Гроссман посвятил ему первую главу своего произведения. <…> О Вавилове, самом ярком, самом интересном герое, В. Гроссман после этого вспомнил только под конец романа, да и то только затем, чтобы показать его гибель в бою. <…>«За правое дело» — плохое начало эпопеи о Великой Отечественной войне. Жаль, что некоторые писатели и критики не разобрались в пороках романа. Под знаком безудержного восхваления произведения прошло обсуждение в секции прозы Союза советских писателей. <…> Раздавались голоса: «Роман „За правое дело“ — это советская „Война и мир“. Энциклопедия советской жизни». Стоило одному писателю высказать несколько критических замечаний, как на него обрушились некоторые участники обсуждения. <…>Так в оценке романа В. Гроссмана «За правое дело» проявилась идейная слепота, беспринципность и связанность некоторых литераторов приятельскими отношениями. Нетрудно увидеть, какой ущерб наносит все это советской литературе. <…>
Ал. Дымшиц. «Правда жизни и краски художника» («Ленинградская правда», 18 декабря 1956 г.).
По роману «Не хлебом единым» (В. Дудинцева. — А. Р. ) выходит, что во всех фигурирующих в нем звеньях государственного аппарата сидят процветающие карьеристы, что это они руководят главками, заправляют наукой, верховодят в суде. Целая цепочка мерзавцев и карьеристов образуется перед нашим мысленным взором. Даже эпизодические лица из среды ответственных работников, и те оказываются в романе, как правило, негодяями. Вот, например, директор института, некто в генеральском звании, — он поначалу предстоит каким-то исключением из этого правила, но вскоре автор «исправляется» и рисует его как труса и шкурника. Надо ли доказывать, насколько неправильна такая авторская тенденция? <…>Бюрократизм и бюрократы кровно ненавистны нашему народу. Партия ведет с бюрократами жестокую и непримиримую борьбу. Но преувеличивать опасность бюрократизма, раздувать ее, разумеется, ни к чему. Это сразу же вносит существенный «перекос» в картину жизни, представляемую в романе. Бюрократы показаны в нем, как сила наступательная и, больше того, непоколебленная. Мерзавцы, клеветавшие на Лопаткина, отдавшие его на суд и расправу, остаются безнаказанными. Серьезных общественных выводов из «дела Лопаткина» никто не делает. И все это происходит, на наш взгляд, потому, что В. Дудинцев не показал в романе главной и направляющей силы нашего общества — Коммунистической партии. <…> Лопаткин, другой изобретатель — Бусько и подобные им люди творческого дерзания бьются с чиновниками и консерваторами без всякой помощи и поддержки партийных организаций. Им и в голову не приходит опереться на эту поддержку. И вот погибает дошедший до безумия профессор Бусько, опускается и становится жалким обывателем Араховский, а Лопаткину удается преодолеть все беды только благодаря счастливому стечению обстоятельств. <…> Мир положительных героев В. Дудинцева — странный мир. Он населен людьми с надтреснутыми душами, с потревоженной и не совсем здоровой психикой. <…> В мире положительных персонажей В. Дудинцева господствует какая-то нездоровая, не свойственная людям советской среды атмосфера. В отношениях Лопаткина с женщинами все время чувствуется отсутствие душевного здоровья. Тема любви трактуется им, главным образом, как тема сострадания, как тема духовного взаимопритяжения униженных и оскорбленных. Изобретатели Лопаткин и Бусько, втянутые обстоятельствами в общественную борьбу, поступают меньше всего как борцы, а ведут себя как одержимые. Странности Бусько, да отчасти и Лопаткина, нарочито подчеркиваются автором. <…>Нельзя согласиться с критиком Б. Платоновым, считающим, что эти персонажи созданы по горьковской формуле: «Безумству храбрых поем мы славу!» Как известно, с этими словами шли в бой, на смерть и победу борцы за революцию. Немного общего с ними у Лопаткина, а уж тем более у Бусько.Всякая неудача писателя, в данном случае неудача большой писательской работы, — явление огорчительное. Но скрывать неудачу не следует. Как это ни горько, ее надо признать. В связи с романом В. Дудинцева о ней надо говорить еще и потому, что она носит поучительный характер. В. Дудинцев хотел написать социально-критическое произведение. Разумеется, критика нужна. Нельзя скрывать недостатки в нашей жизни. Надо выводить их на позорище, чтобы улучшать жизнь народа. Но критика в произведениях литературы не должна перерастать в умаление достижения нашего общества и строя. За критикой наших недостатков всегда должна чувствоваться твердая вера в силы партии, патриотическая гордость успехами нашей отчизны. Только с таких позиций может быть дана плодотворная критика всего того, что мешает дальнейшему развитию и росту нашего общества. <…> Тот, кто хочет познать картину современной советской жизни по роману «Не хлебом единым», получит ложное понятие и выводы о нашем обществе и наших людях.
Провокационная вылазка международной реакции («Литературная газета», 25 октября 1958 г.):
Шведская академия словесности и языкознания присудила Нобелевскую премию по литературе за 1958 год поэту-декаденту Б. Пастернаку за его, как говорится в постановлении, «значительный вклад как в современную лирику, так и в область великих традиций русских прозаиков». Это сенсационное, пропитанное ложью и лицемерием решение встречено восторженным ревом реакционной буржуазной прессы. <…>Присуждение награды за художественно убогое, злобное, исполненное ненависти к социализму произведение — это враждебный политический акт, направленный против Советского государства. Не «изысканная», заумная лирика Б. Пастернака, не глубоко чуждые этому писателю действительно великие традиции русских прозаиков вдохновляли инициаторов этого акта. Буржуазные «знатоки» и «ценители» литературы выступили в данном случае как орудие международной реакции. Их решение направлено на разжигание «холодной войны» против СССР, против советского строя, против идей всепобеждающего социализма. <…>Мы не можем быть равнодушны к тому, что просходит вокруг романа.Б. Пастернака на Западе. Мы не можем быть безразличны к произведению, содержащему клевету на самое дорогое сердцу каждого советского человека — нашу революцию, завоеванную кровью лучших сынов и дочерей народа. Внутренний эмигрант Живаго, малодушный и подленький по своей обывательской натуре, чужд советским людям, как чужд им злобствующий литературный сноб Пастернак. Он их противник, он союзник тех, кто ненавидит нашу страну, наш строй. И «овация», устроенная ему на Западе, — явное подтверждение этому. «Нобелевская премия против коммунизма» — гласит жирная подпись под портретом Пастернака в венской газете «Нейе курир». Яснее не скажешь!Провокационная возня с романом Пастернака, цель которой опорочить завоевания Октябрьской социалистической революции, вызовет возмущение каждого советского человека. Наши люди привыкли с уважением относиться к высокому званию советского писателя, привыкли видеть в его лице борца за передовые идеалы эпохи, за интересы народа, видеть его участником самых ожесточенных идеологических схваток нашего времени на стороне сил мира и социализма. <…>Б. Пастернак получил ныне «мировую известность» в среде тех, кто пользуется любой возможностью, чтобы оболгать Советский Союз, его общественный и государственный строй. <…> Пастернак сделал выбор. Он выбрал путь позора и бесчестия. <…>Невысокая честь выпала Пастернаку. Он награжден за то, что добровольно согласился исполнить роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды. Долго в этой позиции удержаться трудно. Наживку заменят, как только она протухнет. История свидетельствует, что подобное происходит очень быстро. Бесславный конец ждет и воскресшего Иуду, доктора Живаго и его автора, уделом которого будет народное презрение.
И в заключение — еще один образчик «коллективного творчества». «Открытое письмо односельчан писателю Ф. Абрамову» называлось «К чему зовешь нас, земляк?». Написали его, как водилось, послушные журналисты, а напечатала 11 июня 1963 года газета «Правда Севера» и затем «Известия» (2 июля 1963).
Уважаемый Федор Александрович!
В первом номере журнала «Нева» за этот год напечатан Ваш очерк «Вокруг да около»… мы не можем не написать Вам, не сказать своего мнения о Вашем очерке. Считаем, что мы, Ваши земляки, не вправе молчать. Вы бывали в родной деревне в военные и послевоенные годы, несколько раз приезжали и в последнее время. И материал для первых своих произведений — «Братья и сестры», «Безотцовщина» и другие — Вы брали из жизни нашего колхоза. Последний раз были Вы в своей деревне меньше года назад. После этой поездки и появился очерк. Не скроем, что некоторые колхозники узнали себя в Ваших героях.Прямо скажем: не понравилось Ваше последнее произведение. И было бы полбеды, если бы указали адрес колхоза, подлинные имена героев — это право писателя. Тогда речь шла бы об одном колхозе. А раз Вы написали «безадресный» очерк, значит, он претендует на какое-то обобщение, на показ типичных явлений колхозной действительности. Выходит, то, что Вами якобы увидено, в какой-то мере характерно для северной колхозной деревни вообще.Полноте, Федор Александрович! Видите ли Вы теперешнюю деревню в ее развитии, в трудностях роста и подъема?Вы выбрали удачное построение своего очерка: ведете героя — председателя колхоза — по деревне, по домам колхозников. Это давало Вам возможность широко и всесторонне показать село, увидеть хорошее и плохое. <…> А что получилось у Вас? Как Вы показываете родную деревню и земляков читателю? <…>Вот вторая глава — «Помочь бы надо, а чем помочь?». Пишете Вы о старушке Авдотье Моисеевне. Она представлена нищей, собирающей милостыню… Да ведь колхозники забыли уже, когда по деревне ходили с коробкой на руке. Уверены, что Вы не увидите такой картины нигде. А о доме старушки читаем: «Ветхая избушка. Околенки кривые, заплаканные, возле избушки полоска белого житца с вороньим пугалом — ни дать ни взять живая иллюстрация из дореволюционного журнала. <…>Вы, Федор Александрович, собрали и привели в очерке недостатки, теневые стороны, которые наблюдали в течение нескольких лет. Но почему только их Вы замечали? Все плохо, везде застой — к такому выводу приводите читателя. А что нужно сделать, какие пути выхода из такого положения — не указываете. Не видит этого и главный герой очерка Ананий Егорович. И писатель благословляет председателя в чайную, где он и напивается. Лишь в пьяном виде руководителя осеняет мысль — выдавать колхозникам на заготовке кормов в виде дополнительной оплаты тридцать процентов сена и силоса. Вот в этих тридцати процентах писатель и видит выход, путь к подъему общественного сознания, трудовой активности колхозников. Правильно одно: надо создавать матеральную заинтересованность людям. <…>Дорогой земляк! Если Вы заметили, у нас и так большая активность на сеноуборке и силосовании. А 30 процентов, которые мы применили однажды поздней осенью, чтобы спасти как-то корма из-за непрерывных дождей, была временная, вынужденная мера. Советуем Вам глубже самому вникнуть в экономику, а не делать выводы из слов отсталых людей, стяжателей. Вас ведь, собственно, это и подвело.Не туда нас зовете, земляк. Путь к дальнейшему подъему колхоза, материального благосостояния тружеников нам ясен: механизация трудоемких работ, распространение опыта передовиков… Советуем Вам побывать в передовых хозяйствах, изучить их хорошо и написать такое произведение, которое бы помогало нам, воодушевляло. А «вокруг да около» не советуем ходить…Если хотите приехать к нам еще — пожалуйста. Но мы заранее говорим: расскажите нам, каким путем думаете устранять свои ошибки и чем порадуете нас. Ведь от такого произведения, как очерк «Вокруг да около», горько и обидно за Вас, Федор Александрович!
Н. Минин — бригадир строительной бригады, В. Семьин — кузнец, Н. Фролов — овощевод, И. Абрамов — бригадир второй бригады… всего 21 подпись
Очерковая повесть Ф. Абрамова была осуждена ЦК партии. Последовали санкции против журнала и его автора. Был снят с работы главный редактор. Крамольного автора отлучили от печати более чем на четыре года. Во второй половине сороковых студент и аспирант Ф. Абрамов был среди «проработчиков». Позже он — критик, публицист, прозаик — оказался уже «прорабатываемым», и тут — ни убавить, ни прибавить…Мы привели лишь малую часть выступлений печати, продолживших традиции ждановщины. А были еще погромные статьи против альманаха «Литературная Москва» (1956, в частности, статья Е. Серебровской), наветы В. Ермилова в «Известиях» (1963) на мемуары И. Эренбурга, кампания, связанная с арестом (1966) писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, письмо-донос одиннадцати писателей в «Огоньке» на «Новый мир» А. Твардовского, обвинения А. Солженицына в предательстве перед его высылкой из страны… Но об этом уже достаточно сказано во многих книгах и статьях после 1985 года.
Подготовка текста и комментарий Александра Рубашкина
1 2 3 4 5
Ал. Дымшиц. «Правда жизни и краски художника» («Ленинградская правда», 18 декабря 1956 г.).
По роману «Не хлебом единым» (В. Дудинцева. — А. Р. ) выходит, что во всех фигурирующих в нем звеньях государственного аппарата сидят процветающие карьеристы, что это они руководят главками, заправляют наукой, верховодят в суде. Целая цепочка мерзавцев и карьеристов образуется перед нашим мысленным взором. Даже эпизодические лица из среды ответственных работников, и те оказываются в романе, как правило, негодяями. Вот, например, директор института, некто в генеральском звании, — он поначалу предстоит каким-то исключением из этого правила, но вскоре автор «исправляется» и рисует его как труса и шкурника. Надо ли доказывать, насколько неправильна такая авторская тенденция? <…>Бюрократизм и бюрократы кровно ненавистны нашему народу. Партия ведет с бюрократами жестокую и непримиримую борьбу. Но преувеличивать опасность бюрократизма, раздувать ее, разумеется, ни к чему. Это сразу же вносит существенный «перекос» в картину жизни, представляемую в романе. Бюрократы показаны в нем, как сила наступательная и, больше того, непоколебленная. Мерзавцы, клеветавшие на Лопаткина, отдавшие его на суд и расправу, остаются безнаказанными. Серьезных общественных выводов из «дела Лопаткина» никто не делает. И все это происходит, на наш взгляд, потому, что В. Дудинцев не показал в романе главной и направляющей силы нашего общества — Коммунистической партии. <…> Лопаткин, другой изобретатель — Бусько и подобные им люди творческого дерзания бьются с чиновниками и консерваторами без всякой помощи и поддержки партийных организаций. Им и в голову не приходит опереться на эту поддержку. И вот погибает дошедший до безумия профессор Бусько, опускается и становится жалким обывателем Араховский, а Лопаткину удается преодолеть все беды только благодаря счастливому стечению обстоятельств. <…> Мир положительных героев В. Дудинцева — странный мир. Он населен людьми с надтреснутыми душами, с потревоженной и не совсем здоровой психикой. <…> В мире положительных персонажей В. Дудинцева господствует какая-то нездоровая, не свойственная людям советской среды атмосфера. В отношениях Лопаткина с женщинами все время чувствуется отсутствие душевного здоровья. Тема любви трактуется им, главным образом, как тема сострадания, как тема духовного взаимопритяжения униженных и оскорбленных. Изобретатели Лопаткин и Бусько, втянутые обстоятельствами в общественную борьбу, поступают меньше всего как борцы, а ведут себя как одержимые. Странности Бусько, да отчасти и Лопаткина, нарочито подчеркиваются автором. <…>Нельзя согласиться с критиком Б. Платоновым, считающим, что эти персонажи созданы по горьковской формуле: «Безумству храбрых поем мы славу!» Как известно, с этими словами шли в бой, на смерть и победу борцы за революцию. Немного общего с ними у Лопаткина, а уж тем более у Бусько.Всякая неудача писателя, в данном случае неудача большой писательской работы, — явление огорчительное. Но скрывать неудачу не следует. Как это ни горько, ее надо признать. В связи с романом В. Дудинцева о ней надо говорить еще и потому, что она носит поучительный характер. В. Дудинцев хотел написать социально-критическое произведение. Разумеется, критика нужна. Нельзя скрывать недостатки в нашей жизни. Надо выводить их на позорище, чтобы улучшать жизнь народа. Но критика в произведениях литературы не должна перерастать в умаление достижения нашего общества и строя. За критикой наших недостатков всегда должна чувствоваться твердая вера в силы партии, патриотическая гордость успехами нашей отчизны. Только с таких позиций может быть дана плодотворная критика всего того, что мешает дальнейшему развитию и росту нашего общества. <…> Тот, кто хочет познать картину современной советской жизни по роману «Не хлебом единым», получит ложное понятие и выводы о нашем обществе и наших людях.
Провокационная вылазка международной реакции («Литературная газета», 25 октября 1958 г.):
Шведская академия словесности и языкознания присудила Нобелевскую премию по литературе за 1958 год поэту-декаденту Б. Пастернаку за его, как говорится в постановлении, «значительный вклад как в современную лирику, так и в область великих традиций русских прозаиков». Это сенсационное, пропитанное ложью и лицемерием решение встречено восторженным ревом реакционной буржуазной прессы. <…>Присуждение награды за художественно убогое, злобное, исполненное ненависти к социализму произведение — это враждебный политический акт, направленный против Советского государства. Не «изысканная», заумная лирика Б. Пастернака, не глубоко чуждые этому писателю действительно великие традиции русских прозаиков вдохновляли инициаторов этого акта. Буржуазные «знатоки» и «ценители» литературы выступили в данном случае как орудие международной реакции. Их решение направлено на разжигание «холодной войны» против СССР, против советского строя, против идей всепобеждающего социализма. <…>Мы не можем быть равнодушны к тому, что просходит вокруг романа.Б. Пастернака на Западе. Мы не можем быть безразличны к произведению, содержащему клевету на самое дорогое сердцу каждого советского человека — нашу революцию, завоеванную кровью лучших сынов и дочерей народа. Внутренний эмигрант Живаго, малодушный и подленький по своей обывательской натуре, чужд советским людям, как чужд им злобствующий литературный сноб Пастернак. Он их противник, он союзник тех, кто ненавидит нашу страну, наш строй. И «овация», устроенная ему на Западе, — явное подтверждение этому. «Нобелевская премия против коммунизма» — гласит жирная подпись под портретом Пастернака в венской газете «Нейе курир». Яснее не скажешь!Провокационная возня с романом Пастернака, цель которой опорочить завоевания Октябрьской социалистической революции, вызовет возмущение каждого советского человека. Наши люди привыкли с уважением относиться к высокому званию советского писателя, привыкли видеть в его лице борца за передовые идеалы эпохи, за интересы народа, видеть его участником самых ожесточенных идеологических схваток нашего времени на стороне сил мира и социализма. <…>Б. Пастернак получил ныне «мировую известность» в среде тех, кто пользуется любой возможностью, чтобы оболгать Советский Союз, его общественный и государственный строй. <…> Пастернак сделал выбор. Он выбрал путь позора и бесчестия. <…>Невысокая честь выпала Пастернаку. Он награжден за то, что добровольно согласился исполнить роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды. Долго в этой позиции удержаться трудно. Наживку заменят, как только она протухнет. История свидетельствует, что подобное происходит очень быстро. Бесславный конец ждет и воскресшего Иуду, доктора Живаго и его автора, уделом которого будет народное презрение.
И в заключение — еще один образчик «коллективного творчества». «Открытое письмо односельчан писателю Ф. Абрамову» называлось «К чему зовешь нас, земляк?». Написали его, как водилось, послушные журналисты, а напечатала 11 июня 1963 года газета «Правда Севера» и затем «Известия» (2 июля 1963).
Уважаемый Федор Александрович!
В первом номере журнала «Нева» за этот год напечатан Ваш очерк «Вокруг да около»… мы не можем не написать Вам, не сказать своего мнения о Вашем очерке. Считаем, что мы, Ваши земляки, не вправе молчать. Вы бывали в родной деревне в военные и послевоенные годы, несколько раз приезжали и в последнее время. И материал для первых своих произведений — «Братья и сестры», «Безотцовщина» и другие — Вы брали из жизни нашего колхоза. Последний раз были Вы в своей деревне меньше года назад. После этой поездки и появился очерк. Не скроем, что некоторые колхозники узнали себя в Ваших героях.Прямо скажем: не понравилось Ваше последнее произведение. И было бы полбеды, если бы указали адрес колхоза, подлинные имена героев — это право писателя. Тогда речь шла бы об одном колхозе. А раз Вы написали «безадресный» очерк, значит, он претендует на какое-то обобщение, на показ типичных явлений колхозной действительности. Выходит, то, что Вами якобы увидено, в какой-то мере характерно для северной колхозной деревни вообще.Полноте, Федор Александрович! Видите ли Вы теперешнюю деревню в ее развитии, в трудностях роста и подъема?Вы выбрали удачное построение своего очерка: ведете героя — председателя колхоза — по деревне, по домам колхозников. Это давало Вам возможность широко и всесторонне показать село, увидеть хорошее и плохое. <…> А что получилось у Вас? Как Вы показываете родную деревню и земляков читателю? <…>Вот вторая глава — «Помочь бы надо, а чем помочь?». Пишете Вы о старушке Авдотье Моисеевне. Она представлена нищей, собирающей милостыню… Да ведь колхозники забыли уже, когда по деревне ходили с коробкой на руке. Уверены, что Вы не увидите такой картины нигде. А о доме старушки читаем: «Ветхая избушка. Околенки кривые, заплаканные, возле избушки полоска белого житца с вороньим пугалом — ни дать ни взять живая иллюстрация из дореволюционного журнала. <…>Вы, Федор Александрович, собрали и привели в очерке недостатки, теневые стороны, которые наблюдали в течение нескольких лет. Но почему только их Вы замечали? Все плохо, везде застой — к такому выводу приводите читателя. А что нужно сделать, какие пути выхода из такого положения — не указываете. Не видит этого и главный герой очерка Ананий Егорович. И писатель благословляет председателя в чайную, где он и напивается. Лишь в пьяном виде руководителя осеняет мысль — выдавать колхозникам на заготовке кормов в виде дополнительной оплаты тридцать процентов сена и силоса. Вот в этих тридцати процентах писатель и видит выход, путь к подъему общественного сознания, трудовой активности колхозников. Правильно одно: надо создавать матеральную заинтересованность людям. <…>Дорогой земляк! Если Вы заметили, у нас и так большая активность на сеноуборке и силосовании. А 30 процентов, которые мы применили однажды поздней осенью, чтобы спасти как-то корма из-за непрерывных дождей, была временная, вынужденная мера. Советуем Вам глубже самому вникнуть в экономику, а не делать выводы из слов отсталых людей, стяжателей. Вас ведь, собственно, это и подвело.Не туда нас зовете, земляк. Путь к дальнейшему подъему колхоза, материального благосостояния тружеников нам ясен: механизация трудоемких работ, распространение опыта передовиков… Советуем Вам побывать в передовых хозяйствах, изучить их хорошо и написать такое произведение, которое бы помогало нам, воодушевляло. А «вокруг да около» не советуем ходить…Если хотите приехать к нам еще — пожалуйста. Но мы заранее говорим: расскажите нам, каким путем думаете устранять свои ошибки и чем порадуете нас. Ведь от такого произведения, как очерк «Вокруг да около», горько и обидно за Вас, Федор Александрович!
Н. Минин — бригадир строительной бригады, В. Семьин — кузнец, Н. Фролов — овощевод, И. Абрамов — бригадир второй бригады… всего 21 подпись
Очерковая повесть Ф. Абрамова была осуждена ЦК партии. Последовали санкции против журнала и его автора. Был снят с работы главный редактор. Крамольного автора отлучили от печати более чем на четыре года. Во второй половине сороковых студент и аспирант Ф. Абрамов был среди «проработчиков». Позже он — критик, публицист, прозаик — оказался уже «прорабатываемым», и тут — ни убавить, ни прибавить…Мы привели лишь малую часть выступлений печати, продолживших традиции ждановщины. А были еще погромные статьи против альманаха «Литературная Москва» (1956, в частности, статья Е. Серебровской), наветы В. Ермилова в «Известиях» (1963) на мемуары И. Эренбурга, кампания, связанная с арестом (1966) писателей А. Синявского и Ю. Даниэля, письмо-донос одиннадцати писателей в «Огоньке» на «Новый мир» А. Твардовского, обвинения А. Солженицына в предательстве перед его высылкой из страны… Но об этом уже достаточно сказано во многих книгах и статьях после 1985 года.
Подготовка текста и комментарий Александра Рубашкина
1 2 3 4 5