Персонал представительства не был предупреждён, что он приезжает в этот день. Официально Аль-Обайди должен был приступить к исполнению новой должности только через две недели, и он отправился бы прямо в Иорданию, если бы туда этим вечером был рейс. Теперь, когда он докопался, кто такой Риффат, ему как можно скорее надо было оказаться в Багдаде. Доложив непосредственно министру иностранных дел, он пошёл бы по правильному пути. Это защитило бы его самого и гарантировало, что президенту будет точно известно, кто предупредил его о возможной попытке покушения на его жизнь и кто из послов палец о палец не ударил для этого, несмотря на свои родственные отношения.Аль-Обайди вышел из такси возле посольства в Ньилли и достал чемоданы из багажника, пока шофёр упрямо сидел за рулём своей машины.Парадная дверь посольства приоткрылась на пару сантиметров, затем распахнулась настежь, из неё выскочил мужчина лет сорока и побежал к нему вниз по ступеням, сопровождаемый двумя девушками и молодым человеком.— Ваше превосходительство! — воскликнул первый. — Я виноват, вы должны простить меня, мы не имели представления о том, что вы приезжаете. — Молодой человек схватил два больших чемодана, а девушки поделили между собой три оставшихся.Аль-Обайди не удивился, узнав, что первым подскочившим был Абдул Канук.— Нам сказали, что вы прибудете через две недели, ваше превосходительство. Мы думали, вы все ещё в Багдаде. Надеюсь, вы не считаете нас нетактичными?Аль-Обайди не пытался прерывать нескончаемый поток лести, надеясь, что он в конце концов иссякнет сам. В любом случае этого человека нельзя было настраивать против себя с первого дня.— Не пожелает ли ваше превосходительство осмотреть помещение, пока горничная распаковывает ваши чемоданы?Поскольку у него были вопросы, на которые мог ответить только Канук, Аль-Обайди решил воспользоваться предложением.Главный администратор проводил экскурсию по зданию и одновременно выплёскивал потоки сплетён. Через несколько минут Аль-Обайди перестал слушать. В голове у него были вещи поважнее, и вскоре он хотел лишь, чтобы ему поскорее показали его комнату и оставили в покое, дав возможность подумать. Первый рейс в Иорданию будет следующим утром, и нужно было обдумать, как ему представить своё открытие министру иностранных дел.Во время осмотра помещения, которое вскоре должно было стать его кабинетом с видом на Париж, погружавшийся в сумерки, главный администратор сказал что-то, чего он не уловил, и решил, что ему следует быть повнимательнее.— Я с сожалением должен констатировать, что ваша секретарша в отпуске, ваше превосходительство. Как и все мы, мисс Ахмед рассчитывала, что вы прибудете через две недели. Мне известно, что она собиралась вернуться в Париж на неделю раньше вас, чтобы все приготовить к вашему приезду.— Это не проблема, — сказал Аль-Обайди.— Вы, конечно, знаете мисс Саиб, секретаршу заместителя министра иностранных дел?— Я встречал мисс Саиб, когда был в Багдаде.Главный администратор кивнул и, похоже, на какой-то момент заколебался.— Думаю, мне надо отдохнуть перед обедом, — сказал посол, воспользовавшись паузой.— Я пришлю вам что-нибудь в вашу комнату, ваше превосходительство. В восемь часов вас устроит?— Спасибо, — сказал Аль-Обайди, пытаясь закончить разговор.— Давайте я положу ваш паспорт и билеты в сейф, как я всегда делал это для предыдущего посла.— Хорошая идея, — сказал Аль-Обайди, довольный тем, что нашёл наконец способ избавиться от главного администратора.
Скотт опустил трубку и повернулся к Декстеру Хатчинзу, который сидел с вопрошающим видом в большом кожаном кресле за своим столом, сцепив руки за головой.— Так где они сейчас? — спросил Декстер.— По понятным причинам Крац не стал называть мне точное место, но он считает, что если они и дальше будут двигаться с такой же скоростью, то доберутся до иорданской границы дня через три.— Тогда будем надеяться, что наши эксперты были правы, когда утверждали, что в министерстве промышленности Ирака не привыкли работать быстро. Если это так, то мы будем опережать их ещё на несколько дней. Ведь мы начали действовать с момента снятия санкций, и до твоего появления в Кальмаре Петерссон ни от кого не слышал ни звука за последние два года.— Согласен. Но меня беспокоит, что Петерссон может оказаться слабым звеном в цепочке Краца.— Когда идёшь на такой риск, ни один план не может быть абсолютно надёжным, — сказал Декстер.Скотт кивнул.— А если Крацу остаётся до границы меньше трех дней езды, ты должен будешь вылететь в Амман в понедельник вечером, если, конечно, господин Орейли закончит с подписями к тому времени.— Я думаю, тут не будет проблем, — сказал Скотт.— Почему ты так думаешь? Ему оставалось скопировать не так уж мало подписей, когда я в последний раз смотрел рукопись.— Их не может быть много, — сказал Скотт, — потому что этим утром из Вашингтона прилетал Мендельсон, чтобы дать свою оценку, а он, похоже, единственный, чьё мнение интересует Билла.— Тогда пойдём и посмотрим сами, — сказал Декстер, вставая с кресла.Когда они вышли из кабинета и направлялись по коридору, Декстер спросил:— А как у тебя продвигается изучение инструкции к Берте? Я пролистал этим утром введение, но так и не понял, почему лампочки из красных становятся зелёными.— Только один человек знает мадам Берту ближе, чем я, но он в данный момент торчит в Скандинавии, — сказал Скотт, когда они поднимались по каменной лестнице в комнату Долларового Билла.Оказавшись перед дверью Билла, Декстер хотел уже было войти, но Скотт положил ему руку на плечо:— Может, нам следует постучать? Возможно, он…— В следующий раз ты захочешь, чтобы я называл его «сэр».Скотт усмехнулся, когда Декстер тихо постучал и, не получив ответа, так же тихо открыл дверь. Крадучись пробравшись в дверь, он увидел склонившегося над рукописью Мендельсона с лупой в руках.— Бенджамин Франклин, Джон Мортон и Джордж Клаймер, — бормотал хранитель.— С Клаймером у меня была масса хлопот, — говорил Долларовый Билл, смотревший из окна на залив. — У него чертовски витиеватая подпись, которую нужно было выполнить одним росчерком. Вы найдёте сотни две его подписей в корзине для бумаг.— Можно посетить ваш цех? — спросил Декстер. Долларовый Билл обернулся и взмахом руки пригласил их войти.— Добрый день, господин Мендельсон. Я Декстер Хатчинз, заместитель директора ЦРУ.— А вы разве могли быть кем-нибудь другим? — спросил Долларовый Билл.Декстер проигнорировал его замечание и обратился к Мендельсону.— Что скажете, сэр?Долларовый Билл продолжал смотреть в окно.— Она ничем не хуже той, которую мы в настоящее время выставляем в Национальном архиве.— Вы очень великодушны, сэр, — сказал Долларовый Билл, повернувшись к нему лицом.— Но я не понимаю, почему вы написали слово «британских» правильно, а не с двумя «т», как в оригинале? — спросил Мендельсон, вновь наклоняясь над документом.— Для этого есть две причины, — ответил Долларовый Билл, и три пары глаз с подозрением уставились на него. — Первая: если обмен совершится успешно, Саддам не сможет утверждать, что располагает оригиналом.— Разумно, — сказал Скотт.— А вторая? — спросил Декстер, которого не оставляли сомнения в мотивах маленького ирландца.— Профессору не удастся привезти назад эту копию и выдать её за оригинал.Скотт рассмеялся.— Вы мыслите, как преступник, — сказал он.— Вам тоже лучше мыслить подобным образом в течение следующих нескольких дней, если хотите перехитрить Саддама Хусейна, — сказал Долларовый Билл, когда появился Чарльз с пинтой «Гиннесса» на серебряном подносе.Долларовый Билл поблагодарил Чарльза, взял с подноса свою премию и отошёл в дальний конец комнаты, прежде чем сделать первый глоток.— Могу я поинтересоваться… — начал Скотт.— Я однажды пролил благословенный нектар на стодолларовую матрицу, над которой просидел целых три месяца.— И что вы делали потом? — спросил Скотт.— Принялся за новую, которая стоила мне очередных пяти лет в тюрьме. — Теперь даже Декстер не удержался от смеха. — Однако на этот раз я поднимаю свой стакан за Мэтью Торнтона, последнего из подписавшихся под документом, и желаю ему хорошего здравия, где бы он ни был, несмотря на чёртову «т».— Так я могу теперь забрать шедевр с собой? — спросил Скотт.— Нет ещё, молодой человек, — сказал Долларовый Билл. — Боюсь, что вам придётся потерпеть мою компанию ещё один вечер, — добавил он и, поставив стакан на подоконник, вернулся к документу. — Видите ли, одна из проблем, с которой я борюсь, это время. По мнению господина Мендельсона, рукопись сейчас тянет на 1830 год по возрасту. Я прав, сэр?Хранитель кивнул и поднял руки, словно извиняясь за то, что посмел упомянуть о таком ничтожном недостатке.— И что можно поделать с этим? — спросил Декстер Хатчинз.Долларовый Билл щёлкнул выключателем, и ксеноновые лампы над столом осветили документ, залив комнату светом и сделав её похожей на съёмочную площадку.— Завтра к девяти утра рукопись будет близка к 1776 году. Даже если останется расхождение в несколько лет, из-за того, что вы не дали мне достаточно времени, вряд ли в Ираке найдётся такой, кто сможет обнаружить разницу, если только у него нет датировочной машины «Карбон-14» и он не умеет ею пользоваться.— Тогда будем надеяться, что оригинал ещё не уничтожен, — сказал Декстер Хатчинз.— Это исключено, — возразил Скотт.— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Декстер.— В тот день, когда Саддам будет уничтожать эту рукопись, он захочет, чтобы это видел весь мир. Тут у меня нет никаких сомнений.— Тогда, я думаю, будет уместен один тост, — сказал ирландец. — С разрешения нашего великодушного хозяина, конечно.— Тост? — удивился заместитель директора. — В честь кого? — спросил он с подозрением.— В честь Ханны, — сказал маленький ирландец, — где бы она теперь ни была.— Откуда вы знаете? — спросил Скотт. — Я никогда не упоминал её имени.— В этом нет нужды, когда вы пишете его на всем, начиная от старых конвертов и до запотевших окон. Она, должно быть, очень особенная леди, профессор. — Он поднял свой стакан и повторил: — За Ханну.
Дождавшись, когда горничная унесёт обеденный поднос из комнаты посла, главный администратор прикрыл свою дверь в противоположном конце коридора. Выждав ещё пару часов и убедившись, что все сотрудники легли спать, он крадучись вернулся в свой кабинет, нашёл номер телефона в Женеве и медленно набрал его. В трубке долго раздавались гудки, прежде чем ему ответили.— Мне нужно поговорить с послом, — шёпотом сказал он.— Его превосходительство отошёл ко сну, — ответили в трубке. — Вам придётся перезвонить утром.— Разбудите его. Скажите, что звонит Абдул Канук из Парижа.— Если вы настаиваете…— Да, настаиваю.После некоторого ожидания главный администратор услышал сонный голос:— Ну, если ты разбудил меня зря, Абдул…— Аль-Обайди приехал в Париж без предупреждения и на две недели раньше срока.— И из-за этого ты разбудил меня среди ночи?— Но он приехал не прямо из Багдада, ваше превосходительство. Он сделал небольшой крюк.— Откуда ты знаешь? — Посол начинал понемногу просыпаться.— Потому что у меня его паспорт.— Но он в отпуске, ты, балда.— Я знаю. Но зачем проводить день в городе, который редко привлекает к себе туристов?— Ты говоришь загадками. Если у тебя есть что сказать мне, говори.— Днём посол Аль-Обайди нанёс визит в Стокгольм, если верить штампу в его паспорте, но в этот же вечер вернулся в Париж. Не думаю, чтобы так проводили отпуск.— Стокгольм… Стокгольм… Стокгольм… — повторял голос на другом конце провода, словно пытаясь восстановить его значение. Наступила пауза, и затем: — Сейф. Ну конечно! Он, должно быть, ездил в Кальмар, чтобы проверить сейф сайеди. Что он там мог обнаружить такого, что счёл нужным скрыть от меня, и знает ли Багдад о его манёврах?— Не имею представления, ваше превосходительство, — сказал администратор. — Но я знаю, что уже завтра он летит назад в Багдад.— Но если он в отпуске, то зачем ему так быстро возвращаться в Багдад?— Наверное, пост главы представительства в Париже недостаточно высок для него, ваше превосходительство. Может быть, он метит куда повыше?Телефон долго молчал, прежде чем голос из Женевы сказал:— Ты поступил правильно, Абдул, что разбудил меня. Я первым делом позвоню утром в Кальмар. Первым делом, — повторил он.— Вы обещали, ваше превосходительство, что если мне ещё раз удастся довести до вашего внимания…
Тони Кавалли подождал, пока Мартин нальёт им обоим выпить.— Арестован за драку в баре, — проговорил отец, выслушав доклад сына.— Да, — сказал Кавалли и положил досье на стол рядом с ним. — И более того, приговорён к тридцати суткам.— К тридцати суткам? — не поверил отец и, помолчав, спросил: — Какие указания ты дал Лауре?— Я посадил её на цепь до 15 июля, когда Долларовый Билл будет освобождён, — ответил Тони.— И где они держат его на этот раз? В окружной тюрьме?— Нет. Как указано в протоколе окружного суда в Фермонте, они упрятали его в тюрьму штата.— За участие в пьяной драке? — спросил старик. — Что-то тут не складывается.Он уставился немигающим взглядом в Декларацию независимости на стене за столом и долго не произносил ни слова.— Кто у нас есть там?Кавалли раскрыл лежавшее рядом досье и достал из него один лист.— Один старший офицер и шесть осуждённых, — ответил он, довольный своей предусмотрительностью, и передал лист отцу.Изучив список фамилий, отец стал облизывать губы.— Надо сделать ставку на Эдуардо Беллатти, — сказал он, поглядывая на сына. — Если мне не изменяет память, он был приговорён к девяноста девяти годам за то, что разнёс в пух и прах судью, который встал на нашем пути.— Правильно, и кроме того, он всегда готов пришить любого за пачку сигарет, — заметил Тони. — Так что если он позаботится о Долларовом Билле до 15 июля, это сэкономит нам четверть миллиона долларов.— Тут что-то не так, — сказал отец, побалтывая виски в стакане, который он ни разу не пригубил. — Может, пора копнуть глубже? — добавил он так, словно разговаривал с самим собой, и вновь пробежал глазами список фамилий.
Аль-Обайди проснулся рано утром, охваченный нетерпением поскорее отправиться в Багдад, чтобы доложить министру иностранных дел все, что ему стало известно. Оказавшись в Ираке, он приготовит полный письменный отчёт, который вновь и вновь прокручивал в голове.Прежде всего он объяснит министру, что, проводя обычную сверку санкций, он узнал, что сейф, заказанный президентом, уже находится на пути в Багдад. Обнаружив это, он заподозрил, что за этим может скрываться попытка врагов государства совершить покушение на жизнь президента. Не будучи уверенным, кому можно доверять, он по собственной инициативе и даже за свой счёт решил раскрыть этот заговор. Через считанные секунды после его доклада министру Саддам будет знать, кто отвечал за сейф и, самое главное, кто не позаботился о благополучии самого президента.Стук в дверь прервал его мысли.— Войдите, — сказал он, и в дверях появилась горничная с подносом в руках, на котором находились два подгоревших тоста и чашечка кофе по-турецки. Как только она вышла, Аль-Обайди встал, принял холодный душ — потому что не было горячей воды — и быстро оделся, предварительно выплеснув кофе в раковину, а тосты оставив нетронутыми.Посол вышел из комнаты и, спустившись на один пролёт лестницы в свой кабинет, застал там главного администратора стоявшим за его столом. Неужели он только что сидел в его кресле?— Доброе утро, ваше превосходительство, — сказал тот. — Надеюсь, вы хорошо провели ночь.Аль-Обайди готов уже был взорваться, но прозвучавший вопрос Канука не дал ему такой возможности:— Вас проинформировали о бомбардировке Багдада, ваше превосходительство?— Какой бомбардировке? — спросил он, недовольный тем, что его застали врасплох.— Похоже, что в два часа ночи американцы запустили несколько ракет «томагавк» по штаб-квартире Мухбарат в центре города.— И каков результат? — спросил Аль-Обайди с беспокойством.— Убито несколько гражданских, — безразличным тоном ответил главный администратор, — но нашего любимого вождя в это время, к счастью, не было в городе.— Это действительно хорошая новость, — сказал Аль-Обайди. — Теперь мне тем более надо немедленно возвратиться в Багдад.— Я уже подтвердил ваш заказ.— Спасибо, — сказал Аль-Обайди, глядя из окна на Сену. Канук отвесил низкий поклон:— Я позабочусь, чтобы вас встретили в аэропорту, когда вы вернётесь, ваше превосходительство, и чтобы в этот раз все было готово к вашему прибытию. А пока пойду принесу ваш паспорт, если позволите.Аль-Обайди сел за свой стол. «Интересно, — подумал он, — сколько времени я пробуду простым главой представительства в Париже, когда Саддам узнает, кто спас ему жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Скотт опустил трубку и повернулся к Декстеру Хатчинзу, который сидел с вопрошающим видом в большом кожаном кресле за своим столом, сцепив руки за головой.— Так где они сейчас? — спросил Декстер.— По понятным причинам Крац не стал называть мне точное место, но он считает, что если они и дальше будут двигаться с такой же скоростью, то доберутся до иорданской границы дня через три.— Тогда будем надеяться, что наши эксперты были правы, когда утверждали, что в министерстве промышленности Ирака не привыкли работать быстро. Если это так, то мы будем опережать их ещё на несколько дней. Ведь мы начали действовать с момента снятия санкций, и до твоего появления в Кальмаре Петерссон ни от кого не слышал ни звука за последние два года.— Согласен. Но меня беспокоит, что Петерссон может оказаться слабым звеном в цепочке Краца.— Когда идёшь на такой риск, ни один план не может быть абсолютно надёжным, — сказал Декстер.Скотт кивнул.— А если Крацу остаётся до границы меньше трех дней езды, ты должен будешь вылететь в Амман в понедельник вечером, если, конечно, господин Орейли закончит с подписями к тому времени.— Я думаю, тут не будет проблем, — сказал Скотт.— Почему ты так думаешь? Ему оставалось скопировать не так уж мало подписей, когда я в последний раз смотрел рукопись.— Их не может быть много, — сказал Скотт, — потому что этим утром из Вашингтона прилетал Мендельсон, чтобы дать свою оценку, а он, похоже, единственный, чьё мнение интересует Билла.— Тогда пойдём и посмотрим сами, — сказал Декстер, вставая с кресла.Когда они вышли из кабинета и направлялись по коридору, Декстер спросил:— А как у тебя продвигается изучение инструкции к Берте? Я пролистал этим утром введение, но так и не понял, почему лампочки из красных становятся зелёными.— Только один человек знает мадам Берту ближе, чем я, но он в данный момент торчит в Скандинавии, — сказал Скотт, когда они поднимались по каменной лестнице в комнату Долларового Билла.Оказавшись перед дверью Билла, Декстер хотел уже было войти, но Скотт положил ему руку на плечо:— Может, нам следует постучать? Возможно, он…— В следующий раз ты захочешь, чтобы я называл его «сэр».Скотт усмехнулся, когда Декстер тихо постучал и, не получив ответа, так же тихо открыл дверь. Крадучись пробравшись в дверь, он увидел склонившегося над рукописью Мендельсона с лупой в руках.— Бенджамин Франклин, Джон Мортон и Джордж Клаймер, — бормотал хранитель.— С Клаймером у меня была масса хлопот, — говорил Долларовый Билл, смотревший из окна на залив. — У него чертовски витиеватая подпись, которую нужно было выполнить одним росчерком. Вы найдёте сотни две его подписей в корзине для бумаг.— Можно посетить ваш цех? — спросил Декстер. Долларовый Билл обернулся и взмахом руки пригласил их войти.— Добрый день, господин Мендельсон. Я Декстер Хатчинз, заместитель директора ЦРУ.— А вы разве могли быть кем-нибудь другим? — спросил Долларовый Билл.Декстер проигнорировал его замечание и обратился к Мендельсону.— Что скажете, сэр?Долларовый Билл продолжал смотреть в окно.— Она ничем не хуже той, которую мы в настоящее время выставляем в Национальном архиве.— Вы очень великодушны, сэр, — сказал Долларовый Билл, повернувшись к нему лицом.— Но я не понимаю, почему вы написали слово «британских» правильно, а не с двумя «т», как в оригинале? — спросил Мендельсон, вновь наклоняясь над документом.— Для этого есть две причины, — ответил Долларовый Билл, и три пары глаз с подозрением уставились на него. — Первая: если обмен совершится успешно, Саддам не сможет утверждать, что располагает оригиналом.— Разумно, — сказал Скотт.— А вторая? — спросил Декстер, которого не оставляли сомнения в мотивах маленького ирландца.— Профессору не удастся привезти назад эту копию и выдать её за оригинал.Скотт рассмеялся.— Вы мыслите, как преступник, — сказал он.— Вам тоже лучше мыслить подобным образом в течение следующих нескольких дней, если хотите перехитрить Саддама Хусейна, — сказал Долларовый Билл, когда появился Чарльз с пинтой «Гиннесса» на серебряном подносе.Долларовый Билл поблагодарил Чарльза, взял с подноса свою премию и отошёл в дальний конец комнаты, прежде чем сделать первый глоток.— Могу я поинтересоваться… — начал Скотт.— Я однажды пролил благословенный нектар на стодолларовую матрицу, над которой просидел целых три месяца.— И что вы делали потом? — спросил Скотт.— Принялся за новую, которая стоила мне очередных пяти лет в тюрьме. — Теперь даже Декстер не удержался от смеха. — Однако на этот раз я поднимаю свой стакан за Мэтью Торнтона, последнего из подписавшихся под документом, и желаю ему хорошего здравия, где бы он ни был, несмотря на чёртову «т».— Так я могу теперь забрать шедевр с собой? — спросил Скотт.— Нет ещё, молодой человек, — сказал Долларовый Билл. — Боюсь, что вам придётся потерпеть мою компанию ещё один вечер, — добавил он и, поставив стакан на подоконник, вернулся к документу. — Видите ли, одна из проблем, с которой я борюсь, это время. По мнению господина Мендельсона, рукопись сейчас тянет на 1830 год по возрасту. Я прав, сэр?Хранитель кивнул и поднял руки, словно извиняясь за то, что посмел упомянуть о таком ничтожном недостатке.— И что можно поделать с этим? — спросил Декстер Хатчинз.Долларовый Билл щёлкнул выключателем, и ксеноновые лампы над столом осветили документ, залив комнату светом и сделав её похожей на съёмочную площадку.— Завтра к девяти утра рукопись будет близка к 1776 году. Даже если останется расхождение в несколько лет, из-за того, что вы не дали мне достаточно времени, вряд ли в Ираке найдётся такой, кто сможет обнаружить разницу, если только у него нет датировочной машины «Карбон-14» и он не умеет ею пользоваться.— Тогда будем надеяться, что оригинал ещё не уничтожен, — сказал Декстер Хатчинз.— Это исключено, — возразил Скотт.— Откуда у тебя такая уверенность? — спросил Декстер.— В тот день, когда Саддам будет уничтожать эту рукопись, он захочет, чтобы это видел весь мир. Тут у меня нет никаких сомнений.— Тогда, я думаю, будет уместен один тост, — сказал ирландец. — С разрешения нашего великодушного хозяина, конечно.— Тост? — удивился заместитель директора. — В честь кого? — спросил он с подозрением.— В честь Ханны, — сказал маленький ирландец, — где бы она теперь ни была.— Откуда вы знаете? — спросил Скотт. — Я никогда не упоминал её имени.— В этом нет нужды, когда вы пишете его на всем, начиная от старых конвертов и до запотевших окон. Она, должно быть, очень особенная леди, профессор. — Он поднял свой стакан и повторил: — За Ханну.
Дождавшись, когда горничная унесёт обеденный поднос из комнаты посла, главный администратор прикрыл свою дверь в противоположном конце коридора. Выждав ещё пару часов и убедившись, что все сотрудники легли спать, он крадучись вернулся в свой кабинет, нашёл номер телефона в Женеве и медленно набрал его. В трубке долго раздавались гудки, прежде чем ему ответили.— Мне нужно поговорить с послом, — шёпотом сказал он.— Его превосходительство отошёл ко сну, — ответили в трубке. — Вам придётся перезвонить утром.— Разбудите его. Скажите, что звонит Абдул Канук из Парижа.— Если вы настаиваете…— Да, настаиваю.После некоторого ожидания главный администратор услышал сонный голос:— Ну, если ты разбудил меня зря, Абдул…— Аль-Обайди приехал в Париж без предупреждения и на две недели раньше срока.— И из-за этого ты разбудил меня среди ночи?— Но он приехал не прямо из Багдада, ваше превосходительство. Он сделал небольшой крюк.— Откуда ты знаешь? — Посол начинал понемногу просыпаться.— Потому что у меня его паспорт.— Но он в отпуске, ты, балда.— Я знаю. Но зачем проводить день в городе, который редко привлекает к себе туристов?— Ты говоришь загадками. Если у тебя есть что сказать мне, говори.— Днём посол Аль-Обайди нанёс визит в Стокгольм, если верить штампу в его паспорте, но в этот же вечер вернулся в Париж. Не думаю, чтобы так проводили отпуск.— Стокгольм… Стокгольм… Стокгольм… — повторял голос на другом конце провода, словно пытаясь восстановить его значение. Наступила пауза, и затем: — Сейф. Ну конечно! Он, должно быть, ездил в Кальмар, чтобы проверить сейф сайеди. Что он там мог обнаружить такого, что счёл нужным скрыть от меня, и знает ли Багдад о его манёврах?— Не имею представления, ваше превосходительство, — сказал администратор. — Но я знаю, что уже завтра он летит назад в Багдад.— Но если он в отпуске, то зачем ему так быстро возвращаться в Багдад?— Наверное, пост главы представительства в Париже недостаточно высок для него, ваше превосходительство. Может быть, он метит куда повыше?Телефон долго молчал, прежде чем голос из Женевы сказал:— Ты поступил правильно, Абдул, что разбудил меня. Я первым делом позвоню утром в Кальмар. Первым делом, — повторил он.— Вы обещали, ваше превосходительство, что если мне ещё раз удастся довести до вашего внимания…
Тони Кавалли подождал, пока Мартин нальёт им обоим выпить.— Арестован за драку в баре, — проговорил отец, выслушав доклад сына.— Да, — сказал Кавалли и положил досье на стол рядом с ним. — И более того, приговорён к тридцати суткам.— К тридцати суткам? — не поверил отец и, помолчав, спросил: — Какие указания ты дал Лауре?— Я посадил её на цепь до 15 июля, когда Долларовый Билл будет освобождён, — ответил Тони.— И где они держат его на этот раз? В окружной тюрьме?— Нет. Как указано в протоколе окружного суда в Фермонте, они упрятали его в тюрьму штата.— За участие в пьяной драке? — спросил старик. — Что-то тут не складывается.Он уставился немигающим взглядом в Декларацию независимости на стене за столом и долго не произносил ни слова.— Кто у нас есть там?Кавалли раскрыл лежавшее рядом досье и достал из него один лист.— Один старший офицер и шесть осуждённых, — ответил он, довольный своей предусмотрительностью, и передал лист отцу.Изучив список фамилий, отец стал облизывать губы.— Надо сделать ставку на Эдуардо Беллатти, — сказал он, поглядывая на сына. — Если мне не изменяет память, он был приговорён к девяноста девяти годам за то, что разнёс в пух и прах судью, который встал на нашем пути.— Правильно, и кроме того, он всегда готов пришить любого за пачку сигарет, — заметил Тони. — Так что если он позаботится о Долларовом Билле до 15 июля, это сэкономит нам четверть миллиона долларов.— Тут что-то не так, — сказал отец, побалтывая виски в стакане, который он ни разу не пригубил. — Может, пора копнуть глубже? — добавил он так, словно разговаривал с самим собой, и вновь пробежал глазами список фамилий.
Аль-Обайди проснулся рано утром, охваченный нетерпением поскорее отправиться в Багдад, чтобы доложить министру иностранных дел все, что ему стало известно. Оказавшись в Ираке, он приготовит полный письменный отчёт, который вновь и вновь прокручивал в голове.Прежде всего он объяснит министру, что, проводя обычную сверку санкций, он узнал, что сейф, заказанный президентом, уже находится на пути в Багдад. Обнаружив это, он заподозрил, что за этим может скрываться попытка врагов государства совершить покушение на жизнь президента. Не будучи уверенным, кому можно доверять, он по собственной инициативе и даже за свой счёт решил раскрыть этот заговор. Через считанные секунды после его доклада министру Саддам будет знать, кто отвечал за сейф и, самое главное, кто не позаботился о благополучии самого президента.Стук в дверь прервал его мысли.— Войдите, — сказал он, и в дверях появилась горничная с подносом в руках, на котором находились два подгоревших тоста и чашечка кофе по-турецки. Как только она вышла, Аль-Обайди встал, принял холодный душ — потому что не было горячей воды — и быстро оделся, предварительно выплеснув кофе в раковину, а тосты оставив нетронутыми.Посол вышел из комнаты и, спустившись на один пролёт лестницы в свой кабинет, застал там главного администратора стоявшим за его столом. Неужели он только что сидел в его кресле?— Доброе утро, ваше превосходительство, — сказал тот. — Надеюсь, вы хорошо провели ночь.Аль-Обайди готов уже был взорваться, но прозвучавший вопрос Канука не дал ему такой возможности:— Вас проинформировали о бомбардировке Багдада, ваше превосходительство?— Какой бомбардировке? — спросил он, недовольный тем, что его застали врасплох.— Похоже, что в два часа ночи американцы запустили несколько ракет «томагавк» по штаб-квартире Мухбарат в центре города.— И каков результат? — спросил Аль-Обайди с беспокойством.— Убито несколько гражданских, — безразличным тоном ответил главный администратор, — но нашего любимого вождя в это время, к счастью, не было в городе.— Это действительно хорошая новость, — сказал Аль-Обайди. — Теперь мне тем более надо немедленно возвратиться в Багдад.— Я уже подтвердил ваш заказ.— Спасибо, — сказал Аль-Обайди, глядя из окна на Сену. Канук отвесил низкий поклон:— Я позабочусь, чтобы вас встретили в аэропорту, когда вы вернётесь, ваше превосходительство, и чтобы в этот раз все было готово к вашему прибытию. А пока пойду принесу ваш паспорт, если позволите.Аль-Обайди сел за свой стол. «Интересно, — подумал он, — сколько времени я пробуду простым главой представительства в Париже, когда Саддам узнает, кто спас ему жизнь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42