Они снова помолчали.– Меня опять никуда не пускают, – сказала Таскани.– Да? Почему это?– Из-за того человека, – ответила она. – Мама совсем свихнулась.– Вот как?Они прошлись по словам на букву «а» из словаря. Ной был разочарован: он не надеялся, что его ученики знают, как пишется «арбитр», но таки ждал правильного написания слова «аэрозоль».– А тебе очень нравится этот парень? – спросил Ной.– Он нормальный. Очень славный. И при деньгах. Но я даже не знаю… Иногда хочется чего-то… поглубже. Поинтеллектуальней, что ли? – Она уставилась на Ноя.– А где ты хочешь учиться? – покровительственно улыбаясь, спросил Ной. Ему хотелось, чтобы разговор принял другой оборот.– Мама хочет, чтобы я поехала в Хэмпширскую академию. Моя тетя там деканом, а дедуля выстроил библиотеку или что-то в этом роде. Но мне придется набрать семьдесят пять процентов…– Ты можешь набрать семьдесят пять процентов.– Да и вообще мне неохота туда ехать. Это будет глупость. Типа поезжай-ка ты туда, детка, там полегче – школа веселенькая, типа того.Заурядный здравый смысл подсказывал Ною, что следует дать Таскани установку на поступление в Хэмпширскую академию, но он этого не сделал. Он не мог представить себе Таскани, катающуюся на санках в Нью-Хэмпшире. Равно как и занятую учебой.Темой дня были аналогии. Ной начал с легкого: НАСЕСТ – КУРИЦА.Она застонала, пробормотала несколько невнятных ругательств и наконец нашлась:– Э… если на курицу насесть… она не станет нестись?Вторая аналогия была: ПУЭБЛО – ИГЛУ.– Что за черт? Я знаю, что такое «иглу», любой дурак знает, это что-то вроде канадского ледового дворца, но с какой стати я должна знать, что такое «пуэбло»? Что это за чепуха такая – пуэбло?– Ты знаешь, вы это проходили в восьмом классе, возможно, когда разбирали коренных американцев…– А, да! Всё. Это где жили черные.– Нет! Не черные. Коренные американцы.– А, да, да, извиняюсь.Они еще несколько минут промучились над этой аналогией. Наконец она объявила:– Ладно, я поняла. Иглу – это канадский ледовый дворец, а пуэбло – это где жили черные.У Ноя не осталось сил возражать. Слишком многое было против него. Между индейцами и афро-американцами не было никакой разницы – по крайней мере не для Таскани. Она, наверное, думала, что в Гарлеме навалом пуэбло и на улицах пляшут индейские шаманы.Он пошел в ванную и там зачарованно смотрел, как убегает вода в слив стеклянной, подсвеченной снизу раковины. Выходя, он наткнулся на доктора Тейер. Судя по ее одежде, она отправлялась работать, хотя она запросто могла нарядиться так на ленч с любой из своих подруг. Психотерапевтические сеансы доктора Тейер представляли собой совместный обед, кофе в какой-нибудь квартире на Мэдисон-авеню и рецепт в качестве десерта.– Ной, – шепнула она, – ну, как она? Хотя бы лучше, чем Дилан?Она сменила макияж и светилась бронзой.– Она! Я все слышу, – крикнула из-за двери Таскани.– Господь с тобой, – крикнула в ответ доктор Тейер, – как у тебя дела?– Чудно! – отозвалась Таскани. Доктор Тейер повернулась к Ною:– Неужели «чудно» ?– Она очень рассудительная девушка, – ответил Ной.– Главное, чтобы она показала лучший результат, чем на пробном экзамене.– Я была с перепоя. Я же тебе говорила, – раздался голос из-за двери.– Она так спокойно говорит «с перепоя», словно меня это совсем не должно волновать.Ной не знал, что сказать; доктор Тейер и впрямь не казалась взволнованной.– И как, ты думаешь, мы должны заниматься, если ты нам мешаешь?Теперь они все трое были у Таскани в комнате.– Сейчас моя очередь пообщаться с Ноем, солнышко. У тебя уже было сорок пять минут.Ной сел рядом с Таскани. В пепельнице с надписью «Оторва» тлели окурки. Они посмотрели на мать, которая, казалось, прочно вросла в дверной проем. Внезапно на нее нахлынуло раздражение. Таскани и Ной – оба были для нее как непослушные дети.– Фуэн! – позвала она. Явилась Фуэн с чайным подносом.– Что ты делаешь, мама! – озлилась Таскани.– Я подумала, что вам с Ноем не помешает освежиться. Чтобы сосредоточиться.– Ты такая странная.– Судя по всему, я очень странная, – покорно подтвердила доктор Тейер.Ной взглянул на поставленный на антикварный стол поднос. Фарфор был тонкий, как бумага, расписан черными лебедями, а ручки такие маленькие, что их можно было ухватить только двумя пальцами. Посреди подноса застыли два унылых кекса.– Ты бываешь невыносима, – сказала Таскани.– Довольно, – слабо отозвалась доктор Тейер и, повернувшись к Ною, проинструктировала: – Главное, убедитесь, что она правильно понимает ваши вопросы.– Мы как раз этим сейчас занимаемся, – ответил Ной.А ты… – Доктор Тейер перевела взгляд на Таскани; помолчала. Похоже было, что она сейчас заплачет. – Ты должна ценить, что на свете есть и другие люди, кроме тебя. Ты ведь не думаешь обо мне, верно?– Не думаю, – сказала Таскани. Голос ее звучал безжизненно.– И над этим тоже поработайте, – скомандовала доктор Тейер.Выдержка покинула Таскани. Глубоко, сердито затянувшись, она сказала:– Я выучила все, что было задано по словарю. Ведь я выучила словарь, Ной?– Она выучила весь словарь, – солгал Ной, – почти весь.– Ну, ты довольна ? – спросила Таскани у матери. Доктор Тейер смерила дочь долгим взглядом, словно оскорбленная ее дерзостью.– Я довольна.И, как-то странно, вопросительно покачивая головой, она скрылась за дверью. С Таскани она вела себя не так, как с Диланом. Она держалась отчужденно, словно оборонялась – а может, сражалась? С собственной дочерью?– Все надоело, – сказала Таскани.– Она заботится о тебе, – сказал Ной, сам не зная, до какой степени он говорит правду.– Чушь. Она просто боится, как она будет из-за меня выглядеть. Все ее клиенты – родители моих знакомых, «мир так тесен!» – и что бы я ни делала, это каким-то боком ее задевает. Так она говорит. Она, наверное, и заботится обо мне только из-за этого.– Ух ты! Это серьезное обвинение. Ты уверена?Таскани подняла глаза на Ноя. Ресницы у нее были как тюремные решетки. Казалось, она вот-вот скажет ему что-то жестокое и глубоко прочувствованное. Но, закурив, она растрепала волосы, и теперь ее больше занимала игра с белокурыми прядками.– Да ладно. Давайте лучше математику делать.Ной был удивлен и слегка озабочен: впервые кто-то из его учеников торопился заняться математикой, вместо того чтобы задвинуть ее куда подальше, даже когда экзамен был на носу.Формула для вычисления площади поверхности куба 6s2. Если у человека три рубашки, пять пар брюк и два ремня, значит, у него тридцать возможных перемен одежды. Если за час Карлос доставил двадцать семь пицц, девять он доставит за двадцать минут.– Мужа нашей горничной зовут Карлос, – заметила Таскани, – странно, она же филиппинка.– Не припомню, чтобы я ее видел.– Она нелегалка, – сообщила Таскании.– А.– Никогда не встречалась с небелыми, – продолжала Таскани.– Вот как?– Нет, я, наверное, я должна, то есть, я хочу сказать, все должны…Ной набрал в легкие воздуха.– Ну, я не думаю, что здесь следует говорить о долге, было бы немного странно, если бы ты считала это своей обязанностью.– Ну да, конечно. Надо признать – мне просто нравятся белые парни. Такая уж я. Люблю белых парней в отглаженных рубашках. А еще иногда латинос в отглаженных рубашках.В голосе Таскани было что-то чуть ли не извиняющееся. Ной посмотрел на свой свитер, под которым не было рубашки, и, стиснув зубы, решил, что непременно исправит это упущение. Похоже было, шестнадцатилетняя Таскани одной левой уложила своего двадцатичетырехлетнего преподавателя.– Понимаю, – сказал Ной.– Да, такой у меня тип.– А где ты с ними знакомишься?– Мало ли. Вот вы как знакомитесь с девушками? В баре, в клубе.– Они покупают тебе выпить?– Иногда. И вот странность, я вроде как не хочу, чтоб они мне покупали выпить, но потом все-таки соглашаюсь, и как-то так получается, что я теперь вроде связана с этим парнем, а он, может, чокнутый. Так что я стараюсь сама себе брать выпивку.Бегун из Плезантвиля, пробегая по восемь миль в час, доберется до границы графства Вестчестер за полчаса. Сумма внутренних углов октаэдра равна 1080 градусам. Если из двадцати женщин на вечеринке четырнадцать блондинки и двенадцать надели туфли на высоком каблуке, значит, как минимум шесть из них – блондинки на высоких каблуках.«Я хочу раздвинуть тебе ноги и попробовать, какая ты вкусная».На следующей неделе Таскани собиралась к врачу и не могла заниматься в обычное время, поэтому они с Ноем договорились встретиться в один из промежутков, когда у нее будет свободное время, в библиотеке школы Мурпайк. *** «Это место считается спокойным, но там занимаются и другие дети, и вы двое не сумеете сконцентрироваться, да и, кроме того, я думаю, что это просто недопустимо, так что почему бы вам просто не прийти попозже? Невзирая на время, просто приходите, и все» (голосовая почта от доктора Тейер).Занятие с Таскани приходилось перенести на действительно поздний час – сейчас его расписание было под завязку забито занятиями со старшими учащимися. Хотя СЭТ можно было сдавать несколько раз, на последнем году учебы он предлагался выпускникам примерно раз в месяц – не так много высших учебных заведений соглашались выдерживать крайние сроки. Занятия с младшими, у которых СЭТ должен был состояться только через год, не доставляли особенных хлопот. Он поехал в Верхний Вест-Сайд к Кэмерон (у нее был неудачный день; во время диктанта она не переставала жаловаться, что главная роль в школьной постановке «Цыгана» досталась скучной, глупой, бесцветной, бессмысленной Марибет Колберт), потом взял такси до Ист-Сайда, где у него была встреча с новым учеником, тоже учащимся Филдстона, Рафферти Зейглером. Миссис Зейглер согласилась позвать Ноя заниматься с Рафферти только под влиянием неоднократных рекомендаций родителей Кэмерон. Миссис Зейглер принадлежала к людям повышенного уровня тревожности, к племени хрупких, похожих на бабочек женщин с Пятой авеню, которые в своих апартаментах жили, как птицы в клетке. Рафферти оказался немногословным, как большинство парней его возраста, легко усваивал математику, но максимум, что в своей жизни прочел, – это руководство к игровой приставке. Случай совершенно заурядный, хотя Ной, имея дело с такими нервными матерями, всегда отдавал себе отчет, что им ничего не стоит начать выказывать недовольство. Когда Ной приехал на Парк-авеню, было уже около десяти часов. Когда он выходил из лифта, в дверях его встретила доктор Тейер.– Уже поздно, – прошипела она.– Простите, но вы же сами сказали, чтобы я пришел, когда смогу, – у меня есть и другие ученики.– Входите, – скомандовала доктор Тейер. Она сменила серое одеяние на темно-красное. В ушах вместо обычного жемчуга были золотые кольца. Она, должно быть, только что вернулась из театра. – Садитесь, – велела она, и Ной, неожиданно для себя, взгромоздился на одну из оттоманок. Доктор Тейер сидела напротив него и улыбалась. На зубах у нее краснели пятна от вина. Она завела руку за спину, поймала большим пальцем шелковый шлейф и перекинула через свой плоский живот.– Таскани, – подчеркнула она, – легла спать.– Вот как?В ярком электрическом свете глаза доктора Тейер казались большими и влажными, как у Таскани.– Насколько я понимаю, согласно этикету назначенные встречи следует отменять за двадцать четыре часа?– Боюсь, что так.– Как у юристов. – Она улыбнулась, и Ной тоже улыбнулся. – Тогда надо чем-то занять время, – продолжала она, – послушайте, я очень беспокоюсь. Я не уверена, что Таскани справится. Мы очень хотим, чтобы она попала в Хэмпшир. Сумеет она попасть в Хэмпшир?«Главное, я хочу учиться в веселенькой школе».– У вас есть там знакомые, так ведь?Доктор Тейер засмеялась. Судя по всему, Ной вел себя очень забавно.– Да, у нас «есть там знакомые».– Что ж, у нее неплохие шансы. Я сейчас делаю упор на математику. Думаю, здесь может быть хороший задел.– Вы должны проверить, как она умеет умножать.– Да, конечно. Должен.Доктор Тейер поправила свои надоедливые волосы и улыбнулась Ною, словно извинялась за то, что пытается делать его работу.– Вы знаете, мне не пришлось сдавать этот экзамен, который предстоит Таскани.– Нет?– Нет.Доктор Тейер склонила набок голову и испытующе посмотрела на Ноя – так смотрят птицы и смышленые дети, так частенько делала Таскани. Судя по всему, в этот момент доктор Тейер пыталась угадать, что о ней думает Ной.Агентство засчитывало занятия длительностью не меньше ста минут. Он здесь для этих ста минут.«Тогда надо чем-то занять время».– И почему же, – спросил Ной, – вы не сдавали этот экзамен?Доктор Тейер наклонилась вперед. Лифчик у нее был телесного цвета.– Я, – доверительно проговорила она, – училась не в частной школе.– Да-а? – Ной сам поразился тому, как он скопировал ее интонацию. В конце концов, он ведь и сам учился не в частной школе. И наверняка намного более не-частной, чем та, где училась доктор Тейер.Да, правда. Странно, не так ли? Я прихожу на светский раут, где хозяин берет у меня шубу и при этом спрашивает, где я училась, а я улыбаюсь и говорю: «На Лонг-Айленде, вряд ли вы слышали, мне можно остаться, или?..»Они посмеялись.– Могу я вам что-нибудь предложить?«Мальчики любят девочек стройных – забей на калории и спи спокойно».– Нет, спасибо. У меня есть планы на ужин.– О, я вас задерживаю?– Нет, конечно, нет.Она и впрямь его не задерживала. У него не было планов на ужин. Он посмотрел на нее, полулежащую на старинном диване, улыбающуюся. Что удерживало его от того, чтобы остаться?– Тогда, может быть, выпьете что-нибудь? – Она показала свои красные зубы.Ной посмотрел на часы. Оставалось девяносто минут. Шестьсот долларов. За бокал вина с женщиной, как минимум очаровательной. Он согласился.Доктор Тейер ушла, оставив его сидеть на бескрайней серой оттоманке. Ной порылся в памяти, стараясь найти среди случаев своей педагогической практики хотя бы один подобный. К тому времени как доктор Тейер вернулась с двумя большими бокалами вина, он так ни одного и не нашел.– Это из запасов моего мужа, мы ему не скажем. Ной глотнул.– Ну как?– Очень хорошее вино.– Чем вы занимаетесь в свободное от работы репетитором время?– Я собираю материал для поступления в аспирантуру.Ах вы душка! Я так и думала, что вы хотите стать настоящим преподавателем. Когда Таскани ходила в садик, как она любила играть в учителя. Всегда сама себя учила. Хорошо, что она потом это бросила.Доктор Тейер смотрела на Ноя вопросительно, словно прикидывая, что стоит ее привлекательность в его глазах. Он колебался, не зная, стоит ли ему встать с оттоманки и сесть рядом с ней на диванчик, каково это ощущать ее всего в нескольких дюймах от себя, накрыть своей рукой ее руку. Она очаровывала его против его желания. На ее золотых серьгах вспыхивали отблески света. Он совсем потерял голову от игры этих теплых всполохов, когда подумал, что она, в сущности, может решить все его проблемы. Ему нужно всего лишь время от времени заменять ее вечно отсутствующего мужа, сопровождать иногда в театр. Она позаботится о Стаффорде, Перкинсе и «Американ-банке». Он никогда не встречался с женщиной старше себя – может быть, она сумеет удержать интерес к себе дольше, чем девушки его возраста. Он чувствовал, о чем она хочет его спросить. Он взглянул в карие, окаймленные светлыми ресницами глаза.– Как же вам тут живется?Доктор Тейер открыла рот, потом закрыла. Улыбнулась, потеряла улыбку и снова нашла. Непрозвучавший намек («кто-то должен о вас позаботиться») лишил ее дара речи. Ной подумал, что ему, возможно, стоит извиниться, хотя само по себе сказанное им было абсолютно невинно.Их разделяли каких-нибудь тридцать сантиметров. Он хотел подняться и подсесть к ней, но передумал. Взял себя в руки, улыбнулся – и пролил вино на новенький ковер.Он вскочил на ноги:– Простите, пожалуйста. Где полотенце?Доктор Тейер холодно посмотрела на него. В комнате вдруг стало очень темно. Не надо было ему вскакивать.– Все в порядке, Ной, – раздраженно сказала она, – я позову Фуэн, она все сделает.Ной не мог унять дрожь в коленях. Он то и дело бросал взгляды на доктора Тейер, в ее неподвижной позе были одновременно апатия и враждебность.– Я и сам могу, – заговорил он, – не надо беспокоить Фуэн.– Господи. Говорю же вам, Фуэн уберет. Забудьте.– Простите.Доктор Тейер попыталась улыбнуться, но ей это не удалось, она уронила руки на колени, лицо ее на миг исказилось. Потом она встала.– Не стану вас больше задерживать.Ной был счастлив добраться до своего пальто.– Вам не придется платить за это занятие, – сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал непринужденно.– Ной. Вы пришли, и вам заплатят. Иначе чем вы объясните это посещение?– Что ж, тогда большое спасибо.– Спокойной ночи. Жду вас в среду. *** Со дня их двойного свидания Ной избегал Федерико. От станции подземки он шел по Риверсайд-драйв – улице живописной и не таящей неожиданностей:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35