Значит, есть кто-то, кому они могут быть очень нужны.
— Профессор, если это не секрет, как дневник Байрона попал вам в руки?
Несколько мгновений Эдвард внимательно изучал девушку и наконец улыбнулся:
— Ваш склад ума создан для науки, Барбара. А дело было так. Мой друг из министерства иностранных дел сумел раздобыть для меня разрешение ознакомиться с рукописями, которые хранились недалеко от Лондона в различных архивах этого ведомства. Они оказались там как военные трофеи. — Барбара с интересом слушала профессора. — Их реквизировали вместе со всякими другими документами, находившимися в багаже графа фон Гесселя, высокопоставленного немецкого офицера, который погиб в последние дни войны. Среди прочих бумаг я, к моему немалому изумлению, обнаружил дневник лорда Байрона. Изучив бесценную находку, я опубликовал только ее часть. Остальное ждет своего часа. Мне нужно время, чтобы закончить некоторые свои исследования.
— А этот загадочный Тальяферри… Как он узнал о существовании второй половины дневника?
— Я же писал об этом в своей статье. Очевидно, он оказался внимательнее вас. — Эдвард улыбнулся.
— Я просто сражена, профессор! — вспыхнула девушка.
— Ладно, так и быть, прощаю. Это ведь не экзамен, милая Барбара. И все же я не могу понять… Только одержимый ученый мог разработать этот дьявольский план с запугиванием, мистификацией и кражей дневника.
Они начали медленно спускаться по лестнице. Но тут Барбара остановилась.
— А кто знал, что у вас в этой сумке микрофильмы?
— Автор письма, — ответил Эдвард, подумав. — Он советовал мне захватить с собой вторую часть дневника. Утверждал, что в Риме я смогу сделать еще более интересные открытия.
Они подошли к «ягуару». Эдвард открыл дверцу.
— Но кто еще мог знать о микрофильмах? — продолжала допытываться Барбара.
— Синьора Джаннелли, наверное. Она советовала положить сумку в сейф.
— Но откуда ей могло быть известно наверняка? А кто-нибудь видел содержимое сумки?
Эдвард сел в машину и снизу вверх через открытое окно взглянул на девушку:
— Вы видели, Барбара. Вы и мистер Пауэл. В тот день, когда было открытие выставки и мы пили чай в кабинете вашего шефа. Прекрасный английский чай.
* * *
Эдвард решил действовать на свой страх и риск. Пассивно наблюдать, как накапливаются всевозможные «совпадения», он уже не мог. Ему казалось, что он все больше запутывается в расставленных кем-то сетях.
Но что он мог предпринять?
Все сводилось к тому, что начало плетущейся вокруг него таинственной интриги находится в далеком прошлом. Отгадка — где-то среди пожелтевших рукописей и потрепанных фолиантов. Но это была как раз та сфера, где ученый Эдвард Форстер чувствовал себя как рыба в воде. Ведь именно в тиши библиотек он находил ключ ко многим мучившим его загадкам.
Часа в три пополудни Эдвард входил в Центральную Национальную библиотеку. Пройдя в помещение генерального каталога и выбрав интересовавший его раздел, он принялся методично просматривать карточки.
Рядом возился с карточками невысокий пожилой господин. Казалось, он тоже был целиком поглощен своим занятием. Когда Эдвард, найдя что-то его интересующее, начал заполнять бланк — фамилию автора, название, шифр, чтобы отыскать книгу, — сосед бросил на него быстрый взгляд.
Эдвард поставил каталожный ящик на место и прошел в читальный зал.
В просторном и светлом помещении за длинными столами сидели читатели — в основном студенты. В тишине слышен был только шелест страниц, иногда легкое покашливание.
Эдвард протянул библиотекарше заполненное требование. Синьора, прочитав имя Форстера, слегка покраснела и почтительно поздоровалась:
— Добрый день, мистер Форстер! — Эдвард был приятно удивлен тем, что его узнали, и ответил на приветствие столь же учтиво. — Сейчас обслужу вас, профессор.
В ожидании заказа Эдвард прошел в небольшое помещение рядом с читальным залом. Здесь несколько человек дымили сигаретами возле большой урны. Двое священников что-то негромко, но оживленно обсуждали. Чуть поодаль флиртовали молодой человек и девушка.
На стенах были развешаны стенды с правилами пользования библиотекой, висели объявления, приглашавшие на различные культурные мероприятия. Была тут и афиша, сообщавшая о лекции профессора Форстера.
Эдвард сел на скамейку, и тут кто-то негромко окликнул его:
— Профессор Форстер!
Эдвард поднял глаза.
Это был тот самый пожилой господин, который рядом с ним искал что-то в каталоге, — импозантный мужчина лет шестидесяти, с седой бородкой. Дорогой костюм прекрасно сидел на нем. И весь его облик носил отпечаток некоторой старомодной элегантности.
— Простите за беспокойство. Библиотекарь сказала мне, кто вы. О! Мне давно хотелось познакомиться с вами. Я — Раймондо Анкизи, ваш давний поклонник.
Эдвард поднялся с вежливой улыбкой:
— Признаюсь, не рассчитывал на такую популярность в Риме.
— О! Рим всегда умел ценить настоящих ученых. — Подвижное лицо пожилого господина постоянно меняло свое выражение. Разговаривая, он все время жестикулировал. — В области литературоведческих исследований вы скоро станете европейской знаменитостью.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Я с нетерпением жду тридцатое марта. Это будет грандиозно!
Эдвард подумал, что пожилой господин, пожалуй, слишком экзальтирован. Даже для итальянца это было чересчур.
— Думаю, вы преувеличиваете, синьор Анкизи.
— Не сомневайтесь, профессор, после статьи, которую вы опубликовали в Кембриджском журнале, лекции просто обеспечен успех! — Он пытливо посмотрел Форстеру в глаза. — Может ли благодарная общественность ожидать каких-либо сенсационных открытий, касающихся римского периода жизни лорда Байрона?
Эдвард пожал плечами:
— Сенсационных? Не думаю.
— Понимаю. Хотите преподнести сюрприз, — заключил Анкизи с легким поклоном. — Буду сидеть в первом ряду.
— Вы тоже занимаетесь Байроном?
— О, весьма и весьма скромно. В пределах, доступных страстному дилетанту. Почему бы вам не зайти ко мне в гости? Если, конечно, у вас найдется время.
— Действительно я очень занят. Но если смогу…
Излишняя навязчивость поклонника начинала раздражать Эдварда.
— Приходите, прошу вас! Моя библиотека в вашем распоряжении! — Аффектация Анкизи, казалось, достигла предела. На них стали оборачиваться. — У меня большое собрание материалов о Байроне. Почту за честь показать его вам… Мне, знаете ли, чрезвычайно польстило, что тексты, процитированные вами в статье, буквально, ну буквально все имеются и у меня.
Эдвард не ожидал такого поворота.
— Все?
— За исключением, естественно, драгоценного дневника Байрона, который вы обнаружили. — Он даже подпрыгнул на месте от возбуждения и дальше понес что-то и вовсе несусветное: — Делаю все, что могу, дабы возвысить свой дух. Пытаюсь идти в ногу с культурным прогрессом. Не пропускаю ни одной лекции, концерта, спектакля, ни единого события, интеллектуальное значение которого…
Пока Анкизи обрушивал на изумленного профессора свой монолог, проходивший за его спиной работник библиотеки, оказавшись в поле зрения Эдварда, выразительно повертел пальцем у виска, как бы говоря: «Не слушайте его, он же сумасшедший!»
— Культура — это единственное истинное утешение и искупление нашего банального существования. — Не меняя тона, Анкизи впился своими черными глазами в глаза Эдварда. — Так когда можно прислать за вами моего шофера?
— Благодарю. Я постараюсь приехать сам. — Эдвард был решительно настроен освободиться от докучливого собеседника. — Однако сейчас не могу сказать, когда именно. Прошу прощения. — Он двинулся к выходу.
— Приезжайте когда захотите. Вы доставите мне огромное удовольствие. Я живу в палаццо Анкизи на виа Сант-Агата. До свидания, профессор. Жду вас.
Они вернулись в читальный зал. Эдвард направился к библиотекарше, Анкизи ушел, возвратив книгу и контрольный листок.
— Вот ваш заказ, профессор. — Библиотекарша вручила ему солидный альбом.
Эдвард принялся листать каталог произведений живописи. Его предположение подтвердилось. На одном из разворотов он нашел черно-белую репродукцию нужной ему картины. На ней была изображена площадь с романским храмом, небольшая церковь в стиле барокко и фонтан с дельфинами. Но без машин и прохожих, без каких-либо других примет времени.
Эдвард перевернул страницу. На обратной стороне он прочитал: «Марко Тальяферри (1834-1871). Масло. Холст».
Ниже, петитом, значилось: «Коллекция князей Анкизи».
«Докучливый джентльмен представился как Анкизи, — подумал Эдвард, — значит, картина Тальяферри принадлежит именно его семье. Еще одно из множества совпадений?»
* * *
Несколько часов он боролся с искушением, но в конце концов не выдержал.
Перекусив в одном из ресторанчиков возле Колизея, он, уже поздним вечером, отправился пешком в район между Тор деи Конти и Салита дель Грилло. Блуждая в лабиринте старинных улиц, он увидел двух монахинь в грубых сутанах, красивших монастырскую ограду.
— Подскажите, пожалуйста, где тут палаццо князей Анкизи?
Одна из монахинь жестом указала вверх по улице на здание в стиле эпохи Возрождения.
У перекрестка Эдвард взглянул на старинную мраморную доску. Там было высечено: «Район Монти».
Одолев внушительный подъем, Эдвард оказался перед мрачным дворцом. Помедлив, он прошел через открытые ворота в просторный квадратный двор. На первом этаже окна были защищены массивными решетками. В одном из них можно было различить внутреннюю лестницу. Двор освещался несколькими тусклыми фонарями.
Эдвард осмотрелся и направился к парадному крыльцу, над которым красовался старинный герб. Он поднялся по сбитым ступеням.
Дверь была закрыта. Эдвард трижды постучал большим железным кольцом. Удары гулко отозвались в пустынном дворе. Он сошел с крыльца и, уже собираясь уходить, в последний раз оглянулся. И тут вдруг услышал доносившуюся изнутри негромкую органную музыку, а затем увидел слабый мерцающий свет.
Огонек дрожал и медленно перемещался, словно кто-то со свечой или канделябром бродил по комнатам в этом крыле здания.
Эдвард прошел на середину двора и оттуда смог отчетливо увидеть женскую фигуру в белом, которая медленно спускалась по внутренней лестнице. В руках у женщины был канделябр. Наконец она оказалась возле одного из окон первого этажа. Словно предчувствуя что-то, Эдвард бросился к окну:
— Лючия!
Он ухватился за решетку в надежде, что девушка заметит его.
Лючия шла прямо, глядя в пространство перед собой. Огромные глаза ее были устремлены в одну точку.
Эдвард кинулся к другому окну, но Лючия уже удалялась во внутренние темные комнаты. Он смотрел вслед девушке, пока та не растворилась во мраке. Вместе с Лючией, медленно растворившись в ночном воздухе, стихла и органная музыка.
8
Пауэл ходил из угла в угол своего кабинета в британском посольстве, как делал всегда, когда нужно было что-то обдумать. Эдвард сидел в кресле возле письменного стола Пауэла. Стол этот был в своем роде произведением искусства: дорогая чернильница в форме раковины, пресс-папье, нож для разрезания бумаг в костяном футлярчике, мраморная подставка для авторучек — все было разложено и расставлено в идеальном порядке. Письменный стол — единственное место, где проявлялся педантизм Пауэла.
Английская чопорность была не чужда атташе по культуре. Но сейчас, когда эмоции захлестывали его, он жестикулировал с поистине итальянским темпераментом.
— Минутку, Форстер, я хочу понять все как можно лучше. Вчера вечером вы отправились в палаццо князя Анкизи и… увидели ту самую девушку.
Эдвард устало кивнул.
— И во дворце никого не было?
— Никого. — Эдварду уже надоело повторять все по третьему кругу. — Парадный вход был наглухо заперт.
— И это было?..
— И это было около десяти часов вечера.
Пауэл многозначительно поднял брови, словно эта деталь имела какое-то особое значение. Потом, продолжая рассуждать, облокотился на спинку кресла, стоявшего против Эдварда.
— И вы увидели ту самую девушку, с которой провели вечер в таверне? Вы точно уверены, что это была именно она?
— Господи, Пауэл, ошибки быть не могло. Я слишком хорошо ее запомнил.
— Может, она там живет.
Эдвард резко поднялся:
— Но это же абсурд! Может, она там и живет. Но бродить по ночам в белой рубашке и со свечой — забава слишком экстравагантная. А она шла… как призрак!
— Скажем более научно: словно сомнамбула.
Вздохнув, Эдвард опять опустился в кресло.
— Пауэл, надеюсь, вы верите, что случай с таверной я не придумал.
— Ну что вы! Я никогда не сомневался в правдивости вашего рассказа. Только считаю, что, простите, кто-то морочил вам голову. Скажем мягче — разыгрывал.
— Может, и мне так приятнее думать. — Эдвард рассек ладонью воздух. — Но я все же хотел бы понять, почему девушка, которую я последний раз видел в таверне «У Ангела», бродила вчера ночью по комнатам пустого палаццо.
— Ну, проще всего было бы спросить об этом хозяина дворца — самого князя Анкизи.
— Конечно, проще. Если бы он открыл дверь. Но это еще не все странности.
Пауэл опять принялся ходить по кабинету.
— Неужели не все?
Эдвард пропустил иронию мимо ушей. Он достал из кармана медальон Лючии и протянул Пауэлу:
— Этот медальон я показал специалисту. Похоже, вещь очень редкая.
— И что же? — Пауэла, по всей видимости, не слишком заинтересовало последнее сообщение. — По крайней мере, хоть какая-то польза…
— Насчет пользы это еще вопрос. Как выяснилось, ювелир, в восемнадцатом столетии изготовивший этот медальон, был кем-то вроде колдуна. Загадочный персонаж, способный перемещаться во времени. Некромант, видите ли.
Пауэл иронически улыбнулся:
— И он тоже? Это уже носит характер эпидемии.
— Мы говорили о пользе. Так вот. Иларио Брандани родился тридцать первого марта 1734 года и умер тридцать первого марта 1771 года.
— Ну и что?
— Мы были вместе с вами на протестантском кладбище. Помните надгробие художника Тальяферри? Он родился и скончался в день моего рождения. На сто лет раньше меня и на сто лет позже ювелира.
Пауэл перестал ерничать.
— Тридцать первого марта 1734… 1834… 1934… Интересно, интересно… — И вдруг, словно вспомнив что-то, воскликнул: — А какого черта вообще вас занесло во дворец Анкизи?
— В библиотеке я обнаружил репродукцию с картины Тальяферри, той самой, которую мне подсунули как современную фотографию. Оригинал принадлежит князю Анкизи.
Эдвард взглянул на Пауэла, как бы приглашая его самого сделать вывод. Блистательный атташе впервые казался действительно озабоченным рассказом Эдварда. В волнении он даже передвинул с места на место роскошную чернильницу на письменном столе.
— Гм… Интересно… Неплохо бы разузнать что-нибудь об этом Анкизи.
— Может быть, он и ученый… но с маниакальными наклонностями. Бывает в Национальной библиотеке… Что-то выискивает. Его там считают чокнутым.
Пауэл нажал кнопку переговорного устройства.
— Барбара!
— Да, мистер Пауэл! — ответила девушка.
— Зайдите, пожалуйста.
— Сию минуту, мистер Пауэл.
Эдвард не хотел ни во что вмешивать Барбару: вся эта мистическая история задевала его профессиональное и мужское самолюбие.
— Пауэл, прошу вас, не говорите Барбаре обо всем этом.
— И в мыслях не было. Хочу только спросить у нее про Анкизи.
— Князь сказал, что страстно любит Байрона… И ждет не дождется моей лекции. — Эдвард указал на афишу. — Если вы еще не заметили, то обращаю ваше внимание: лекция начнется тридцатого марта, ровно за три часа до наступления дня моего рождения.
— Странно, что я выбрал именно этот день. — Пауэл улыбнулся. — Может быть, и я получаю послания с того света?
Вошла Барбара и при виде Форстера радостно вспыхнула.
— Добрый день, профессор. Что-нибудь слышно о пропавшей сумке?
— Пока нет.
— Ваша корреспонденция, мистер Пауэл. — Девушка передала ему несколько писем.
Театральным жестом Пауэл взял один из конвертов и осмотрел его так, словно это было любовное послание. Следом на лице его сразу же появилось разочарование. Барбара поджала губы, сдерживая смех.
Предложив Барбаре стул, Пауэл принялся распечатывать ножом другие конверты.
— Скажите, Барбара, вы — знаток Рима, и античного, и современного. Вы что-нибудь слышали про князя Анкизи?
— Ну конечно, мистер Пауэл. Я видела его несколько раз здесь, у нас в библиотеке.
— О… А у нас тут есть библиотека?
— А вы не замечали? — Барбара поддержала игру. — Анкизи частенько наведывается, чтобы знакомиться с прессой, которую мы получаем из Англии.
Эдвард, не слишком следивший за разговором, отреагировал на последние слова Барбары:
— Вот как? Значит, здесь он и прочитал мою статью…
— Возможно, — ответила Барбара. — У него уйма всяких хобби. Старый сумасшедший. Однако симпатичный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Профессор, если это не секрет, как дневник Байрона попал вам в руки?
Несколько мгновений Эдвард внимательно изучал девушку и наконец улыбнулся:
— Ваш склад ума создан для науки, Барбара. А дело было так. Мой друг из министерства иностранных дел сумел раздобыть для меня разрешение ознакомиться с рукописями, которые хранились недалеко от Лондона в различных архивах этого ведомства. Они оказались там как военные трофеи. — Барбара с интересом слушала профессора. — Их реквизировали вместе со всякими другими документами, находившимися в багаже графа фон Гесселя, высокопоставленного немецкого офицера, который погиб в последние дни войны. Среди прочих бумаг я, к моему немалому изумлению, обнаружил дневник лорда Байрона. Изучив бесценную находку, я опубликовал только ее часть. Остальное ждет своего часа. Мне нужно время, чтобы закончить некоторые свои исследования.
— А этот загадочный Тальяферри… Как он узнал о существовании второй половины дневника?
— Я же писал об этом в своей статье. Очевидно, он оказался внимательнее вас. — Эдвард улыбнулся.
— Я просто сражена, профессор! — вспыхнула девушка.
— Ладно, так и быть, прощаю. Это ведь не экзамен, милая Барбара. И все же я не могу понять… Только одержимый ученый мог разработать этот дьявольский план с запугиванием, мистификацией и кражей дневника.
Они начали медленно спускаться по лестнице. Но тут Барбара остановилась.
— А кто знал, что у вас в этой сумке микрофильмы?
— Автор письма, — ответил Эдвард, подумав. — Он советовал мне захватить с собой вторую часть дневника. Утверждал, что в Риме я смогу сделать еще более интересные открытия.
Они подошли к «ягуару». Эдвард открыл дверцу.
— Но кто еще мог знать о микрофильмах? — продолжала допытываться Барбара.
— Синьора Джаннелли, наверное. Она советовала положить сумку в сейф.
— Но откуда ей могло быть известно наверняка? А кто-нибудь видел содержимое сумки?
Эдвард сел в машину и снизу вверх через открытое окно взглянул на девушку:
— Вы видели, Барбара. Вы и мистер Пауэл. В тот день, когда было открытие выставки и мы пили чай в кабинете вашего шефа. Прекрасный английский чай.
* * *
Эдвард решил действовать на свой страх и риск. Пассивно наблюдать, как накапливаются всевозможные «совпадения», он уже не мог. Ему казалось, что он все больше запутывается в расставленных кем-то сетях.
Но что он мог предпринять?
Все сводилось к тому, что начало плетущейся вокруг него таинственной интриги находится в далеком прошлом. Отгадка — где-то среди пожелтевших рукописей и потрепанных фолиантов. Но это была как раз та сфера, где ученый Эдвард Форстер чувствовал себя как рыба в воде. Ведь именно в тиши библиотек он находил ключ ко многим мучившим его загадкам.
Часа в три пополудни Эдвард входил в Центральную Национальную библиотеку. Пройдя в помещение генерального каталога и выбрав интересовавший его раздел, он принялся методично просматривать карточки.
Рядом возился с карточками невысокий пожилой господин. Казалось, он тоже был целиком поглощен своим занятием. Когда Эдвард, найдя что-то его интересующее, начал заполнять бланк — фамилию автора, название, шифр, чтобы отыскать книгу, — сосед бросил на него быстрый взгляд.
Эдвард поставил каталожный ящик на место и прошел в читальный зал.
В просторном и светлом помещении за длинными столами сидели читатели — в основном студенты. В тишине слышен был только шелест страниц, иногда легкое покашливание.
Эдвард протянул библиотекарше заполненное требование. Синьора, прочитав имя Форстера, слегка покраснела и почтительно поздоровалась:
— Добрый день, мистер Форстер! — Эдвард был приятно удивлен тем, что его узнали, и ответил на приветствие столь же учтиво. — Сейчас обслужу вас, профессор.
В ожидании заказа Эдвард прошел в небольшое помещение рядом с читальным залом. Здесь несколько человек дымили сигаретами возле большой урны. Двое священников что-то негромко, но оживленно обсуждали. Чуть поодаль флиртовали молодой человек и девушка.
На стенах были развешаны стенды с правилами пользования библиотекой, висели объявления, приглашавшие на различные культурные мероприятия. Была тут и афиша, сообщавшая о лекции профессора Форстера.
Эдвард сел на скамейку, и тут кто-то негромко окликнул его:
— Профессор Форстер!
Эдвард поднял глаза.
Это был тот самый пожилой господин, который рядом с ним искал что-то в каталоге, — импозантный мужчина лет шестидесяти, с седой бородкой. Дорогой костюм прекрасно сидел на нем. И весь его облик носил отпечаток некоторой старомодной элегантности.
— Простите за беспокойство. Библиотекарь сказала мне, кто вы. О! Мне давно хотелось познакомиться с вами. Я — Раймондо Анкизи, ваш давний поклонник.
Эдвард поднялся с вежливой улыбкой:
— Признаюсь, не рассчитывал на такую популярность в Риме.
— О! Рим всегда умел ценить настоящих ученых. — Подвижное лицо пожилого господина постоянно меняло свое выражение. Разговаривая, он все время жестикулировал. — В области литературоведческих исследований вы скоро станете европейской знаменитостью.
— Благодарю, вы очень любезны.
— Я с нетерпением жду тридцатое марта. Это будет грандиозно!
Эдвард подумал, что пожилой господин, пожалуй, слишком экзальтирован. Даже для итальянца это было чересчур.
— Думаю, вы преувеличиваете, синьор Анкизи.
— Не сомневайтесь, профессор, после статьи, которую вы опубликовали в Кембриджском журнале, лекции просто обеспечен успех! — Он пытливо посмотрел Форстеру в глаза. — Может ли благодарная общественность ожидать каких-либо сенсационных открытий, касающихся римского периода жизни лорда Байрона?
Эдвард пожал плечами:
— Сенсационных? Не думаю.
— Понимаю. Хотите преподнести сюрприз, — заключил Анкизи с легким поклоном. — Буду сидеть в первом ряду.
— Вы тоже занимаетесь Байроном?
— О, весьма и весьма скромно. В пределах, доступных страстному дилетанту. Почему бы вам не зайти ко мне в гости? Если, конечно, у вас найдется время.
— Действительно я очень занят. Но если смогу…
Излишняя навязчивость поклонника начинала раздражать Эдварда.
— Приходите, прошу вас! Моя библиотека в вашем распоряжении! — Аффектация Анкизи, казалось, достигла предела. На них стали оборачиваться. — У меня большое собрание материалов о Байроне. Почту за честь показать его вам… Мне, знаете ли, чрезвычайно польстило, что тексты, процитированные вами в статье, буквально, ну буквально все имеются и у меня.
Эдвард не ожидал такого поворота.
— Все?
— За исключением, естественно, драгоценного дневника Байрона, который вы обнаружили. — Он даже подпрыгнул на месте от возбуждения и дальше понес что-то и вовсе несусветное: — Делаю все, что могу, дабы возвысить свой дух. Пытаюсь идти в ногу с культурным прогрессом. Не пропускаю ни одной лекции, концерта, спектакля, ни единого события, интеллектуальное значение которого…
Пока Анкизи обрушивал на изумленного профессора свой монолог, проходивший за его спиной работник библиотеки, оказавшись в поле зрения Эдварда, выразительно повертел пальцем у виска, как бы говоря: «Не слушайте его, он же сумасшедший!»
— Культура — это единственное истинное утешение и искупление нашего банального существования. — Не меняя тона, Анкизи впился своими черными глазами в глаза Эдварда. — Так когда можно прислать за вами моего шофера?
— Благодарю. Я постараюсь приехать сам. — Эдвард был решительно настроен освободиться от докучливого собеседника. — Однако сейчас не могу сказать, когда именно. Прошу прощения. — Он двинулся к выходу.
— Приезжайте когда захотите. Вы доставите мне огромное удовольствие. Я живу в палаццо Анкизи на виа Сант-Агата. До свидания, профессор. Жду вас.
Они вернулись в читальный зал. Эдвард направился к библиотекарше, Анкизи ушел, возвратив книгу и контрольный листок.
— Вот ваш заказ, профессор. — Библиотекарша вручила ему солидный альбом.
Эдвард принялся листать каталог произведений живописи. Его предположение подтвердилось. На одном из разворотов он нашел черно-белую репродукцию нужной ему картины. На ней была изображена площадь с романским храмом, небольшая церковь в стиле барокко и фонтан с дельфинами. Но без машин и прохожих, без каких-либо других примет времени.
Эдвард перевернул страницу. На обратной стороне он прочитал: «Марко Тальяферри (1834-1871). Масло. Холст».
Ниже, петитом, значилось: «Коллекция князей Анкизи».
«Докучливый джентльмен представился как Анкизи, — подумал Эдвард, — значит, картина Тальяферри принадлежит именно его семье. Еще одно из множества совпадений?»
* * *
Несколько часов он боролся с искушением, но в конце концов не выдержал.
Перекусив в одном из ресторанчиков возле Колизея, он, уже поздним вечером, отправился пешком в район между Тор деи Конти и Салита дель Грилло. Блуждая в лабиринте старинных улиц, он увидел двух монахинь в грубых сутанах, красивших монастырскую ограду.
— Подскажите, пожалуйста, где тут палаццо князей Анкизи?
Одна из монахинь жестом указала вверх по улице на здание в стиле эпохи Возрождения.
У перекрестка Эдвард взглянул на старинную мраморную доску. Там было высечено: «Район Монти».
Одолев внушительный подъем, Эдвард оказался перед мрачным дворцом. Помедлив, он прошел через открытые ворота в просторный квадратный двор. На первом этаже окна были защищены массивными решетками. В одном из них можно было различить внутреннюю лестницу. Двор освещался несколькими тусклыми фонарями.
Эдвард осмотрелся и направился к парадному крыльцу, над которым красовался старинный герб. Он поднялся по сбитым ступеням.
Дверь была закрыта. Эдвард трижды постучал большим железным кольцом. Удары гулко отозвались в пустынном дворе. Он сошел с крыльца и, уже собираясь уходить, в последний раз оглянулся. И тут вдруг услышал доносившуюся изнутри негромкую органную музыку, а затем увидел слабый мерцающий свет.
Огонек дрожал и медленно перемещался, словно кто-то со свечой или канделябром бродил по комнатам в этом крыле здания.
Эдвард прошел на середину двора и оттуда смог отчетливо увидеть женскую фигуру в белом, которая медленно спускалась по внутренней лестнице. В руках у женщины был канделябр. Наконец она оказалась возле одного из окон первого этажа. Словно предчувствуя что-то, Эдвард бросился к окну:
— Лючия!
Он ухватился за решетку в надежде, что девушка заметит его.
Лючия шла прямо, глядя в пространство перед собой. Огромные глаза ее были устремлены в одну точку.
Эдвард кинулся к другому окну, но Лючия уже удалялась во внутренние темные комнаты. Он смотрел вслед девушке, пока та не растворилась во мраке. Вместе с Лючией, медленно растворившись в ночном воздухе, стихла и органная музыка.
8
Пауэл ходил из угла в угол своего кабинета в британском посольстве, как делал всегда, когда нужно было что-то обдумать. Эдвард сидел в кресле возле письменного стола Пауэла. Стол этот был в своем роде произведением искусства: дорогая чернильница в форме раковины, пресс-папье, нож для разрезания бумаг в костяном футлярчике, мраморная подставка для авторучек — все было разложено и расставлено в идеальном порядке. Письменный стол — единственное место, где проявлялся педантизм Пауэла.
Английская чопорность была не чужда атташе по культуре. Но сейчас, когда эмоции захлестывали его, он жестикулировал с поистине итальянским темпераментом.
— Минутку, Форстер, я хочу понять все как можно лучше. Вчера вечером вы отправились в палаццо князя Анкизи и… увидели ту самую девушку.
Эдвард устало кивнул.
— И во дворце никого не было?
— Никого. — Эдварду уже надоело повторять все по третьему кругу. — Парадный вход был наглухо заперт.
— И это было?..
— И это было около десяти часов вечера.
Пауэл многозначительно поднял брови, словно эта деталь имела какое-то особое значение. Потом, продолжая рассуждать, облокотился на спинку кресла, стоявшего против Эдварда.
— И вы увидели ту самую девушку, с которой провели вечер в таверне? Вы точно уверены, что это была именно она?
— Господи, Пауэл, ошибки быть не могло. Я слишком хорошо ее запомнил.
— Может, она там живет.
Эдвард резко поднялся:
— Но это же абсурд! Может, она там и живет. Но бродить по ночам в белой рубашке и со свечой — забава слишком экстравагантная. А она шла… как призрак!
— Скажем более научно: словно сомнамбула.
Вздохнув, Эдвард опять опустился в кресло.
— Пауэл, надеюсь, вы верите, что случай с таверной я не придумал.
— Ну что вы! Я никогда не сомневался в правдивости вашего рассказа. Только считаю, что, простите, кто-то морочил вам голову. Скажем мягче — разыгрывал.
— Может, и мне так приятнее думать. — Эдвард рассек ладонью воздух. — Но я все же хотел бы понять, почему девушка, которую я последний раз видел в таверне «У Ангела», бродила вчера ночью по комнатам пустого палаццо.
— Ну, проще всего было бы спросить об этом хозяина дворца — самого князя Анкизи.
— Конечно, проще. Если бы он открыл дверь. Но это еще не все странности.
Пауэл опять принялся ходить по кабинету.
— Неужели не все?
Эдвард пропустил иронию мимо ушей. Он достал из кармана медальон Лючии и протянул Пауэлу:
— Этот медальон я показал специалисту. Похоже, вещь очень редкая.
— И что же? — Пауэла, по всей видимости, не слишком заинтересовало последнее сообщение. — По крайней мере, хоть какая-то польза…
— Насчет пользы это еще вопрос. Как выяснилось, ювелир, в восемнадцатом столетии изготовивший этот медальон, был кем-то вроде колдуна. Загадочный персонаж, способный перемещаться во времени. Некромант, видите ли.
Пауэл иронически улыбнулся:
— И он тоже? Это уже носит характер эпидемии.
— Мы говорили о пользе. Так вот. Иларио Брандани родился тридцать первого марта 1734 года и умер тридцать первого марта 1771 года.
— Ну и что?
— Мы были вместе с вами на протестантском кладбище. Помните надгробие художника Тальяферри? Он родился и скончался в день моего рождения. На сто лет раньше меня и на сто лет позже ювелира.
Пауэл перестал ерничать.
— Тридцать первого марта 1734… 1834… 1934… Интересно, интересно… — И вдруг, словно вспомнив что-то, воскликнул: — А какого черта вообще вас занесло во дворец Анкизи?
— В библиотеке я обнаружил репродукцию с картины Тальяферри, той самой, которую мне подсунули как современную фотографию. Оригинал принадлежит князю Анкизи.
Эдвард взглянул на Пауэла, как бы приглашая его самого сделать вывод. Блистательный атташе впервые казался действительно озабоченным рассказом Эдварда. В волнении он даже передвинул с места на место роскошную чернильницу на письменном столе.
— Гм… Интересно… Неплохо бы разузнать что-нибудь об этом Анкизи.
— Может быть, он и ученый… но с маниакальными наклонностями. Бывает в Национальной библиотеке… Что-то выискивает. Его там считают чокнутым.
Пауэл нажал кнопку переговорного устройства.
— Барбара!
— Да, мистер Пауэл! — ответила девушка.
— Зайдите, пожалуйста.
— Сию минуту, мистер Пауэл.
Эдвард не хотел ни во что вмешивать Барбару: вся эта мистическая история задевала его профессиональное и мужское самолюбие.
— Пауэл, прошу вас, не говорите Барбаре обо всем этом.
— И в мыслях не было. Хочу только спросить у нее про Анкизи.
— Князь сказал, что страстно любит Байрона… И ждет не дождется моей лекции. — Эдвард указал на афишу. — Если вы еще не заметили, то обращаю ваше внимание: лекция начнется тридцатого марта, ровно за три часа до наступления дня моего рождения.
— Странно, что я выбрал именно этот день. — Пауэл улыбнулся. — Может быть, и я получаю послания с того света?
Вошла Барбара и при виде Форстера радостно вспыхнула.
— Добрый день, профессор. Что-нибудь слышно о пропавшей сумке?
— Пока нет.
— Ваша корреспонденция, мистер Пауэл. — Девушка передала ему несколько писем.
Театральным жестом Пауэл взял один из конвертов и осмотрел его так, словно это было любовное послание. Следом на лице его сразу же появилось разочарование. Барбара поджала губы, сдерживая смех.
Предложив Барбаре стул, Пауэл принялся распечатывать ножом другие конверты.
— Скажите, Барбара, вы — знаток Рима, и античного, и современного. Вы что-нибудь слышали про князя Анкизи?
— Ну конечно, мистер Пауэл. Я видела его несколько раз здесь, у нас в библиотеке.
— О… А у нас тут есть библиотека?
— А вы не замечали? — Барбара поддержала игру. — Анкизи частенько наведывается, чтобы знакомиться с прессой, которую мы получаем из Англии.
Эдвард, не слишком следивший за разговором, отреагировал на последние слова Барбары:
— Вот как? Значит, здесь он и прочитал мою статью…
— Возможно, — ответила Барбара. — У него уйма всяких хобби. Старый сумасшедший. Однако симпатичный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20