Она вытягивает руку, гладит его по волосам.
— Ну что, завел уже здесь друзей? У него жидкие, редкие волосы.
— Ю-юн, — тянет она, — мой самый-самый любимый.
Она снова гладит его по голове, провожая свою руку взглядом. Она накрасила ногти светлым бежевым лаком с призвуком розоватинки, на работе она любит выглядеть как положено. А в сумке, вспоминает она, так и лежит новый набор, цвета, кажется, сливы или вина; насыщенная, чувственного оттенка помада и лак в тон. Макияж под стать кареглазому брюнету, вдруг думает она и усмехается.
Рюкзак валяется в прихожей. Юн вытаскивает стопку лотерейных билетов из переднего кармашка, где он обычно носит завтрак. Потом натягивает вторую пару носков и снова зашнуровывает серые сапоги. Надевает куртку, наматывает шарф. Шапку. Смотрится в зеркало. Напрягается, чтоб не моргать, да где там. Проверяет карман ее пальто. Между квитанцией и старым автобусным билетиком нащупывает деньги. Кричит ей, что он пошел.
Открывает дверь и останавливается на пороге. По тому, как мерзнет нос, особенно если не дышать, он чувствует, что мороз зверский.
Юн идет вдоль машины Вибеке. Останавливается, крепко зажимает лотерейную книжку между коленок, сгребает с багажника снег, мнет его. Не лепится, слишком сухой. Юн сдувает его с варежек, потом стучит в ладоши. Получаются звонкие, отрывистые хлопки. На морозе все звуки делаются легкие-легкие. Да и вообще все. И он сам тоже — как воздушный пузырь, того гляди, утащит в небо и унесет за горизонт.
Сжимая в руке билеты, Юн шагает себе дальше, через дорогу и наискось вверх по короткой нерасчищенной тропке. Снег скрипит. У старика над входной дверью сделан навес, под ним поленница. Щели меж дров запорошило снегом. Лампочка не горит. Юн в темноте нащупывает кнопку. Давит, но не слышит звонка. До чего ж тихо, думает он. Тут старик неожиданно распахивает дверь, Юн вздрагивает.
— Не хотите ли купить лотерейный билет? — говорит он, опомнившись, и показывает книжку. — В пользу спортивного клуба.
Старик всматривается в мальчишку, потом пролетает взглядом вниз по взгорку до дороги у него за спиной. Глаза бегают быстро-быстро. Машины не проезжали давно. В такой холод люди не выходят на улицу без дела. Заходи в дом, машет он Юну. Запирает за ним входную дверь и распахивает другую, в комнату. Юн топочет ногами, отряхивая снег, потом идет за хозяином.
Это гостиная, тут же кухонный закуток, где и стоит телевизор. Идет фильм, изображение черно-белое, звук отключен. Старик ковыляет к дровяной печке, опускается на одно колено, движения какие-то дерганые. Подкладывает полено в огонь. Натянув на руку свитер, закрывает дверцу, но оставляет щелочку. Потом оборачивается к Юну и говорит с улыбкой:
— Ну вот, на время хватит. Раз уж забрели в стариковскую конуру гости, должно быть тепло.
Подле окна растопырилось кресло-качалка, оно чуть колеблется. Он сидел в нем, когда я позвонил, думает Юн. Может, видел, как я подхожу.
— Спортивный клуб, говоришь, ну-ну.
Старик плетется к кухонному столу, выдвигает ящик, спрашивает, почем билет и сколько их у Юна осталось. Мальчик отвечает. Старик достает кошелек и заявляет, что
покупает все. Потом он записывает в лотерейную книжку свое имя, подтверждает его на всех остальных страницах. На это уходит время. Юн озирается по сторонам.
На стене над качалкой висят три круглые рамки с фотографиями, какие-то лица, размытые по контуру, будто исчезающие. В углу стоит удочка. Может, кстати, и для ловли «внахлестку», думает Юн. В прошлом году у Вибеке был друг, который обещал научить Юна так ловить. Мы — мужики, сказал он, достал карту и показал, на какую реку они пойдут ловить, еще рассказывал о разных омутах. Он поднимал глаза на Вибеке и улыбался. А потом бац — исчез. Юн даже ни разу не слышал, чтобы они ругались.
Старик оборачивается к Юну и протягивает ему лотерейную книжку и деньги.
— Сам ты не местный, по-моему?
— Не-а, мы здесь только четыре месяца и три дня.
Юн прячет книжку и деньги, повезло ему.
— И уже продаешь лотерейные билеты. Быстро спортклуб народ запрягает!
Юн отвечает, что только-только записался в коньки.
Старик седой как лунь, его длинные, тонкие волосы пушатся. А лицо, замечает Юн, красное, как со сна.
— Хочешь кое-что посмотреть? — спрашивает старик.
— Что? — отзывается Юн. Он старается не моргать.
— Увидишь. А я-то и забыл о них, совсем забыл.
Старик шаркает к двери, распахивает ее и щелкает выключателем. Вспыхивает лампочка, просто вмурованная в стену. Теперь Юн видит лестницу, которая спускается в подвал.
Вибеке в ванной, смотрит на себя в зеркало. Сразу видно, что день выдался хороший. Лицо довольное, деловитое. Спокойное. В правой ноздре переливается крошечный кристаллик, она подмигивает ему. Звездочка моей удачи. Она берет в руку щетку и наклоняется вперед, так что длинная черная грива чуть не метет пол. Сначала она несколько раз осторожно проводит по волосам, разбирая спутавшиеся пряди. А потом принимается методично расчесывать спокойными, долгими движениями, от макушки вниз. Затем откидывает волосы назад. Они должны вздыматься облаком вокруг лица. Она глядит в зеркало. Нет, не желают вздыматься, липнут ко лбу. Может, в библиотеку сходить, думает она. Вообще-то она приберегает это удовольствие до субботы, а сегодня только среда, но романы все уже прочитаны. Баловать себя, так баловать, решает она: сначала приму ванну и вымою голову.
Юн вслед за стариком спускается по лестнице. Она крутая, вместо перил натянута веревка. В подвале старик сворачивает в коридор. На полу коврик пластмассовой травы. Здесь резкий странный запах, Юн полагает, что пахнет землей. Старик останавливается перед дверью где-то в глубине и смотрит на Юна, положа руку на засов.
Пока ванна наливается, она разоблачается. Жаль, бутылка с пеной пустая. Из держалки на стене Вибеке отщипывает ватный шарик и смывает ацетоном лак с ногтей. Вода поднимается до краев, она закрывает кран. Потом осторожно встает в ванну, вода выплескивается на пол; кожа мурашится, как у гуся, соски твердеют, немеет затылок. Привыкнув, Вибеке садится. Погружаться в теплую воду — вот благодать, думает она. Нет, в прямом смысле слова. Благодать. Она лежит, не шелохнувшись, ловит каждую секунду.
— Это занятная история, — говорит старик.
В углу громоздится остов кровати, а от пола до потолка — полки со старыми деревянными ящиками. Воняет пылью и плесенью. Юну приходит на ум, что у старика могла сохраниться коллекция старинных электропоездов, первых в Европе. Юн чувствует позывы пописать, сию же секунду. Старик бредет
к полке, вытягивает наполовину один из ящиков, запускает в него руку. На крючке у двери висит кожаный собачий ошейник, рядом второй, железный.
— Взгляни, — доносится до Юна. Старик повернулся лицом к нему, в руках
он держит пару коричневых коньков.
— Они сшиты вручную. Мне их подарил отец.
Старик протягивает коньки Юну: мол, пощупай. Мальчик делает несколько шагов, подходит ближе и проводит пальцами по твердой коже, коньки дрожат — у старика трясутся руки.
— Тогда это было ого-го-го! Шитые коньки с железными полозьями. У меня у одного такие были на весь поселок, — говорит он. — В них я выиграл Кубок Приполярья. Народ съехался из Рованиеми, Утшока, Нейдена, отовсюду, даже из России. Мы гонялись на Стурваннет. Тысяча метров по озеру. Это было еще до Гитлера, до Сталина, до всего этого кошмара. Бежали по черному льду. Так называют голый лед, который застыл прежде, чем лег снег.
Вибеке намыливает голову круговыми движениями, как в парикмахерской. Она закрывает глаза, чтобы отгородиться от всего и всех, прочувствовать удовольствие сполна, каждой-каждой клеточкой. Ей вспоминается сон — мужчина говорит ей: «Какая вы красивая!» Они стоят у подножия покрытой ковром лестницы, среди зеркал в золоченых рамах, подле бордово-красных дверей в туалетную комнату. Они на каком-то торжестве, наверху теснятся гости, там шумят, болтают. Грохочет музыка. А здесь внизу звенит тишина. Мужчина вошел, увидел ее и промолвил: «Какая вы красивая!» Она растаяла, подалась вперед, чтобы одарить его поцелуем, а он робко чмокнул ее в щеку. И вышел вон в крутящуюся дверь. Он был в белоснежной сорочке и темном костюме, но без пальто. Только шарф на плечи набросил. А она осталась стоять и улыбаться своему отражению в зеркале. Счастли-вая-пресчастливая. Это хорошая половина сна. А вторую вспоминать не хочется. Внезапно праздник оборвался. Свет погасили, лестницу убрали. Она видит себя в общественном туалете, здесь воняет мочой, здесь холодно в тонких колготах. Потом она вышла на улицу через ту же дверь, что и он. И очутилась на асфальтированном, наполовину обледенелом пятачке, фонарь мерцал где-то далеко впереди. И никого, ни души. Она пошла к воротам, она надеялась, что это выход на дорогу.
Да ладно тебе, думает Вибеке, начало ведь было хорошее. А праздник здорово бы устроить. Она могла бы назвать гостей к себе, пригласить сослуживцев. Растопить лед, создать круг общения. Ей видится гостиная, украшенная мириадами свечей и каскадами живых цветов. Горящие глаза, громкие разговоры. Все в ее гостиной. Она бы сделала красивые, рукописные приглашения с цитатами из стихотворений.
Она смывает мыло, споласкивает волосы. Трубы гудят, когда она выключает воду. Она отодвигает занавеску и рассматривает в зеркале свое тело, нечеткое в запотевшем стекле. Но из чего всех поить? У нее не хватит бокалов на такую ораву. Надо будет купить в субботу. Она видела одни с яркой росписью по дну и стенкам. Но не слишком ли они вульгарны? Поищу что-нибудь, решает она, простое, но не унылое...
Юн идет через дорогу назад, домой. Войдя, он тянет дверь, проверяя, плотно ли захлопнулась, а то лед нарос и мешает. Потом скидывает варежки в белую корзину в углу. И, не сняв куртку, спускается вниз, к себе. Достает пакет с книжкой и деньгами. Когда он уже собрался уходить, старик отрезал от висящего на крюке в углу огромного куска полоску вяленого мяса. Юн выкладывает его на письменный стол.
Некоторое время он стоит и озирается по сторонам, видит плакат с Млечным Путем и планетами, синие и зеленые полосы на обоях. Какое облегчение, что все лотерейные билеты уже проданы, необходимость обходить дома удручала его. Он прикидывает, чем бы заняться. Старается не моргать. Не получается. Тогда он засовывает в задний карман брюк зеленый водный пистолет и топает наверх в прихожую потренироваться перед зеркалом выхватывать ствол как можно быстрее.
В куртке в доме жарко, он взмок, но не снимает ее. Интересно, какой у него вид, когда он моргает? Этого никак не узнаешь. Если только его сфотографировать, тогда можно увидеть. Вибеке выходит из ванной, она голая, на голове полотенце. Он утыкается в нее глазами, потом старательно отводит их в сторону. Ой, Юн, ты здесь, говорит она, а я думала, тебя нет. И идет дальше, в гостиную, он слышит, как она ставит диск, щелкает кнопками, наконец, чуть замешкавшись, включает. Это та самая песня, которую она гоняет раз за разом каждое утро, собираясь на работу. Потом окликает его из гостиной, громко, будто он бог знает где: «Юн, ты не видел мое молочко для тела?»
Юн целится в себя в зеркале. Двумя руками он железной хваткой сжимает пистолет, а когда стреляет, еще упирается локтями в живот. Как выглядит тело, прошитое пулями? Юн думает о леденечной фигурке и о шоколадном торте со светло-коричневым кремом, только чур не черный, как давали на последнем дне рождения, куда его звали. В зеркале у него за спиной появляется Вибеке, выходит голая из кухни со склянкой в руке и улыбается: мол, нашла. Потом скрывается в гостиной, прибавляет звук. Она и утром после душа всенепременно крутится в гостиной, натирает себя кремами. Но по вечерам она никогда в душ не ходит. Похоже, решила привести себя в порядок загодя, чтоб не тратить времени в самый день рождения.
Юн замирает на минуту и сразу чувствует, как сквозит. Холодом тянет от входной двери. Надо было проложить ее утеплителем, а сверху — клейкой лентой, он видел, что так сделано в тех домах, куда он заходил. Юн засовывает пистолет в карман, потом берет другую шапку. Лучше оставить Вибеке хлопотать одну. Если его не будет дома, когда она печет торт, то получится как бы более настоящий сюрприз, думает он. Отойдя от дома на пару шагов, он спохватывается, что забыл варежки, но не возвращается.
Вибеке зовет Юна. Она не может отыскать вчерашнюю газету, а там была статья, о которой говорили на работе. Правая рука Вибеке занята сигаретой. Юн не отвечает. Только же что на глазах вертелся. Она зажигает бра, чтобы посмотреть, не завалилась ли газета за диван. Наверно, возится с чем-нибудь у себя внизу, думает Вибеке. Потом берет сумку и возвращается в ванную. Тушит сигарету в раковине, надевает лифчик, устраивается на толчке, вытаскивает новый лак, откручивает крышку. Багрово-красная капля на кончике микрокисточки завораживает, так и хочется потрогать ее губами. Наверняка мягкая и холодная. Вибеке покрывает лаком ногти на ногах, сделает один — и вытягивает ногу, любуется.
Юн идет в сторону центра. Горку обвивают фонари, он движется от одного к другому. Ухо ловит отголоски далекой музыки и шум моторов, ага, думает Юн, аттракционы заработали. И прибавляет шагу. Но на пустыре около больницы останавливается, отламывает палочку от ветки и выводит на снегу свое имя.
Юн. Чуть погодя разметает его: оставлять следы ни к чему. Палочка зашвыривается в лес так далеко, как только хватает сил. Он припускает дальше, на ходу дуя на руки.
Впереди дороги он видит за поворотом двух девчонок на коньках. У них длинные волосы, когда девчонки кружатся, волосы разлетаются вокруг головы. Коньки фигурные, замечает он. На таких только кружиться. У него самого коньки с длинными, воронеными полозьями. Он нагоняет выписывающих пируэты девчонок. Теперь видно, что они разучили несколько движений и пытаются делать их синхронно. Поверх непромокаемых штанов они нацепили коротенькие юбочки, тоже мне, думает он, прямо фигурное катание в телике. Дорога белая-белая. Без грязных кантов, как в городе. Здесь для этого слишком мало машин. Он прислоняется к фонарю и смотрит на фигуристок. Старается не моргать. Руки сует в карманы: погреть. Брюки тесные, ладони едва протискиваются. Ему приходит в голову, что он похож на героя вестерна — стоит, подпирает стену у дверей салуна. Изо рта — облачко пара, когда оно поднимается до середины глаз, он отгоняет его резкими выдохами. Одна из девчонок подходит ближе. Она стоит перед ним на коньках, классно держит равновесие. Девочка спрашивает, не хочет ли он сходить с ними на площадку. У нее так замерзло лицо, что она не может толком выговорить «площадка». Они дружно смеются.
Вибеке дует на пальцы, машет кистями рук. Интересно, который теперь час? Не сегодня ли, в среду, она хотела не забыть посмотреть что-то по телевизору? И что это было? Она аккуратно подтягивает халат повыше на плечи, идет в гостиную, включает телевизор, нажимая на кнопку костяшкой пальца. Ну конечно. Начало пропустила. Английский сериал, вот что ей сказали на работе. Хоть что, все равно удовольствие послушать чистый английский, а не пресный квакающий американский.
Она полулежа устраивается на диване, положив голову на подушку. Махровый поясок халата медленно сползает по внутренней стороне бедра. Левая рука легко нащупывает на столике пачку сигарет.
— Слишком холодно, — встревает вторая девчонка. — И втроем неинтересно, людей мало.
У нее поверх ботинка чехлы на молниях. Они белые, Юну кажется — теплые и мягкие. Он стоит между девочками. На коньках они выше него.
— А у тебя коньки есть? — спрашивает та, что подошла первой.
— Да, — отзывается Юн. — Я в первой группе конькобежной секции. Правда, я пока не очень, тренировался мало.
Он рассказывает о старике с коньками. Они никогда не слыхали о Кубке Приполярья. Юн чувствует, что глаза снова дергаются.
Тогда вторая девочка говорит, что ее старший брат самый сильный конькобежец во всем районе. Брату уже двенадцать. Первая усмехается: нуда, ваша семья во всем первая. Юн складывает пальцы лодочкой и дышит на них.
— На, возьми мои варежки, — говорит та, первая, — я сейчас другие принесу.
Она машет рукой в сторону ближайшего дома. И протягивает Юну варежки. Красные. Он надевает их. Маловаты. Зато совсем новые, даже мягкая подкладка не замухрилась. Вторая девочка говорит, что ей пора домой. Она вытаскивает шапку из кармана и двумя руками начинает натягивать ее на голову. Варежки торчат над ушами. Так она похожа на кролика, думает Юн.
Они идут к дому. Юн оглядывается и видит, что вторая девчонка уже далеко. Она не катится, а шагает, высоко поднимая ноги.
Он должен подождать в коридоре, пока она спросит разрешения, чтоб он к ним зашел. В центре зеленого ковра на полу ручеек воды, натаявшей с зимних сапог, кучей сваленных слева и справа вдоль всего коридора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10