– Это Джули? – кричит Шарлотта сверху.
– Да, – отзывается Джули. – Привет, Шарлотта. У меня новости.
– Ты можешь подняться сюда на секунду?
– Зачем?
– Тебе что, трудно?
– Лучше сходи, – говорит Люк.
Через несколько минут Шарлотта спускается вниз и ставит чайник.
– Думаю, скоро мы двинем дальше, – говорит она.
Глава 42
– Глупая девчонка. Глупая ты, глупая девчонка.
Хелен сидит на своей кровати, завернувшись в пурпурную шаль. Она плакала. Теперь перестала. Судя по всему, Шарлотта рассказала ей про экзамены, Люк рассказал про Барселону, и она узнала про страхи Джули. Джули не знает, что еще могло случиться такого, из-за чего ее мама вдруг стала бы плакать.
– Теперь это уже не имеет значения, так ведь? – говорит Джули. Она нерешительно застыла на пороге, не зная, как поступить – пройти дальше в комнату или выбежать с воплем. Она не хотела этого разговора.
– Я думаю, ты можешь сдать их снова. Но, господи, тебе уже двадцать пять! Семь лет псу под хвост – и даже девять, если посчитать два года на подготовку. Какая бездарная трата времени. И ты сделала это, чтобы привлечь мое внимание. Почему бы просто не позвонить матери?
Джули смотрит в пол.
– Я сделала это из-за Люка, – говорит она. – Не из-за тебя.
– Твоя подруга сказала не так. Шарлотта сказала, что…
– Слушай, мама, я сделала это не по какой-то одной определенной причине. Да, я провалилась специально. Я не хотела уезжать в университет, не хотела бросать Люка. Я не хотела менять свою жизнь… Возможно, я также хотела причинить тебе боль, потому что знала, как сильно ты желала мне успеха. Но в то же время я не совсем отдавала себе отчет в том, что делаю. Мне просто хотелось совершить что-нибудь эффектное, потому что жизнь казалась мне отвратительной. Ничего путного из этого не вышло, так что я решила двигаться дальше. Я знаю, что это было ребячеством, но в то время я была совсем ребенком. – Она смотрит на мать, печально съежившуюся на своей пурпурной кровати. – Прости меня, – говорит Джули. Но почему она извиняется? Ее саму это смущает. Джули помнит, что мать каким-то образом всегда заставляла ее чувствовать себя виноватой – в том, что Джули такой уродилась, в том, что она не такая замечательная, как дети их знакомых, в том, что любит математику больше, чем чтение, и предпочитает «пепси» морковному соку. Но Джули помнит и другие времена, когда она до беспамятства любила маму и автоматически принималась плакать, если плакала та, когда они вместе пекли пирожки и устраивали «войнушку», забрасывая друг друга мукой, а стоило кому-нибудь сказать что-то дурное о ее матери, и Джули могла прореветь весь день. Но потом Хелен бросила печь пирожки, потому что, как она объяснила Джули, когда той было лет одиннадцать, «настоящие женщины не пекут пирожки. Они изменяют мир». Однако Джули готова поспорить, что сейчас мать печет пирожки, и еще как. И она не изменила мир – ну, не очень-то сильно.
– Это все из-за того, что мы переехали туда, в то кошмарное местечко, – говорит Хелен.
– Почему? Что ты имеешь в виду?
– Если бы ты не встретила Люка… Мне он нравится, но, господи, этот парень испортил тебе жизнь.
– Прошу тебя, мама, не говори так. Не испортил он мне жизнь.
– И эти люди, этот эссекский народ… Джули думает о Шантель, Дэвиде и Лиэнне.
– Мне нравится эссекский народ, – говорит она.
С минуту обе молчат. Джули делает еще пару шагов в глубь комнаты, потом останавливается.
– О господи, – в конце концов произносит Хелен. – Это все моя вина, правда? Я была дерьмовой матерью. Я была дерьмовой матерью и испортила тебя, и я погубила жизнь Дуга – как он все время мне говорит…
– Это не твоя вина, – тихо говорит Джули. – Ничьей вины в этом нет.
– Но я ужасная мать.
– Нет, мама, это не так.
Джули подходит к кровати и присаживается на краешек. Замечает, что в комнате только один ночной столик, с лампой и несколькими книгами, небрежно сложенными стопкой. Одна из них называется «Ты – хороший человек». Напротив кровати – небольшой комод. На нем ваза со свежими цветами и несколько неоплавленных свечек. Одиноко ли здесь Хелен? Или она счастлива в одиночестве? Джули не видит ни намека на ответ.
Хелен понижает голос почти до шепота.
– У тебя все было бы в порядке, будь у тебя другая мать, – говорит она.
– Нет! Прекрати. Я гордилась тем, что ты моя мама. Я считала тебя клевой. Когда по телевизору показывали твое выступление в Гринэм, я была так счастлива, что чуть не разревелась. Я считала, что все, что ты делаешь, великолепно. Мне не нужна была мать, которая торчала бы дома, занимаясь готовкой, и знала бы, как правильно стирать белье и так далее. Я ни за что не обменяла бы тебя ни на мать Люка, ни на мать Лиэнны, ни на чью. Я тобой восхищалась. Вот только я думала, что не очень тебе нравлюсь, и хотела произвести на тебя впечатление, чтобы понравиться, но ты так и не полюбила меня по-настоящему…
Хелен опускает взгляд.
– Но это же чушь, – говорит она тихо.
– Ты ни разу не позвала меня куда-нибудь с тобой поехать.
Хелен смотрит на Джули.
– Ты ни разу не попросилась!
– Я стеснялась, мама.
– О… Но ты же могла со мной поговорить.
– Пока ты не уехала. После этого я решила, что ты просто ненавидишь меня.
– Вот видишь, я дерьмовая мать. И даже не догадывалась об этом.
Хелен сидит, вцепившись в шаль обеими руками, будто умерла бы без нее.
– Папа был рядом. Он мог сказать тебе, что происходит.
– Он всегда говорил, что у тебя все в порядке.
– Это весьма типично, – говорит Джули.
Хелен выдавливает слабую улыбку. Джули улыбается в ответ.
– Что с нами случилось, Джули? – спрашивает она. – Почему ты не позвонила мне? Хотя бы раз? Иногда по вечерам – например, в твой день рожденья, или в мой, или под Рождество – я просто садилась и смотрела на телефон, уверенная, что ты мне позвонишь. Но не судьба. – Она качает головой. – Ты мне так ни разу и не позвонила. В конце концов я стала говорить друзьям, что у меня больше нет дочери. Мне было так стыдно, что моя дочь не любит меня. Каким чудовищем надо быть, чтобы твоя собственная дочь перестала тебя любить?
– Я никогда не переставала тебя любить. Господи, мама. Просто… Я не звонила, потому что хотела сначала разобраться в себе. Я хотела избавиться от всех этих страхов – я знала, что тебе вряд ли понравится, что я такая бояка. И я хотела помочь Люку поправиться. У меня в голове был план: перестать бояться путешествий, позвонить тебе и спросить, можно ли мне приехать в гости… Впрочем, ты ведь мне тоже ни разу не позвонила. Я тоже по вечерам смотрела на телефон, ждала. В конце концов я просто решила, что была права и ты меня не любишь, и я не винила тебя, потому что я слегка замороченная, а ты всегда хотела, чтобы я была сильной…
– Я боялась, – перебивает Хелен. – Боялась, что, если позвоню, ты не захочешь меня знать. Это было бы куда больнее, чем твое молчание, так что я просто выжидала.
– Вот и я точно так же, – говорит Джули.
– Какая бездарная трата времени, – качает головой Хелен. – Глупая, бездарная трата времени.
– И все равно я не та дочь, о которой ты мечтала, да?
Джули представляет себе пропорционально сложенную девушку с длинными черными волосами, которая ест рис, пьет вино и смеется над какой-то политкорректной шуткой. Представляет коврики радужных расцветок, здоровую пищу и лагерь, полный нарядных палаток и женщин в нарядных шляпах. Девушка с длинными черными волосами декламирует стихи, и все ее внимательно слушают. А вот она летит на самолете, и это ее ничуть не страшит. О боже, она прыгает с парашютом, она – работница службы гуманитарной помощи, путешественница, специальный представитель «Си-эн-ди», она путешествует по Африке или Азии, с потрепанным рюкзаком и широченной улыбкой. И ничего не боится.
– А я – не та мать, о которой ты мечтала, ведь так? – говорит Хелен. – Знаешь, я всегда хотела только, чтобы ты была счастлива, Джули. Я хотела, чтобы ты была счастливее меня, счастливее, чем я когда-либо могла стать. Знаешь, как я тебе завидовала? Ты родилась в правильном поколении, и у тебя определенно был шанс прожить замечательную жизнь, не такую, как у меня. Ведь что я? Я вышла замуж не за того человека, забеременела в девятнадцать, и мне казалось, что моя жизнь кончена. Когда я начала снова собирать ее по кусочкам, я делала это для того, чтобы ты поняла, насколько твоя жизнь может стать удачнее моей. Я рассердилась, когда ты провалила экзамены. Я думала, что ты недостаточно старалась или понапрасну теряла время с Люком, и я считала, что это было ужасно глупо, потому что перед тобой были открыты все эти возможности, которых у меня никогда не было. Когда я училась в школе, у меня даже не было шансов сдать экзамены. Меня отправили в местный технический колледж, потому что я была девчонкой. Я была расстроена, потому что ты могла бы стать кем угодно. Могла бы стать директором крупной компании. Все, на что могла претендовать я, – это быть секретаршей. Ты могла бы стать доктором. Из меня получилась бы только медсестра.
– Я бы лучше была секретаршей или медсестрой, – говорит Джули. Хелен настолько шокирована этим заявлением, что Джули вынуждена сделать паузу, чтобы обдумать свои слова. – Но я понимаю, о чем ты говоришь. Я рада, что живу в мире, где у меня есть свобода выбора, но свобода все же должна оставаться свободой. То есть… да, только благодаря вашему поколению у нас вообще есть эта свобода, но… Как бы то ни было, я не думаю, что когда-нибудь выйду замуж, – говорит Джули с улыбкой. – Если тебе от этого легче.
– Слава богу, что так. – Хелен ерзает на кровати. Она закидывает ногу на ногу, скинув шаль – та свободно свисает с колен.
– И, возможно, я изменю мир, но так, что ты, наверное, не заметишь.
– Ты не обязана менять мир, Джули.
– Отлично, потому что у меня, скорее всего, не получится.
Обе неловко смеются.
– Я рада, что ты приехала, – говорит Хелен.
– Я тоже, в каком-то смысле.
– Ты вернешься? Я бы хотела познакомить тебя со своими друзьями, и…
– Что, и тебе не будет из-за меня неловко?
– Неловко? Не будь такой дурочкой. Слушай, я знаю, сейчас у тебя важная поездка, но как-нибудь, однажды, позвони мне – или даже не звони, просто приезжай. Попробуем подружиться. Если мы ненавидим друг друга, что ж, прекрасно – по крайней мере, мы попытались. Но, может быть, это и не так.
Джули улыбается.
– Да, может быть.
Хелен крепко сжимает руку Джули, потом отпускает. Джули встает с кровати.
– Так, значит, вы сейчас в Уэльс?
– Да. Похоже, самое время ехать.
– Попрощаешься за меня с Шарлоттой и Люком?
– Конечно.
– И передай Люку: я надеюсь, он найдет то, что ищет.
– Передам. Что ж, пока.
– Пока, Джули.
Глава 43
– Джульетта? – повторяет Шарлотта в пятый или шестой раз.
– Заткнись, – говорит Джули.
– Меня это имя прикалывает. Тебе стоит снова начать им пользоваться.
– Мне нравится быть просто Джули, спасибо.
Дождя по-прежнему нет. Люк сидит в кузове, а Шарлотта – снова впереди, рядом с Джули. Они едут по сельским дорогам туда, где смогут выбраться на большие «желтые» дороги, которые приведут их в Уэльс. Джули сказала Шарлотте, что, пожалуй, попробует одолеть и «красную» дорогу, если она им встретится по пути, но Шарлоттин стиль чтения карты несколько необычен, так что кто знает, куда их может занести.
Джули сбивчиво рассказала про свой разговор с мамой и про Дэвида с Шантель – как она одолела «красную» дорогу на подступах к Оксфорду, какими счастливыми выглядели Дэвид и Шантель и как она чуть не заплакала, когда они ушли, держась за руки. После этого Люк возился, чинил скафандр фольгой, оставленной Дэвидом, а Шарлотта потешалась – по-доброму – над именем Джули.
– Родители в натуре нам планку сдвигают, а? – вдруг произносит Шарлотта.
– Моя мама хотела как лучше, – говорит Джули. – Это было просто недоразумение, правда.
– Чертовски крупное недоразумение.
– Да уж, – вздыхает Джули, потом на несколько секунд сосредоточивается на дороге.
Шарлотта хихикает.
– Джульетта.
– Заткнись, – улыбается Джули. – Почему бы тебе не попробовать найти корень из мнимой единицы или еще что-нибудь.
– Ха-ха, – говорит Шарлотта, водружая ноги на приборную доску.
– Люк, ты о'кей? – спрашивает Джули, пытаясь поймать его взгляд в зеркальце заднего вида.
– Да, – отвечает он. – Я в порядке. Смотрю вот в окошко.
– Смотреть здесь особо не на что, – замечает Шарлотта.
– Интересно, как дела у Лиэнны, – говорит Люк, сев на место.
– Скорее всего, она уже вернулась домой, – говорит Шарлотта.
– Нет, спорим, она все еще там, – говорит Джули. – Она была настроена очень серьезно.
– Гм-м. – Шарлотта принимается скручивать сигарету. – О черт! – вдруг восклицает она. – Мне же нужно позвонить Вэю – сказать ему, когда мы приедем, и выяснить, где он будет нас ждать. Можно одолжить твой телефон, Джул?
– Конечно. Люк, мобильник у тебя?
Он проверял на нем свою электронную почту.
– Да, – говорит он, протягивая его Шарлотте. – Держи.
Однажды на Уинди-Клоуз почти на всю ночь вырубилось электричество; тогда Люку тоже пришлось проверять электронную почту с помощью мобильника, хотя пользоваться мобильниками ему вообще-то не рекомендуется. Он помнит абсолютную тьму той ночи, когда погасли даже фонари вдоль дороги, и не было ни тусклого зарева над промзоной, ни огней в других домах на их улице. Лиэннина мама часто засыпала перед включенным телевизором, и порой всю ночь напролет под окнами ее спальни копошились странные огни и тени. Люк вспоминает, как однажды сказал Джули, что мать Лиэнны на самом деле похищают инопланетяне, а может, насилует какое-то сексуальное привидение. Сейчас за окном он будто снова видит ту кромешную ночь, только на этот раз в ней мелькают то намек на траву, то живая изгородь, когда фары внезапно выхватывают их из тьмы.
– Странно, – говорит Шарлотта. Пытается закрыть телефон. – Джул? Как выключить эту хреновину?
– Дай сюда, – тянет руку Люк.
– Что странно? – спрашивает Джули.
– Мы должны встретиться с Вэем в гостинице «Трэвелодж», про которую я никогда не слыхала… Стоп, дайте-ка я посмотрю на карте. О, вижу. Это в Уэльсе, но… Не там, куда, как я думала, мы поедем.
– А ты думала, куда мы поедем?
– Домой к Джемайме и Уолтеру. Думала, мы с ним встретимся там.
– Почему?
– Он гостил у них. Я ж говорила – они его доставили сюда на самолете, чтобы он написал главу для Уолтеровой книги.
– О. И что, по-твоему, происходит?
– Не знаю. Позвоню Джемайме. Люк? Можно мне телефон?
– Да, пожалуйста.
Шарлотта набирает номер.
– Не берут трубку, – говорит она. – О, постойте, там сообщение на автоответчике, с номером мобильника. Запущу по-новой. Есть ручка?
Люк шарит по сторонам.
– Где-то тут была одна…
– Просто прочитай вслух, – говорит Джули. – Я запомню.
– Ты уверена? О, вот он. – Она произносит длинный номер, потом тычет как попало в кнопки, пытаясь дать отбой и снова включить мобильник. – Чертово устройство. О'кей, ну и какой там номер, детка?
Джули его повторяет. Шарлотта набирает неправильно, так что Джули приходится повторить еще раз.
– Просто удивительно, как ты так умеешь, – говорит Шарлотта. – О… Привет, Джем, это Шарлотта… Ага, клево, спасибо… Да, едем… Гм-м?… Да, только что с ним говорила. Он хочет встретиться с нами в гостинице… Ой, правда, что ли?… Ох, бедные вы несчастные… Да, конечно… О'кей… Что? А, точно… Я сама об этом подумала… Мы поговорим об этом, когда увидимся, или я перезвоню попозже… А вы собираетесь?… Что ж, о'кей, тогда мы тоже поселимся в «Трэвелодже»… Нет, никаких проблем… О'кей… Будь здорова. Пока.
– Что там происходит? – спрашивает Джули.
– Их дом затопило, так что они перебрались к родителям Джемаймы. А Вэя поселили в «Трэвелодже», потому что у ее родителей больше не было места. Да и в любом случае, не станешь же ты селить важного гостя, специально привезенного из Америки, у своих родителей? Так что нам придется тоже поселиться в «Трэвелодже» либо спать в фургоне. Вэй будет ждать нас завтра утром перед самым рассветом, то есть позже этой ночью, у себя в номере.
– О черт, – говорит Джули. – У меня почти не осталось денег.
– Та же беда, – вздыхает Шарлотта.
– Значит, придется нам спать в фургоне.
– Да. – Шарлотта прикуривает сигарету. Вздыхает снова. – Вот жопа. Шантель уходит, и ты понимаешь, что вещи действительно стоят денег. И Лиэнна могла бы наколдовать нам палатку или что-нибудь в этом роде, но она съебалась. Все полезные члены группы куда-то свалили. Это как видеоигра: ты теряешь члена команды, они убегают в лес, да так и не возвращаются, а потом тебя убивает толпа разбойников, потому что вместе с командой пропало все твое лучшее оружие.
– Однако теперь дела у нас идут гораздо лучше, – замечает Джули и смеется. – Может, Лиэнна навела какие-то чары на расстоянии. Обрати внимание: дождь перестал.
– Будто ты веришь, что это она его вызвала, – фыркает Шарлотта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33