А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Ему, безусловно, была приятна вся эта шумиха и искренние пожелания друзей, но сначала он бы хотел поговорить с Кристиной, разобраться в том, что происходило между ними последние полгода. Что Ликвидатор с Ленкой, что Семь-сорок почувствовали его настроение и правильно истолковали его взгляды и реплики невпопад, поэтому не стали затягивать кофейную церемонию. Еще раз поздравив Ивана с днем рождения и сдав продавщице пустые чашки, компания расселась по машинам и разъехалась. Семь-сорок, уже направлявшегося к Волге Лесничего, Ликвидатор затащил к себе, так что в машине Ивана теперь сидело только двое: он и Кристина.
— Ну что, теперь по-настоящему: здравствуй! — сказал Иван, выруливая на главную дорогу.
— Здравствуй!
— Не представляешь, как я по тебе скучал!
— Не представляю. Если скучал, то почему же тогда не приехал?
— А я и собирался! Только мы с Сережкой в аварию попали. Ты не волнуйся, с нами ничего страшного не случилось. Я зубами об руль пришелся, у Сереги сотрясение мозга, плюс царапины у обоих. А вот машину пришлось восстанавливать и довольно долго. В итоге я запланировал сегодня с утра в лесничество сорваться, но вот видишь: ты меня опередила.
— Тем более что ты бы все равно сегодня ко мне не приехал. Так бы и сидела, ждала у моря погоды.
— Кто ж знал, что дом взорвется! Человек предполагает, а Бог располагает.
— Ну да, ну да. Причина — не подкопаешься. Впрочем, про аварию мне тоже понравилось. Кстати, я на тебя так была сердита, когда поняла, что ты меня одну бросил — ты себе даже не представляешь! Хотела прямо на следующий день из лесничества деру дать, но свалилась с температурой. Если бы не Фомич, вообще не знаю, как на ноги бы встала.
— А сейчас все еще сердишься на меня?
— Не знаю. Я ведь так и не поняла, зачем ты это сделал. Одно время мне вообще казалось, что ты просто решил меня бросить таким оригинальным образом, молча. Словно щенка в лес завел и деру. Знаешь, как обидно?! Лучше бы ты мне все сразу сказал! Но нет, ты поступил иначе. Трусливо и подленько. Извини, если обидела, но я говорю так, как чувствую. А чувствую я себя обманутой и преданной. Причем за что мне все это, в чем моя вина — не понимаю.
— Тогда выслушай и ты меня. Я мечтал, чтобы ты отвлеклась от своей работы, и не на день-два, а на несколько недель. Отдохнула, пришла в себя. Ты ведь совершенно загнала себя к тому моменту, смотреть было страшно. А говорить с тобой на какие-либо подобные темы было совершенно не реально. Да с тобой просто было невозможно говорить! Ты меня совершенно не желала слушать, да еще и сердилась, кричала, если я пытался настаивать. Я долго терпел, смотрел, как ты себя гробишь, а потом решился. Можешь на меня злиться, но я нисколько не жалею о том, что поступил так, как поступил. Мне очень требовался наш сегодняшний разговор с тобой, еще тогда требовался, до лесничества. Но ты была не готова его вести и виртуозно игнорировала все мои попытки затронуть эту тему. Поэтому оставалась одна-единственная альтернатива: вырвать тебя из привычной обстановки и заставить посмотреть на мир по-новому.
— Подожди, может быть, я что-то не так поняла, но выходит, что дело не совсем в том, что я много работала, а в том, что не прислушивалась к тому, что ты говоришь?
— В точку. Я все пытался понять, почему между нами все так радикально изменилось и единственное, к чему пришел — это твоя работа. Пока ты работала оператором, а рисовала лишь от случая к случаю, ты не придавала живописи такого значения. Именно в ней, вернее, в твоем отношении к рисованию, была причина твоего отчуждения. Я сделал единственное, что мог: отнял его у тебя. Вот и все.
— Ну, это, положим, у тебя не сильно получилось…
— Фомич?
— Ага. Он дал мне попользоваться своим мольбертом.
— Черт, об этом-то я ему и не сказал! Так ты день за днем сидела за холстами и рисовала, рисовала?…
— Не угадал. Я рисовала только тогда, когда мне этого хотелось. Всего четыре работы и сделала. Одну себе Фомич выпросил, остальные у меня.
— Честно? Всего четыре? Может, сорок четыре?
— А зачем мне тебе врать? Не веришь — спроси у Фомича, как все было. Да и времени, честно говоря, на рисование не так уж и много оставалось. У нас, пока ты в Москве тусовался, бандиты объявились, озеро взорвали и кордон подожгли. Потом за нами охотиться стали. В общем, хватало приключений. Если бы не Иртыш, я бы вообще вряд ли с тобой сейчас разговаривала.
— Бог ты мой! А я и не знал! Что ж вы молчали-то? Фомич мне телеграмму прислал, приезжай мол, а почему — ничего не написал. Я и решил, что ничего срочного, пару недель еще вытерпите без меня.
— Да, все правильно, мы и без тебя справились. Правда, Иртышу лапу поранили, да у Фомича бровь рассечена. А так все ничего, обошлось.
— Я должен туда ехать! Немедленно!
— Да без проблем. Езжай, куда хочешь.
Кристина прикусила губу, из всех сил стараясь не расплакаться. Все ясно: Лесничему она безразлична. Какой-то лесник ему дороже, чем любимая женщина! А она-то дурочка, мечтала, как ему сюрприз сделает, на дне рождения появится. Что ж, появилась, сюрприз случился. А вот дальше — ничего.
— Эй, ты чего? Кристя!
Иван резко вырулил к тротуару, едва не подрезав идущие за ним машины, припарковал Волгу и повернулся к Кристине:
— Я что-то не то сказал? Лапушка, ты чего? Что случилось? Ну-ка, посмотри на меня! Ты обиделась? Из-за чего? Кристя? Да не молчи же! Давай, говори все, как есть!
— Между прочим, мы не виделись с тобой почти два месяца! Целых два месяца! И вот, даже еще толком поговорить не успели, как ты уже собираешься куда-то срочно ехать! Скучал он, называется! А где ж ты раньше-то был, когда я по болоту под пулями носилась? Значит, мне тогда твоя помощь была не нужна, а вот Фомичу, у которого, между прочим, сейчас все в порядке, без твоего присутствия ну просто не обойтись?! А он-то еще уговаривал меня, мол, поезжай в Москву, поговори с Ванькой, да не забудь меня на свою свадьбу позвать. Да какая тут свадьба, если я для тебя — пустое место!
— Подожди, ты хочешь сказать, что возвращалась в принципе готовая к тому, чтобы принять мое предложение и стать моей женой?
— Я уже ничего не хочу! Мне вообще от тебя ничего не надо! Ни-че-го!
— И все же: я хочу знать ответ на свой вопрос. Он крайне важен для меня! Кристя, пожалуйста, ответь!
— А не все ли равно теперь-то? Ну да, я подумывала на эту тему. Да что там: я считала, что ты бросишься ко мне с распростертыми объятьями, возьмешь на руки и никуда от себя не отпустишь. Удовлетворен? Только, как я это сейчас понимаю, ты мне в шестой раз предложение делать не собирался! Скорее уж наоборот…
— В четвертый, — машинально поправил Иван, потерев нервно бьющееся веко. — Всего лишь в четвертый. И не собираюсь, а просто сделаю: Кристина, прости засранца и будь моей женой!
Теперь настала очередь Кристины ловить ртом воздух. Резкий разворот на сто восемьдесят градусов, да и только. Взял быка за рога, ничего не скажешь! Ну что ж, дорогой, сейчас ты все про себя услышишь…
— Кристя, ты только не руби сгоряча! Вон, Ликвидатор с Ленкой уже допрыгались, из-за сущей ерунды разругались. Просто прислушайся, что сердце подскажет, и дай ответ. Я понимаю, ты и вправду имеешь все причины злиться на меня, только забудь о них пока, ладно? Ведь иначе получится, что все это было зря!
Вовремя он это сказал. Ведь Кристина действительно собиралась как следует пропесочить Лесничего, ткнуть носом во все его прегрешения одно за другим и гордо покинуть машину, напоследок бросив «в твоих услугах больше не нуждаюсь». Только что же это тогда получается? Если она именно так и поступит, то это будет означать, что они с Иваном расстаются, только в этот раз — навсегда. Время игр кончилось. То, что проходило раньше, сейчас не прокатит. Тогда, до поездки в лесничество, она была уверена, что Иван — как мячик на резинке: сколько его от себя не отбрасывай, все равно обратно прискачет. А мячик возьми, да и оторвись. Лежит и говорит: протяни за мной руку, тогда буду твоим. А не протянешь — останусь сам по себе.
Иван молчал, понимая, что сейчас Кристина пытается разобраться в себе, своих чувствах. Он пошел ва-банк, и от того, что именно скажет Кристина, зависело, правильным был его расчет или нет, смог ли он верно понять причины их отчуждения. Да, он боялся получить отказ, означающий окончательный разрыв отношений, но тянуть дальше тоже не мог. Уж лучше так, разом и честно.
Наконец, Кристина решилась. Она заговорила: медленно, словно взвешивая каждое слово:
— Я очень боюсь ошибиться. Я не хочу чувствовать себя одинокой или не понятой. Видимо, когда принимаешь решение, всегда чем-то рискуешь. Но я совершенно точно знаю, что ты мне очень дорог. И я не хочу тебя терять. Мне кажется, я люблю тебя. Я никого еще ни разу не любила, но ты для меня особый человек. То, что я чувствую к тебе, я еще не испытывала ни с кем. Впрочем, ты и сам это знаешь. Поэтому я подумала и решила: я принимаю твое предложение. Я буду твоей женой.
Иван не удержался от вздоха облегчения. Он, насколько позволяло пространство волговского салона, вытянулся и крепко обнял Кристину. Она неловко ткнулась лбом ему в плечо и тоже крепко-крепко обняла его. И пусть от Ивана сейчас пахло непередаваемой смесью трудового пота и строительного мусора, все равно, это был родной запах, запах любимого мужчины. Иван прав: ей была нужна это поездка в лес и эта разлука. Хотя бы вот ради этой встречи. И ради их будущего. На этот раз всецело совместного, а не параллельного.
— Вань, у меня к тебе только одна маленькая просьба будет, — произнесла Кристина, когда они, наконец, разомкнули объятья и откинулись обратно на сидения, по-прежнему держась за руки.
— Да хоть три больших! Для тебя, лапуля — звездочку с неба!
— Ну, звездочку мне не надо, хотя мысль интересная. Я тебе уже говорила, что пообещала Фомичу, если вдруг наша свадьба состоится, то я обязательно позову его. Ты не возражаешь? Тем более что вы с ним, насколько я поняла, давние приятели? И он о тебе очень тепло отзывался.
— Конечно же, позовем, о чем речь! Какая свадьба без свекра! Обязательно будет!
— Подожди, я что-то не поняла. Какой такой свекор? — насторожилась Кристина. — Ты хочешь сказать…
— Ну да, Фомич — мой отец! Честно говоря, я думал, что ты догадаешься. Мама всегда говорила, что у нас с ним глаза одинаковые. Да и позывной мой не просто так на голом месте возник. Я ж частенько у отца в лесничестве пропадал, особенно раньше, когда еще мама была жива. И что ты думаешь: я бы тебя отвез к чужому человеку и оставил на месяц-другой? Глупышка! Я когда начал прикидывать, куда тебя отдыхать отправить, в первую очередь о нем подумал. Съездил, предупредил, так мол и так, а через неделю тебя привез. Только побоялся, что не смогу тебя оставить, вот и уехал не попрощавшись, хотя сразу говорю: батя против был.
— И он все это время молчал! Ведь ни разу ни словом, ни намеком не обмолвился. А я!… Я, наверное, выглядела полной дурой! О Боже! Вот он надо мной небось прикалывался! Да и ты тоже…
— Маленькая, да ты что! Никто и не думал над тобой смеяться! С чего ты взяла! Давай в ближайшие же выходные в лесничество смотаемся, отец сам тебе все подтвердит! Заодно и успокоим его, а то пари готов держать, волнуется он сейчас за нас с тобой, и сильно.
— Нет, слушай, я вот сейчас вспоминаю, а ведь действительно похож! Глаза, овал лица… Черт, совсем чутье пропало, художница, называется! У меня ведь ничего внутри даже не шевельнулось, что вы можете быть родственниками, да еще и близкими! Никогда тебе этого не прощу, даже не надейся! И Фомич тоже хорош, хоть бы полсловечка, полнамека! Молчал, как партизан. У-у, заговорщики!
— Кристя, ну, не ругай нас, пожалуйста, мы же не со зла!
— Подожди, у меня голова кругом идет. Нет, ну надо же — родной отец!…
* * *
Семь-сорок не спеша шел по родному двору и мечтал о том, как сейчас плюхнется в горячую ванную, а потом — спать. Или нет: просто разденется, нырнет в кровать, отоспится — а уж потом водные процедуры. Спать… Подушка — мягкая, чтоб голова в ней тонула, и форточку настежь, чтоб воздуха свежего побольше. И телефон из комнаты в коридор выкинуть, чтоб ни одна сволочь дозвониться не смогла.
Ликвидатор подвез его почти до самого дома, начисто проигнорировав просьбу «до ближайшего метро, а там я сам как-нибудь». И расстались они, крепко пожав друг другу руки. Как раньше. Что ж, так гораздо лучше. Период «апартеида», как любил обзывать все это Лесничий, подошел к концу. По крайней мере, в присутствии Олега Семь-сорок чувствовал себя вполне комфортно.
Интересно, наладятся у Олега с Ленкой отношения или нет? Со стороны посмотришь, вроде все нормально. Олег гадостей ей не говорит, она тоже язычок на привязи держит. Даже улыбаются друг другу, со стороны и не скажешь, что в разводе. Лишь бы только больше не ругались. Хотя, может быть, только в присутствии чужих у них все так гладко. Еще неясно, о чем они сейчас в машине треплются. Ладно, это уже их дела. Сами разберутся. Как и Кристина с Лесничим. Неспроста же Олег его к себе уволок, чтобы дать ребятам возможность наедине пообщаться. Все возвращается на круги своя, так, как и должно быть.
Сергей подошел к своему подъезду, открыл тяжелую дверь с кодовым замком, и тут ему навстречу, едва не сбив с ног, выскочила Янка, яростно сражающаяся с застежкой своей сумочки. От неожиданности Семь-сорок застыл на месте, и только глупо улыбался, глядя на родное лицо с нежной россыпью веснушек, выводить которые Янка не желала из чистого упрямства, считая, что они только прибавляют ей шарма.
— Ой, Сережка! Сколько лет, сколько зим!
— Привет, Яна! Сто лет тебя не видел! Как дела? Рассказывай!
— Да какие у меня могут быть дела — так, проделки. Верчусь, как белка в мясорубке. Ты лучше скажи, чего такой замызганный? Никак решил под бомжа закосить? Непонятно, как тебя еще милиция не загребла. Ты себя в зеркало видел, на что похож?
— Догадываюсь. Поэтому и ползу в сторону квартиры, чтобы это все с себя сбросить. Да я еще сглупил, отказался в последний раз глаза промывать, а теперь понимаю, что зря. Такое ощущение, что под веками целые барханы песка накидало, глазами словно по наждачке водишь.
— Чего-то я не врубаюсь. Ты откуда идешь-то, из какой пустыни?
— Про взрыв прошлой ночью слышала? Подъезд жилого дома сложился.
— Ну да. Какую программу не включишь, везде показывают.
— Ну вот, нас только-только отпустили. Я там с ночи обретался. Завал разобрали и адью.
— Точно, ты же в Службе спасения числишься, как же я забыла! Слушай, а повернись-ка спиной!
— Зачем это?
— Ну, повернись, повернись!
Сергей послушно развернулся, постоял так секунд пять и вновь вернулся в прежнюю диспозицию.
— Ну, все увидела, что хотела?
— Так это ты был! Я когда смотрела, как спасатели работают, еще обратила внимание, что один уж больно на тебя похож. А это ты и был!
— Ну, не уверен. Может, и я, а может, и нет. Мы ж там все на одно лицо, в касках, да респираторах, как из инкубатора. Только по одежке и можно было кое-как разобраться. А снимать нас могли только издали: прессу держали подальше от завала.
— Да точно ты! Я ж тебя именно со спины и признала! Еще подумала: тебе-то там откуда взяться? Решила, что это мои личные глюки и успокоилась. Слушай, очень тяжело было, да? Там же столько погибших…
— Да ладно. Все закончилось, о чем тут говорить. Честное слово, единственное желание — забыть, как кошмарный сон. Лучше про себя поведай, как ты, чего ты. Когда в горы идешь, какие дальнейшие планы? И вообще, я на тебя обижусь: могла бы в гости зайти, раз уж маму навещаешь! А то совсем пропала для общества!
— Да я, собственно говоря, обратно переехала, так что сам в гости заходи.
— Да ты что! И когда?
— Три дня назад. Да, еще хотела сказать: в горы я не иду. Если получится, махну на море на бархатный сезон, а нет — так и нет.
— А почему вдруг от гор отказалась? Ты же так туда хотела, столько готовилась?
— Ну, Юра оказался не тем парнем, на которого я могла бы положиться, да еще и в экстремальной ситуации. Собственно говоря, именно он настоял на том, чтобы я отказалась от этой поездки.
— Это еще почему?
— Ни с того, ни с сего решил, что мне там делать нечего. Мол, горы — это для настоящих мужчин, а женщины там только под ногами мешаются. Спасай их, отвлекайся от непосредственного покорения горных высей. Ну и так далее. Мол, я девушка с зачатками разума, в отличие от других представительниц слабого пола, поэтому должна понять и принять его доводы. Пока он там будет с горными орлами соревноваться, я должна его терпеливо ждать и страдать в ожидании нашей встречи. Представляешь, еще спросил, умею ли я ждать!
— И что ты ему ответила?
— Конечно же, что умею. Мол, я сразу трех парней из армии дожидалась, какие проблемы! Могу и его дожидаться, не вопрос!
Семь-сорок буквально пополам сложился от смеха. Историю про трех Янкиных одноклассников, одновременно загремевших в армию, он слышал, и неоднократно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30