Щенок номер один достает складной нож, открывает его – сразу видно, впервые – и говорит: «Лижи мне ботинки». И тут, представляешь, полицейская машина в двух шагах проезжает. «Давно надо было их замочить», – думаю, но, с другой стороны, раз уж линия поведения избрана, надо ее придерживаться. Тут мне приходит в голову, что кто-то, может, в окно сейчас выглянет и увидит нож, а может, полицейская машина снова покажется, я и говорю: «Там, – говорю, – видеокамера на крыше установлена». – «И что дальше?» – «Это ж улики». – «Улики? – недоумевает. – И что твои улики докажут?» Не знаю, чему их только в школе учат. «Лижи ботинки». Меня даже пот прошиб. Расстегиваю пиджак и демонстрирую ему пистолет. «Если не уберешься, – говорю, – мозги тебе вышибу». – «Это у тебя не пистолет, – говорит. – За кого ты меня принимаешь? Лижи мне ботинки, падла, работа у тебя, видать, не фонтан, раз в кармане всего тридцатка». Когда имеешь дело с желторотыми, действовать надо, а не в споры пускаться. Главное же, здравым смыслом не руководствоваться. Будь он профессионалом, он прибрал бы мои денежки и исчез – и на здоровье! Отдал бы и не пикнул. А здесь все наоборот: у него молоко на губах не обсохло, а я десятки людей на тот свет отправил – и под его дудку пляшу. Вести себя тем не менее стараюсь разумно, законопослушно, но тут его дружок, года на два старше, здоровенный амбал, подходит и бьет мне по яйцам. Отбирает пистолет. Лежу, корчусь от боли, вижу– мимо с кошелкой какая-то старушенция ковыляет. «Хоть бы она что сделала!» – думаю. Берет пятнадцатилетний мою пушку и дважды стреляет. «Это ж стартовый пистолет!» – говорит. Ничего себе стартовый – попадает в лобовое стекло полицейской машины, которая в полумиле от нас проезжает. Машина резко тормозит и ныряет в переулок. Потом пятнадцатилетний приставляет дуло к своему виску. Спускает курок. «Есть на свете справедливость», – думаю. Нет, разряжен, пропади он пропадом! Вот и пришлось мне ему ботинки лизать, пока он со своим дружком обсуждал, в какой паб им идти.– А ты не раскаиваешься в том, что делаешь?– Не особенно. Я ведь лишь сокращаю путь к смерти. Бессмертия я людей не лишаю. Разве что на несколько лет жизнь им укорачиваю.– В данном случае больше, чем на несколько.– Брось ты. Тебе сколько? Тридцать? Тридцать два? Лучшее время, стало быть, позади. Сейчас дорога под горку пойдет. Сиськи отправятся в долгое путешествие на юг. В этом возрасте затащить в постель можно разве что оплывшего жиром бухгалтера – больше с тобой никто не ляжет. Видишь, я спасаю тебя от самой безотрадной части жизни. Если разобраться, я еще тебе одолжение делаю. Ты футболом, случайно, не интересуешься?– Нет. А ты?– Как тебе сказать, болею за «Манчестер юнайтед», а не за футбол.– В смысле?– Объясняю. Настоящий футбольный болельщик хочет смотреть футбольный матч – восхищаться мастерством игроков, темпом, интригой. Я же хочу одного – чтобы «Манчестер» выигрывал все матчи до одного со счетом десять-ноль. Даже если команда противника вообще на поле не выйдет, я тоже возражать не буду. Хоть бы ее вообще не было. Мне главное, чтобы «Манчестер» побеждал все команды на свете, побеждал снова и снова. Со счетом десять-ноль. Чтобы приземлилась летающая тарелка, чтобы из нее вышли одиннадцать гребаных инопланетян и чтобы моя команда их обула – десять-ноль. Чтобы «Манчестер» был величайшей футбольной командой в истории космоса. Чтобы успех моей команды затмил всю мировую историю. Чтобы «Манчестер юнайтед» ассоциировался у всех со счетом десять-ноль.– И ты ходишь на все их матчи?– Нет. Ни на одной игре не был. Меня даже результат не особенно интересует.– Почему?– Потому что, когда они проигрывают, я расстраиваюсь. – Вы не поверите, но его пульс учащается с шестидесяти девяти до ста ударов в минуту. – Да, расстраиваюсь по-настоящему. – Пульс уже сто двадцать. Несколько раз ударяет кулаком в стену с такой силой, что больно должно быть не только руке, но и стене. Разбивает об стену стул. Пульс сто двадцать два. – Ничьи меня тоже не устраивают! – Пульс сто два.Совершенство. Идеальный идеал. Совершенство, к которому стремишься. Или даже не стремишься.– Однажды мне пришла даже в голову мысль убрать какого-нибудь игрока из команды противника, но разве бывает, чтобы молодой, богатый, здоровый и знаменитый олух взял и покончил с собой?!– Исключения всегда бывают.– Не скажи, в самоубийство все равно бы никто не поверил. И потом, многие совали бы в эту историю нос. Замочишь бухгалтера – и всем до лампочки. Да, кое-какие деньжата у него водились, но кого ж это волнует? Деловые партнеры не принимают случившегося близко к сердцу по той простой причине, что сами же киллера нанимали. Женам тоже по большому счету плевать: деньги теперь выпрашивать не надо, появились виды на будущее, заманчивые планы на отпуск, в доме стало просторнее, да и о том, какой фильм смотреть по телевизору, тоже можно больше не спорить. А попробуй пришей футбольную звезду – шмон пойдет такой, что ног не унесешь. Менеджеры, тренеры, болельщики. Да и дел у меня хватает, но иногда, прости Господи, прямо руки чешутся. Особенно когда разрыв в очках минимальный. Тут бы заодно и парочку судей на тот свет отправить.Терминатор заставляет Никки лечь на спину, поднять ноги, развести их и опускает в нее, как в чашку чая, несколько кусочков сахара.– Я всегда спрашиваю человека, за кого он болеет, и, если оказывается, что за «Фулэм», спуску ему не даю.– То есть?– Ехал я как-то в поезде с болельщиком «Фулэма». Поперек себя шире. Я бы, конечно, все равно с ним разобрался, но фараонов, как назло, было в тот день больше, чем пассажиров. Вот и пришлось мне два часа слушать, как он пьяные песни горланит да похабные анекдоты травит. Слушай, подари мне что-нибудь на память – пару серег, например.Входит Роза.– Ты должна была уехать в Бирмингем, – говорит Терминатор, помахивая пистолетом.– Я заболела. – Розе понадобилось всего несколько секунд, чтобы оценить ситуацию и понять, что посетитель – не очередной партнер Никки, которая всегда отличалась извращенными сексуальными вкусами, а очередной наемный убийца. Если Роза разочарована предсказуемостью увиденного, то Никки еще больше разочарована непредсказуемостью: она ждала Тушу, а никак не Розу.– Я тебя понимаю, ты действуешь по пословице: «Лучше в Эдем, чем в Бирмингем», но мне ты этим только хлопот прибавляешь. Ладно, раздевайся, – вздыхает он.Только две команды в истории отношений между мужчиной и женщиной употреблялись чаще этой. Прямо скажем, наемные убийцы дурно воспитаны и в вашем доме им делать нечего.Смотрит на Никки:– Ну-с, время идет... у тебя осталось пять минут. Ты знаешь, что делать. – Его пульс учащается – восемьдесят четыре. Наконец-то его усилия будут вознаграждены. Никки впервые получает доступ к интимным прелестям Розы, но, похоже, в данный момент они ее интересуют не слишком. Роза раздевается – тоже без особого азарта: «Только этого еще не хватало». По-моему, Никки надоело тянуть время и она собирается перейти в наступление.Дверь выпрыгивает на середину комнаты. На пороге – Туша. Она совершенно невозмутима. Терминатор, напротив, нервничает.– Где ты была? – с упреком говорит ей Никки.– Уж и чаю выпить нельзя, – отзывается Туша.– Лучше поздно, чем никогда. Вышиби мозги из этого говноеда.Терминатор все понял. Направляет дуло пистолета на Тушу, которая по-прежнему совершенно неподвижна.– Я ведь тебе говорила. А ты мне не верил, – ворчливо говорит Туша.– Ничего ты мне такого не говорила, толстуха.– Если в меня выстрелишь, победа будет за мной. Целься в голову – увидишь, что там внутри.Он стреляет ей в грудь, видит, что Туша никак на выстрел не реагирует, и выпускает еще одну пулю – в голову. За мгновение до того, как Туша валится на пол, в небольшом отверстии, которое проделала во лбу пуля, я замечаю зеленые обои.Терминатор подходит и наклоняется над ней – ему любопытно, что Туша имела в виду. Теперь, когда цель достигнута, вид у нее еще более отрешенный, чем при жизни. Она добилась успеха? Это зависит от того, в чем заключалась ее цель. Пистолет, насколько я понимаю, разряжен, и сейчас Никки наверняка поведет себя более агрессивно – чтобы не сказать отчаянно.Терминатор стоит ко мне лицом; Роза и Никки – спиной.Пришел мой черед. Вообще-то я не люблю вмешиваться. В двадцатые доли секунды я разрастаюсь до восьми футов в высоту и шести в ширину, переливаюсь всеми цветами радуги и демонстрирую Терминатору то, на что не в состоянии взглянуть ни одно живое существо, – его смерть. В результате он полностью теряет контроль над своими телесными функциями; те отправления, которые не должны отправляться, отправляются, и наоборот. Его пульс подскакивает до ста сорока трех, после чего падает безвозвратно, я же уменьшаюсь в размерах и принимаю прежний – сугубо керамический – облик.Роза опускается на пол и начинает плакать. Никки бросается к трупам.– Она была права. – Никки пристально смотрит на голову Туши, силясь вникнуть в происшедшее. – Мне нужен отдых. – Она звонит в полицию – не самой же покойников выносить!В Горгонскую вазу, которая стояла у Туши за спиной, угодили две пули, после чего на нее рухнула сама Туша, поэтому восстановлению ваза, сколько бы клея и терпения на нее ни ушло, не подлежит. Место ей теперь в лучшем случае в каком-нибудь третьесортном провинциальном краеведческом музее. Хруст-хруст. Хруст черепков, на которые наступает Никки, ласкает мой слух. Целых черепков остается все меньше и меньше. А теми, что остались, займусь я. Со временем.Откровенно говоря, судьба Горгонской вазы меня не сильно заботит, однако я должна уговаривать себя, что это не так. Ведь без тайного недоброжелательства жизнь становится пресной. Если никому не завидовать, не злобствовать, так и простоишь всю жизнь на полке – ваза вазой. Сюрприз Роза замечает, что вещей Никки нет.На этот раз, правда, отсутствуют только вещи Никки – все остальные на месте.Мы провели неделю в коттедже – приходили в себя. Роза знает – меня пора отдавать. Она даже подумывала меня купить, но Мариусу я так нужна, что с ним наверняка не сторгуешься. Придется теперь ждать, пока он отдаст концы. Десять лет? Двадцать? Ждать, думаю, придется долго: от одной мысли, что его родные и близкие, пока он жив, не получат ни гроша, Мариус будет чувствовать себя молодым и крепким: «Я дурно пахну, еле хожу, все на свете забываю – а вы вокруг меня пляшете». Но Роза готова ждать – столько, сколько понадобится.Отъезд Никки, как видно, не удивил и не огорчил Розу. Хуже по крайней мере не будет. Пройдет какое-то время, прежде чем она хватится своего красного белья. О причинах пропажи можно лишь догадываться. Не потому ли оно украдено, что всех нас больше всего привлекает не дающееся в руки? Не потому ли, что наше воображение может предложить нам такие лакомства, которых у жизни сроду не было? Никки достаточно умна, чтобы понимать и то и другое.Приезжает аукционистка, и меня увозят.– Как дела на любовном фронте? – спрашивает она у Розы уже в дверях.– Безоговорочная капитуляция.На улице мы останавливаемся – аукционискта роется в сумочке в поисках ключей от машины, и я – в отличие от нее – слышу, как в Розиной квартире звонит телефон. Вероятно, это Табата, потому что слышно, как Роза говорит: «Я сдаюсь» и «Что ты делаешь в полицейском участке в Баттерси? Берешь его на поруки?».Рядом паркуется машина. Забита вещами. Кто-то, видимо, переезжает с квартиры на квартиру.За задним стеклом книги по зоологии – толстые, дорогие фолианты, предназначенные для узких специалистов. Монографии о джинтамунгах, вопилкарах и прочих представителях животного мира Австралии. Туристский реквизит. Видеокассеты. Из машины с энергией человека, начинающего новую жизнь, выпрыгивает мужчина. Высокий, смуглый – подводное плавание, блуждания по джунглям. Волосы черные, густые – загляденье! Попрыгунчик.В этот раз Никки ничего с собой не забрала только по одной причине: она не испытывала недостатка в средствах, ибо продала Розину квартиру.Никки исчезла. Вместе со своей мечтой. Мечту трудно убить. Проблеск нового старта прекрасен, уверенность, что будущее не повторит прошлого, для большинства несгибаема. Роза владела квартирой единолично, о чем неопровержимо свидетельствовал лежащий в ящике стола документ. Странно, что Никки первой пришло в голову продать чужую квартиру. Почему-то считается, что если продаешь квартиру, то обязательно свою. Часто и подолгу отсутствуя, Роза предоставила Никки отличную возможность стать Розой. Сейчас чек наверняка уже обналичен, и Никки может смело платить по счетам, превращаясь из обманывающей в обманываемую.Прогноз: она вернется – совершенно неожиданно для себя самой – в Маркет-Харборо и замкнет круг – закончит жизнь там, где ее начала. От въезда в Маркет-Харборо до выезда из Маркет-Харборо – дистанция длиной в жизнь.Волосы и глаза у Попрыгунчика – такие же, как у Швабры, а губы – как у дочки художника. Стало быть, в конце концов они все же соединились. Мне кажется, я видела его лицо в Розиной памяти. Смутно, но видела. Он взлетает вверх по ступенькам и открывает дверь ключом, который раньше принадлежал Никки. Судя по очертаниям его спортивной сумки, в ней – замороженная игуана. Скромных размеров.В эту минуту мы садимся в машину, и мне слышно только, как он говорит «привет», не слишком задумываясь над тем, что застает у себя в квартире хорошенькую полураздетую молодую женщину, которую он вроде бы где-то видел. Еще бы он задумывался – ведь у него в руках столько вещей. От произнесенного им слова все ее чувства оживают вновь. Это слово выстреливает ей прямо в сердце, и в первый момент она даже не понимает, что теперь все позади. Роза молчит: переступающие через порог ее квартиры давно уже перестали вызывать у нее эмоции – как положительные, так и отрицательные.Прогноз: с этим человеком Роза будет препираться всю оставшуюся жизнь. Со временем они будут говорить о Никки с теплым чувством – ведь только благодаря ей, этой непревзойденной сводне, им есть теперь где вместе жить. И получать умопомрачительное удовольствие друг от друга.С годами он будет раздражать ее тем, что вечно опаздывает, а потом еще обвиняет в опоздании ее, Розу. Когда они пойдут на свадьбу к Морковке, Роза останется недовольна свадебным подарком, который поручено было купить ему. Он же, в свою очередь, придет в бешенство оттого, какие она выбрала подсвечники, а также оттого, как непочтительно она обходится с пауками.Его не переспоришь.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24