А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дорога святого Иакова требует активности, это больше похоже на битву. Поэтому я обычно говорю, что это более «иезуитский» путь, ведь орден иезуитов основал святой Игнатий Лойола, а он был солдатом. Что же касается женского пути, он в большей степени созерцателен, то есть это «траппистский» путь, потому что монахи-трапписты занимаются медитацией и открывают глубины своей души. Это более женственная религиозность, чем у иезуитов, ведь эти монахи заняты трудом, своими руками возделывают землю и одновременно предаются долгим медитациям. Иезуиты куда активнее, они больше вовлекаются в мирские битвы.
— На самом деле первая Богиня в истории была женским божеством, это была Гея, богиня земного плодородия. Так было, пока мужчины-воины не создали себе Бога мужского пола. Именно тогда женщину начали оттеснять на вторые роли, а Бог превратился в сурового Господа, воздающего всем по заслугам, всегда готового карать, жаждущего жертвоприношений.
— Поэтому мне не нравится, что религии отняли у Бога его женское лицо, способность сострадать, любовь к жизни, к людям и всему миру. Кстати, творчество — чисто женский процесс, медленный, таинственный... Он связан не с нашей мужской логикой, а с самой сущностью женщины, которая призвана защищать жизнь и не выносит войны, убивающей плоды ее чрева.
— Что ты называешь «пробуждением женского начала»?
— Это выражение не имеет ничего общего с сексуальностью, речь идет о свободе мысли, не подчиняющейся обычной логике. Ты ведь знаешь, немало писателей использовали женские образы как символы, чтобы представить это слияние интуитивного и логического начал, которое часто проявляется в снах.
Как говорят Евангелия, жена Понтия Пилата видела сон, которому логический разум ее мужа не придал значения. Пилат не послушал ее, и тем самым совершил большую ошибку. В «Юлии Цезаре» Шекспир выводит рядом с императором женщину, которая предупреждает его о том, как опасно явиться в Сенат в тот мартовский вечер. Юлий Цезарь, естественно, подумал, что женщина мало смыслит в насущных политических делах. И тоже ошибся.
— Тебе было легко познать женскую сторону твоего "я"?
— Нет, это был долгий и трудный процесс. Приходилось постепенно освобождаться от понятий, веками запечатлеваемых в нас социумом. Освобождаться от представлений, которые всегда основывались на мужском принципе и презирали женские ценности. Как будто не было в истории других философов, кроме Декарта. Были еще и мистики, и они видели жизнь не только сквозь призму картезианской логики, согласно которой дважды два — четыре. Основываясь только на логике, мы теряем контакт с тайной, лишаем себя наслаждения фантазией. Поэтому я люблю восточную философию, основанную на парадоксах. Там царит не прямая линия, а круг, ведь жизнь не похожа на робота с заранее готовыми ответами. Она непредсказуема и каждую секунду может измениться.
— Кстати, о пришедшем из классической математики утверждении «дважды два равно четыре» испанский философ Фернандо Саватер в книге бесед, подобной этой, сказал: «Эмоциональные реакции нельзя измерить, тогда как интеллект всегда играет с определенными величинами, поддающимися счету. Дважды два — четыре в математике, но две неприятности плюс две неприятности — это не четыре неприятности, а, возможно, причина для того, чтобы выброситься из окна».
— Прекрасно сказано.
— Но дело в том, что наше знание -на Западе в большей степени, чем, например, в африканских культурах, — это по преимуществу мужское знание.
— Мне очень нравится часто используемое в традиции эмблематики изображение голубки и змеи. Порой, чтобы лучше понять самих себя, нам бывают нужны зримые символы. Я очень люблю классическое изображение Богоматери, представляющее Непорочную Деву, у ног которой лежит змея. Таким образом, традиция Духа исходит из того, что важно не накапливать знания, а учиться расшифровывать язык коллективного бессознательного, которое еще называют anima mundi, душой мира. Это язык голубки. А помимо этой традиции существует и традиция накопления знаний, традиция змеи, классической мудрости.
Мы не можем ограничиться чем-то одним, нам нужно привести к гармонии оба начала: логику и интуицию.
— Леонардо Бофф в своей книге «Орел и курица» рассуждает об африканской притче, в которой говорится как раз о том же. Орел воплощает ту часть нашей души, которая стремится к высшему чуду и которая есть во всех нас, даже если мы о ней не помним. А курица, живущая на уровне земли, — это конкретность, та самая картезианская логика, где нет места для мечты, для сверхъестественного и непредсказуемого. Но это тоже реальность, и с ней приходится считаться.
— Это прекрасная книга. В Евангелиях тоже много подобных примеров, например, когда Христос говорит, что он пришел не отменить закон, а исполнить его дух. Ибо наступает момент, когда уважение к закону и подчинение ему парализуют, не дают жить, но и жить при полной анархии тоже невозможно.
Я очень люблю еще один пример из Евангелия, где Христос говорит ученикам, что, когда они будут меж людей, они должны быть «мудры, как змеи, и просты, как голуби». Поэтому мы должны быть бдительными, чтобы не потерять почву под ногами, быть практичными и объективными, но при этом уметь наблюдать за ходом вещей, наслаждаться их созерцанием, пытаясь понять тот тайный язык, который больше говорит нашему подсознанию, нашей женской сущности, чем нашему разуму.
— Ты часто говоришь о женской системе мышления. Что ты имеешь в виду?
— Нечто противоположное тому, что называется картезианской системой мышления. Думать по-женски означает думать иначе, не сообразуясь с законами классической мужской логики, которая столько времени преобладала в мышлении — особенно западном.
— Но ведь женщине, несмотря на все бои, которые ей пришлось вести за самостоятельность, еще отводится очень мало места в том, что ты называешь Академией, то есть в официальной системе науки и образования. В Испании, например, за все времена женщине только один раз удалось стать ректором университета.
— И может быть, она в большей степени руководствовалась мужскими принципами, чем сами мужчины.
— Как все женщины — выдающиеся политики, начиная с Голды Меир и заканчивая Тэтчер, которые обладали ярко выраженным мужским характером.
— Это серьезная проблема. Поэтому то, что я называю женской системой мышления, — это нечто совсем иное. Женщина -это нечто священное, это женская энергия, это то, что не дает вырасти стене между священным и мирским, это логика тайны, непознаваемого, логика чуда. Как я тебе уже говорил, женский путь предполагает, что, если тебе приснился гараж, надо наутро отправиться в гараж и посмотреть, что произойдет. Это нечто лишенное логики, неуловимое, открытое для всего нового, поэтому оно ближе к самым глубоким слоям бытия. Вот что для меня означает женское начало.
— Мы говорили, что наступающий век наверняка станет более женственным, более материнским, чем век уходящий. Более мягким, менее жестким. Какой, по-твоему, будет роль женщины в этом уже таком близком будущем?
— Такой же, как и у мужчин. Ведь я говорю не о женщинах, а о женском начале. Смотри, что произошло с самыми радикальными феминистскими движениями: они попытались завоевать часть власти, но лишь для того, чтобы потом использовать ее на мужской манер. В этом нет ничего от женского начала. Женщина должна уметь добиваться равновесия между своей женской и мужской энергией. Точно так же и мужчине нужно научиться приводить в гармонию две присущие ему энергии, мужскую и женскую.
— Я хотел бы поговорить на одну тему, которую мы, мужчины, затрагиваем очень редко. Мы часто утверждаем, что должны открыть в себе женское начало, потому что наша личность не исчерпывается мужским началом. И мужчины сейчас действительно открывают для себя женскую сторону своего "я", в котором им отказывал мужской шовинизм. Но при этом мы не хотим признавать за женщиной права открывать в себе мужское начало, которое в ней тоже есть, и требуем, чтобы женщина оставалась только женщиной. Мне кажется, это очень эгоистический подход. Ведь мы полагаем, что будем более совершенны, если познаем женское начало в себе, и при этом отказываем женщине в том, чтобы она развивала свое мужское начало. Тебе это кажется справедливым?
— Конечно, Хуан, с тобой трудно не согласиться, но это не наша с тобой проблема, ее решать им самим. Мы должны перестать покровительственно относиться к женщинам. Ты прав, если мы открываем в себе женское, будет справедливо, если они будут развивать свое мужское начало, хотя нам, может быть, было бы приятнее видеть в них только женщин. Но это их битва. Они должны взять меч и сражаться, мы не можем это сделать за них. Если они смогут сражаться, то познают мужскую энергию.
— Дело в том, что, если мы признаем, что женщина есть и должна быть только женственной, а в созданном нами обществе власть требует проявления мужских качеств, если мы допустим, что женщина — прежде всего женщина, то есть принадлежит к миру тайны, пассивности, художественного творчества, мы автоматическим отлучаем ее от власти.
— Ты прав, но я все же думаю, что не нам, мужчинам, решать этот вопрос. Женщины сами должны осознать это и бороться за власть. Точно так же, как они совершили первую феминистическую революцию, чтобы покончить с дискриминацией, чтобы иметь хотя бы теоретическую возможность доступа к руководящим должностям наравне с мужчинами. Сегодня они должны организовать второе сражение. Когда они добиваются власти, им надо постараться управлять, сообразуясь не только и не столько с мужскими принципами. Иначе мы не добьемся ничего, кроме превращения женщины в мужчину, а все останется по-прежнему.
Женщина, сумевшая получить руководящую должность, должна сделать все возможное, чтобы управлять, не забывая о своей женской сущности. Дело в том, что все структуры общества основаны на мужских принципах, а женщины призваны сломать эту схему, напитать своими соками. Чтобы построить общество, в котором соединились бы все положительные черты — как мужские, так и женские.
Глава VI. Магия
«Черная магия — дьявольская вещь, потому что она заставляет тебя поверить, что ты всесилен».
«Я чувствую себя магом, потому что пытаюсь развивать свои способности и данную мне Силу. В этом смысле каждый может стать магом».

Прежде чем стать знаменитым писателем, Пауло Коэльо пользовался большой известностью как маг, считалось, что он наделен особой силой, например умеет вызывать дождь по своей прихоти. Сегодня он предпочитает, чтобы о нем говорили как об авторе книг, чьи переводы идут нарасхват на всех четырех континентах. В этой исповеди Коэльо решил поведать о мрачных страницах своего прошлого, связанных с разного рода магическими практиками, вплоть до самых черных, по сравнению с которыми, по его словам, даже сатанинские ритуалы кажутся пустяком. Он отказался от подобных практик, когда понял, что этот путь ведет к пропасти, что он уже и так погрузился в бездны Зла. Коэльо не перестал верить в магическое измерение жизни, полагая, что все мы способны развивать спящие в нас способности и что каждый, кто пожелает, может научиться расшифровывать тайный язык, скрытый в глубине вещей.
— Ты все еще веришь в магическую составляющую жизни?
— Безусловно.
— А в чем, по-твоему, разница между магией и магическим?
— Магия — это средство, а магическое — результат применения этого средства. Магия — это пространство, нечто вроде молота, меча, это инструмент. Магическое — это то, как ты его применяешь.
— Ты все еще чувствуешь себя магом? Многие говорят, что в свое время Пауло Коэльо был настоящим магом.
— Не «в свое время». Я и сейчас маг, как и все другие люди. Конечно, я придерживаюсь католической духовной традиции, но глубоко убежден, что все мы обладаем способностями, которые не развиваем.
Поскольку Академия, это пустое пространство, их не приемлет, нас обвиняют в суевериях и во всех других грехах. Я стараюсь развивать свои способности и данную мне Силу, а это и значит быть магом, но от этого я не становлюсь лучше или хуже других людей.
— Тогда давай получше объясним, что ты называешь магией, прежде чем перейдем к разговору о мрачных страницах твоего прошлого.
— Знаешь, то, чем мы сейчас занимаемся, это тоже своего рода магические действия. Это ритуал, в котором только от меня зависит, захочу ли я открыть тебе все, доверюсь тебе или нет. Сейчас для меня ты — это не просто ты, ты представляешь всех моих читателей, воплощаешь их любопытство. Ты будешь задавать мне вопросы, будучи наделен этим даром. Это то же самое, что ты сделал в своей книге о Сарамаго, в «Возможности любви». Читая эту книгу, я нашел в ней вопросы, которые и мне хотелось бы задать, чтобы лучше узнать этого замечательного португальского писателя. Такие вещи кажутся мне почти священными, потому что позволяют прикоснуться к самой сокровенной стороне нашего "я".
— Но у тебя был и опыт общения с плохой, черной магией. Какие ты сохранил о ней воспоминания?
(Ни разу за все время наших многочасовых бесед Коэльо не казался таким напряженным и беспокойным, как во время разговора о магии. Была полночь, и он захотел передохнуть, прежде чем приступить к разговору. Для него этот час на границе дня и ночи наделен священным, ритуальным смыслом. Коэльо сознает, что сейчас будет говорить о ключевых, но очень тяжелых моментах своей жизни, и ему трудно начать. Он попросил у нас разрешения — коль скоро речь должна была идти о магии — зажечь свечи и погасить электрический свет. Так и было сделано.)
— Итак, мы собираемся поговорить о твоем контакте с магией. О мире магии мало что известно, и возможно, твоим читателям будет интересно узнать, с чем тебе пришлось в нем столкнуться.
— Я постараюсь придерживаться хронологии, пусть это будет хорошо организованная исповедь, в которой я, пока говорю, постараюсь увидеть себя самого. Я тебе уже рассказывал о своем опыте с наркотиками. Я получил иезуитское воспитание, и оно предполагает, что в тебя закладывают определенное представление о Боге. Для меня — не знаю, как для других, — это был скорее негативный опыт, ведь именно в иезуитском колледже я потерял свою детскую веру. Навязывать веру — это лучший способ заставить тебя взбунтоваться и перейти на сторону противника. Я слышал, что Фидель Кастро тоже учился у иезуитов. Для меня восстать против навязанного мне религиозного воспитания означало переметнуться к марксизму. Поэтому я и начал читать Маркса и Энгельса.
— Помимо всего прочего, это происходило во время бразильской диктатуры.
— Именно поэтому я и начал читать все, что было тогда запрещено. В том числе и марксистскую литературу, которую считали воплощением дьявольщины. Я принялся читать все подряд. Чувствовал себя атеистом. Но период атеизма продлился недолго, потому что у меня в душе жила писательская любознательность, и я начал задавать себе классические вопросы: «Кто я? Что я здесь делаю? Закончусь ли я? Где мое начало?» Не помню, сколько мне было лет. Это было году в 1969, когда в Бразилии начало пускать корни движение хиппи со свойственным ему зарядом мистицизма.
— И ты увлекся этим движением.
— Я спрашивал себя: «Да что это?» Сначала мне показалось, что это лишь способ уйти от действительности, ведь в то время я был пропитан марксистскими идеями, думал о борьбе за народ, за свободу, за диктатуру пролетариата и т. п. Хотя на самом деле меня мучили противоречия, потому что я боролся за диктатуру пролетариата, ходил на митинги, но при этом обожал «Битлз». Было во мне что-то не укладывающееся в рамки чистого марксизма. Кроме того, я обожал театр.
— То есть, по сути, это был поиск не столько в политической, сколько в духовной сфере.
— По правде говоря, меня притягивал мир духовности, я искал необычных путей, ведь навязанная моим воспитанием традиционная религиозность меня не убеждала. Так я отправился в самую дальнюю даль, с головой погрузился в изучение индийской космогонии.
Начал с того, что распевал все мантры, какие попадались мне под руку, занялся йогой, медитацией, всем, что казалось мне связанным с восточной духовностью.
— Тогда ты не был женат?
— Был, я жил тогда со своей первой женой, у нее водились деньги, а потому мне не нужно было ни о чем заботиться, я мог читать, сколько захочу. Я прочел самые разнообразные вещи, от «Утра магов» Луи Повеля и Жака Бержье вплоть до литературы по историческому материализму. В то время я жил вместе с другими хиппи, и мне вдруг пришло в голову нечто очень любопытное. Я подумал: а что, если бы я жил в 1928 году?
Если бы я ехал на машине, а в этот момент в том же месте проходил бы Гитлер, а я бы его случайно сбил насмерть? Действительно ли я, сам того не зная, повлиял бы на жизни миллионов людей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18