— Запоминай. Вот развилка и здесь знак, — настойчиво пояснял Матвеев. — Сворачиваем сюда… За знаками следи строго. Без них заблудишься, а это уже по-настоящему страшно: можно и не возвратиться…
Вошли в просторную пещеру. В ней скрещивалось множество ходов в разные стороны; один уходил даже вниз.
— Ищи сам, куда идти дальше! — предложил Матвеев.
С фонарем в руке Пархомов осторожно пошел вдоль стен пещеры, останавливаясь у каждого хода, разыскивая условный знак.
— Нам сюда! — остановился он наконец. — В этот ход.
— А не этим ли ходом мы сюда вошли?
— Нет! — уверенно запротестовал Пархомов. — Там направление знака в пещеру, а здесь из нее.
— Правильно заметил. Глаз у тебя острый. Если же вдруг заблудишься когда — не торопись и будь особенно осторожен. Можно провалиться в какую-либо щель или колодец. Тут такие есть. И помочь будет некому.
— Да, тут заблудиться немудрено, — согласился Пархомов. — Столько дыр в разные стороны, словно крот-великан трудился.
— Крот этот — вода! — хмуро объяснил молчавший до этого Медведев. — А все эти лабиринты когда-то, в отдаленные времена, были заполнены известковой породой…
— Откуда ты это знаешь? — спросил Пархомов. — Ты так уверенно говоришь, будто сам был здесь в те отдаленные времена.
— Я — геолог, — нехотя сказал Медведев. — Окончил горный институт.
— Вот как? — удивился Пархомов. — Где же?
— В Ленинграде.
— И я учился в Ленинграде. — Пархомов с интересом посмотрел на Медведева. — А в какие годы ты учился?
Завязавшийся было разговор оборвал Матвеев:
— Поговорите потом. Нам терять время нельзя. Пошли! — И вскинул свой ящик на спину. Медведев залязгал трубами, пристраивая их на плечо. Подхватил свой груз и Пархомов.
— Теперь веди нас ты! — предложил Матвеев Пархомову. — Все, что надо, я тебе показал и рассказал. Попробуй действовать уже самостоятельно.
— Хорошо, — согласился Пархомов. — А ты все же за мной следи. Сегодня ты еще идешь рядом.
Осторожно двинулись дальше. Шли еще около получаса. Встречались и перекрестки, и развилки. Проходили и через пещеры. Пархомов шел точно и ни разу не ошибся.
Наконец навстречу потянуло свежим воздухом и шумом. Впереди забрезжил свет. Невольно ускорили шаги и вскоре вошли в пещеру, открытую в сторону океана.
— Стоп! — скомандовал Матвеев, спуская к ногам свой тяжелый ящик. — Разгружайтесь!…
Пархомов и Медведев последовали его команде.
— Теперь, Пархомов, осматривай место — подойдет или нет?
Пещера была просторная, светлая, с широким выходом к океану, откуда вместе с грохотом прибоя врывался свежий холодный воздух.
С небольшого выступа перед пещерой открывался внушительный вид на безбрежные просторы высоких, беспокойных волн.
— Как высоко! — удивился Пархомов, заглядывая вниз, куда скала обрывалась крутой стеной. — Отсюда в волны не прыгнешь — костей не соберешь.
— Медведев, сколько метров до воды? — спросил Матвеев. — У тебя глаз наметан.
— Двадцать три — двадцать пять.
— А до вершины?
— Пятнадцать — семнадцать.
Матвеев повернулся к Пархомову:
— Эта сторона скалы обращена к нашей родине. Имеет ли это значение для радиоприемника? И как с антенной? Если ее выставлять на время сеансов сюда, на площадку, — с острова ее никто не увидит.
— Место очень удобное, товарищ Матвеев! — объявил Пархомов.
— Тогда — к делу! Надо поспеть к очередной передаче последних известий!
Они вернулись в пещеру и с жаром принялись за работу. Алюминиевые трубки быстро свинтили и преобразили в радиомачту с антенной в виде «метелки» из медной проволоки. На площадке перед пещерой выдолбили углубление для основания мачты, а над входом, найдя трещину, вбили два прочных стальных крюка, за которые мачта заводилась просто и удобно. Теперь установить и убрать мачту можно было в несколько минут.
Отвод, спускавшийся от антенны, протянули в дальний угол пещеры, где с меньшей силой слышался шум прибоя. Там на ящике с аккумуляторами и установили радиоприемник, заключенный в фанерный футляр, который Пархомов умудрился даже выкрасить…
И вот, наконец, подключены к приемнику и электропитание, и антенна, и заземление. Пархомов глубоко вздохнул, посмотрел на часы, данные ему Смуровым, на молчавших в ожидании товарищей и неуверенно объявил:
— Успели… Через несколько минут начнется передача из Москвы.
Он уселся перед приемником на ящик с инструментами, положил на колени фанерку, тетрадь и карандаш, надел наушники и мгновенно отрешился от окружающего. Все его внимание сосредоточилось на шкале настройки…
Матвеев и Медведев жадно и тревожно уставились на взволнованное лицо Пархомова. А оно — широкое, простоватое — выражало и нетерпение, и страх, и надежду… И вдруг — расплылось в счастливой улыбке. Рука его ухватилась за карандаш…
Сразу же к голове Пархомова склонились с обеих сторон головы Матвеева и Медведева. Они приложились к наушникам, чтобы уловить хотя бы частичку того, что уже слушал Пархомов. Три головы плотно прижались друг к другу и застыли, словно единое изваяние…
А в наушниках в эти минуты слышался торжественный голос, читавший «Сообщение от Советского Информбюро». Пархомов записывал:

«Войска Северо-Кавказского флота во взаимодействии с Черноморским флотом сегодня штурмом овладели городом и портом Новороссийск. Несколько дней тому назад наши войска прорвали мощные бетонированные укрепления противника, ворвались в город Новороссийск и завязали уличные бои. В это же время корабли Черноморского флота высадили десант в порту и тем самым нанесли удар противнику со стороны моря. После пятидневных ожесточенных боев город Новороссийск освобожден от немецко-фашистских оккупантов…»
Далее Пархомов записал данные о продвижении советских войск на других фронтах и заключительные строчки «Оперативной сводки за 16 сентября»:

«В течение 15 сентября наши войска на всех фронтах подбили и уничтожили 64 немецких танка. В воздушных боях и огнем зенитной артиллерии сбито 94 самолета противника…»
В напряженном молчании все трое прослушали «Сообщение» до конца. Сразу за этим грянула музыка, и они, словно очнувшись, выпрямились, торжествующе глядя друг на друга… В эту минуту на их лицах — разных по характеру каждого — было одно общее: «Нет больше беспросветной изоляции!… Не будет уже места безнадежности и отчаянию!… Голос Родины теперь станет помогать в борьбе!…»
Пархомов вытер рукавом вспотевшее от волнения лицо.
— Хорошо слышно, правда? — спросил он, ликуя.
— Я отчетливо слышал каждое слово! — восторженно воскликнул просветлевший Медведев. — Пархомов, дай я тебя поцелую!…
— Еще что выдумал! — отмахнулся довольный Пархомов.
— Ты как будто дал мне порцию волшебного лекарства! — продолжал Медведев. — Сейчас я дышу по-другому! Гляжу по-другому! Чувствую по-другому!… Понимаешь?…
— Надо быстрее к Смурову! — вмешался Матвеев. Глаза его, всегда строгого и сдержанного, сияли. Но в голосе звучала прежняя трезвая деловитость. — Я займусь антенной, а вы быстренько разберитесь с инструментом и материалами. Что нужно вернуть — возьмем с собою…
— Такие новости для нас так же важны, как и питание! — горячо продолжал Медведев. — Пархомов, прочти, как ты все записал. Может, что забыл, и надо поправить…
— Я потом прочту, давай работать… Я ничего не пропустил — стенографировал…
— Нет, читай сейчас! Я тут пока займусь один…
Пархомов принялся читать, а Медведев, позабыв о работе, снова жадно слушал, не в состоянии сдерживать радостную улыбку.
— Теперь можно записывать сводки регулярно, — прервал чтение Пархомов. — Правда?!
— Я готов ходить с тобой сюда каждый раз! — предложил Медведев. — От этого силы мои будут прибавляться, как сейчас…
— Надо, чтобы все наши ежедневно знали, что делается там, на фронтах!… — вдохновился Пархомов. — Если бы украсть у немцев пишущую машинку, можно было бы ежедневно размножать сводку для всех бараков…
— Это здорово бы всем помогало! — горячо согласился Медведев.
— Собирайтесь, собирайтесь быстрее! — потребовал Матвеев, втаскивая радиомачту в пещеру. — Надо торопиться к Смурову!…
— Как думаешь, товарищ Матвеев, — смог бы Смуров «добыть» у немцев пишмашинку? — спросил Пархомов.
— Смуров все сможет, что только возможно! — ответил Матвеев. — Но нам нужно оружие. А пишмашинка нам не нужна…
— Как это не нужна?! — возразил Пархомов. — Голос Москвы — это тоже оружие!… И на пишмашинке мы бы распространяли это оружие для всех…
— Не выдумывай! — строго сказал Матвеев. — Такое Смуров не разрешит!…
— Да ты что говоришь, Матвеев! — окрысился Пархомов. — Разве радиопередачи о наших победах на фронтах нужны только для нас с тобой?!. А не для всех заключенных?!.
— Конечно, для всех, — согласился Матвеев. — Но как их делать для всех, скажет только Смуров. Да что вы тут возитесь?! Надо спешить, чтобы застать Смурова. Он нас ждет. Давайте быстрее!
В несколько минут сборы были закончены, и все в приподнятом настроении заспешили в обратный путь…
4
Следующее утро у «славян» началось необычно. В конторку старосты, к Смурову, который, как всегда в этот час, находился на установленном для него месте, торопливо вошел встревоженный Матвеев.
— Беда, товарищ Смуров, — начал он с порога, увидев, что Смуров один. — Ночью Пархомов написал восемь листовок с кратким пересказом вчерашней радиопередачи из Москвы и расклеил их на досках для объявлений, под фонарями. У всех бараков. Шесть штук я и Митрофанов успели снять — вот они!… А двух уже нет — сняты. У кого-то на руках…
Смуров выслушал Матвеева не перебивая. На строгом лице его отразилось нарастающее глубокое беспокойство.
— Надо найти их все, дорогой Матвеев! — сказал он с внезапной горечью, вставая из-за стола. — Иначе — провал…
— Поиски продолжаем, товарищ Смуров. Мне помогают Митрофанов, Глебов и Медведев… Я тоже ухожу. Можно?…
— Да… Торопитесь,
Матвеев быстро вышел. Смуров бегло просмотрел одну из листовок. Глубокая складка заботы залегла на его лбу. Он сложил все листовки вместе, быстро сжег их в чугунке, стоявшей в дальнем углу, и вышел…
Обычно в это время все бригады, назначенные на работу, выстроенные в колонну, уже стояли у ворот, ожидая вывода. Теперь взбудораженные заключенные все еще толпились разрозненными группами у своих бараков, оживленно переговариваясь, обмениваясь впечатлениями, расспрашивая о содержании листовок тех немногих счастливчиков, которым удалось их прочесть…
Наблюдая со сторожевой вышки за беспокойством в лагере, за странным поведением заключенных, которые вовремя не построились и не подошли к воротам, что являлось чрезвычайным происшествием, охранники дали сигнал тревоги и направили прожекторы и пулеметы в сторону бараков. Начальник лагерной канцелярии протелефонировал о происходящем дежурному по гестапо. И к лагерю немедленно выехала машина с эсэсовцами-автоматчиками, а следом за ними и мотоциклисты-пулеметчики.
Энергичным вмешательством Смурова порядок среди заключенных был быстро восстановлен, и рабочие бригады построены в колонну. Собравшимся около Смурова бригадирам он сказал:
— В случае арестов и допросов все должны забыть даты и названия городов и населенных пунктов. Ничего конкретного!… А теперь — быстрее к воротам!…
К моменту прибытия к лагерю машины с эсэсовцами колонна заключенных уже стояла у ворот. На работу она была отправлена под усиленным конвоем. Но, как потом стало известно, никаких инцидентов не произошло. Заключенные вели себя дисциплинированно, и нарушений порядка не было…
У конторки Смурова ожидал растерянный, бледный Пархомов.
— Вчера мы опоздали, и я не смог поговорить с вами, товарищ Смуров… Я хотел помочь вам, подбодрить людей хорошими новостями… А оказалось — навредил… — Пархомов говорил с трудом, не поднимая головы. — Я это не в оправдание, а только в объяснение моего проступка…
— Здесь не место для таких разговоров, — остановил его Смуров. — Иди за мной…
В конторке Смуров сразу прошел к чугунке, перемешал там золу и сел за стол.
— Присаживайся, — пригласил он Пархомова. Потом пристально поглядел на него и тяжело вздохнул.
— Если хоть одна твоя листовка попадет в гестапо — а гестаповские агенты имеются и здесь! — будут аресты, пытки и казни, — сказал он, не повышая голоса. — Такая листовка сразу же раскроет, что у нас имеется радиоприемник, что мы слушаем Москву, что у нас действует подпольная организация… Так, с твоей помощью, мы сами раскроем врагу то, что обязаны охранять как строжайшую военную тайну… Ясно это тебе?
— Это я уже понял. Сегодня. После разговора с Матвеевым.
— На фронте за раскрытие перед врагом военной тайны виновного немедленно бы расстреляли…
— Я готов к любому наказанию, — твердо сказал Пархомов. — А в случае арестов никого не подведу. Все возьму на себя.
Смуров укоризненно покачал головой.
— И в этом ты не все представляешь так, как есть. Преувеличивать ум гестаповцев не следует, но все же они кое-что соображают. Это кровавые, бездушные садисты, но не все они тупицы…
Тяжелый разговор прервал вошедший Матвеев.
— Вот еще одна! — подал он листовку Смурову. — Не хватает последней, восьмой. Поиски продолжаем. — И Матвеев вышел.
— А ты точно помнишь, что написал восемь? Может, их было семь? — спросил Смуров, сжигая листовку.
— Нет, товарищ Смуров, восемь. На каждый барак по штуке. Сам и расклеил.
— Откуда ты взял для них бумагу?
— Из той тетради, что вы дали.
— Она сейчас с тобой?
— Да. И карандаш.
— Клади тетрадь на стол… Раскрывай… Пиши то, что я буду диктовать…
Когда работа была закончена, Смуров проинструктировал Пархомова и на прощание напомнил:
— Итак, не забудь ничего из того, что я тебе сказал!…
— Все понял, усвоил и твердо запомнил, товарищ Смуров…
— Ну, иди.
На пороге Пархомов встретился с Матвеевым и под его укоризненным взглядом виновато опустил голову.
Матвеев, получив указания Смурова, сразу же ушел.
В следующие полчаса к Смурову заходили с разными делами старосты бараков и дежурный по лагерю. Распоряжения Смурова были, как всегда, по-военному кратки и точны. Наконец он остался один, склонившись над папкой с приказами из «шрайбштубы» на завтра…
Снова вошел сумрачный Матвеев и стал докладывать:
— Восьмую листовку не нашли. Но с Борщенко связались. Твое ему передали…
— Это уже удача… Что еще?
— Сейчас от ворот в эту сторону идет группа автоматчиков. Думаю, что за тобой, товарищ Смуров…
— Вероятно, так.
— Мне уйти?
— Нет, будь здесь. Ты же останешься за меня. Что надо делать — знаешь… Я ведь, возможно, и не вернусь…
— Понимаю.
— В этом случае действуй, как предусмотрено. И перестрахуйся сам. Тебя, несомненно, арестуют вскоре после меня…
— Это мне тоже ясно.
За окном послышались приближающиеся к конторке шаги и немецкая речь.
— Ну, все. Это действительно за мной… Простимся — на всякий случай…
Они молча крепко обнялись и остались стоять у стола.
В конторку без стука вошли два автоматчика. Другие остались у двери.
— Староста Смуров?
— Я Смуров.
— Следуй за нами!

Глава десятая
КУДА ПОПАЛА «ВОСЬМАЯ» ЛИСТОВКА…

1
Незадолго до ареста Смурова с Пархомовым приключилось нечто весьма важное для развернувшихся событий. Ушел он от Смурова в крайне подавленном состоянии. На душе было черным-черно. Неотступно терзала мысль об опасности, нечаянно созданной им для общего дела и для таких замечательных товарищей, как Смуров и его помощники…
Уже рассвело. Медленно брел он к своему бараку, присматриваясь к каждой бумажке, которую ветер перекатывал по подмерзшим камням… У стены шестого барака остановился. Огляделся по сторонам. Вытащил из кармана новую листовку и стал высматривать, где удобнее было бы ее приклеить…
— Что ты тут делаешь? — раздался неожиданный голос.
Пархомов вздрогнул, сунул листок в карман и оглянулся. Перед ним стоял появившийся точно из-под земли незнакомец с номером пленного на груди, — тощий, в старой солдатской шинели, в кирзовых стоптанных сапогах, в дырявой шапке-ушанке… Его узкое лицо с длинным острым носом выражало крайнее любопытство. Небольшие круглые глазки смотрели из глубоких глазниц с острой заинтересованностью.
— Что за бумажку запрятал ты в карман? — задал он новый вопрос. — Не листовку ли, что утром висела тут на доске?
— Не твое дело! — вызывающе огрызнулся Пархомов. — Я тебя не знаю и знать не хочу! Понял?
— Конечно, ты меня знать не можешь — ты новичок. Но я тебя уже приметил… И если у тебя листовка — покажи, пожалуйста…
— Ничего показывать я тебе не собираюсь! — отрезал Пархомов, стараясь понять, кто перед ним: свой брат, действующий по заданию Матвеева, или замаскированный соглядатай? Но как это проверить?…
— Ты ее подобрал, что ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31