А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

У детских историй даже своя особая форма. Все мои истории всегда были без конца.
Наивная всеядность мышления. Важное лицо (Франк II) пишет сегодня, что помимо Гитлера в наши дни есть только еще одна выдающаяся личность всемирно-исторического масштаба: маршал Пилсудский. Прежде это был Муссолини (в "Нойес Винер Тагблатт", 20.03.34). Доходит уже до самоопровержений.
В той же газете глава земли Райтер рассказывает, что социал-демократы в этом году постоянно искали подходов к Долльфусу с целью образования коалиции. Еще 12 февраля они, якобы, от него, Р., требовали, чтобы он обратился к крестьянам с прокламацией, призвав их вместе с рабочими защитить республику.
Новые формы выражения: старейшины кельнского студенчества упрекают главу медицинской студенческой корпорации в том, что среди слушателей опять имеют место нарушения дисциплинарных правил в духе старой системы. В связи с чем строго указывается, что студенты неарийского происхождения имеют право садиться лишь после студентов-арийцев. (Замечу попутно, что этот порядок, когда гости усаживаются после хозяев, есть древний, а в наши дни крестьянский и королевский обычай).
В Германии еще много лет придется снова и снова пояснять, что биология - это естественная наука, а не поприще для - ...
То, что биология специально занималась исследованием условий старения рас, вероятно, когда-нибудь даже будет поставлено в заслугу национал-социализму как инициатору постановки проблемы.
Век лицедея, как сказал Ницше. Божественный X и Г. С какой нужды?
В литературе большую роль играет конкуренция двух идеалов: писателя, дающего форму тому, что его современники хорошо чувствуют, и писателя, который опережает своих современников.
Но я тебя люблю:
- Слушай, что такое ? и ? (допустим, один ом или любое другое понятие из точных наук.)
- Ну, это слишком сложно...
- А все-таки?
- Не помню уже, забыл. Но я тебя люблю!
Простой этот диалог мгновенно снова приводит весь мир в порядок. И происходит каждый день он где угодно в бессчетном количестве экземпляров. Из чего можно сделать вывод, что людям для души, для довольства собой, для уверенности в себе и чувства завершенности мироздания вокруг них, - для всего этого вовсе не требуется знание.
Но еще из этого следует сделать тот вывод, что люди (не сразу, но спустя некоторое время) без особого сопротивления позволили бы вновь сделать яблоко с древа познания запретным плодом! Отсюда - возможность стремительной деградации по ступеням культуры.
(Позднейшее дополнение: Впрочем, долго жить одним этим "...я тебя люблю" тоже невыносимо. И тогда снова начинается познание.)
Об описаниях природы. Те, кто пишут про то, как уже пропел зяблик и, желая привести читателя в соответствующее настроение, умиленно перечисляют флору и фауну местности, действуют точно так же и с той же умильностью, как господин Мезеричер, когда он перечисляет, кто присутствовал и какие наряды были на дамах. Это асинтаксическое состояние духа, подразумевающее полное преуспеяние наблюдателя. Мол, здоровый человек, любитель природы.
Следующий шаг в ту же сторону - начать антропоморфизировать деревья и животных. Последний: ощущать, что к тебе обращается Бог (или боги).
Это все состояния с минимальным содержанием реальности.
Вообще-то состояние дань приводит к оптимальной пропорции упоения и трезвости. Возможно, что в конце нужно было чуть больше упоения, но это такое упоение, к которому - для следующего просветления - нельзя добавить трезвости, оно с трезвостью не совмещается.
Остается вопрос, не сгодится ли эта модель для воодушевления масс. Для военизированных сборов? Человек внутренне отмывается, как автомашины в большом гараже. Но почему нельзя достичь большего? Или это нежелательно?
О гениальном, или Могут ли враждовать (спорить друг с другом) боги?
Борхардт - Рильке, Гофмансталь - Штер - Музиль, может, я все-таки был несправедлив к Георге: обостренно личное находится в противоречии, а часто и в борьбе с тем, как его воплощения соотносятся друг с другом. Те, кому это нравится, кто выбирает это за образец для подражания, в итоге образуют эпохи, друг друга преодолевающие. Пра-народы заставляли враждовать своих богов.
Вековые однодневки. Стендаль довольно точно предсказал, что лет примерно через сто будет знаменит. Но сколько еще продлится эта его слава? Продлится ли вообще? Словом, жребий видится такой: лет через сто в течение нескольких лет быть знаменитым. С какой целью тогда люди вообще берутся за перо, и с какими видами? Вопрос, на который трудно ответить.
Возможно, ты только для того существуешь на свете, чтобы поддержать жизнь в некой функции.
А насладиться триумфальными временами всех и каждого из нас дано только сообществу.
При таком подходе Гомер, Данте и Шекспир характеризуются не столько их величием, сколько их "часом", исполненностью их конъюнктурного назначения.
Как относиться к тому, что все поклоняются Данте, хотя он местами уже совсем непонятен, Гомер, может, вообще не жил никогда, а Шекспира цитируют вместе со всеми ошибками его переписчиков. Да и феномен Иисуса, если не рассматривать его как божественный, тоже подпадает под это объяснение.
Привязка: (куда-нибудь kal.h. - al.b.)
Не знаменательно ли, что из всех социалистических партий в наши дни к власти пришла лишь одна-единственная, притом самая воинственная, тогда как преуспевающий и воинственный фашизм, напротив, на все лады твердит о мире? Это означает, что в проблеме миролюбие-воинственность есть еще скрытые моменты, пока не ставшие предметом обсуждения.
То, что в летних военно-спортивных лагерях 25-летние штурмовики из СА занимаются перековкой мировоззрения немецких приват-доцентов и профессоров, совсем ненамного отличается от положения дел в Австрии, где на пятерых работников народного образования приходится (не считая энного количества священников) лишь один представитель науки. _Победа мировых загадок и схожие общеобразовательные идеи_!
Непредумышленность истории человечества. После дождя солнце, после солнца - дождь: так, примерно, выглядит самое популярное восприятие нашей истории. Я в первом томе назвал это чем-то вроде непредумышленности истории. Я же наметил там идею генерального секретариата и частичного решения, но все это, скорее, не более, чем метафоры: каковы действительные причины и условия возникновения этой непредумышленности? Вероятно, все же, "аффектная психология" людей власти, эфемерность владеющих ими представлений и тому подобное.
К высшему литературоведению. Читая П. А.: большой ли он писатель? По ощущению: в основном нет, иногда да. Но такие книги зарисовок утомляют. Почему, собственно, они утомляют больше, нежели романы? Ведь, казалось бы, должно быть наоборот. Утомителен ли Бодлер, poemes en prose Стихотворения в прозе (франц.).? Да, стихотворения тоже нельзя читать подряд.
Психоанализ. "Во сне нередко видят люди, будто
Спят с матерью..."
Софокл, "Царь Эдип", нем. пер. И. Я. Доннера, изд. 8-е, Лейпц. и Гейдельберг, изд-во и книготорговля Винтера, 1875, строки 954, 955.
Предок Фрейда.
Этика. В моей этике, чего я предпочитаю не замечать, есть "высшее достояние", это дух. Но чем же это отличается от не столь симпатичного мне представления философов, согласно которому "высшее достояние" есть разум?
История. Состоит из непрестанных усилий сдержать столь же непрестанные тенденции упадка. Всякое историческое деяние во всей многократности своих усилий во времени сводится в итоге к нулю.
Этот закон, похоже, определяет исторические события в узких рамках. А в масштабах тысячелетий? Первое историческое состояние - относительно большие и упорядоченные государства. От средневековья до новейших времен все это, однако, создавалось заново. Спираль? Или сжатие и разрежение результата?
Сдается мне, что это есть выражение действия, подчиняющегося лишь аффектам.
Но аффект здесь - лишь особый случай неупорядоченного действия или действия, исчислимого лишь в категориях теории вероятности?
(Приложение естественнонаучного мышления главное отнюдь не в том, чтобы "вытеснить", "заместить" мышление "гуманитарное". И "дополнить" тоже неверное слово. Скорее так: всюду, где можно приложить естественнонаучное прикладывать; специфически же гуманитарное не-естественнонаучное связано с нерациоидным.)
Кризис романа. Нечистая совесть романа - это нечистая совесть любви (и героя. Отсюда более или менее червоточный герой.)
Если добавить сюда же еще и проблематику "героя" - вот вам и кризис романа.
Заголовок соображения. Всерьез принимаемое государство и литература.
Повод: идея апробированной истории литературы. - Прежде мы не принимали всего этого всерьез, однако теперь будьте любезны...
Католицизм. Тупики совести, в которые современного человека заводит церковь. Так он не в сможет верить, как она от него этого требует, ибо сие противно духовной природе и ее развитию.
Несвоевременность без вечности. Разве писатели не хотят писать для своего времени? Разве нет у них иллюзии, что они живут в этом времени как в чем-то восходящем, которое и их личное восхождение облегчит? Обыкновенно так оно и есть, и даже большие дарования разделяют иллюзии своего времени в том, что время это прекрасно. Быть относительно свободным от своего времени есть относительная надвременность (вечность). (Это и для вступления важно, в смысле оправдания значимости этой созерцательной работы в неспокойное время.)
Арабская история была бы наилучшим примером для изучения того, как деградирует великий культурный народ. Сегодня они всего лишь только хорошие торговцы.
Нарру end Счастливый конец (англ.). в высшем значении. Не люблю романы, в которых герой теряет все свои деньги и подвергается прочим ударам судьбы. Этот роман ("Тампико"), насколько позволительно судить о нем по переводу, есть самое дикое, неокультуренное произведение данного автора, но в то же время самое захватывающее. Герой его, отчаянный малый, в итоге проигрывает невзрачному и холодному негодяю. Если бы он его в конце разоблачил и уничтожил - вышел бы один из тех добрых старых газетных романов, где торжествует либо сила, либо добродетель. Но это было бы недостаточно тонко. Выходит, стоит все это обернуть - и уже достаточно тонко? Это даже не самая низшая ступень тонкости, а скорее высшая ступень грубости - на мой-то вкус. Почему? Если всерьез, если не ориентироваться на заданный плохой образец, то все в целом должно было проистекать иначе.
Я даже чуть было не сказал: победа и поражение вообще исчезли бы тогда с горизонта. Но это одностороннее соображение. Совсем нет, они, напротив, вступили бы в иное соотношение друг с другом. Отсюда, таким образом, следующий вопрос: как изображать успешных людей дела?
Отличаюсь в ответах претензиями философа, а в вопросах проницательностью поэта! Рецепт моей возможной идеализации.
"Миф XX ст.": Книгу с таким названием в прежние времена заведомо посчитали бы несерьезной. За тем, разве что, исключением, если бы речь в ней шла о мифе машины. Правильно бы это было - или неправильно?
Ни один человек не взял на себя труд даже усмотреть в этом вопрос.
Правосудие в прежние времена, безусловно, было механизировано, стало чем-то вроде выписки рецептов. Зато теперь вдруг в него вкладывают душу: исправительный лагерь, бойкот, порка...
Вопрос к музыке и психоанализу: Не отмечена ли символика музыки той же примитивностью, что и вскрытая психоанализом?
Милосердие. "На Вареньке она поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива и прекрасна. И такою хотела быть Кити." ("Анна Каренина", I, 344.); см. также Линднер.: неродствен ли этот несомненно действенный рецепт с обычаем... секты: кастрируй себя, дабы избавиться от волнений пола?!
Линия развития. Сегодня дело зашло уже так далеко, что, за редким исключением, писатель становится театральным автором, не являясь собственно писателем. Они образуют собственную гильдию, и оттуда сюда, как и отсюда туда почти никакого сообщения. Этак, чего доброго, завтра заговорят уже о киноавторах. И к этому даже как-то постепенно привыкаешь. (Ср. государственная культура) (Культура культурной политики)
Георге. Снова обретает важность. (Но не забудь, что он почти единственный, кто в свое время на деле представлял автономию искусства.)
Поэт и писатель. Моя точка зрения: все равно, что гений и талант. Можно быть маленьким гением. Большой талант при некоторых обстоятельствах предпочтительней. Ср. однако, в связи с этим Томас Манн "Страдания и величие мастеров", стр. 54, место, где задана другая антитетика.
Открытки с фотографиями борцов были еще до кино. Тем паче - с оперными певцами и актерами. Пример потребности, которая при известных обстоятельствах неимоверно возросла.
В чем потребность? Быть рядом, прикасаться, хранить выпавший из букета цветок, музей жертв Маттерхорна и т. д.
Сверхлитератор. На этот предмет следовало бы привести и данные о росте тиражей в период между 1890 и 1930 годами. Благодаря чему он стал экономическим объектом. Видно, хорошему писателю нынче снова только одна дорога - в одиночество. Покамест это вместо некролога.
Совершенное государство и искусство. Актуально сейчас.
Любовь к искусству и вред искусству - государство.
Литература производится массово. В той же мере справедливо и обходиться с ней как с массой: Россия, Германия.
Герой и гений. В то время, как повсюду трубят просто о "гении Пилсудском", в одной из газет его обласкали титулом "герой нации". Может, просто герой все же правильней, поскольку "герой нации" несет в себе какое-то ограничение, так же о поклоннике какой-нибудь девушки говорят "ее герой"; а может, он и вправду был гений, я не знаю, но не худо бы все же между героем и гением различать. Если бы немцы это умели, многого бы не случилось.
Карл Краус и Гитлер. Когда К. К. входит в аудиторию на свою лекцию, публика стоит до тех пор, пока он не сядет. И это несмотря на то, что он напрочь оплошал. Они его любят "тем больше". Сходным образом и неудачи Г. только усиливают любовь к нему. Это и есть самое чудовищное во всем этом краусианстве. Поистине, все, что происходит, уже было предначертано.
Они хранят ему верность, хоть он этого и не заслуживает.
Это что - как эффект включения и выключения? Слепая потребность кого-то любить? Потребность в иллюзиях?
Что за люди писатели. В собрание автографов господина Блажека Пауль Франк записал вот что: "Высшее искусство: самые глубокие вещи говорить гладко. Вена, 3 декабря 1928."!
Путая с классиками. Прилагаю по этому поводу изречение Ауэрнхаймера о Манне. (Я его не приложил.) Члены семьи Манна, похоже, тоже считают его таковым. Отчасти все это из разряда высокопарных словесных пузырей, по манере исполнения a la драма "Выпускники", отчасти же на сей счет надо заметить следующее: и Вильдганс тоже выказывал задатки классика. Когда положительный средний человек чувствует, что его выразили, когда пишут в его духе, но повозвышенней, - вот это он и считает классикой. (То есть в лучшем случае одно свойство вместо всех, которые потребны.) Все брезгливо морщат носы по поводу нацистов, но с Кернштоком уже давным давно произошло нечто подобное. Он говорил как они, и был так же как они непоэтичен. Просто Томас Манн не выражает ничьей партии, он есть выражение аполитичной духовной заурядности. Потому и для всех. Потому и сам себе классик.
Странное общежитие. Вот все-таки одна из самых удивительных загадок: Гетц "почитает" Штесселя и меня, Шенвизе - Броха и меня, многие - Томаса Манна и меня; Томас Манн называет Ницше и Фонтане своими отцами. А что же делают издатели? и что идеальный читатель? Разве читатель, любящий только одного автора, не дает оснований заподозрить себя в том, что с его читательскими достоинствами не все в порядке? Вот тема, которой хорошо бы срочно заняться!
Корни романа. Томас а Кемпис в "Наследнике Христа" в главе о том, как избегать лишних слов:
"Но отчего мы так любим говорить и рассказывать друг другу, ежели мы столь редко не тревожим нашу совесть, впадая в молчание?
Мы оттого так любим поговорить, что уповаем взаимными речами утешить друг друга, желая облегчить наше сердце, утомленное всякими мыслями.
А паче других любим мы говорить и думать о тех вещах, которые любим очень, к которым вожделеем, или о тех, которые противны нам.
2. Но увы! Как же часто напрасны и тщетны наши речи. Ибо сие внешнее утешение есть немалый вред утешению внутреннему, божественному. А посему надобно посвящать себя бдению и молитве, дабы не проходило время в праздности". (стр. 18).
(Немецкий перевод Феликса Брауна. Изд-во Альфред Кренер, серия Кренеровские карманные издания, том 126.)
Это исток и критика повествовательной прозы!
Иногда нескромно говорить не о себе, а объективно судить о всевозможных объективных проблемах.
1 2 3 4 5 6 7