А именно: середину средневековья, Х — XIII вв. Франциск Ассизский умер в 1226 г. и до конца столетия между движением созданным им и людьми создалось нечто вроде идиллии, которая осталась после средневековья и существует в какой-то степени и в наше время. Не случайно та же самая публикация очень часто ссылается на образ францисканского брата, когда в каком-нибудь деле необходимо иметь какое-то вдохновение, доверие и обаяние. Разве не был францисканцем отец Пио да Петрельчино, основоположник одного из самых больших «межклассовых» движений, сильного и прочного, в котором участвовали богатые и бедные, неграмотные и просвещенные?
Высказывания Ле Гофф не только попахивают сектантством, но и заключают ложные намеки, якобы, о «ненависти», которая сопутствовала бы доминиканцам в связи с «получением высокой должности в репрессиях, направленных против еретиков», и «роли, какую сыграла инквизиция». Однако удивляет тот факт, что известный исследователь средневековья, историк, чье имя знает весь мир, вообще перевернул истину, касающуюся Петра из Вероны.
Однако же будем последовательны. Во-первых, инквизиция не была создана как инструмент, с помощью которого подавляли народные массы, а наоборот, она оказывала им помощь. В обществе, которое, прежде всего, заботилось, о вечном спасении, на ересь смотрели (как образованные люди, так и невежественные) как на опасность. Подобно тому, как в нашем обществе, тот, кто заботится только о своем физическом здоровье, опасается каждого, в ком видит переносчика смертельных, инфекционных болезней или как причину заражения среды.
Для людей средневековья еретик являлся «опасным носителем» заразы, неприятелем спасения душ, личностью, которая навлекала на всех кару божью. Поэтому доминиканец, как это подтверждают документы, который появлялся для того, чтобы изолировать еретика от общества, не был тем, к кому относились с ненавистью, его принимали с облегчением, так как у него искали защиты.
Среди других описаний этой истории бросается в глаза образ «народа», стонущего под ярмом инквизиции и жаждущего своего освобождения. В действительности, все обстояло иначе, если в некоторых случаях люди оказывали сопротивление инквизиции, то вовсе не потому, что считали ее жестокой, наоборот для расправы с еретиками, которые — по мнению vox pориli’ — не заслуживали милосердия, оказанного доминиканцем, наказание считалось сравнительно мягким. На самом же деле христиане хотели покончить с этой опасностью и бесцеремонно хотели избавиться от тех, для которых судьи в доминиканских рясах являлись гарантией справедливости.
До распространения протестантства в XVI в. среди еретических движений, распространяющихся в средневековье, казалось только одно вредит широким кругам людей, и то на определенных территориях. Имеются в виду катары-альбигойцы, которые нанесли вред в Провансе (и поэтому объявление крестового похода против них было необходимо). Однако, как напоминает Ле Гофф, деятельность альбигойцев, поддерживала не народ, а дворянство Южной Франции, сотрудничавшее с ними и пропагандировавшее их учение, что явилось причиной распространения еретических воззрений на всю страну. А произошло это, по мнению историка, не по религиозной причине: «Дворянство решило оказать противодействие Церкви, по той причине, что росло число людей, которых не допускали к церковному браку в связи с кровосмешением, вследствие чего происходил раздел аристократических земель». Одним словом, браки должны были заключаться в рамках семьи с единственной целью сохранить свои земельные владения.
Вернемся, однако, к словам, сказанным в "La civilta dell' Occidente medievale ": «Народная революция в Вероне обошлась жестоко с первым доминиканским „мучеником“ св. Петром, которого монашеская пропаганда провозгласила мучеником, и распространила картину, его мученической смерти при помощи ножа, который всадили в голову» — пишет Ле Гофф.
Вызывает удивление то, что будущий святой действительно родился в Вероне, но он был убит 6.04.1252 г. в Брианца, близ Меди, в лесу под названием Фарга, в то время, когда он шел в Милан с монахом по имени Комо, которого тоже убили. Итак, Верону не может связывать ничего с этим событием, так как он был убит в другом месте. Упомянутые «народные восстания» никак не связаны с его смертью. Папа назначил Петра инквизитором для борьбы с еретическим учением «патаринов» и «катаров». Был убит в лесу двумя еретиками longa manus » из секретной группировки, созданной против него. Убийцы спонтанно признали свою вину и вступили в доминиканский орден!
Их обращение было вызвано, среди прочего, реакцией народа на убийство. Именно тот народ, который по мнению Ле Гофф, хотел категорически покончить со «злым инквизитором», незамедлительно оказал высокую честь, какую только помнит история святых. Жители Милана, приходившие массами слушать его проповеди, зная о том, что привезут гроб с его телом, вышли на улицу в знак признания, что светские власти вынуждены, были отправить делегацию к Папе с просьбой о возведении Петра в ранг святых.
Отчет комиссии, созданный Иннокентием IV для исследования «голоса народа», убедил его очень скоро принять решение и уже 9 марта 1253 г., спустя одиннадцать месяцев после смерти Петра, инквизитор был занесен в списки мучеников, а затем в списки святых. В признательность Петру жители Милана на собранные народные деньги в Сан-Кустордио установили надгробный памятник, являющийся одним из лучших скульптур итальянской готики.
Что касается картины с изображением ножа, который всадили в голову, как пишет Ле Гофф, можно только напомнить, что средневековые хроники утверждают, что Петр был убит именно ударом «фалькастро» (так в старину называли инструмент, похожий на косу, который наполовину всадили в голову). Это не имеет ничего общего с «пропагандой». Такова историческая, правда.
Владимир Коделька, современный доминиканский историк писал: «Не следует удивляться, что у современных историков встречаются ложные мнения на эту тему». Нет, нас это не удивляет, так как св. Петр мученик, названный «инквизитором», уже опровергает подобного рода исторические неточности.
ИНКВИЗИТОРЫ
В одной из своих вступительных статей И. Монтанелли пишет: «Техника лозунга „козла отпущения“ была использована инквизицией в темные века, в то время, когда толпа была доведена до отчаяния в связи с занесенной заразой или наступлением голода. Тогда выводили ей обвиняемую колдунью или виновного в распространение заразы, чтобы обрушить на них гнев толпы и сжечь на костре».
Монтанелли имеет много заслуг и все мы в долгу перед ним, так как он честно и мужественно занимался искусством конформизма. К сожалению, в этом случае он попадает в светский, демократический, прогрессивный конформизм учебника.
На самом деле, кто знает истинную историю, уверен, что все было наоборот. Деятельность инквизиции не была направлена на то, чтобы вызвать волну народного гнева и защищать перед его безумной яростью якобы виновных или якобы ведьм. При возникновении сутолоки в каком-либо месте, инквизитор являлся туда с членами трибунала и чаще с вооруженными стражниками. В их обязанности входило установление социального порядка и попытка разогнать толпу, жаждущую крови.
После чего приступали к самому процессу, устанавливая необходимое время на прослушивание. Точность и справедливость действия юридического процесса могут послужить примером для других на сегодняшний день. В большинстве случаев, как это подтверждают исторические исследования, процесс не заканчивался костром, чаще всего их пытались оправдать или объявить выговор, или наложить какие-нибудь религиозные эпитимии. На самом деле подвергали себя опасности те, которые возмущенно кричали: «Вон с ведьмами!» или «Вон с еретиками!» Достаточно напомнить о книге «Обрученные», чтобы осознать, что охоту на еретиков начинала и поддерживала гражданская власть, роль Церкви в деятельности трибунала была весьма умеренной, если даже не скептической. Как мы видим, обвинения, выдвигаемые сегодня католикам, равно как и в прошлом не соответствуют исторической правде.
МАНДЗОНИ И ИСПАНИЯ
Я думаю, что правы, будут те, кто считает, что по распоряжению Министерства образования, роман Александро Мандзони “I promessi sposi ” должен быть исключен из школьной программы.
Возвращусь к моему небольшому опыту, когда я еще был учеником, далеким от всякой Церкви, не имеющим никакой связи с религией, и обучался в Туринском лицее, который, как мне кажется, более века является величайшим святилищем итальянского ланцизма. Была у меня любимая книга, она называлась «История Милана. XVII век.», которую я должен прочитать от начала до конца в течение десяти месяцев в пустой аудитории «Massimo d' Azeglio».
Даже на юношу из пятого класса классического лицея, которому казалось, что он далек от всяких проблем веры, эти страницы оказали огромное влияние. Может быть непосредственно, или в какой-то яркой форме, но поздние результаты, разные нюансы содержания откладывались глубоко в памяти сознания, чтобы в один из дней открыться с неожиданной силой.
Словно для оправдания книги "I promessi sposi ", которая оказалась в коллекции классиков, издатель Джулио Айнауди увлекся долгим вступлением Альберто Морави, старавшегося приуменьшить ее значение. Он переносит проблемы книги из литературного жанра в духовные упражнения, из поэзии — в религиозную пропаганду, и заявляет, что она не могла быть истинным произведением искусства, та как не является ничем другим, как завуалированным катехизисом в виде романа. Более, поэтически выразился на эту тему Франческо де Санчес, утверждая, что гуманизм текстов Мандзони не был овеян небом, а все время находился под мизерными сводами соборов, даже если они были наиболее величественными. А Бенедетто Кроче отозвался о книге так: «Эта книга от начала и до конца, призывающая к нравственности, написана решительно, именно с таким намерением, чтобы в полной мере достичь этой цели; несмотря на это, кажется спонтанной и естественной, независимо от того, как бы сильно критики не подвергали ее анализу и толкованию как романа, о поэтическом вдохновении, и таким образом попадая в необъяснимые противоречия и затуманивая суть дела, которое само по себе является ясным».
Мандзони, был убежден в ее ясности и указал на мотивы ее издания, — «надежда на какое-нибудь добро». По его мнению, это не было «искусством для искусства», а искусством в служении любви, где высочайшим проявлением любви является любовь к правде.
Я думаю, что мой личный опыт как читателя совпадает с опытом других «отдаленных»: только Бог знает сколько из тех, которые открыли веру, имели возможность прочитать "I promessi sposi ", испытать духовную драму Людвига, позже отца Христофора, который в конце своей грустной ночи слышит далекий зов к новой жизни: звон колокола.
Поэтому по всей вероятности, содержание книги может нанести вред, и можно понять желание некоторых запретить ее для школьной программы. Благодаря мудрости своего смиренного искусства, это произведение каждому поколению подсказывает мысль о Вечности и предоставляет исключительную возможность появления надежды на другую, более человеческую жизнь, в которой можно найти отрезвляющий утренний холод. Таким образом, можно перефразировать IX главу: «Умение воспитания и утешения всех во всех обстоятельствах подходящими словами, является единственной в своем роде способностью в христианской религии… Этот путь настолько протоптан, что независимо от жизненного лабиринта, из бездны, с которой человек вступает на него, делая первые шаги, с этого момента он может спокойно и с уверенностью идти к счастливому концу».
Эта «единственная способность», этот «протоптанный путь» даны лишь тем, которые читают и превращают эту книгу в один из более удачных инструментов евангелизации; так, что избегая несправедливых художественных демистификации, это не кажется таким людям как Де Санчес, Кроче или Морави, испытывающих страх перед христианской экспансией, не имея на то оснований.
Мандзони не имел никаких проблем с основаниями и их нехваткой, создавая лишенный блеска образ «испанской» Италии, который во все времена формировал представления читателя.
Известно, каким образом мощные и более активные силы современного мира объединились для создания черной легенды об Испании, как об отечестве тирании, фанатизма, подкупа, политического игнорирования, хамства и бесплодного сребролюбия.
Для протестантов, прежде всего англичан, это ведение войны являлось делом жизни и смерти, кроме партизанской и психологической деятельности против великого проекта испанских Габсбургов, каким было объединение Европы на основе латинской и католической культуры. Систематическим объединениям, касающимся испанской колонизации, сопутствовали интенсивные попытки завоевания англичанами южно-американской империи.
Для представителей просвещения и либертенов XVIII века и позднее для всех «развивающихся» и всего масонства XIX и XX в.в., Испания являлась ненавистной землей католицизма, как господствующей религии, землей инквизиции, монашеских орденов и мистиков. Для коммунистов это обозначало поражение в 30-х годах. Евреи не забыли прошлого: вытеснения и указов, запрещающих им возвращение на другую сторону Пиренейского полуострова.
Несомненно, находясь в бурной светской компании, они хотели бросить тень на народ, который везде, куда бы ни попал, оставил после себя католические земли. Даже в Азии, где испанцы добились того, что никому не удавалось — ни католикам, ни протестантам, а именно, массового и постоянного обращения целого района Филиппин, за исключением Миндального острова, который остался мусульманским. Существуют вещи, которых то или иное общество не прощает. Позже мы вернемся к этой теме.
Читатели очень часто забывают о том, что Мандзони, говоря об Испании и испанцах, позволил себе пойти за просвещенными тенденциями (и не сделал это только в своей последней работе, прекрасной, но не оконченной речи против Французской Революции). Вследствие чего, приукрасил некоторые вещи.
Например, точные и лишенные страстей исследования показали, что заместитель вице-короля Испании Людовик Мелц, по делам дороговизны в 1629 г., которые в романе был показан, как бездельник и трус, на самом деле был молодой и просвещенный миланец, энергичный и образованный человек, который полностью посветил себя тому, чтобы снабдить город хлебом.
В сценах бунта, в Сан Мартино, стражник справедливости изображен как карикатурная фигура. На самом деле некий Жанбатист Висконт — честный чиновник, уважаемый за отвагу, твердость, равновесие, признанный писателем и поэтом Фаустом Николини, известным историком, другом и возлюбленным Кроче (и поэтому трудно подозревать его в пристрастности), мы обязаны, что имеем несколько интересных работ о Милане, Неаполе и вообще обо всей Италии под управлением Испании. Необходимо сделать анализ общего мнения этой эпохи, которую оцениваем с предубеждением по вине Мандзони.
Ученик Кроче, Николини, исповедующий только «религию свободы», пишет: «Чужое господство, даже испанское, не было непросвещенным, несмотря на внутренние и внешние интриги, смогло сплотиться и удержаться в течение двух веков. Не было также слабым, если сумело в своих итальянских провинциях справиться с феодальной анархией, сохранить наш полуостров от постоянной турецкой угрозы и, в то же самое время, сохранить религиозное неприкосновенное единство, без которого та же самая политика в другой период оказалась бы значительно сложнее. Оно не являлось тиранией, как сложилось мнение, так как относилось с уважением к местным административно-политическим учреждениям и являлось непреклонным сторонником справедливости. Чужое господство было удивительным эксплуататором, если, несмотря на личные злоупотребления некоторых вице-королей и губернаторов, в различных итальянских провинциях оно стоило более, чем приносило прибыль. Осмелюсь сказать, что чужое господство, в каком-то смысле, было прибыльным, несмотря на основательное зло, каким вообще было его существование, и в какой степени встречалось с благодарностью итальянцев. Если даже на это были только эти две причины: большинство земель Италии отошли в связи с тем, что в тот момент страна не в состоянии была самостоятельно существовать. Во избежание большего зла, а именно — стать французской провинцией или непосредственно франко-атаманской, а также получением первого сильного импульса для освобождения от какого-либо другого завоевателя в момент получения свободы и провозглашения независимости Сицилии».
Так писал Николини в середине тридцатых годов. С тех пор эти слова были подтверждены в других работах, в основном неизвестных во множестве книг, написанных на эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Высказывания Ле Гофф не только попахивают сектантством, но и заключают ложные намеки, якобы, о «ненависти», которая сопутствовала бы доминиканцам в связи с «получением высокой должности в репрессиях, направленных против еретиков», и «роли, какую сыграла инквизиция». Однако удивляет тот факт, что известный исследователь средневековья, историк, чье имя знает весь мир, вообще перевернул истину, касающуюся Петра из Вероны.
Однако же будем последовательны. Во-первых, инквизиция не была создана как инструмент, с помощью которого подавляли народные массы, а наоборот, она оказывала им помощь. В обществе, которое, прежде всего, заботилось, о вечном спасении, на ересь смотрели (как образованные люди, так и невежественные) как на опасность. Подобно тому, как в нашем обществе, тот, кто заботится только о своем физическом здоровье, опасается каждого, в ком видит переносчика смертельных, инфекционных болезней или как причину заражения среды.
Для людей средневековья еретик являлся «опасным носителем» заразы, неприятелем спасения душ, личностью, которая навлекала на всех кару божью. Поэтому доминиканец, как это подтверждают документы, который появлялся для того, чтобы изолировать еретика от общества, не был тем, к кому относились с ненавистью, его принимали с облегчением, так как у него искали защиты.
Среди других описаний этой истории бросается в глаза образ «народа», стонущего под ярмом инквизиции и жаждущего своего освобождения. В действительности, все обстояло иначе, если в некоторых случаях люди оказывали сопротивление инквизиции, то вовсе не потому, что считали ее жестокой, наоборот для расправы с еретиками, которые — по мнению vox pориli’ — не заслуживали милосердия, оказанного доминиканцем, наказание считалось сравнительно мягким. На самом же деле христиане хотели покончить с этой опасностью и бесцеремонно хотели избавиться от тех, для которых судьи в доминиканских рясах являлись гарантией справедливости.
До распространения протестантства в XVI в. среди еретических движений, распространяющихся в средневековье, казалось только одно вредит широким кругам людей, и то на определенных территориях. Имеются в виду катары-альбигойцы, которые нанесли вред в Провансе (и поэтому объявление крестового похода против них было необходимо). Однако, как напоминает Ле Гофф, деятельность альбигойцев, поддерживала не народ, а дворянство Южной Франции, сотрудничавшее с ними и пропагандировавшее их учение, что явилось причиной распространения еретических воззрений на всю страну. А произошло это, по мнению историка, не по религиозной причине: «Дворянство решило оказать противодействие Церкви, по той причине, что росло число людей, которых не допускали к церковному браку в связи с кровосмешением, вследствие чего происходил раздел аристократических земель». Одним словом, браки должны были заключаться в рамках семьи с единственной целью сохранить свои земельные владения.
Вернемся, однако, к словам, сказанным в "La civilta dell' Occidente medievale ": «Народная революция в Вероне обошлась жестоко с первым доминиканским „мучеником“ св. Петром, которого монашеская пропаганда провозгласила мучеником, и распространила картину, его мученической смерти при помощи ножа, который всадили в голову» — пишет Ле Гофф.
Вызывает удивление то, что будущий святой действительно родился в Вероне, но он был убит 6.04.1252 г. в Брианца, близ Меди, в лесу под названием Фарга, в то время, когда он шел в Милан с монахом по имени Комо, которого тоже убили. Итак, Верону не может связывать ничего с этим событием, так как он был убит в другом месте. Упомянутые «народные восстания» никак не связаны с его смертью. Папа назначил Петра инквизитором для борьбы с еретическим учением «патаринов» и «катаров». Был убит в лесу двумя еретиками longa manus » из секретной группировки, созданной против него. Убийцы спонтанно признали свою вину и вступили в доминиканский орден!
Их обращение было вызвано, среди прочего, реакцией народа на убийство. Именно тот народ, который по мнению Ле Гофф, хотел категорически покончить со «злым инквизитором», незамедлительно оказал высокую честь, какую только помнит история святых. Жители Милана, приходившие массами слушать его проповеди, зная о том, что привезут гроб с его телом, вышли на улицу в знак признания, что светские власти вынуждены, были отправить делегацию к Папе с просьбой о возведении Петра в ранг святых.
Отчет комиссии, созданный Иннокентием IV для исследования «голоса народа», убедил его очень скоро принять решение и уже 9 марта 1253 г., спустя одиннадцать месяцев после смерти Петра, инквизитор был занесен в списки мучеников, а затем в списки святых. В признательность Петру жители Милана на собранные народные деньги в Сан-Кустордио установили надгробный памятник, являющийся одним из лучших скульптур итальянской готики.
Что касается картины с изображением ножа, который всадили в голову, как пишет Ле Гофф, можно только напомнить, что средневековые хроники утверждают, что Петр был убит именно ударом «фалькастро» (так в старину называли инструмент, похожий на косу, который наполовину всадили в голову). Это не имеет ничего общего с «пропагандой». Такова историческая, правда.
Владимир Коделька, современный доминиканский историк писал: «Не следует удивляться, что у современных историков встречаются ложные мнения на эту тему». Нет, нас это не удивляет, так как св. Петр мученик, названный «инквизитором», уже опровергает подобного рода исторические неточности.
ИНКВИЗИТОРЫ
В одной из своих вступительных статей И. Монтанелли пишет: «Техника лозунга „козла отпущения“ была использована инквизицией в темные века, в то время, когда толпа была доведена до отчаяния в связи с занесенной заразой или наступлением голода. Тогда выводили ей обвиняемую колдунью или виновного в распространение заразы, чтобы обрушить на них гнев толпы и сжечь на костре».
Монтанелли имеет много заслуг и все мы в долгу перед ним, так как он честно и мужественно занимался искусством конформизма. К сожалению, в этом случае он попадает в светский, демократический, прогрессивный конформизм учебника.
На самом деле, кто знает истинную историю, уверен, что все было наоборот. Деятельность инквизиции не была направлена на то, чтобы вызвать волну народного гнева и защищать перед его безумной яростью якобы виновных или якобы ведьм. При возникновении сутолоки в каком-либо месте, инквизитор являлся туда с членами трибунала и чаще с вооруженными стражниками. В их обязанности входило установление социального порядка и попытка разогнать толпу, жаждущую крови.
После чего приступали к самому процессу, устанавливая необходимое время на прослушивание. Точность и справедливость действия юридического процесса могут послужить примером для других на сегодняшний день. В большинстве случаев, как это подтверждают исторические исследования, процесс не заканчивался костром, чаще всего их пытались оправдать или объявить выговор, или наложить какие-нибудь религиозные эпитимии. На самом деле подвергали себя опасности те, которые возмущенно кричали: «Вон с ведьмами!» или «Вон с еретиками!» Достаточно напомнить о книге «Обрученные», чтобы осознать, что охоту на еретиков начинала и поддерживала гражданская власть, роль Церкви в деятельности трибунала была весьма умеренной, если даже не скептической. Как мы видим, обвинения, выдвигаемые сегодня католикам, равно как и в прошлом не соответствуют исторической правде.
МАНДЗОНИ И ИСПАНИЯ
Я думаю, что правы, будут те, кто считает, что по распоряжению Министерства образования, роман Александро Мандзони “I promessi sposi ” должен быть исключен из школьной программы.
Возвращусь к моему небольшому опыту, когда я еще был учеником, далеким от всякой Церкви, не имеющим никакой связи с религией, и обучался в Туринском лицее, который, как мне кажется, более века является величайшим святилищем итальянского ланцизма. Была у меня любимая книга, она называлась «История Милана. XVII век.», которую я должен прочитать от начала до конца в течение десяти месяцев в пустой аудитории «Massimo d' Azeglio».
Даже на юношу из пятого класса классического лицея, которому казалось, что он далек от всяких проблем веры, эти страницы оказали огромное влияние. Может быть непосредственно, или в какой-то яркой форме, но поздние результаты, разные нюансы содержания откладывались глубоко в памяти сознания, чтобы в один из дней открыться с неожиданной силой.
Словно для оправдания книги "I promessi sposi ", которая оказалась в коллекции классиков, издатель Джулио Айнауди увлекся долгим вступлением Альберто Морави, старавшегося приуменьшить ее значение. Он переносит проблемы книги из литературного жанра в духовные упражнения, из поэзии — в религиозную пропаганду, и заявляет, что она не могла быть истинным произведением искусства, та как не является ничем другим, как завуалированным катехизисом в виде романа. Более, поэтически выразился на эту тему Франческо де Санчес, утверждая, что гуманизм текстов Мандзони не был овеян небом, а все время находился под мизерными сводами соборов, даже если они были наиболее величественными. А Бенедетто Кроче отозвался о книге так: «Эта книга от начала и до конца, призывающая к нравственности, написана решительно, именно с таким намерением, чтобы в полной мере достичь этой цели; несмотря на это, кажется спонтанной и естественной, независимо от того, как бы сильно критики не подвергали ее анализу и толкованию как романа, о поэтическом вдохновении, и таким образом попадая в необъяснимые противоречия и затуманивая суть дела, которое само по себе является ясным».
Мандзони, был убежден в ее ясности и указал на мотивы ее издания, — «надежда на какое-нибудь добро». По его мнению, это не было «искусством для искусства», а искусством в служении любви, где высочайшим проявлением любви является любовь к правде.
Я думаю, что мой личный опыт как читателя совпадает с опытом других «отдаленных»: только Бог знает сколько из тех, которые открыли веру, имели возможность прочитать "I promessi sposi ", испытать духовную драму Людвига, позже отца Христофора, который в конце своей грустной ночи слышит далекий зов к новой жизни: звон колокола.
Поэтому по всей вероятности, содержание книги может нанести вред, и можно понять желание некоторых запретить ее для школьной программы. Благодаря мудрости своего смиренного искусства, это произведение каждому поколению подсказывает мысль о Вечности и предоставляет исключительную возможность появления надежды на другую, более человеческую жизнь, в которой можно найти отрезвляющий утренний холод. Таким образом, можно перефразировать IX главу: «Умение воспитания и утешения всех во всех обстоятельствах подходящими словами, является единственной в своем роде способностью в христианской религии… Этот путь настолько протоптан, что независимо от жизненного лабиринта, из бездны, с которой человек вступает на него, делая первые шаги, с этого момента он может спокойно и с уверенностью идти к счастливому концу».
Эта «единственная способность», этот «протоптанный путь» даны лишь тем, которые читают и превращают эту книгу в один из более удачных инструментов евангелизации; так, что избегая несправедливых художественных демистификации, это не кажется таким людям как Де Санчес, Кроче или Морави, испытывающих страх перед христианской экспансией, не имея на то оснований.
Мандзони не имел никаких проблем с основаниями и их нехваткой, создавая лишенный блеска образ «испанской» Италии, который во все времена формировал представления читателя.
Известно, каким образом мощные и более активные силы современного мира объединились для создания черной легенды об Испании, как об отечестве тирании, фанатизма, подкупа, политического игнорирования, хамства и бесплодного сребролюбия.
Для протестантов, прежде всего англичан, это ведение войны являлось делом жизни и смерти, кроме партизанской и психологической деятельности против великого проекта испанских Габсбургов, каким было объединение Европы на основе латинской и католической культуры. Систематическим объединениям, касающимся испанской колонизации, сопутствовали интенсивные попытки завоевания англичанами южно-американской империи.
Для представителей просвещения и либертенов XVIII века и позднее для всех «развивающихся» и всего масонства XIX и XX в.в., Испания являлась ненавистной землей католицизма, как господствующей религии, землей инквизиции, монашеских орденов и мистиков. Для коммунистов это обозначало поражение в 30-х годах. Евреи не забыли прошлого: вытеснения и указов, запрещающих им возвращение на другую сторону Пиренейского полуострова.
Несомненно, находясь в бурной светской компании, они хотели бросить тень на народ, который везде, куда бы ни попал, оставил после себя католические земли. Даже в Азии, где испанцы добились того, что никому не удавалось — ни католикам, ни протестантам, а именно, массового и постоянного обращения целого района Филиппин, за исключением Миндального острова, который остался мусульманским. Существуют вещи, которых то или иное общество не прощает. Позже мы вернемся к этой теме.
Читатели очень часто забывают о том, что Мандзони, говоря об Испании и испанцах, позволил себе пойти за просвещенными тенденциями (и не сделал это только в своей последней работе, прекрасной, но не оконченной речи против Французской Революции). Вследствие чего, приукрасил некоторые вещи.
Например, точные и лишенные страстей исследования показали, что заместитель вице-короля Испании Людовик Мелц, по делам дороговизны в 1629 г., которые в романе был показан, как бездельник и трус, на самом деле был молодой и просвещенный миланец, энергичный и образованный человек, который полностью посветил себя тому, чтобы снабдить город хлебом.
В сценах бунта, в Сан Мартино, стражник справедливости изображен как карикатурная фигура. На самом деле некий Жанбатист Висконт — честный чиновник, уважаемый за отвагу, твердость, равновесие, признанный писателем и поэтом Фаустом Николини, известным историком, другом и возлюбленным Кроче (и поэтому трудно подозревать его в пристрастности), мы обязаны, что имеем несколько интересных работ о Милане, Неаполе и вообще обо всей Италии под управлением Испании. Необходимо сделать анализ общего мнения этой эпохи, которую оцениваем с предубеждением по вине Мандзони.
Ученик Кроче, Николини, исповедующий только «религию свободы», пишет: «Чужое господство, даже испанское, не было непросвещенным, несмотря на внутренние и внешние интриги, смогло сплотиться и удержаться в течение двух веков. Не было также слабым, если сумело в своих итальянских провинциях справиться с феодальной анархией, сохранить наш полуостров от постоянной турецкой угрозы и, в то же самое время, сохранить религиозное неприкосновенное единство, без которого та же самая политика в другой период оказалась бы значительно сложнее. Оно не являлось тиранией, как сложилось мнение, так как относилось с уважением к местным административно-политическим учреждениям и являлось непреклонным сторонником справедливости. Чужое господство было удивительным эксплуататором, если, несмотря на личные злоупотребления некоторых вице-королей и губернаторов, в различных итальянских провинциях оно стоило более, чем приносило прибыль. Осмелюсь сказать, что чужое господство, в каком-то смысле, было прибыльным, несмотря на основательное зло, каким вообще было его существование, и в какой степени встречалось с благодарностью итальянцев. Если даже на это были только эти две причины: большинство земель Италии отошли в связи с тем, что в тот момент страна не в состоянии была самостоятельно существовать. Во избежание большего зла, а именно — стать французской провинцией или непосредственно франко-атаманской, а также получением первого сильного импульса для освобождения от какого-либо другого завоевателя в момент получения свободы и провозглашения независимости Сицилии».
Так писал Николини в середине тридцатых годов. С тех пор эти слова были подтверждены в других работах, в основном неизвестных во множестве книг, написанных на эту тему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26