А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

А он что, сквалыга, удумал? Татарина в дом притащил и ходит за ним, как за теленком. Да я таперича, после басурмана, туда шагу не сделаю. Запалить только и осталось! Гори вместе с татарином, коли такая у тебя к нему присуха! Кто же тебя, болячку, только родил такого? Вражина! Змей болотный...
Басаргин слушал все это, лежа на кровати, и мечтательно улыбался.
Залихватское, стремительное слово "набег" на самом деле означало долгое топтание солдатских сапог на станичной площади, поддразнивание офицерами своих лошадей, которых они то пускали вскачь, то осаживали через три-четыре шага, покашливание, перекидывайте пустыми фразами. Наконец эта масса людей неторопливо трогалась, переваливаясь и колышась, в оседавшем утреннем тумане. Торопились одни артиллеристы, подстегивая и таща под уздцы своих невозмутимых лошадок и все равно отставая от общей массы.
Солдатская колонна покачивалась, дрожала штыками, гудела разговорами. Над ней плыла серая туча комаров и мошкары.
- Да ты полегче, черт конопатый! - обернулся один из солдат. - Не в ворота адовы стучишь, бестолочь!
- Сердит ты больно, дядя Макар, - засмеялся в ответ Артамонов. - Гляди, вот троих комариков на тебе задавил, как шрапнелью. Целую, можно сказать, семью кровопивцев приговорил. И то сказать, кто ж тебя и приласкает, кроме меня, дядя Макар? Разве что татарская сабля?
- Да уж пущай бы комары кусали, чем ты ручищами своими размахивал.
- Уж больно ты нежен! Гляди, какой барин выискался! - не унимался Артамонов.
- Барин не барин, а не тебе, сиволапому мерину, чета.
- А чем это я тебя хужее? А можа ты дворянского звания, из разжалованных? Что-то не похож. Рожа у тебя, что мой сапог, только без голенища.
- Не из господ я, врать не буду, но и за Савраской в поле не ходил, и гусей с тобой, Тимошка, не пас.
- А из каковских же ты, дядя Макар? - спрашивал тогда Тимофей Артамонов, подмигивая бредущим в строю солдатам, которые прислушивались к их перебранке с удовольствием. - Мы тут с братцами поспорили. Они говорят, что ты из тех самых, что за печкой по щелям прячутся. А я наоборот говорю, что из тех, что в исподниках живут и шибко хорошо прыгают.
Группа солдат в середине колонны покатилась со смеху. Поручик Басаргин направил коня, чтобы осадить разошедшихся весельчаков, но капитан Азаров его остановил:
- Пусть балагурят до Терека! А там уж...
- Генерала Дубельта слыхал? - между тем гордо вопрошал своего собеседника солдат Макар Власов. - То-то и оно, что не слыхал! Куда тебе, пустобреху! Генерал Дубельт Леонтий Васильевич - начальник Третьего отделения Его императорского величества канцелярии...
- Так это твой дядюшка, видать! - тут же отозвался Артамонов. - А ты его любимый племяш! Дядюшка тебя сюда и снарядил, людей посмотреть, себя показать да жирок нагулять.
- Я у Леонтия Васильевича и супруги его, Анны Николаевны, находился в услужении лакеем, в имении ихнем, в селе Рыскино Тверской губернии, назидательно стал рассказывать Власов, уже не обращая внимания на подковырки Артамонова. - Какие господа, скажу я вам, братцы, хорошие! Вам бы таких! Бывало, Анна Николаевна выйдет на крыльцо к мужикам и спросит их: "А что? Каков наш барин?" А мужики ей отвечают: "Таких господ, матушка-барыня, да даже и таких людей на свете нет! Других господ ждут в деревню, у людей вся утроба от страха трясется, а наших господ ждешь, как ангелов с неба. Уж нас все-то спрашивают, какому вы богу молитесь, что вам счастья столько от господ?" Правда, сам генерал в деревню наезжал редко, он все больше письма Анне Николаевне слал. Раз как-то наказал доставить ему в Петербург две сотни рябчиков. Анна Николаевна, ангел-то наш, ему напомнила, что мужики рябчиков не разводят, а коли будут за ними но болотам и лесам гоняться, то сами с голода околеют. Вот какая барыня у нас! Нет чтобы вашего брата мужика заставить побегать за рябчиками, она же еще и заступалась...
- По всему видать, что повезло тебе, дядя Макар. А все оттого, что у тебя брови сросшиеся. Верная примета!
- А в людях генеральских, скажу я вам, и того лучше! Не в пример лучше житье! Вот сами посудите. Как-то Анна Николаевна затеяла торжественность организовать. Позвала всяких знаменитых господ в гости. А черный ход по случаю велела закрыть. Повар наш Пашка с парадного крыльца в дом захаживать не привык. Понес он горячий шоколад для господ и заблудился. Ходит по дому, орет, а шоколад остывает. Анна Николаевна только посмеялась, даже не заругалась...
- Что же это такое будет - шоклад этот? - заинтересовался шагавший слева солдат.
- А это навроде нашей горелой каши, - встрял опять Тимошка Артамонов, только в тарелочке серебряной.
- Врешь ты, межа пустая! - обиделся Макар Власов за господское кушанье. - Дух такой от него, как от меда, только еще шибче! А вкусен он, шоколад, как...
- Да ты еще скажи, что пробовал? - возразил Тимошка.
- И скажу!
- Брешешь! Побожись!
- Вот те крест! Палец макнул!
- Который палец? - поинтересовался Артамонов.
- Вот энтот! - показал Макар.
- Ах, э-энтот! - разочарованно пропел насмешник.
Строй опять выдохнул смешинку, закашлялся, сбился с ноги.
- Цыц, черти! - прикрикнул на них капитан Азаров. - Сейчас вам татары насыпят в штаны, тогда вместе посмеемся!
Солдаты притихли, но Тимофей Артамонов скоро опять окликнул шагавшего впереди Власова:
- Что же тебя твои ангелы, дядя Макар, в рекруты сдали? Не за тот ли самый палец ты пострадал?
- Не, за другое, - ответил Власов. - Ведено мне было всем говорить, что хозяина нет дома. Я и говорил. А тут такой знатный барин подъезжает. Ну, я ему все честь по чести, как велено, мол, нет хозяина дома. А оказалось, что это сам граф Воронцов приезжал. Барыня-матушка Анна Николаевна очень разволновалась. Все не могла успокоиться. Меня вот и отправили в солдатушки.
- Теперь уж барыня успокоилась, знамо дело, - кивнул головой посерьезневший Артамонов.
- Жаловаться на судьбу нечего, - подытожил свой рассказ Макар Власов, службу надо было знать. Графа Воронцова, шутка ли сказать, не узнал!
- А ты его раньше-то видал, графа этого?
- Не видал! Так и что из того, что не видал?! Узнать все равно был должен!
Артамонов посмотрел на сутулую спину Макара, облепленную комарами. Хотел шлепнуть покрепче, да передумал. Смахнул кровососов и сказал:
- Ты, дядя Макар, теперича графа Воронцова можешь забыть. А вот если ты чечена в кустах не узнаешь, тогда тебя так же у ворот встречать будут, как и ты у господских. А слыхали вы, братцы, историю про барина и мужика? Сказывать, что ли? А коли сказывать, так махорочкой угостите... Вот спасибочки!
И замолчал. Минут пять шли молча, солдаты ждали-ждали и не выдержали:
- Что же ты, Тимошка, не сказываешь?
- Про чо?
- Про чо! Да про мужика и барина.
- Про какого такого барина? Который мужичка махоркой угостил? Так что тут сказывать, если вы это лучше меня знаете? Вон как отсыпали, от души.
- Вот брехун! Опять всех запряг, а сам сидит - ножки свесил.
- Да ладно, братцы! Пошутил я. Разве я вас когда обманывал? Вот история какая. Жил один барин. Хорошо жил, из мужика повытягивал жил, только вот пошло его имение с молотка, а его самого собирались в долговую яму посадить. Куда деваться? Вот встречает он мужика. Мужик идет и плачет. Барин спрашивает: "Что с тобой, мужик?" А мужик отвечает: "Горе у меня большое. Царь призывает!" Барин удивляется, мол, важный какой мужик, раз его сам царь к себе призывает. А барин был страсть какой хитрый. Хитрее всех. Думает: "Обману мужика". Говорит ему тогда: "Хочешь заместо меня барином стать?" А мужичок отвечает: "А мне какая с того корысть?" Тот ему: "Почет тебе будет и уважение. Если что не по тебе, ты тут же по морде. А еще дам тебе тысячу рублей, на черный день припасенных. Место скажу, где зарыл их. Согласен?". "Согласен", - говорит мужик. "Тогда давай меняться, ты называйся мной, а я тобой назовусь". Думал барин, как призовут его к царю, так он все милости государевы в миг получит. Так они и порешили. Назвался мужик барином, его схватили и в долговую тюрьму посадили. Назвался барин мужиком, его призвали к царю, то есть в солдаты взяли на службу царскую. Барина на кавказской войне застрелили, а мужика выпустили из тюрьмы. Он деньги откопал, да и зажил хорошо.
- Неужто на кавказской войне барина убило? - спросил кто-то из солдат.
- Знамо дело, на кавказской, - подтвердил Артамонов.
- Знаю вот, что брешет, а слушать приятно, - сказал старый солдат Коростылев, подмигивая Макару Власову.
Офицеры же ехали молча. Только уже на той стороне Терека прапорщик Ташков вдруг сказал:
- Мне вчера пришло письмо из дома, господа. Жуковский умер...
- Жуковский? Василий Андреевич? - переспросил капитан Азаров. - Ах, ты! Еще один русский поэт! Я ведь был знаком с Василием Андреевичем, господа. Впрочем, с Михаилом Юрьевичем тоже...
Басаргин, словно его окликнули, вдруг повернулся к офицерам и прочитал:
Что же, что в очах Людмилы?
Камней ряд, кресты, могилы,
И среди них божий храм.
Конь несется по гробам;
Стены звонкий вторят топот;
И в траве чуть слышный шепот,
Как усопших тихий глас...
- Оставьте, поручик, - перебил его капитан Азаров, - не будем предаваться скорби. Война - дело веселых усачей. А Василия Андреевича нашего после набега помянем, как водится. Всех приглашаю после дела к себе! А теперь с богом!
Первый орудийный залп размножился горным эхом. Немирный аул, словно сбегавший в низину с горы, а при виде врага замерший и оцепеневший, теперь ожил разрывами русских гранат. Канониры целились в каменные башенки, но точно попасть, снеся напрочь каменную кладку, удалось только одному. Откуда-то вылетели две пестрые курицы и понеслись между саклями. Капитан Азаров приказал прекратить стрельбу.
Верховые казаки поскакали вдоль склона в обход аула, а батальон пехоты рассыпным строем вошел в чеченское селение. У крайней сакли стоял серый молоденький ягненок, протяжно мекал и дрожал.
Солдаты разбрелись по аулу. В эту странную войну им приходилось то вырубать лес, то разрушать каменные сакли. Над аулом поднимался серый дым. Он уходил в ущелье, собирался там клубами и поднимался вверх по склону горы, как снежная лавина, возвращавшаяся восвояси.
Словно дым пожарища был своеобразным сигналом, где-то наверху вдруг раздался выстрел, и ядро, выпущенное чеченцами, видимо, из легкой, старенькой пушки, пролетело над саклями и шлепнулось далеко за аулом.
- Теперь начнется, - удовлетворенно сказал капитан Азаров.
И вправду вернувшийся казачий разъезд привел за собой чеченцев. Они погарцевали на своих лошадках, покричали, выстрелили пару раз в сторону строившихся на окраине аула солдат и скрылись в лесу.
- Господин капитан, позвольте мне с казаками вдогонку! - крикнул Басаргин.
- Оставьте, Дмитрий Иванович, - отмахиваясь и от комаров, и от Басаргина, сказал Азаров, - а вот как пойдем через ручей, задержитесь со своей ротой и рассыпьтесь в кустарнике. А когда татары подъедут, дадите огоньку по цепи. Вот вам и дело! Только подпустите поближе. Татары - те же комары, поэтому подождите, пока усядутся...
Азаров хлопнул себя по щеке и скатал маленький серый комочек.
Басаргин уже отъехал к своей роте и потому не слышал, как прапорщик Ташков сказал офицерам:
- "Татарская няня" хочет расширить свой приют.
Рота Басаргина залегла в густом кустарнике на другой стороне ручья. Строго настрого солдатам было приказано не курить, не разговаривать, даже не смотреть на ту сторону, а только слушать команду.
Поручик лежал за пахучим кустом с игольчатыми листьями и черными зрачками ягод. Ему так хотелось попробовать парочку, что рот наполнился слюной. Двигаться было нельзя, к тому же он не знал, что это за растение. Съешь еще какую-нибудь шайтан-ягодку - вырастут рожки! Басаргин подумал, что любой зверь знает свою траву и не ошибется; Что же человек так высоко задрал свою гордую голову? Ближе ли он стал к звездам? Вряд ли. Но насколько он оторвался от земли!
Чтобы не искушать себя Басаргин посмотрел на весело бегущую по камням воду ручья. Вернее, воды из-за зарослей он не видел, но слышал ее торопливый говор и различал солнечные блики на траве и камнях. Ему все казалось, что шепчутся солдаты, кто-то из них позволяет себе посмеиваться на позиции. Но это шепталась трава, и смеялся ручей.
И в траве чуть слышный шепот,
Как усопших тихий глас...
Он старался услышать топот татарских коней, но они показались бесшумно. Первые два всадника остановились, не приближаясь к ручью, и всматривались в заросли. Знают свою траву, слышат ее голос? Может, спрашивают ее сейчас? Басаргин не видел их лиц - ветки кустарника закрывали ему чеченские головы, но он, казалось, чувствовал их взгляд. Неожиданно черная ягода, к которой только что тянулись его губы, показалась ему черным чеченским глазом. Она смотрела на него, не мигая.
За ручьем показались еще несколько всадников, они наехали на первых, перемешались с ними, заголосили, закружились, как птицы. Потом вдруг бросились через ручей, чуть в сторону от роты Басаргина, вслед за ушедшим батальоном. А за ними уже появлялись другие...
- Паа-аали! - крикнул Басаргин каким-то подслушанным где-то голосом.
Кустарник тут же затрещал выстрелами, оживился. Басаргину стало необычно весело, как будто разгорелся наконец огонь в печке и побежал по дровам.
- Братцы, целься наверняка! - подзадоривал поручик своих бойцов, которые и без него были в каком-то охотничьем азарте.
Он видел, как скакнула в сторону ближайшая к нему лошадь, на камни сначала упала черная шапка, а потом вниз на камни рухнул чеченец, разбив в кровь гладко выбритую голову. Поручик поморщился и отвернулся. С другой стороны к нему спешила подмога - скакал казачий отряд. Чеченцы, пальнув в надвигающихся казаков, поскакали назад.
Басаргин вывел свою цепь из кустов. Семеро мертвых чеченцев лежали в нескольких шагах от ручья, будто смерть настигла их во время водопоя. Раненая лошадь перегородила своим телом бегущий поток. Она задирала голову и била копытами. У ее брюха собрался розовый бурун. Лошадь смотрела на бьющуюся об нее быструю воду, и ей, видимо, казалось, что боль и ужас несет ей именно эта сверкающая на солнце вода.
* * *
- А ты разве не хочешь по-настоящему влюбиться? - спросил Митроха.
Вопрос прозвучал несерьезно - вроде как малыши в детском садике разговаривают, глядя на сверстниц, которые возятся в песочнице.
Леша Мухин взглянул на товарища. Нет, Митроха был серьезен, как никогда. Митроха был болен любовной болезнью и как настоящий больной изводил товарища жалобами и нытьем.
Обычной темой было: "как ты думаешь - любит Она меня или нет?!" Если собеседник из сочувствия заверял друга, что "Она" его любит, то Митроха еще больше мрачнел и предлагал для обсуждения факты, которые на его взгляд могли свидетельствовать об обратном.
Например:
A) Митроха позвонил Ей, и Она сказала, что вечером занята.
В этом случае нытье крутилось вокруг темы: Она правду говорит, что занята, или Она просто не любит Митроху и не хочет с ним общаться?
Б) Митроха видел, как Она разговаривала с парнем с другого факультета.
В этом случае нытье звучало так: Она просто болтала с ничего не значащим парнем, или Она не любит Митроху и вертит попкой перед всеми симпатичными пацанами?
B) Она ходила на "бесник" к Алле Тихомировой, а Митроху туда не позвали.
И снова нытье, и снова:
- Она меня не любит.... Она плохая, но я без нее не могу...
А у Мухи были свои заморочки, о которых хорошо было известно его старому товарищу.
Муха искал идеал. А тогдашний идеал Мухина был сформирован под влиянием западного киноискусства, а точнее, таких картин, как "Основной инстинкт" и "Бонни и Клайд". В обеих картинах Муху завораживало гремучее сочетание сексуальности Шерон Стоун и Фэй Данауэй со смертельной опасностью, которую представляли для окружающих их героини. Одна с ножиком для колки льда, другая с автоматом Томпсона.
Мэрилин Монро по параметрам и цвету волос подходила под мухинский идеал, но проигрывала Шерон и Фэй именно отсутствием той самой брутальности. Монро Мухина не устраивала.
А с Шерон Стоун у Мухина была целая коллекция фоток, надыбанных из разных журналов про кино. Имелся и заветный номер "Плейбоя", презентованный ему толстым Пашкой, - тот самый номер, где Шерон снялась без ничего сразу после выхода фильма "Вспомнить все".
Журнал был затаскан Мухой до непотребного состояния и украшен парой подозрительных пятен на тех самых неприличных фотографиях.
- Вот она, - тыкал в фото сигаретой Муха и качал головой. - Идеал! Женщина, она ведь должна быть такой, чтобы одна на всю жизнь. Чтобы как увидел раз, так и на других не хотелось уже смотреть! Чтобы они для тебя уже и не существовали...
- Ага! - качал головой Митроха, разглядывая снимки.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Кавказские пленники - 1. Унесенная ветром'



1 2 3 4 5