжелые, как градины.Я люблю грозы. Только в грозу я пребываю в мире с самой собою. Бушующая стихия меня успокаивает.Очевидно, это не только потому, что я странная; тому есть строго научное объяснение. Грозы насыщают воздух отрицательными ионами, и хоть я и не понимаю, кто они такие, но знаю, что они благотворно влияют на самочувствие. Когда я прочла об этом, то даже купила комнатный ионизатор, чтобы дышать грозовым воздухом все время.Хотя с настоящей грозой он не сравнится.Снова загремел гром, и комната озарилась серебристыми сполохами.В мгновенной вспышке света стол, стулья и остальная мебель в гостиной показалась мне испуганной, как люди, которых внезапно разбудили, включив верхний свет в спальне.Дождь лил и лил, и я чувствовала, как при каждом ударе грома что-то вздрагивает у меня внутри.— Правда, удивительно? — спросила я, с улыбкой оборачиваясь к Дэниэлу.Он стоял в двух шагах от окна и наблюдал за мной. Взгляд у него был внимательный и серьезный.Я тут же застеснялась. Еще подумает, что я чокнутая, если радуюсь ливню.Потом странное, напряженное выражение исчезло с его лица, и он улыбнулся.— Забыл, что ты всегда любила дождь. Как-то ты мне сказала, что во время дождя чувствуешь, что твой внутренний мир соответствует внешнему.— Неужели? — совсем засмущалась я. — Неудивительно, что ты считаешь меня тронутой.— Я? Нет! — горячо возразил он.Я улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ одним уголком рта.— Я думаю, ты удивительная, — сказал он.У меня земля ушла из-под ног.Потом мы надолго замолчали. Я пыталась придумать что-нибудь легкое и немного обидное, чтобы ослабить напряжение, но не могла вымолвить ни слова. Я онемела. Я была абсолютно уверена, что мне сделали комплимент, но не знала, как следует ответить.— Отойди от окна, — наконец сказал он. — Не хочу, чтобы тебя ударило молнией.— Будем откровенны: если это может случиться с каждым, то и со мной тоже, — ответила я, и мы оба с готовностью рассмеялись.Хотя дистанцию по-прежнему соблюдали очень тщательно.Дэниэл закрыл окна, и шум грозы остался снаружи.Гром рокотал, ревел и гудел над нами. Дождь лил без остановки, и к пяти часам вечера стало темно, почти как ночью. Комнату изредка озаряли вспышки молний. По стеклам ручьями бежала вода.— Кажется, лето кончилось, — сказал Дэниэл.Мне стало грустно, но только на миг.Я всегда знала, что это не навсегда, и надо жить дальше.А осень я люблю. Осенью я покупаю новые сапоги.Наконец гроза исчерпала всю свою силу, и дождь стучал в окна тише и ровнее. Он успокаивал, гипнотизировал, создавал особый уют. Я лежала на диване, укрытая пледом, и блаженствовала от ощущения тепла и безопасности.Я читала книжку и ела шоколад.Дэниэл сидел в кресле, грыз печенье, читал газеты и смотрел телевизор, выключив звук.Кажется, за два часа мы не сказали друг другу ни слова.Я то и дело вздыхала, ворочалась и бормотала себе под нос: «Ого, вот здорово» или «Обалдеть, лучше просто не скажешь», а Дэниэл улыбался в ответ, но не думаю, что это можно считать разговором.Общаться нас заставил только голод.— Дэниэл, я ужасно хочу есть.— Ну…— И не говори, что я весь день лопаю шоколад и не могу быть голодной.— Я и не собирался, — будто бы удивился он. — Я знаю, что с печеньем и конфетами у тебя отношения особые. Хочешь, чтобы я тебя куда-нибудь сводил?— То есть мне придется вставать с дивана?— Намек понял. Хочешь пиццы?Что за человек!Он открыл ящик одного из своих странных шкафов и достал кипу листовок и брошюрок меню пиццы с доставкой на дом.— Вот полистай и реши, чего ты хочешь.— А это обязательно?— Нет, если не хочешь.— Но как же я тогда узнаю, что можно заказать?Дэниэл стал читать мне вслух.— Корочка мягкая или хрустящая?— Мягкая.— Тесто из пшеничной муки или с отрубями?— Из пшеничной! Отруби — придумают же такую гадость.— Порция маленькая, средняя, большая?— Маленькая.— Ну ладно, тогда средняя.Когда заказ был сделан, наш разговор прервался.Мы смотрели телевизор, ели, обменивались репликами. Не могу припомнить, когда я в последний раз испытывала такое счастье.Я нисколько не преувеличиваю, особенно если учесть, что пару недель подряд всерьез думала о самоубийства.За вечер два-три раза звонил телефон, но, когда Дэниэл подходил, трубку вешали. Подозреваю, что это была какая-нибудь из сотен его бывших подруг. Мне даже стало неуютно, потому что я вспомнила, как сама вот так звонила мужчинам, которые разбивали сердце мне. Будь у Гаса телефон, я, наверно, проделывала бы это по десять раз в день.
Потом Дэниэл отвез меня домой. Я настояла, чтобы он высадил меня у светофора.— Нет, — запротестовал он. — Ты промокнешь насквозь.— Дэниэл, пожалуйста, — взмолилась я. — Боюсь, Карен увидит твою машину.— И что тут такого?— Она меня со свету сживет.— Мы имеем полное право видеться.— Возможно, — согласилась я. — Но мне с ней еще жить в одной квартире. Ты бы так не храбрился, будь она твоей соседкой.— Пошли вместе, и я сам с ней разберусь, — пригрозил он.— Ой, нет! — воскликнула я. — Ни за что на свете. — И добавила уже спокойнее: — Не надо. Я сама с ней поговорю. Так будет лучше. 58 Я бежала домой по лужам под проливным дождем и всю дорогу мучилась, что скажу Карен, когда она спросит, где я была. Проще всего, конечно, соврать, вот только она наверняка поймет, что я вру.Да и потом, зачем мне врать? Я ничего плохого не сделала, твердила я себе.Я имею полное право видеться с Дэниэлом, он мой друг и был моим другом с незапамятных времен, задолго до того, как познакомился с Карен, да если на то пошло, и до того, как я сама познакомилась с Карен.Все это звучало очень убедительно, пока я шла по улице.Но стоило мне вставить в дверь ключ, как вся моя храбрость куда-то делась.— Где тебя носило?Карен ждала меня. Лик ее был ужасен, на столе дымилась переполненная пепельница.— Э-э-э…Я бы с радостью соврала, не будь так очевидно, что она уже все знает.Откуда она узнала? Кто проболтался?Потом Шарлотта рассказала мне, что Адриан. Когда паб закрылся, они с Карен решили взять напрокат кассету, чтобы убить еще пару часов ненужного им свободного времени, и Адриан спросил их, кто «тот стильный ублюдок в шикарной тачке», с которым я уехала.— Вид у него был такой, будто вот-вот заплачет, — сказала Шарлотта. — По-моему, он в тебя влюблен.Конечно, я сама виновата. Позволила бы Дэниэлу забрать меня прямо из дома, вместо того чтобы играть в прятки, и никто меня не заметил бы. Честность удобнее всего. Или надо уметь как следует заметать следы.— Так что происходит? — срывающимся на визг голосом спросила Карен. Лицо у нее было совсем белое, только на щеках краснели два пятна. Мне показалось, она сошла с ума от бешенства или нервного перенапряжения.— Ничего не происходит, — скороговоркой пробормотала я. Мне хотелось поскорее разубедить ее — не из страха за собственную шкуру, просто я хорошо понимала, в какой ад превращается жизнь, когда подозреваешь, что любимый человек нашел себе другую.— Не пудри мне мозги!— Честно, Карен, я просто была у него в гостях. Это было совершенно невинно.— Невинно! Мужчины ничего невинного не делают. Знаешь, кто мне это сказал? Ты, Люси Салливан.— Со мной все по-другому.Карен горько рассмеялась.— Да нет, Люси, ты себе льстишь.— Я не льщу…— Нет, льстишь. Вот так он всегда и действует: он и меня заставил почувствовать, что я единственная стоящая девушка на свете.— Карен, я не о том. Со мной все по-другому, потому что он не влюблен в меня, а я не влюблена в него. Мы просто друзья.— Не будь такой наивной. Впрочем, тебя я уже давно подозревала: ты слишком усердно расписывала, как он, по-твоему, нехорош…— Но я только из соображений здравого смысла…— …а ему и не захотелось бы проводить с тобой время, не будь у него намерения заловить тебя: он ведь не терпит отказов. Он приложит все силы, чтобы тебя трахнуть, только потому, что ты ведешь себя так, будто тебе не хочется.Я открыла рот, но не издала ни звука.— А правда, что он пустил тебя за руль?— Правда.— Подонок! Меня не пускал. За полгода так ни разу и не дал порулить.— Ты же не умеешь водить машину.— Так пусть бы научил, верно? Если б была в нем хоть капля порядочности, сам бы давал мне уроки вождения.— Э-э-э…— Так что, он уже с кем-нибудь встречается? — спросила Карен. Лицо у нее жалко дергалось: она пыталась улыбнуться.— По-моему, нет, — мягко сказала я. — Не волнуйся.— Я и не волнуюсь, — оскалилась она. — Чего мне волноваться? В конце концов, я же его бросила.— Конечно.Как бы угадать, что ей сейчас лучше сказать?— Как можно быть настолько жалкой? — с негодованием продолжала она. — Найди себе парня сама, прекрати подбирать за мною.И, прежде чем я успела что-либо сказать, снова бросилась в атаку:— И как можно быть настолько непорядочной? Каково было бы тебе, начни я сейчас встречаться с Гасом?— Прости, — униженно пробормотала я. Она была права, и мне стало стыдно. Предательница я!— Нечего с ним встречаться, нечего приводить моего бывшего парня в мой же собственный дом.— Я и сама не стала бы, — возразила я, подумав, что проявляю чуткость и уважаю ее чувства, но она поняла мои слова как проявление бесстыдного эгоизма.— Наверно, он говорил только обо мне…Что ответить на это, я не знала: боялась огорчить ее, сказав, что о ней Дэниэл не говорил.— …так вот: не хочу, чтобы он обо мне что-то знал. Какая у меня может быть личная жизнь, если моя соседка гуляет с моим бывшим?— Все совсем не так!Я уже разрывалась на части от чувства вины. Я ненавидела себя за то, что сделала Карен больно, и не понимала, как это я раньше могла находить себе оправдания.А потом грянул гром.— Я запрещаю тебе с ним видеться.Она смотрела на меня в упор, глаза в глаза.Тут бы мне расправить плечи, проглотить слюни и сказать ей, что она не может запретить мне видеться с кем бы то ни было.Но я этого не сделала.Меня слишком мучила совесть. У меня не было на это права. Я оказалась плохой подругой, плохой соседкой, плохим человеком. Мне хотелось все исправить, и в данный момент я не задумывалась, как это — отказаться от встреч с Дэниэлом ради того, чтобы помириться с Карен.— Ладно, — кивнула я и вышла из комнаты. 59 Назавтра мы с Дэниэлом опять встретились; я не могла понять, что со мной делается. Я знала, что видеть Дэниэла мне запрещено, и до смерти, до оцепенения боялась Карен.Но когда он позвонил и спросил, нельзя ли ему после работы сводить меня куда-нибудь в кафе, я почему-то ответила «да». Потому, возможно, что меня уже сто лет никто никуда не водил.Вероятно, то был своего рода бунт, хоть и в скрытой форме. Как будто я осмелилась показать Карен кукиш, предварительно надев варежки.За пять минут до встречи с Дэниэлом я решила заново накраситься — пусть я иду в кафе всего-навсего со старым другом, но выход в свет есть выход в свет, и откуда мне знать, кто попадется мне по дороге. Подводя глаза, я обнаружила, что рука у меня дрожит. Бог свидетель, я не влюблена в Дэниэла, в ужасе подумала я и тут же поняла, что трепещу всего лишь от старого доброго страха — страха перед Карен и тем, что она сделает со мной, если только узнает. Какое облегчение! Насколько легче жить, когда трясешься от ужаса, а не от нетерпения.Когда ровно в пять часов Дэниэл вошел в нашу комнату (с гостевым пропуском на лацкане пиджака: Дэниэл никогда не поступил бы, как Гас), несмотря на его официальный костюм, я так ему обрадовалась, что почувствовала праведный гнев на Карен. Даже с удовольствием подумала, что могла бы с ней поссориться. Хоть и не всерьез.— Перед обедом мы зайдем в паб, — сказала я Меридии, Меган и Джеду. — Будем рады, если вы составите нам компанию.Но они дружно уперлись. На лицах у Меридии и Джеда было написано: «Он не Гас», и, пока я надевала пальто, они смотрели на меня осуждающе, недобро прищурившись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54