А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мы твои друзья, — сказал тот, что пониже ростом, и улыбнулся. — Нечто не узнал?
— Да нет, вы ошибаетесь, я вас вижу впервые, — произнес я.
— А ты приглядись повнимательнее, — подхватил тот, что повыше.
— Нет, — твердо сказал я. — Раньше я вас никогда не видел.
— Не видел! — вместе заулыбались странники. — Каждый день с нами встречался, а теперь не признал. Вот как! — и они посмотрели друг на друга.
Мало того, что все происходящее было нелепо, так и сам тон беседы вовсе завел меня в тупик. Все это мне даже показалось неким розыгрышем, только не к месту и не ко времени такие шутки.
— Я вас не знаю, отцы, — повторил я.
— Ну что ж, — сказал тот, что потолще, — Я — Часовня.
— А я — Колоколица, — сказал худой.
После этих признаний меня пот прошиб. Я пристально вглядывался в их лица, и внутри у меня что-то застонало и похолодело. Бог мой! Вдруг начал понимать я. И ведь, верно, похожи! Да только это разве возможно? Острая, как лезвие, скользнула в моем мозгу догадка: наверное, у меня что-то с головой, может быть, на почве пережитого?
— Нет, Владимир, не волнуйся, — произнес Часовня. — У тебя с головой все в порядке.
Они и мысли читать могут, осенило меня.
— Можем. Но главное, для чего мы пожаловали к тебе, так это сказать, чтобы ты не кручинился и не горевал о нас. Это ведь для людей мы сгорели, а на самом деле нас Господь к Себе забрал. Если сказать по-вашему, по-мирскому, так мы перешли через огонь в другой способ существования — невидимый обычному взору.
— Бессмертный вид у нас теперь, — пояснил высокий странник.
— Мы теперь на небесах, — сказал Часовня. — Нас можно там увидеть, если очами души в небо смотреть.
— Так что живы мы, Владимир, и невредимы, только стали другими. Огонь-то невежество сжигает, а любовь и красоту окрыляет, делает вечной, небесной.
Я старался переваривать услышанное, насколько это было возможно в такой ситуации.
— Что же мне теперь делать? — спросил я. — Как жить дальше?
— А дальше, добрый человек, для тебя начнется новый путь.
— Что же это за путь?
— А путь этот без пути! — приглушенно и таинственно произнес Часовня.
— Как же это понять — путь без пути? — недоумевал я.
— Начало пути, это когда нужно строить вещественные, материальные храмы, чтобы были стены и ученик в них возрастал и мужал. На это время дается и карта, и указания, куда идти, что и как делать. Но как вырастет ученик — стены ему более не нужны, начинается путь без карты, без стен, без указаний. И тогда приходит пора строить внутренний, духовный, так называемый СЕБЕНСКИЙ храм! — торжественно проговорил Колоколица.
— Вот-вот, — вторил ему Часовня. — Вещественные храмы ты научился строить, теперь учись строить духовные — в сердце и в душе своей. Это и есть путь без пути.
— А строить храм в душе своей, — подхватил Колоколица, — куда сложнее, нежели из бревен или камня. Люди-то научились материальному строительству, а вот духовному еще нет. Не всякому под силу такое, но дело это самое главное и важное. Ибо Господу разве постройки ваши нужны? Разве украшения и подношения? Нет! Ему любящие сердца ваши и светлые души нужны — вот что ждет Создатель от людей.
Эти наставления странных старцев настолько поразили меня своей простотой и глубиной, что я не решался что-либо сказать. Их слова будто пелену с глаз моих сбросили и обнажили то, над чем я так долго и мучительно бился.
— А мне уж стало думаться, что, может быть, Всевышний наказал меня. Ведь я так любил вас, а у меня отняли это, — вымолвил я. — Больно это. Очень.
— Не наказывал тебя Господь, — произнес с мягкостью и лаской Часовня. — А выталкивал тебя на новый путь, в новую жизнь. А боли твои и страдания — это боли нового рождения. Женщина в родах стонет и плачет, а потом рождается жизнь — жизнь подлинная, светлая, божественная. И твоя боль, Владимир, — боль потуг, которые выталкивали тебя из прежней утробы в жизнь без рамок, стен, оболочек, в жизнь, где между тобой и Всевышним уже ничего не будет стоять. Где ничто не будет препятствовать воспринимать Его непосредственно.
— Радоваться ты должен! — улыбнувшись, воскликнул Колоколица. — В новую жизнь родился, а он, на тебе — горюет!
— Так как же понять самому-то было? — защищался я, а внутри что-то уже ожило и забило еще маленьким, но все-таки родничком надежды.
— Ничего, ничего. Жизнь твоя только начинается, — торжественно заключил Часовня. — Ждет тебя впереди такое счастье и праздник, что и представить себе не можешь!
— Так что же мне делать, старцы, скажите? Не томите, — умоляюще спросил я.
— Сказали мы тебе все, что нам надобно было сказать тебе, Владимир. О большем нас не спрашивай. Пора нам, — засобирался Часовня.
— Ну хотя бы одно словечко! — взмолился я, испугавшись того, что старцы уйдут, а я чего-то у них не выспрошу.
— Хорошо, — сказал Часовня, приостановившись, тем временем как Колоколица уже почти скрылся в зарослях молодого лесняка. — Запомни имя Иларион. Прощай, Владимир! Мир сердцу твоему, — подытожил Часовня и скоро поспешил за Колоколицей…
Вдруг я открыл глаза и понял, что крепко уснул. Ноги затекли, и у меня не получилось сразу встать. Из-за ствола дуба я выглянул на Ассоль, та безмятежно спала на боку. Вокруг было тихо, изредка доносились птичьи голоса. Значит, это был сон! Как странно, думал я и растирал ноги, в которых тысячи мелких иголочек кололи во все стороны.
Наконец Ассоль подняла морду, посмотрела на меня и потянулась.
— Ну что, Ассоль, выспалась? — спросил я собаку.
А та уже отряхивалась и вертела хвостом, предвкушая поход.
— Пойдем домой. Вот только заглянем на источник и попьем воды.
Впервые за последние месяцы я почувствовал, что с сердца у меня будто камень свалился, и я начал даже шутить. Собака, учуяв игривое настроение хозяина, подскочила ко мне, встала на задние лапы и лизнула в лицо, угодив своим носом прямо мне в губы.
— Тьфу ты! — отплевывался я. — Ну, хватит!
Но ее уже было не остановить. Она бегала вокруг меня, нападала, убегала, потом стала носиться со всей прытью, совершая прыжки через поваленные деревья, зарывалась в сухие листья, оглашая лес радостным лаем.
Жизнь продолжалась, а точнее, начиналась новая. Вот какая, это еще нужно было понять, а самое важное, нужно было уразуметь, что же такое путь без пути и кто такой Иларион?

Часть II.
ПУТЬ БЕЗ ПУТИ
Глава 1. КОНСТАНТИН И МАРИЯ
Константин и Мария жили в небольшом городке, затерянном в казахстанских степях. Константину было сорок лет, когда он встретил Марию, девушку двадцати пяти лет, и женился на ней. У него это была уже вторая семья. Первый брак для Константина был изначально неудачным. Его первая жена Елена была чрезвычайно эгоистична, заносчива и стремилась к сытой и обеспеченной жизни. Внешность у Елены была весьма соблазнительная, и она с детства привыкла находиться в центре внимания мужчин. Она относилась к той категории женщин, на которых, как пчелы на мед, слетались мужчины. Конечно, Константин всеми силами старался сделать их семейную жизнь счастливой. Кроме основной работы на горно-обогатительном комбинате, он всегда подыскивал побочные заработки и специализировался на ремонте квартир. Через год после женитьбы с Еленой у них родилась дочь Юлия. Константин всегда мечтал иметь дочь, и его мечта сбылась.
В Юленьке он не чаял души, а, кроме того, в глубине сердца надеялся, что Елена наконец успокоится и найдет в семье то, чего ей не хватало для полного счастья. После рождения дочери Константин работал еще больше, стараясь обеспечить семью всем необходимым. Приходил домой за полночь, трудился и в выходные дни. Может быть, это было его ошибкой, ибо он меньше уделял внимания семье и, возможно, это и привело к тому, что Елена встретила другого мужчину, полюбила его и ушла к нему вместе с дочерью. Впоследствии Константин долго и мучительно корил себя за то, что упустил Елену, искал в себе причины разлада, занимался самобичеванием. Но самую большую боль он испытывал из-за разлуки с дочерью. Елена с новой семьей переехала в другой город, и Константин только раз в год мог приезжать к Юленьке.
Ребенок рос с новым отцом и ей было трудно разобраться во всех этих взрослых премудростях, почему ее настоящий папа живет не с мамой. Константин и сам понимал, что разрывает детское сердечко своими приездами, и понимал, что нужно в конце концов набраться мужества и не беспокоить дочь. Переживания состарили Константина, лицо его покрылось морщинами и потемнело. Он замкнулся в себе и почти никогда не улыбался.
Константин никогда не верил в Бога, вернее, он, как и многие, верил, что есть какие-то высшие силы, может быть, вселенский разум, информационное пространство, но для него это не имело большого значения. В это время в Союзе начиналась перестройка, и в их городке в здании книжного магазина была устроена церковь в честь святого праведного Иоанна Кронштадтского. Константин уже не помнил, как впервые забрел сюда, в храм, и зачем. Просто, вероятно, шел с работы и заглянул туда, где поют странные песни, навевающие покой.
Он стоял среди бабушек, горящих свечей и не понимал ничего из происходящего и произносимого священником, но на душе в тот вечер ему стало немножко теплее и легче. Будто паук, сплетший паутину в его душе, несколько ослабил свои путы. Потом Константин все чаще стал приходить в храм и узнал много нового из области, которая прежде ему казалась выдумкой и фантазией старых людей.
Именно в этот период он делал ремонт в квартире родителей Марии. Там он и встретил ту, которая сняла боль с его души, конечно, не совсем, но они полюбили друг друга. Он скорее от отчаяния, а Мария — оттого, что встретила мужчину своей мечты. Она была затворницей, любила много читать и мечтать.
Жизнь пошла своим чередом, и Константин начал постепенно оттаивать от прошлых семейных зим, а когда Мария родила малыша, он расцвел и зажил в полную силу радости и счастья.
Конечно, он мечтал о дочери, но вот он трепетно несет в одеяльце сына из роддома и радости его нет конца. Мальчик был очень похож на отца, и Константин очень гордился этим, постоянно говоря: «Ну видно же, что папин сыночек!». А Мария не спорила, она была просто счастлива. Возможно, это был как раз тот случай, когда в семье царило простое человеческое счастье, которое так трудно дается, но для которого на самом деле так мало нужно.
С Еленой Константин почти каждое лето ездили отдыхать на море под Сухуми, недалеко от Нового Афона. В то время путевки давали на комбинате за треть цены. С тех пор, как ушла Елена, Константин больше не был на юге, да и не до того было. Сейчас же, когда сыну исполнилось три годика и он окреп, Константин уговорил Марию отправиться на отдых.
Не нужно говорить, что Абхазия — жемчужный уголок России. Субтропический климат позволяет произрастать в этих краях цитрусовым деревьям. Осенью сады ломятся от мандаринов и апельсинов. Абхазский хребет, высота которого в районе Сухуми достигает 3156 метров, защищает прибрежную землю от холодных северных ветров, к тому же и море работает как аккумулятор тепла, отдавая зимой то, что было накоплено летом. Температура воздуха в холодные месяцы не опускается ниже плюс восьми градусов.
В общем, земля здесь благодатная, природа удивительна. С одной стороны — снежные вершины абхазского хребта, а с другой — море. В лесах полноводные речки, ручьи, водопады, пещеры.
Константин и Мария поселились в одном из военных санаториев, который располагался в двухстах метрах от моря. Внешне все складывалось как нельзя лучше, однако как только они въехали в Абхазию, так сразу ощутили какое-то гнетущее напряжение. Люди смотрели настороженно, даже враждебно. Собирались группами, перешептывались между собой, опасливо поглядывая по сторонам. Санатории и профилактории были почти пустыми. Мария сразу почувствовала что-то нехорошее и со второго дня отдыха стала упрашивать Константина вернуться домой. Но Константин и слушать не хотел жену, говоря, что отдохнем как положе— но и все будет в порядке. Кроме того, у Марии была приятная новость, которой она еще не поделилась с супругом, не будучи полностью уверенной в том, что она беременна.
Через неделю она все-таки решила, что наступило время сказать Константину, что у них будет ребенок, в тайной надежде, что это подстегнет его к тому, чтобы быстрее вернуться домой. Ведь все чаще приходилось слышать то там, то здесь страшное слово «война».
Константин был на седьмом небе от счастья и долго кружил Марию на руках.
— Ой, отпусти, безумный, голова закружилась, — восклицала, смеясь, Мария.
— У нас будет дочь! — кричал Константин. — Я чувствую и знаю это.
— Мне тоже так кажется, — вторила ему Мария. — Я знаю точно! — возглашал Константин.
Мы назовем ее Анна!
А потом он еще несколько раз кричал: А-а-н-н-а-а!", и горное эхо вторило: «А-а-у-у-а-а!».
Константин все-таки согласился немедля уехать на родину, однако напоследок хотел попасть на экскурсию в афонские пещеры, о которых много слышал, но прежде не мог в них побывать в силу того, что они были закрыты для посещений из-за затопления водой.
В тот день они были почти одни. Осмотрев удивительные природные подземелья, они направились втроем к выходу. Константин задержался внутри, а Мария пошла наружу, сказав, что ей не хватает воздуха и хочется подышать.
— Я подожду тебя у входа, — сказала Мария.
— Хорошо, — кивнул Константин. — Я через пять минут выйду.
Разве могли они знать, что эти пять минут будут для них роковыми? Как так получилось, что Мария подумала, что сын будет с отцом, а Константин был уверен, что он вышел с матерью, не известно. Только до конца своей жизни они будут вновь и вновь возвращаться к этому эпизоду, чтобы понять, как такое могло произойти.
Мальчик пропал!
Они обыскали всю близлежащую местность, исходили многие километры, каждого встречного дотошно расспрашивали о малыше, но все было безрезультатно. Миновал уже месяц, как у Константина закончился отпуск, но ни о каком возвращении в Казахстан, естественно, не могло быть и речи. Нет слов описать горе родителей! Константин как-то в одно мгновение постарел, осунулся, глаза впали, а под ними темнела синева. Мария плакала только по ночам, а днем держалась, все-таки нужно было думать и о том малыше, который растет под ее сердцем. К тому времени они покинули санаторий, да и денег оставалось совсем мало, и поселились в частном домике вблизи пещер. Здесь же неподалеку находился мужской Ново-Афонский монастырь, и в том ужасе, в каком пребывали Константин и Мария, монастырь был утешительной соломинкой. Они часто ходили туда, беседовали с монахами. Монастырь недавно отдали в ведение церкви, и там только начиналась монашеская жизнь. Храмы и здания требовали ремонта и восстановления. Но служба уже здесь велась, и это было для Марии и Константина очень важным.
Наступила осень, а ничего о малыше не было слышно. По ночам стали раздаваться выстрелы, и слово «война» уже стало реальностью, которая вот-вот проявится во всю силу. И Константин уговорил Марию уехать домой. Она вначале ни за что не соглашалась оставлять мужа, а самое главное, то место, где исчез их сын. Ведь каждый рассвет они встречали с одной-единственной надеждой, что их сын найдется. Но потом Мария согласилась, потому как действительно нужно было подумать о рождении нового малыша, а здесь, в Абхазии, не только не было минимальных условий для роженицы, но и существовала опасность для жизни любого человека.
Они стояли, обнявшись, на перроне. Мария плакала.
— Береги себя и Аннушку, — сказал Константин на прощанье.
— А ты найди обязательно сына! — сквозь слезы промолвила Мария.
— Найду, обязательно найду, Машенька! — бежал и кричал вслед уходящему поезду Константин.
Глава 2. СТРАСТНЫЕ ДНИ НОВОГО АФОНА
Константин остался один и теперь, не связанный ни с кем и ни с чем, решился двинуться в горы. Он уже давно решил отправиться на поиски старцев, живущих где-то в тайных горных пещерах, но не делал этого из— за Марии, которую он не мог оставить одну. Тянуть же в горы беременную женщину было безрассудством. Хотя сама Мария, узнай намерения своего супруга, непременно бы последовала за ним.
А в горы решил отправиться Константин после того как узнал, что там еще живут прозорливые старцы, которые во времена гонений Советской власти ушли из монастыря. К ним-то и намеревался пойти Константин со своим горем. Может быть, всевидящие старцы подскажут, где искать сына, и объяснят, что с ним стряслось. Это была последняя надежда, но она все-таки была, а это очень важно — иметь последнюю зацепку.
Но прежде Константин решил подработать на уборке мандаринов, чтобы можно было собраться в дальний путь. Платили десять рублей за день работы, плюс кормили обедом. Это Константина устраивало, кроме того ему необходимо было время, чтобы поподробнее узнать, где искать таинственных старцев.
1 2 3 4 5 6