А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

В официальных случаях я часто добавляю на конце слово «шерпа», чтобы было понятнеё, о ком идёт речь, и как дань уважения моему народу. Но дома и в кругу друзей меня зовут просто Тенцинг; надеюсь, что это так и останется и я не услышу, проснувшись в одно прекрасное утро, что я кто-то другой.Много имён — много языков. Это характерно для той части мира, в которой я живу. Как известно, найти единый язык для многочисленных народов Индии — одна из труднейших задач этой страны. Чуть ли не в каждом уезде говорят на своём языке.А так как я много путешествовал, то стал, несмотря на неграмотность, настоящим полиглотом. Ещё в детстве я выучился говорить на тибетском языке (на обоих диалектах — северном и южном), от которого происходит мой родной язык — шерпский. Свободно объясняюсь по-непальски, и это понятно: ведь Соло Кхумбу находится в Непале, недалеко от Дарджилинга, где я живу уже много лет. Классическому хинди я не учился, но могу объясняться на хиндустани, представляющем собою смесь хинди и урду и довольно сходном с непальским. Кроме того, я немного знаком с другими языками, например пенджабским, сиккимским, гархвали, ялмо (употребляется в Непале), пасту (употребляется в Афганистане) , читрали (на нем говорят в Северо-Западной пограничной области), знаю по нескольку слов на многочисленных языках Южной Индии, но всем этим я пользуюсь только во время путешествий. Дома, в кругу семьи, я обычно разговариваю на шерпском языке, а с другими людьми в Дарджилинге чаще всего говорю по-непальски.Ну и, конечно, ещё западные языки. Много лет я ходил по горам с английскими экспедициями, знавал немало англичан, живших в Индии, и говорю теперь по-английски настолько уверенно, что смог рассказать без переводчика большую часть настоящего повествования. Приходилось мне путешествовать и с людьми других национальностей, и я не всегда оставался немым. Французский? — «Са va bien, mes braves!» Немецкий? — «Es geht gut!» Итальянский? — «Molto bene!» Может быть, это даже к лучшему, что мне не пришлось сопровождать польские или японские экспедиции, не то бы я, пожалуй, слегка помешался.Я много путешествовал. Путешествовать, передвигаться, ездить, смотреть, узнавать — это у меня словно в крови. Ещё мальчишкой, живя в Соло Кхумбу, я как-то раз удрал из дому в Катманду, столицу Непала. Потом удрал снова, на этот раз в Дарджилинг. А из Дарджилинга я на протяжении более чем двадцати лет ходил с экспедициями во все концы Гималаев. Чаще всего — в лежащий поблизости Сикким и обратно в Непал, нередко в Гархвал, Пенджаб и Кашмир. Случалось ходить и подальше: к афганской и к русской границам, через горы в Тибет, в Лхасу и за Лхасу. А после взятия Эвереста мне пришлось побывать ещё дальше: я изъездил почти всю Индию, и южную и северную, летал в Англию, дважды посетил Швейцарию, провёл несколько дней в Риме. Правда, я ещё не видел остальной части Европы и Америку, но надеюсь скоро получить такую возможность. Путешествовать, познавать и изучать — значит, жить. Мир велик, и его не увидишь сразу весь, даже с вершины Эвереста.Я сказал, что я счастливый человек. Далеко не всем шерпам так везло, как мне, — многие из них погибли от болезни или во время несчастных случаев в горах. Конечно, и со мной бывали несчастные случаи, но серьёзного ничего не было. Я никогда не падал с обрывов и не обмораживался. Кто сильно потеет, легко обмораживается, но я никогда не потею во время восхождения; а в лагере, когда нам положено отдыхать, тоже стараюсь двигаться. Обмораживается тот, кто сидит и ничего не делает. Трижды я попадал в лавины, но они были неопасны. Один раз потерял очки на снегу и сильно помучился с глазами из-за ослепительного солнца; с тех пор я всегда ношу с собой две пары тёмных очков. Другой раз я сломал четыре ребра и вывихнул коленные суставы, но это было во время лыжной прогулки, а не в горах. Единственное настоящее повреждение в горах я получил, когда пытался задержать падающего товарища и сломал палец.Говорят, что у меня «трое лёгких» — так легко я переношу большие высоты. Это, конечно, шутка. Вместе с тем я готов допустить, что лучше приспособлен для высот, чем большинство других людей, что я действительно рождён быть альпинистом. Во время восхождения я передвигаюсь в ровном, естественном для меня ритме. Руки у меня обычно холодные, даже в жару, и сердце, по словам врачей, бьётся очень медленно. Большие высоты — моя стихия, там я чувствую себя лучше всего. Когда я недавно ездил в Индию, то заболел из-за духоты и тесноты так, как никогда не болел в горах.Да, горы были добры ко мне. Я был счастлив в горах. Посчастливилось мне и в отношении людей, с которыми я ходил в горы, товарищей, с которыми вместе боролся и побеждал, терпел неудачи и добивался успеха. Среди них — мои друзья шерпы, родством с которыми я горжусь. Среди них — индийцы и непальцы и другие жители разных стран Азии. Среди них люди с Запада: англичане, французы, швейцарцы, немцы, австрийцы, итальянцы, канадцы, американцы, а также новозеландцы. Встречи, знакомство и дружба с ними занимают большое место в моих воспоминаниях. Для того чтобы стать друзьями, не обязательно быть похожими между собою. Раймон Ламбер, с которым мы чуть не взяли Эверест в 1952 году, швейцарец и говорит по-французски. Мы могли объясняться лишь с помощью немногих английских слов и многочисленных жестов, однако мы с ним такие друзья, как если бы выросли в одной деревне.Никто из нас небезупречен. Мы не боги, а всего лишь обыкновенные люди, и случается, что во время экспедиций возникают осложнения. Такие осложнения имели место и во время последней английской экспедиции 1953 года, я этого не отрицаю. Однако из-за того, что экспедиция так прославилась, значение этих недоразумений было сильно преувеличено. Посторонние люди стали преднамеренно извращать истину. В своей книге я не буду ни преувеличивать, ни жаловаться, ни возмущаться, ни извращать. Слишком велик Эверест, слишком дорога мне память о нашем восхождении. Я буду говорить только правду, а правда заключается в том, что происходившие между англичанами и азиатами недоразумения — ничто в сравнении с теми узами, которые связывали нас. Это были узы общей цели, любви и преданности. Те самые узы, которые связывают всех альпинистов мира, делают их братьями.Политика, национальность — как много шуму поднимают вокруг этих понятий! Не в горах, разумеется; там для этого жизнь слишком непосредственна и смерть слишком близка, там человек есть человек, обыкновенный смертный, и больше ничего. Зато потом начинается — политика, споры, раздоры… Не успел я спуститься с Эвереста, как почувствовал это и сам. Тридцать восемь лет я жил, и никому не было дела до моей национальности. Индиец, непалец, тибетец — какая разница? Я был шерпа, простой горец, житель великих Гималаев. И вот на тридцать девятом году моей жизни меня вдруг принялись тянуть и дёргать в разные стороны, словно я не человек, а кукла, подвешенная на верёвочке. Первым на вершину обязательно должен был взойти я — на ярд, на фут, хотя бы на дюйм раньше Хиллари. Одним хотелось, чтобы я был индиец, другим — непалец. Никого не интересовала истина, никого не интересовал Эверест — только политика! И мне стало стыдно.О взятии вершины я расскажу позже. Что же касается национальности и политики, могу лишь повторить то, что я сказал тогда же.Одни называют меня непальцем, другие — индийцем. Я родился в Непале, но теперь живу в Индии вместе с женой, дочерьми и матерью. Индиец, непалец — я не вижу никакой разницы. Я шерпа, непалец, но считаю себя также и индийцем. Все мы члены одной большой семьи — Хиллари, я, индийцы, непальцы, все люди на свете.
Да, это был долгий путь… От подножья Эвереста до вершины. От горных пастбищ Соло Кхумбу до особняка Неру и Букингемского дворца. От кули, простого носильщика, до носителя орденов, который путешествует на самолётах и озабочен подоходным налогом. Подобно всем путям, он был порой тяжёл и горек; однако, как правило, все шло хорошо. Потому что это был большой путь, горный путь.И куда бы ни заводил меня мой жизненный путь, он всегда возвращал меня в горы. Горы для меня все. Я знал это, чувствовал всем своим существом в то голубое майское утро 1953 года, когда мы с Хиллари взошли на вершину мира. Подобно буддийскому колесу жизни, моя жизнь совершила свой великий оборот. Много лет назад маленький пастушонок смотрел на большую гору и мечтал… И вот я снова вместе с Эверестом, с Чомолунгмой из детской мечты.Только теперь мечта стала явью. 2 НИ ОДНА ПТИЦА НЕ МОЖЕТ ПЕРЕЛЕТЕТЬ ЧЕРЕЗ НЕЁ
Удивительное дело с этим словом «шерпа». Многие думают, что оно означает «носильщик» или «проводник», потому что слышат его только в связи с горами и экспедициями. Между тем это совсем не так. Шерпа — название народа, племени, обитающего в высокогорной области Восточных Гималаев. Сведущие люди говорят, что нас насчитывается около ста тысяч.Шерпа значит «человек с востока». Но все, что известно на сегодня о нашем прошлом, — это, что мы монгольского происхождения и наши предки давным-давно переселились из Тибета. Мы и сейчас во многом ближе к тибетцам, чем к любой другой народности. Наш язык сходен с тибетским (только у нас нет письменности), похожи также одежда, пища, обычаи; последнее относится особенно к тем шерпам, которые мало соприкасались с внешним миром. Очень тесно нас связывает религия: подобно тибетцам, мы буддисты. Хотя в Тибете теперь уже нет шерпских деревень, часть нашего племени принадлежит к приходу большого монастыря в Ронгбуке, по ту сторону Эвереста, и между этим монастырём и нашим собственным в Тьянгбоче происходит довольно оживлённое сообщение.А ещё у нас ходит много торговых караванов. И вот что примечательно: хотя Тибет стал теперь коммунистическим, а Непал нет, здесь продолжается свободная торговля и не требуется паспортов, чтобы переходить границу. Все прочее меняется, но жизнь на высоких гималайских перевалах течёт по тому же руслу, что и тысячи лет назад.Через эти перевалы прошли когда-то на юг предки шерпов и поселились в северо-восточном Непале, там, где находится наша нынешняя родина — Соло Кхумбу. Мы обычно говорим «Соло Кхумбу» так, словно это одно место, на деле же есть область Соло и другая — Кхумбу. Первая расположена южнее и ниже, там земледелие и образ жизни ближе к непальскому. Вторая находится очень высоко, у самого подножья великих гор, и сохраняет много общего с Тибетом. Как и большинство других шерпов-восходителей, я родился в этой северной области, Кхумбу.Через Соло Кхумбу протекает Дуд Коси, или «Молочная река»; она собирает много притоков из снежников вокруг Эвереста. Глубокие долины и ущелья этой реки связывают нас с остальным Непалом. В холодные зимы и во время летних муссонов, когда непрерывно льют дожди, путь этот страшно труден. Впрочем, даже в наиболее благоприятные времена года — весной и осенью — уходит около двух недель на то, чтобы добраться до Катманду в центре Непала или оттуда к нам. А так как даже Катманду почти отрезан от остального мира, то легко понять, что наше Соло Кхумбу — очень глухое место с примитивными условиями жизни.За последние годы Непал начал открываться для внешнего мира, сделано очень многое для того, чтобы преобразовать страну в современном духе. Сейчас существует только два резко различных способа попасть из Индии в Катманду: либо пешком, либо на самолёте. Но уже через горы прокладывают шоссе, и скоро впервые можно будет проехать на автомобиле. Намечается также соорудить большую плотину в южном течении Коси. Правда, она будет расположена в Индии, но окажет большое влияние на земледелие Непала. Пришёл черёд и Непалу измениться, подобно всему остальному миру. Однако до Соло Кхумбу все ещё далеко, и я думаю, что пройдет много лет, прежде чем туда протянется автострада.Моя родина сурова и камениста, суров и климат, тем не менее у нас есть земледелие и скотоводство. Пшеница выращивается до высоты 2400—3000 метров (главным образом в Соло), ячмень и картофель — до 4200 метров. Важнейшая культура — картофель, он составляет основную часть нашего питания, вроде как рис у индийцев и китайцев. Часть земли находится в общинном владении, есть и частные земли. Многие семьи имеют землю в разных местах и переезжают по мере смены времён года с одних высот на другие, чтобы сеять и собирать урожай. Переезжать приходится также и за стадами, которые состоят из овец, коз и яков. Як — основа существования не только шерпов, но и всех жителей Гималайского высокогорья. Он даёт почти все необходимое для того, чтобы накормить человека и согреть его: шерсть для одежды, кожу для обуви, навоз для топлива, молоко, масло и сыр для питания, а иногда даже и мясо — хотя мне, возможно, не следовало говорить об этом, потому что более строгие буддисты осудят нас.Соло Кхумбу вполне обеспечивает себя продуктами питания и не нуждается в большом привозе. К тому же по лесным тропам на юг и через высокие перевалы на север идут торговые караваны. Самый большой из этих перевалов — Нангпа Ла, пересекающий цепь Гималаев на высоте 5700 метров, несколькими километрами западнее Эвереста; по нему проходит знаменитый древний торговый путь. И по сей день, как я уже говорил, здесь вверх и вниз идут караваны. В Тибет они везут ткани, пряности и разные промышленные товары из Индии и Непала, а из Тибета доставляют соль, шерсть, иногда гонят стада яков. Жители Соло Кхумбу покупают нужные мелочи у проходящих купцов и странствующих торговцев. Но постоянных магазинов или рынков в нашем краю нет.Нет в Соло Кхумбу и городов, даже больших сел. Самая большая деревня в Кхумбу — Намче Базар, она стала знаменитой в связи с последними экспедициями на Эверест. В окружающих долинах лежат другие селения: Кхумжунь, Паньбоче, Дамдань, Шаксум, Шимбунь, Тами. Дома выстроены из камня, с драночными крышами. В окнах и дверях деревянные рамы, стёкол, конечно, нет. Большинство домов двухэтажные. В первом этаже помещается скот и разные запасы, а на втором, куда попадают по внутренней лестнице, находятся общие помещения, спальни, кухня, уборная. Так живут шерпы сегодня. И так было, когда я был мальчиком и когда все мои предки были мальчиками до меня.Часто пишут, что я родился в деревне Тами, но это не совсем верно. Моя семья жила в Тами, и я вырос там, но родился я в селении, которое называется Тса-чу и лежит близ большой горы Макалу, всего в одном дневном переходе от Эвереста. Тса-чу означает «Горячие источники», это святое место, о котором рассказывают много историй и легенд. Моя мать ходила туда вместе с другими паломниками в монастырь Ганг Ла (если вы помните, наша фамилия, или родовое имя, тоже Ганг Ла). Возле монастыря есть высокая скала, похожая на голову Будды, и говорят, что если праведный человек прикоснется к скале и прочтёт молитву, то из камня побежит вода. Но если это же сделает дурной человек, безбожник, скала останется сухой.А ещё в этих местах растут разные травы, которым приписывают большую целебную силу. Кругом много озёр. Самое крупное из них называется Тсония, или «Рыбное озеро»; в другом озере, поменьше, вода напоминает по цвету чай. Говорят, что по его берегам ходил Будда, а когда ему хотелось освежиться, он останавливался и пил воду из озера — для него она была настоящим чаем.Много ещё рассказывают про Тса-чу и Ганг Ла. В одном предании говорится, что в древние времена здесь произошло большое сражение между двумя войсками — гяльбо (короля) Ванга и гяльбо Кунга. Согласно преданию, мои предки сражались на стороне Кунга и служили ему так хорошо, что он после победы даровал им землю в этой местности. А так как местность называлась Ганг Ла, они взяли себе это имя и оно сохранялось потом всеми их потомками.Как бы то ни было, но именно здесь я родился. Отец и мать решили, что это к счастью; так решили и ламы. Родители рассказали мне, что ламы советовали им особенно беречь меня первые три года: если я останусь жив после этого возраста, то вырасту и стану великим человеком.Но если место моего рождения установить легко, то год рождения определить гораздо труднее. В Соло Кхумбу пользуются тибетским календарём, а он не знает счета годам, только названия — год Лошади, год Тигра, Быка, Птицы, Змеи. Таких названий двенадцать, по названиям животных, из которых шесть мужского и шесть женского рода, а когда они кончаются, цикл начинается снова. Большую часть жизни я не знал, сколько мне лет, знал только, что родился в год Йоа (Зайца); но недавно, сравнив тибетский и западный календари, я высчитал, что появился на свет в 1914 году. Конечно, с учётом двенадцатилетнего цикла, это событие могло произойти и в 1902 или в 1926 году. Но я надеюсь, что я не так стар, как в первом случае, и боюсь, что не так молод, как во втором. Все говорит за то, что мне было тридцать девять лет, когда я взошёл на Эверест.Время года, когда я родился, оказалось легче установить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29