«А что, если я вдруг ослепну или меня хватит паралич?»— подумал он. Сперва эта мысль позабавила его. Он попытался представить, как будет метать банк, сидя с парализованными ногами. Если говорить всерьез, ноги банкомету — ни к чему. Потом он подумал, что раз для слепых изобрели книги с выпуклыми буквами, значит, можно напечатать и выпуклые карты. Он улыбнулся, представив, как нащупывает пальцами «пару» или «флеш». Постепенно думы его приняли более мрачный оборот. Он вспомнил беднягу Гордона, который застрелился, когда понял, что ему грозит паралич. «И правильно сделал!»— подумал Джек. Все эти размышления навеяли на него грусть; он даже решил чуточку выпить для поднятия настроения; но потом, памятуя о данном слове, передумал и постарался отогнать от себя неприятные мысли.
Чтобы рассеяться, он выглянул в окно. Оно выходило на грязный двор. За долгие летние месяцы тысячи конских копыт истолкли пересохшую землю в мельчайшую пыль. За глиняной стеной высилась черепичная кровля, а еще выше поднимались две четырехугольные церковные башни. Между башнями виднелась темно-зеленая листва, а дальше за ней — сверкающая гладь океана.
Было знойно и тяжко. Занавесь на окне не шевелилась. Пассатные ветры, привыкшие изводить и тиранить беззащитную миссию Сан-Антонио, запропали куда-то; плакучая ива под окном, впадавшая в конвульсии даже по самому малейшему поводу, стояла сегодня тихая, недвижная. Даже сияющее море словно страдало от удушья.
Вдруг, по неизвестной причине, Джек подумал о человеке с полураскрытым ртом из сакраментского отеля, с которым он затеял ссору в Сан-Франциско. Посмотрите — он едва верил своим глазам! — этот тип, этот самый тип стоял во дворе, в холодке, и глазел прямо на окна трактира. Мгновенно, без малейшего разумного повода, Джек впал в ярость. Если бы Пит был дома, он немедля послал бы его вниз, чтобы сообщить этому человеку все, что он о нем думает. Джек продолжал разглядывать незнакомца, но тут некие волшебные звуки отвлекли его внимание.
Он услышал звуки органа. Исполнение было посредственным, да и инструмент, как видно, плоховат. Но Джек страстно любил орган. Рассказывая о нем, я совсем позабыл упомянуть, что он состоял штатным органистом во Второй пресвитерианской церкви в Сакраменто до того несчастного дня, когда кто-то из более солидных прихожан усмотрел противоречие между занятием Джека в будни и по праздникам, после чего церковный староста — процветающий торговец спиртными напитками — потребовал отставки Джека. Прошло время, Джек стал играть на фортепьяно, но органа забыть не мог. У него была заветная мечта: постепенно повысить музыкальную культуру посетителей игорных домов, приобрести в собственность большой орган и установить его в самом шикарном салуне в городе. Сейчас он откинулся на подушку и весь превратился в слух. Приглядевшись, он увидел также, что здание по соседству — позднейшая пристройка к старой церкви, а то, что выглядело нишей, просто глубокий проем окна. Но вот мелодию органа подхватил хор детских голосов. Мистер Гемлин замер. Это была моцартовская месса, которую он знал наизусть.
Тихонько мурлыкая про себя, он почувствовал, как пропадают понемногу боль и слабость, как исчезает дурнота. Потом, позабыв решительно обо всем на свете, как и подобает истому меломану, он запел полным голосом (у Джека был хватающий за душу тенор, весьма любимый всеми его друзьями) и, кажется, начисто заглушил робкие голоса послушников. Любо было поглядеть на этого сентиментального прощелыгу! Больной, почти что погибающий от последствий беспутной жизни, он лежал в неприбранном номере в убогой испанской гостинице и воспевал хвалу пресвятой деве! Он исполнил всю мессу подряд и кончил лишь тогда, когда смолкли орган и голоса детей. Потом приподнялся на локте и выглянул во двор. С пригоршней мелочи наготове он терпеливо ждал кого-нибудь из певчих, чтобы затеять беседу; за искусство в шутливом диалоге его обожала детвора. Но ожидания его не оправдались. «Должно быть, детишек задержали в воскресной школе», — подумал Джек и уже собрался было откинуться вновь на подушки, когда в зарешеченном узком окне вдруг мелькнула женская фигура.
Мистер Гемлин чуть не задохнулся от волнения, к его бледным щекам прилила кровь. Джек был крайне чувствителен к женским чарам, а у решетки стояла девушка-индианка необыкновенной красоты. Джек готов был поклясться, что ничего прекраснее не видывал в жизни. Девушка недвижно стояла в глубоком проеме окна, подобно оправленному в раму изображению святой; только красота ее была скорее земной, нежели ангельской, а в больших глазах, окаймленных длинными ресницами, светилось нетерпеливое женское любопытство. Уверенный, что он надежно укрыт за занавесью, мистер Гемлин не отрываясь глядел на бронзоволицую красавицу, которая явилась ему словно дух, вызванный магией его голоса из этой хладной темно-красной стены. Видение пропало столь же неожиданно, как и возникло. С ним вместе для Джека погасли сияние дня и блеск моря.
Когда к вечеру вернулся Пит, он был удивлен и обеспокоен представившимся ему зрелищем. Хозяин его сидел у окна, готовый к выходу; глаза у него блестели, на щеках играл румянец.
— А вы не нарушили какого-нибудь из приказаний доктора, масса Джек? — несмело спросил Пит.
— Можешь проверить фляжку. Если ты сам к ней не прикладывался, старый лицемер, она полна до горлышка, — ответил Джек, развеселившись от тайного намека, скрытого в вопросе слуги. — Оделся я, чтобы идти в церковь. Хочу выяснить на месте, где ты там ухитряешься добывать спиртное. А весел я потому, что вступил на стезю добродетели. Ну-ка, открой «Руины» Вольнея, почитай мне на пробу. Довольно, ты совсем разучился читать, Пит. Кстати, почему ты считаешь, что если ты любишь господа бога, я должен из-за этого умирать с голоду? Закажи мне ужин, да поживее. Стой, куда ты помчался? Посылаю его в город с важным поручением, он три часа пропадает невесть где, а теперь норовит смыться, не сказав мне ни слова.
— Вы посылали меня с поручением? — вопросил изумленный Пит.
— Разумеется! Разве я не велел тебе изучить религиозные интересы населения в этом городе? — продолжал свой монолог мистер Гемлин с каменным выражением лица. — Разве я не поручил тебе выяснить, уместно ли будет верующему христианину и бывшему органисту Второй пресвитерианской церкви города Сакраменто посетить здешнюю католическую службу? Теперь всю эту тяжесть ты преспокойно перекладываешь на мои плечи. Да я об заклад готов биться, что ты даже не заглянул в католическую церковь!
Вконец обескураженный Пит схватил платяную щетку и принялся с судорожным усердием чистить платье на своем хозяине.
— Я не папист, масса Джек, но если бы я знал, что вы хотите…
— Тысяча чертей! Мало того что он морит меня голодом, он еще поносит католическую церковь, единственную, черт меня подери, церковь, куда порядочный человек…
Перепуганный Пит выбежал из комнаты.
Колокола только что отзвонили, и до вечерней службы оставалось еще добрых полчаса, когда мистер Гемлин прогулочным шагом вошел в старую церковь. В полумраке смутно чернели три-четыре коленопреклоненные фигуры. Не тусклый свет зажженных в алтаре свечей, а скорее сила интуиции подсказала Джеку, что той, кого он искал, в храме не было; укрывшись в тени колонны, он терпеливо приготовился ждать. Время тянулось медленно. Грузная женщина, от которой разило чесноком, вошла и опустилась на колени почти что рядом с ним. Вслед за ней явился смуглолицый вакеро ; Джек узнал его сразу; он приметил этого человека еще из окна дилижанса и пришел в восторг от богохульной испанской брани, которую тот изливал на непослушных коров; сейчас вакеро рухнул на колени и с уже известным Джеку природным красноречием воззвал к пресвятой деве. Потом вошли двое или трое, в которых Джек признал игроков в монте из своего трактира. Они стали молиться плаксивыми голосами; как видно, жаловались на проигрыш. Но вот мистер Гемлин пришел в страшное волнение; частота его вдруг подпрыгнувшего пульса сильно напугала бы доктора Дюшена. Всем своим существом он почувствовал, что где-то совсем рядом стоит другой человек, ожидающий кого-то так же нетерпеливо, как он сам, и с не меньшим тщанием вглядывающийся в каждого, кто входит в храм. Кто бы это мог быть? Украдкой, прячась в тени колонны, он старался разглядеть незнакомца. Он узнал глаза и торчащие зубы человека, которого уже видел сегодня, своего старого врага из Сакраменто.
Если бы дело происходило не в церкви, Джек тотчас же затеял бы ссору с Рамиресом, дал бы волю своей инстинктивной вражде к нему. Пока что он решил, что непременно последует за Рамиресом, когда тот выйдет из церкви, и постарается выместить на нем свое дурное настроение (если, конечно, оно не исправится к тому времени). Ему необходимо рассеяться, или он попросту подохнет со скуки в этом испанском городишке. Писатели, исследующие состав человеческой души, напрасно полагают, что страсти живут в ней раздельно одна от другой; чем слабее становилась надежда Джека, что он увидит прекрасную незнакомку, тем яростнее клокотала в нем злоба против Рамиреса. Но вот две женские фигуры заслонили свет у входа; послышалось шуршание шелковых одежд; какой-то пряный аромат перебил запах ладана. Джек поднял глаза, и сердце его замерло в груди.
То была она. Подойдя к скамьям для молящихся поблизости от него, она откинула черную вуаль, и он увидел то же недвижное лицо, лицо дриады, что явилось ему в окне. Сейчас она показалась ему вдвое прекраснее. Даже странный цвет ее лица таил для Джека неизъяснимое очарование. Она огляделась, помедлила мгновение, потом опустилась на колени между двумя игроками в моте. Теряя власть над собой, Джек шагнул вперед, словно хотел сказать, что они ей не компания. И тут же, замерев на месте, залился краской стыда; впервые в жизни он усомнился, что избрал достойную профессию.
Пел орган, священник монотонным голосом вычитывал молитву, клубы ладана вздымались в застоявшемся воздухе храма, а Джек Гемлин парил в мечтах. Он уже успел выгнать прочь бесчувственного ремесленника, сидевшего за инструментом, и уселся сам на его место; призвав на помощь трубы органа и собственный голос, он возглашал хвалу некоему новому божеству, не воображаемому божеству, нет, вполне реальному существу из плоти и крови. Почти наяву он услышал, как ее юный чистый голос сливается с его голосом, и это слияние — хотя безличное и хладное — все же подарило ему огромную радость, наполнило его душу восторгом. Впрочем, даже паря на крыльях мечты, он отлично понимал, что не мог бы взять сейчас ни единой ноты; дыхание у него прерывалось, к горлу подступил комок. Он принялся внимательно рассматривать соседку. Он глядел на изящную головку с блестящими волосами, на вуаль из дорогого кружева; от его глаз не укрылись и элегантность ее убора, и крохотная туфелька, видневшаяся из-под шелкового платья. Все вместе говорило об утонченном образе жизни, о принадлежности к избранному обществу. Джек почувствовал, что их разделяет безбрежный океан.
Служба кончилась, замолкли последние звуки органа, дама поднялась с колен. Случись это полчаса тому назад, Джек опередил бы ее, чтобы словить хотя бы мимолетный взгляд прекрасных глаз. Но сейчас им владели непривычные для него чувства; он испытывал робость, неуверенность в себе. Когда дама подошла к стоявшей рядом чаше со святой водой, Джек отступил еще дальше в тень колонны. Сняв с руки перчатку, она подалась вперед — ее теплое дыхание почти что коснулось Джека — и окунула в чашу тонкие пальцы. Когда она подняла руку, чтобы перекреститься, Джек вздрогнул. Несколько капель воды с маленьких пальчиков угодили ему прямо в лицо.
5. ВИКТОР ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЕ
По счастью для мистера Гемлина, молодая женщина не разглядела его в темноте и, даже не ведая о том, что нечаянно совершила над ним обряд крещения, проследовала, не спеша, к выходу. Когда она немного отдалилась, Джек выступил из своего укрытия, чтобы проводить ее почтительным и грустным взглядом. Но не успела она достичь портика, как замерла на месте и быстрым шагом вернулась назад, чуть не задев стоявшего на ее пути Джека. В ее прелестных глазах светился испуг, полураскрытые алые губы побледнели, она была вне себя от волнения. Не замечая Джека и сделав вид, что ей надобна святая вода, она вновь подбежала к чаше, прислонилась к колонне и отвернула лицо прочь, словно ноги отказались служить ей. Джек заметил, как судорожным движением рук она ухватилась за каменные края чаши, как трепет ужаса прошел по всему ее телу.
Набравшись духу, Джек приблизился к незнакомке. Куда девалась его дерзкая, уверенная манера вести себя с женщинами. Краснея как мальчик, он промолвил робко и сконфуженно:
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам, мисс? Мне кажется, вы дурно себя чувствуете… Быть может, устали. Не подать ли вам стул? В этой проклятой дыре такая адская жарища! Простите!.. Я хотел сказать, что здесь чуточку душно. Вы позволите принести вам стакан воды?.. Или подать экипаж?..
Тут она подняла на него глаза, и Джек полностью лишился голоса и присутствия духа.
— Со мной ничего не случилось, — сказала она с совершенным спокойствием, которое испугало Джека еще больше, чем ее недавнее волнение. — Совсем ничего… — Она бросила на него ясный взгляд, открытый и простодушный; но вместе с тем (так, по крайней мере, показалось Джеку) столь холодный и безразличный, что он, всю жизнь глядевший в лицо любому собеседнику, должен был опустить глаза. — Здесь в самом деле душно. Теперь мне лучше.
— Вы позволите принести вам… — снова начал Джек.
— Благодарю вас, мне ничего не нужно. — Сказав это, она сочла все же необходимым объяснить свое поведение: — Когда я выходила, меня стиснули в толпе и у меня закружилась голова… Мне показалось, что кто-то… какой-то мужчина… толкнул меня. Впрочем, быть может, я ошиблась.
Она обратила лицо к выходу. Там действительно стоял какой-то мужчина. Ее взгляд, ее намек — если только в словах ее содержался намек — воспламенили Джека. Не дожидаясь конца ее речи, он направился прямо к двери. Там, к своему изумлению и вящей ярости, он нашел Рамиреса. Мистер Гемлин не стал затруднять себя излишними объяснениями. Произнеся одно-единственное слово, он искусно применил двойной удар — кулаком и коленкой одновременно — и спустил ошеломленного Рамиреса с лестницы, после каковых подвигов вознамерился было вернуться к своей собеседнице. Но она оказалась не менее проворной, чем он. Уловив момент, когда Джек сбросил Рамиреса с лестницы, девушка с необычайной энергией, особенно удивительной после только что проявленной слабости, скользнула вниз и села в свой экипаж, поджидавший ее у самого выхода. Она тотчас укатила прочь, подарив на прощание мистеру Гемлину благодарный взгляд и очаровательную улыбку. Джек был на верху блаженства. Правда, ему предстояло сейчас неприятное объяснение, а быть может, и драка. Но что за беда! Подобная угроза лишь веселила этого шалопая.
Кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел разъяренного, задыхающегося от обидь: Виктора. Мистер Гемлин мгновенно расцвел улыбкой.
— Скажите пожалуйста! — вскричал он, имитируя простодушную радость. — Ты ли это, Джонни? Провалиться мне на этом месте! Так вот, значит, где ты обитаешь! На пару со святым Антонием! Кто бы мог подумать? Значит, я сбросил тебя с твоего собственного крылечка? Как это мне в голову не пришло? Ты стоял с таким важным видом! Подумать только, Джонни!
— Я не Джонни! Карамба! — взревел Виктор, совсем теряя голову от бешенства.
— Быть не может! Не из тех ли самых Карамба, что проживают в Датч-Флете? А впрочем, стоит ли держаться за такое неизящное имя? Джонни — куда лучше! И на твоем месте я не стал бы затевать сейчас ссору. Вспомни-ка, Джонни, какой сегодня день! Воскресенье! Не лучше ли будет пойти сейчас домой. Тихонько пойти домой, а там, если руки так уж чешутся, поколотить беззащитную женщину или ребенка! Но главное, пойти домой. И к чему вынимать из кармана такой острый нож? Ножом можно пальчики порезать, да и народ кругом перепугается. Будь пай-мальчиком, ступай домой. А завтра прямо с утра придешь в гостиницу на соседней площади и спросишь там мистера Гемлина, Джека Гемлина. Он проживает в двадцать девятом номере. Поднимешься прямо в номер и дашь ему там жару. Будь я на твоем месте, у меня вся гостиница утонула бы в крови!
К Виктору подошли игроки в монте , как видно готовые принять сторону своего земляка. Увидев это, Виктор решил сыграть на их настроении.
— Или мы совсем не люди, дорогие соотечественники? — со скорбью возопил он. — А кто этот чужеземец? Человек без чести.
Мистер Гемлин, который недурно ориентировался в испанском бранном лексиконе, навострил уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Чтобы рассеяться, он выглянул в окно. Оно выходило на грязный двор. За долгие летние месяцы тысячи конских копыт истолкли пересохшую землю в мельчайшую пыль. За глиняной стеной высилась черепичная кровля, а еще выше поднимались две четырехугольные церковные башни. Между башнями виднелась темно-зеленая листва, а дальше за ней — сверкающая гладь океана.
Было знойно и тяжко. Занавесь на окне не шевелилась. Пассатные ветры, привыкшие изводить и тиранить беззащитную миссию Сан-Антонио, запропали куда-то; плакучая ива под окном, впадавшая в конвульсии даже по самому малейшему поводу, стояла сегодня тихая, недвижная. Даже сияющее море словно страдало от удушья.
Вдруг, по неизвестной причине, Джек подумал о человеке с полураскрытым ртом из сакраментского отеля, с которым он затеял ссору в Сан-Франциско. Посмотрите — он едва верил своим глазам! — этот тип, этот самый тип стоял во дворе, в холодке, и глазел прямо на окна трактира. Мгновенно, без малейшего разумного повода, Джек впал в ярость. Если бы Пит был дома, он немедля послал бы его вниз, чтобы сообщить этому человеку все, что он о нем думает. Джек продолжал разглядывать незнакомца, но тут некие волшебные звуки отвлекли его внимание.
Он услышал звуки органа. Исполнение было посредственным, да и инструмент, как видно, плоховат. Но Джек страстно любил орган. Рассказывая о нем, я совсем позабыл упомянуть, что он состоял штатным органистом во Второй пресвитерианской церкви в Сакраменто до того несчастного дня, когда кто-то из более солидных прихожан усмотрел противоречие между занятием Джека в будни и по праздникам, после чего церковный староста — процветающий торговец спиртными напитками — потребовал отставки Джека. Прошло время, Джек стал играть на фортепьяно, но органа забыть не мог. У него была заветная мечта: постепенно повысить музыкальную культуру посетителей игорных домов, приобрести в собственность большой орган и установить его в самом шикарном салуне в городе. Сейчас он откинулся на подушку и весь превратился в слух. Приглядевшись, он увидел также, что здание по соседству — позднейшая пристройка к старой церкви, а то, что выглядело нишей, просто глубокий проем окна. Но вот мелодию органа подхватил хор детских голосов. Мистер Гемлин замер. Это была моцартовская месса, которую он знал наизусть.
Тихонько мурлыкая про себя, он почувствовал, как пропадают понемногу боль и слабость, как исчезает дурнота. Потом, позабыв решительно обо всем на свете, как и подобает истому меломану, он запел полным голосом (у Джека был хватающий за душу тенор, весьма любимый всеми его друзьями) и, кажется, начисто заглушил робкие голоса послушников. Любо было поглядеть на этого сентиментального прощелыгу! Больной, почти что погибающий от последствий беспутной жизни, он лежал в неприбранном номере в убогой испанской гостинице и воспевал хвалу пресвятой деве! Он исполнил всю мессу подряд и кончил лишь тогда, когда смолкли орган и голоса детей. Потом приподнялся на локте и выглянул во двор. С пригоршней мелочи наготове он терпеливо ждал кого-нибудь из певчих, чтобы затеять беседу; за искусство в шутливом диалоге его обожала детвора. Но ожидания его не оправдались. «Должно быть, детишек задержали в воскресной школе», — подумал Джек и уже собрался было откинуться вновь на подушки, когда в зарешеченном узком окне вдруг мелькнула женская фигура.
Мистер Гемлин чуть не задохнулся от волнения, к его бледным щекам прилила кровь. Джек был крайне чувствителен к женским чарам, а у решетки стояла девушка-индианка необыкновенной красоты. Джек готов был поклясться, что ничего прекраснее не видывал в жизни. Девушка недвижно стояла в глубоком проеме окна, подобно оправленному в раму изображению святой; только красота ее была скорее земной, нежели ангельской, а в больших глазах, окаймленных длинными ресницами, светилось нетерпеливое женское любопытство. Уверенный, что он надежно укрыт за занавесью, мистер Гемлин не отрываясь глядел на бронзоволицую красавицу, которая явилась ему словно дух, вызванный магией его голоса из этой хладной темно-красной стены. Видение пропало столь же неожиданно, как и возникло. С ним вместе для Джека погасли сияние дня и блеск моря.
Когда к вечеру вернулся Пит, он был удивлен и обеспокоен представившимся ему зрелищем. Хозяин его сидел у окна, готовый к выходу; глаза у него блестели, на щеках играл румянец.
— А вы не нарушили какого-нибудь из приказаний доктора, масса Джек? — несмело спросил Пит.
— Можешь проверить фляжку. Если ты сам к ней не прикладывался, старый лицемер, она полна до горлышка, — ответил Джек, развеселившись от тайного намека, скрытого в вопросе слуги. — Оделся я, чтобы идти в церковь. Хочу выяснить на месте, где ты там ухитряешься добывать спиртное. А весел я потому, что вступил на стезю добродетели. Ну-ка, открой «Руины» Вольнея, почитай мне на пробу. Довольно, ты совсем разучился читать, Пит. Кстати, почему ты считаешь, что если ты любишь господа бога, я должен из-за этого умирать с голоду? Закажи мне ужин, да поживее. Стой, куда ты помчался? Посылаю его в город с важным поручением, он три часа пропадает невесть где, а теперь норовит смыться, не сказав мне ни слова.
— Вы посылали меня с поручением? — вопросил изумленный Пит.
— Разумеется! Разве я не велел тебе изучить религиозные интересы населения в этом городе? — продолжал свой монолог мистер Гемлин с каменным выражением лица. — Разве я не поручил тебе выяснить, уместно ли будет верующему христианину и бывшему органисту Второй пресвитерианской церкви города Сакраменто посетить здешнюю католическую службу? Теперь всю эту тяжесть ты преспокойно перекладываешь на мои плечи. Да я об заклад готов биться, что ты даже не заглянул в католическую церковь!
Вконец обескураженный Пит схватил платяную щетку и принялся с судорожным усердием чистить платье на своем хозяине.
— Я не папист, масса Джек, но если бы я знал, что вы хотите…
— Тысяча чертей! Мало того что он морит меня голодом, он еще поносит католическую церковь, единственную, черт меня подери, церковь, куда порядочный человек…
Перепуганный Пит выбежал из комнаты.
Колокола только что отзвонили, и до вечерней службы оставалось еще добрых полчаса, когда мистер Гемлин прогулочным шагом вошел в старую церковь. В полумраке смутно чернели три-четыре коленопреклоненные фигуры. Не тусклый свет зажженных в алтаре свечей, а скорее сила интуиции подсказала Джеку, что той, кого он искал, в храме не было; укрывшись в тени колонны, он терпеливо приготовился ждать. Время тянулось медленно. Грузная женщина, от которой разило чесноком, вошла и опустилась на колени почти что рядом с ним. Вслед за ней явился смуглолицый вакеро ; Джек узнал его сразу; он приметил этого человека еще из окна дилижанса и пришел в восторг от богохульной испанской брани, которую тот изливал на непослушных коров; сейчас вакеро рухнул на колени и с уже известным Джеку природным красноречием воззвал к пресвятой деве. Потом вошли двое или трое, в которых Джек признал игроков в монте из своего трактира. Они стали молиться плаксивыми голосами; как видно, жаловались на проигрыш. Но вот мистер Гемлин пришел в страшное волнение; частота его вдруг подпрыгнувшего пульса сильно напугала бы доктора Дюшена. Всем своим существом он почувствовал, что где-то совсем рядом стоит другой человек, ожидающий кого-то так же нетерпеливо, как он сам, и с не меньшим тщанием вглядывающийся в каждого, кто входит в храм. Кто бы это мог быть? Украдкой, прячась в тени колонны, он старался разглядеть незнакомца. Он узнал глаза и торчащие зубы человека, которого уже видел сегодня, своего старого врага из Сакраменто.
Если бы дело происходило не в церкви, Джек тотчас же затеял бы ссору с Рамиресом, дал бы волю своей инстинктивной вражде к нему. Пока что он решил, что непременно последует за Рамиресом, когда тот выйдет из церкви, и постарается выместить на нем свое дурное настроение (если, конечно, оно не исправится к тому времени). Ему необходимо рассеяться, или он попросту подохнет со скуки в этом испанском городишке. Писатели, исследующие состав человеческой души, напрасно полагают, что страсти живут в ней раздельно одна от другой; чем слабее становилась надежда Джека, что он увидит прекрасную незнакомку, тем яростнее клокотала в нем злоба против Рамиреса. Но вот две женские фигуры заслонили свет у входа; послышалось шуршание шелковых одежд; какой-то пряный аромат перебил запах ладана. Джек поднял глаза, и сердце его замерло в груди.
То была она. Подойдя к скамьям для молящихся поблизости от него, она откинула черную вуаль, и он увидел то же недвижное лицо, лицо дриады, что явилось ему в окне. Сейчас она показалась ему вдвое прекраснее. Даже странный цвет ее лица таил для Джека неизъяснимое очарование. Она огляделась, помедлила мгновение, потом опустилась на колени между двумя игроками в моте. Теряя власть над собой, Джек шагнул вперед, словно хотел сказать, что они ей не компания. И тут же, замерев на месте, залился краской стыда; впервые в жизни он усомнился, что избрал достойную профессию.
Пел орган, священник монотонным голосом вычитывал молитву, клубы ладана вздымались в застоявшемся воздухе храма, а Джек Гемлин парил в мечтах. Он уже успел выгнать прочь бесчувственного ремесленника, сидевшего за инструментом, и уселся сам на его место; призвав на помощь трубы органа и собственный голос, он возглашал хвалу некоему новому божеству, не воображаемому божеству, нет, вполне реальному существу из плоти и крови. Почти наяву он услышал, как ее юный чистый голос сливается с его голосом, и это слияние — хотя безличное и хладное — все же подарило ему огромную радость, наполнило его душу восторгом. Впрочем, даже паря на крыльях мечты, он отлично понимал, что не мог бы взять сейчас ни единой ноты; дыхание у него прерывалось, к горлу подступил комок. Он принялся внимательно рассматривать соседку. Он глядел на изящную головку с блестящими волосами, на вуаль из дорогого кружева; от его глаз не укрылись и элегантность ее убора, и крохотная туфелька, видневшаяся из-под шелкового платья. Все вместе говорило об утонченном образе жизни, о принадлежности к избранному обществу. Джек почувствовал, что их разделяет безбрежный океан.
Служба кончилась, замолкли последние звуки органа, дама поднялась с колен. Случись это полчаса тому назад, Джек опередил бы ее, чтобы словить хотя бы мимолетный взгляд прекрасных глаз. Но сейчас им владели непривычные для него чувства; он испытывал робость, неуверенность в себе. Когда дама подошла к стоявшей рядом чаше со святой водой, Джек отступил еще дальше в тень колонны. Сняв с руки перчатку, она подалась вперед — ее теплое дыхание почти что коснулось Джека — и окунула в чашу тонкие пальцы. Когда она подняла руку, чтобы перекреститься, Джек вздрогнул. Несколько капель воды с маленьких пальчиков угодили ему прямо в лицо.
5. ВИКТОР ДЕЛАЕТ ОТКРЫТИЕ
По счастью для мистера Гемлина, молодая женщина не разглядела его в темноте и, даже не ведая о том, что нечаянно совершила над ним обряд крещения, проследовала, не спеша, к выходу. Когда она немного отдалилась, Джек выступил из своего укрытия, чтобы проводить ее почтительным и грустным взглядом. Но не успела она достичь портика, как замерла на месте и быстрым шагом вернулась назад, чуть не задев стоявшего на ее пути Джека. В ее прелестных глазах светился испуг, полураскрытые алые губы побледнели, она была вне себя от волнения. Не замечая Джека и сделав вид, что ей надобна святая вода, она вновь подбежала к чаше, прислонилась к колонне и отвернула лицо прочь, словно ноги отказались служить ей. Джек заметил, как судорожным движением рук она ухватилась за каменные края чаши, как трепет ужаса прошел по всему ее телу.
Набравшись духу, Джек приблизился к незнакомке. Куда девалась его дерзкая, уверенная манера вести себя с женщинами. Краснея как мальчик, он промолвил робко и сконфуженно:
— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам, мисс? Мне кажется, вы дурно себя чувствуете… Быть может, устали. Не подать ли вам стул? В этой проклятой дыре такая адская жарища! Простите!.. Я хотел сказать, что здесь чуточку душно. Вы позволите принести вам стакан воды?.. Или подать экипаж?..
Тут она подняла на него глаза, и Джек полностью лишился голоса и присутствия духа.
— Со мной ничего не случилось, — сказала она с совершенным спокойствием, которое испугало Джека еще больше, чем ее недавнее волнение. — Совсем ничего… — Она бросила на него ясный взгляд, открытый и простодушный; но вместе с тем (так, по крайней мере, показалось Джеку) столь холодный и безразличный, что он, всю жизнь глядевший в лицо любому собеседнику, должен был опустить глаза. — Здесь в самом деле душно. Теперь мне лучше.
— Вы позволите принести вам… — снова начал Джек.
— Благодарю вас, мне ничего не нужно. — Сказав это, она сочла все же необходимым объяснить свое поведение: — Когда я выходила, меня стиснули в толпе и у меня закружилась голова… Мне показалось, что кто-то… какой-то мужчина… толкнул меня. Впрочем, быть может, я ошиблась.
Она обратила лицо к выходу. Там действительно стоял какой-то мужчина. Ее взгляд, ее намек — если только в словах ее содержался намек — воспламенили Джека. Не дожидаясь конца ее речи, он направился прямо к двери. Там, к своему изумлению и вящей ярости, он нашел Рамиреса. Мистер Гемлин не стал затруднять себя излишними объяснениями. Произнеся одно-единственное слово, он искусно применил двойной удар — кулаком и коленкой одновременно — и спустил ошеломленного Рамиреса с лестницы, после каковых подвигов вознамерился было вернуться к своей собеседнице. Но она оказалась не менее проворной, чем он. Уловив момент, когда Джек сбросил Рамиреса с лестницы, девушка с необычайной энергией, особенно удивительной после только что проявленной слабости, скользнула вниз и села в свой экипаж, поджидавший ее у самого выхода. Она тотчас укатила прочь, подарив на прощание мистеру Гемлину благодарный взгляд и очаровательную улыбку. Джек был на верху блаженства. Правда, ему предстояло сейчас неприятное объяснение, а быть может, и драка. Но что за беда! Подобная угроза лишь веселила этого шалопая.
Кто-то положил руку ему на плечо. Обернувшись, он увидел разъяренного, задыхающегося от обидь: Виктора. Мистер Гемлин мгновенно расцвел улыбкой.
— Скажите пожалуйста! — вскричал он, имитируя простодушную радость. — Ты ли это, Джонни? Провалиться мне на этом месте! Так вот, значит, где ты обитаешь! На пару со святым Антонием! Кто бы мог подумать? Значит, я сбросил тебя с твоего собственного крылечка? Как это мне в голову не пришло? Ты стоял с таким важным видом! Подумать только, Джонни!
— Я не Джонни! Карамба! — взревел Виктор, совсем теряя голову от бешенства.
— Быть не может! Не из тех ли самых Карамба, что проживают в Датч-Флете? А впрочем, стоит ли держаться за такое неизящное имя? Джонни — куда лучше! И на твоем месте я не стал бы затевать сейчас ссору. Вспомни-ка, Джонни, какой сегодня день! Воскресенье! Не лучше ли будет пойти сейчас домой. Тихонько пойти домой, а там, если руки так уж чешутся, поколотить беззащитную женщину или ребенка! Но главное, пойти домой. И к чему вынимать из кармана такой острый нож? Ножом можно пальчики порезать, да и народ кругом перепугается. Будь пай-мальчиком, ступай домой. А завтра прямо с утра придешь в гостиницу на соседней площади и спросишь там мистера Гемлина, Джека Гемлина. Он проживает в двадцать девятом номере. Поднимешься прямо в номер и дашь ему там жару. Будь я на твоем месте, у меня вся гостиница утонула бы в крови!
К Виктору подошли игроки в монте , как видно готовые принять сторону своего земляка. Увидев это, Виктор решил сыграть на их настроении.
— Или мы совсем не люди, дорогие соотечественники? — со скорбью возопил он. — А кто этот чужеземец? Человек без чести.
Мистер Гемлин, который недурно ориентировался в испанском бранном лексиконе, навострил уши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52