С ненавистью обозревая друг друга, в один прекрасный момент они замечают, что половинки половинками, но, однако же, они от разных яблок. Если коммунистическая половинка души представляет собой пепин шафран или, скажем, реддингтон, то демократическое яблоко сортом своим никак не ниже белого налива, который, как известно, отличается восковой спелостью, доходящей до прозрачной белизны. У нормального человека несовпадение убеждений половинок души вызывает раздвоение личности. У многих политиков подобное заболевание не в редкость и свидетельствует о широте политических взглядов и гибкости мышления.Уже в машине Иван Николаевич Жухрай с явной опаской спросил реинкарнатора.— Ты, Романыч, честно скажи: выпивка не повредит? Нет, выпивка при душеобмене повредить не могла, более того, она способствовала адаптации души в новом теле.— Тогда тормози, — приказал губернатор. — Отметим по рабоче-крестьянски, где-нибудь на берегу, коньячком да икоркой с балычком…Пока на берегу губернатор, следуя незнакомым, но социально близким ему рабоче-крестьянским традициям, подливал реинкарнатору в стакан высококачественный «Хеннесси», в доме мэра царило смятение, по масштабам своим не уступавшее происходившему в свое время в доме Облонских. Трудно состязаться в мастерстве с графом Толстым, но еще труднее не попытаться описать все, что творилось в эту ночь в доме мэра.То ли выпитое шампанское ударило в голову Валерию Яковлевичу, то ли половинка души его соперника начала обживать левое полушарие мозга мэра, но в эту ночь Брюсову снились кошмары.Снилось Валерию Яковлевичу, что его исключают из партии за публично сожженный партбилет. Вроде бы это его особо волновать не должно было, но отчего-то Брюсову хотелось просить прощения. Может быть, потому что председательствовал на собрании гордый человек в полувоенном френче и в круглой фуражке с маленьким козырьком. Человек выпячивал губы и смотрел на проштрафившегося товарища, как смотрел бы председатель ревтрибунала на попавшегося в лапы революционного правосудия Нестора Махно. Видно было, что на снисхождение Брюсову рассчитывать не приходится.— Сжег партбилет? — громко спрашивал председатель и, не ожидая ответа, сам же отвечал: — Сжег, негодяй! Однозначно сжег!Из-за спины его со скрытым злорадством выглядывал проигравший выборы губернатор Иван Жухрай и всем своим видом показывал: плохо тебе будет, Валерий Яковлевич! Ой, плохо!Вызванная в качестве свидетеля Анна Леонидовна вышла на трибуну в красной косынке и, раскрыв черную общую тетрадь на девяносто шесть листов, принялась зачитывать прегрешения, допущенные ее мужем.Грехи мэра и мужа в черной общей тетради были сгруп" пированы по принципам Морального Кодекса строителя коммунизма, но ежу было понятно, что основной упор сделан на прелюбодеяние и хищения, благо, что и тех, и других Анной Леонидовной было учтено более чем достаточно.Председатель комиссии презрительно выпячивал губы и со значительным лицом кивал.— Ну, подлец, что скажешь в свое оправдание? — спросил он, едва Анна Леонидовна закончила свое обвинение, — Будешь ли утверждать, что невиновен?— Да чё там говорить, мужики, — сказал плечистый член комиссии в кожаной куртке и черной косоворотке, с хрустом разгрызая зеленое польское яблоко. — К стенке надо ставить эту контру без лишних слов! — Однозначно! — согласился председатель. — Кто еще хочет добавить к сказанному?— Ко всему сказанному можно добавить лишь девять граммов из моего именного маузера! — хмуро сказал судья в кожаной куртке. — И этот паразит еще пытался занять место губернатора Царицынской области? Той самой области, которую наш вождь и учитель товарищ Сталин своей грудью защищал, пролетарской крови своей не жалея?— Интриган, однозначно, — сказал председательствующий и налил в стакан газированной воды, которую, однако, Не выпил. — Да ты хуже Немцова! Ты хуже Зюганова! Однозначно хуже! Ты — Троцкий!Неподалеку от Валерия Яковлевича, словно примерная ученица, подняла пухлую ладошку его жена.— Товарищи! — звонко сказала она. — Разрешите мне своей собственной рукой покончить с этим врагом трудового народа! Дайте мне маузер, товарищи! Клянусь, рука моя не дрогнет!Губернатор Жухрай достал из-под покрытого кумачом стола громоздкую деревянную кобуру и извлек из нее маузер.— Позвольте, — растерянно пробормотал мэр.— Не позволим! — радостно вскричал председатель и зачем-то снял шапочку. — Предлагаю почтить память нашего товарища Валерия Яковлевича Брюсова минутой молчания!Брюсов испуганно проснулся. Во рту стоял металлический привкус, словно перед пробуждением он сосал ствол маузера. В левом полушарии разгоряченного и немного заторможенного мозга ворочались непривычные и оттого пугающие мысли.— Аня! — слабо позвал Валерий Яковлевич. Вошла жена, одетая медсестрой, но в высоких с раструбами кожаных сапогах. На крутом бедре ее топорщилась защитного цвета сумка с большим красным крестом.— Leave me alone; let me be! Оставь меня в покое (англ.).
— сказала она.
Валерий Яковлевич откинулся на подушки. Анна Леонидовна достала из сумки длинноствольный маузер и прицелилась в мужа.— I get it Я тащусь (англ.).
, — сказала женщина.Валерий Яковлевич испуганно прикрылся пуховой подушкой и замер в ожидании выстрела. «Everything is galling west!» Хана! (англ.)
— мелькнуло в голове.И он снова проснулся.Анна Леонидовна сидела в кресле напротив тахты и напряженно смотрела на него.Иван Николаевич с усилием подмигнул ей. Чувствовал он себя отвратительно, от резких движений темнело в глазах. Голова была какой-то чужой, и он даже не сразу сообразил, что она и в самом деле чужая.— Неосторожна ты, девочка, — сказал он. — Ночью с мужем спать надо, а ты у любовника сидишь!— You went gaga? Ты что, обалдел? (англ.)
— спросила женщина.— Сука! — гневно и неожиданно сказал Валерий Яковлевич. — Так ты, выходит, мне с Ванькой изменяла?Анна Леонидовна пожала полными белыми плечами.— That's your beat! Судьба твоя такая (англ.).
— философски сказала она.Ты, Валера, не гони, — глухо произнес кто-то рядом. Этот голос Брюсов узнал сразу. Говорил его политический соперник. — Сам знаешь, в каждой женщине сидит дьявол!Иди, Иван, иди, — морщась, сказал Брюсов. — У себя в доме я сам разберусь! Сколько же лет вы с Анькой меня за нос водили?Нет, товарищ мэр, — глумливо усмехнулся голос. — Ты еще, похоже, не проснулся. Куда же я уйду, если я в твоей голове?Некоторое время Брюсов молчал, обдумывая услышанное. Женщина между тем поднялась и вышла, оставив мэра наедине со своими и чужими мыслями.Это, выходит, ты с реинкарнатором договорился, — тяжело сообразил Валерий Яковлевич. — А Анъка тебе помогала…Так?У тебя не голова, а Дом Советов, — глумливо сказал из левого полушария Жухрай. — Не мэр, а настоящий Штирлиц! Быстро сообразил!Это что же такое получается? — продолжал размышлять Брюсов. — Ты — здесь, я — тоже здесь… Но ведь так не бывает!Я тоже так думал, — вздохнул Жухрай. — Похоже, товарищ, нас с тобой обоих кинули. Так сказать, нас в коммуналку утеснили, а в моих хоромах теперь неведомо кто вечеряет! Полный абзац!А с чего это Анька начала по-английски изъясняться? — От удивления и внезапно обуявшей его тоски Брюсов даже опустился до переговоров со своим соперником.А это, братишка, ты уж сам думай, — хмыкнул губернатор. — Сам знаешь, чужая жена — потемки!У Брюсова чесались кулаки, но бить было некого. Не станешь ведь самого себя бить кулаками по голове! С каким удовольствием он бы сейчас хрястнул по чисто выбритой физиономии своего ненавистного соперника!Вот-вот, — сказал с левой половины Жухрай. — Допер? Мы теперь с тобой одно целое, дорогой Валерий Яковлевич! Я тебе что гуторю? Это раньше мы с тобой соперниками были, теперь мы — соратники. Братья, так сказать, по разуму! По мозгам, значит! — Он замолчал, потом осторожно спросил сидящего в правом полушарии Брюсова: — А ты ничего не чуешь ?Чувствую, — признался бывший единоличный хозяин тела.А что ты чуешь? — с интересом поинтересовался из левого полушария Жухрай.Морду тебе хочется набить! — Валерий Яковлевич Брюсов сжал кулаки с такой силой, даже костяшки побелели.Иван Николаевич Жухрай бережно разжал кулаки.Не горячись, — посоветовал он. — Сам понимаешь, это все равно что самого себя бить… Ты же, Валера, не мазохист какой, чтобы от собственной боли кайф испытывать? Я тебе про другое гуторю. Лично у меня такое, товарищ, чувство, что я словно бы на части разодранный. Будто часть меня здесь присутствует, а другая часть где-то далеко-далеко…Валерий Яковлевич поднялся с постели и принялся нервно расхаживать по комнате. Странное дело, теперь ему казалось, что левый глаз видит как-то не так. Более того, ему казалось, что левый глаз и смотрит как-то не так. Было в нем нечто от пристального коммунистического прищура губернатора.Разговаривать не хотелось. Однако и прежней ненависти к своему политическому противнику Валерий Яковлевич не чувствовал. Глупо ненавидеть то, что живет в тебе. Было ощущение обреченности. Вот ведь влип! Что же теперь, всю оставшуюся жизнь с зашоренным идиотом в голове жить? Он тяжело вздохнул.Нет, — сказал он. — Не знаю, как ты, а я вроде бы в целости. Ну, может, чего несущественного и не хватает. По мелочам вроде памяти.Завидую я тебе, братишка, — сказал Жухрай. — А я тут вот сижу, гляжу по сторонам. И все мне не так! Словно бы меня в тыл к американцам забросили. Вроде бы и гуторят вокруг по-нашему, и обстановочка у тебя в квартире, как у меня. А все равно — все не родное. Последний раз я такое испытывал, когда в Германию ездил по обмену опытом. Вот, помню, губернатор ихний из Мюнхенских земель… герр Шредер… вроде и мужик неплохой, и шнапс пьет, как воду, даже без закуси… А все равно все чужое. И коровы не такие, и поля аккуратнень-кие,как в опытном хозяйстве института земледелия… И колхозники там сытые и толстенькие, как инструктора из моей администрации!Голос губернатора жужжал внутри черепа, словно пчела забралась в тюльпан, облилась нектара и никак не могла выбраться наружу. Густой был голос, вязкий такой.Валерий Яковлевич снова принялся мысленно приглядываться к себе. Никаких отклонений особенных он пока не замечал. Но, положа руку на сердце, кто бы из читателей этих строк смог бы с ходу определить, вся ли его личность на месте, или чего-то в ней не хватает? И неудивительно — ведь все мы живем в дурдоме, именуемом современной Россией. В происходящих событиях в ней трудно разобраться даже квалифицированному врачу-психиатру, что уж говорить о тех, кого всегда именовали простыми людьми! Нас жалеть надо? Такой диагноз, как вялотекущая шизофрения, можно смело ставить двум третям населения страны. Или даже всему населению, ведь все, что происходит вокруг нас, — это и есть самая настоящая вялотекущая шизофрения. В каждом из нас живет бескорыстный строитель коммунизма и одновременно хапуга, жаждущий личного достатка. И что интересно — они ведь прекрасно уживаются и стараются друг другу не мешать. Потому как очень хочется жить в достатке и при этом знать, что впереди тебя ждет светлое будущее.Знаешь что? — начал Жухрай. —Давай, дорогой мой Валерий Яковлевич, придем к консенсусу. Все-таки нам теперь с тобой придется все делить — от жены до губернаторского кресла. Ты только прикинь, мы ведь вместе такого можем наворотить, чертям в аду тошно станет!При упоминании ада и его обитателей Валерию Яковлевичу стало нехорошо. Захотелось консенсуса, пусть даже со своим политическим противником.Это ты погорячился, — понял его и согласился Жухрай. — Однако не будем нервничать раньше времени, товарищ! Безвыходных положений не бывает! Выкрутимся, браток!Брюсов вздохнул и снова сел на постель.Умные люди всегда договорятся, — сказал Жухрай. — Выше голову, ты же все-таки член партии, хотя и бывший. Вообще-то, братишка, когда выяснилось, что мы с тобой в одном теле обитаем, я попервам шибко расстроился. Никак не мог в толк взять, что дальше делать. А теперь вижу, что различия промеж нас небольшие. Нервный ты только слишком, оттого и выгоды своей сразу ухватить не можешь.Так кто из нас теперь губернатором будет? — поинтересовался Брюсов. — Выборы ведь я выиграл!Ну, ты, брат, и властолюбивый, — отреагировало левое полушарие. — Оба будем. Ты, скажем, по четным числам, я — по нечетным… — Легким усилием воли он заставил тело Брюсова подняться. — Ладно, у нас теперь будет время для разговоров. Пойдем, что ли ?Куда?-удивился мэр.Как это куда? — в свою очередь удивился его бывший соперник. — Анну будить? Глава 28 Борис Романович сел, с трудом прикодя в себя.Безумная ночь не прошла бесследно.Вместе с тем особых воспоминаний она у Даосова не оставила. Все вспоминалось какими-то рваными и бессвязными картинами, от которых к горлу подступала тошнота.Звонил телефон. На кухне нервно гремела тарелками Наталья. Как она оказалась в его квартире, Даосов абсолютно не помнил, но одно только ощущение того, что рядом родная душа, грело и успокаивало.Звонки стали настойчивыми. Такими настойчивыми, что Даосов пожалел об отсутствии у него пистолета. С огромным удовольствием он сейчас бы расстрелял аппарат из пистолета! Во рту было сухо и так гадко, словно там неизвестный фермер устроил курятник на два десятка кур. Борис Романович сполз с тахты, с трудом добрался до кухни, виновато глядя на любовницу, достал из холодильника бутылку минеральной воды. Минералка приятно холодила руку. Даосов сделал несколько затяжных глотков.— Хорош, нечего сказать! — с явным осуждением в голосе сказала Наталья.Замолчавший было телефон ожил вновь. Борис Романович вернулся в комнату, поставил бутылку минералки рядом с телефоном и взял трубку.— Ну? — спросил он. Не то чтобы он был невежливым, просто на более длинную фразу сил не хватило.— Даосов? — душевно сказали в трубку. — Какая ты сволочь, Даосов!— Не по-нял? — в три приема выдохнул Борис Романович и снова приложился к бутылке с минеральной водой.— Чего там не понять, — вздохнул собеседник. — У меня же с Брюсовым контракт был. Только не говори, что ты этого не знал, Боря! Контракт был, и, между прочим, кровью подписанный! А ты что наделал? Ну что ты наделал? Зачем ты его душу на два тела разделил? Им ведь и жить теперь по-разному! Как мне теперь его душу в канцелярию представить?— У каждого свои проблемы, — философски сказал Даосов.Трубку досадливо бросили. Послышались короткие гудки. Даосов сел на тахту и снова приложился к бутылке. По-хорошему — надо было срочно уезжать. Больно опасная душевная конфигурация сложилась в телах губернатора и мэра.В принципе ничего страшного не произошло, однако… Береженого Бог бережет. А в том, что от врагов ему следует ожидать неприятностей, Борис Романович даже не сомневался. Обитатели Ада — существа мстительные, им на хвост наступать не стоит.Борис Романович послушал, как на кухне гремит посудой Наталья, и грустно подумал, что чудес на свете не бывает. Если ты родился неудачником, неудачником и помрешь! И тут тебе никакие боги не помогут. Рок, дорогие товарищи! Гезера, как говорят братья-евреи.В комнату плавно вошла Наталья, села рядом и принялась скорбно и осуждающе молчать.Даосов посидел смирно, ткнулся носом в плечо любовницы и негромко сказал:— Может, уедем отсюда к чертовой матери? Наталья заглянула ему в глаза, взъерошила Даосову волосы и совсем по-матерински сказала:— Бедненький ты мой! Иди прими душ, легче станет! Утро оказалось тоскливым не только для Даосова. Игорь Дмитриевич Куретайло, покинув больничную палату, чувствовал себя совершенно выздоровевшим. Более того, он был полон энергии и сил, настроение было прекрасным. Вот только на работу Игорь Дмитриевич не особенно торопился. Вместо того чтобы предстать перед очами проигравшего выборы губернатора, Куретайло отправился к мэру. Следовало ненавязчиво, но вежливо и с достаточным тактом поздравить Валерия Яковлевича с заслуженной победой на выборах и дать понять, что в областной администрации его с большим нетерпением ждут люди, которым прежний губернатор не давал развернуться и показать административные свои таланты во всей красе.В приемной у Брюсова сидели несколько человек, но Куретайло это не остановило. Все-таки он был человеком федерального значения. Заместитель губернатора области — это вам не хухры-мухры, это скорее мухры, так сказать, хух-ры. Можно сказать, большие мухры-хухры.Игоря Дмитриевича несколько поразил внешний вид мэра. Валерий Яковлевич был бледен, и под глазами у него обозначились синие мешочки подглазников, да и вид мэра казался страдальческим и загнанным. Тут опытному и сведущему в политике Куретайло следовало сообразить, что и к чему, но Игорь Дмитриевич ошибся. Он легкомысленно вообразил, что ничего страшного не произошло, подумаешь, отметил человек свою победу в гонках за счастьем и материальным достатком и немножечко увлекся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
— сказала она.
Валерий Яковлевич откинулся на подушки. Анна Леонидовна достала из сумки длинноствольный маузер и прицелилась в мужа.— I get it Я тащусь (англ.).
, — сказала женщина.Валерий Яковлевич испуганно прикрылся пуховой подушкой и замер в ожидании выстрела. «Everything is galling west!» Хана! (англ.)
— мелькнуло в голове.И он снова проснулся.Анна Леонидовна сидела в кресле напротив тахты и напряженно смотрела на него.Иван Николаевич с усилием подмигнул ей. Чувствовал он себя отвратительно, от резких движений темнело в глазах. Голова была какой-то чужой, и он даже не сразу сообразил, что она и в самом деле чужая.— Неосторожна ты, девочка, — сказал он. — Ночью с мужем спать надо, а ты у любовника сидишь!— You went gaga? Ты что, обалдел? (англ.)
— спросила женщина.— Сука! — гневно и неожиданно сказал Валерий Яковлевич. — Так ты, выходит, мне с Ванькой изменяла?Анна Леонидовна пожала полными белыми плечами.— That's your beat! Судьба твоя такая (англ.).
— философски сказала она.Ты, Валера, не гони, — глухо произнес кто-то рядом. Этот голос Брюсов узнал сразу. Говорил его политический соперник. — Сам знаешь, в каждой женщине сидит дьявол!Иди, Иван, иди, — морщась, сказал Брюсов. — У себя в доме я сам разберусь! Сколько же лет вы с Анькой меня за нос водили?Нет, товарищ мэр, — глумливо усмехнулся голос. — Ты еще, похоже, не проснулся. Куда же я уйду, если я в твоей голове?Некоторое время Брюсов молчал, обдумывая услышанное. Женщина между тем поднялась и вышла, оставив мэра наедине со своими и чужими мыслями.Это, выходит, ты с реинкарнатором договорился, — тяжело сообразил Валерий Яковлевич. — А Анъка тебе помогала…Так?У тебя не голова, а Дом Советов, — глумливо сказал из левого полушария Жухрай. — Не мэр, а настоящий Штирлиц! Быстро сообразил!Это что же такое получается? — продолжал размышлять Брюсов. — Ты — здесь, я — тоже здесь… Но ведь так не бывает!Я тоже так думал, — вздохнул Жухрай. — Похоже, товарищ, нас с тобой обоих кинули. Так сказать, нас в коммуналку утеснили, а в моих хоромах теперь неведомо кто вечеряет! Полный абзац!А с чего это Анька начала по-английски изъясняться? — От удивления и внезапно обуявшей его тоски Брюсов даже опустился до переговоров со своим соперником.А это, братишка, ты уж сам думай, — хмыкнул губернатор. — Сам знаешь, чужая жена — потемки!У Брюсова чесались кулаки, но бить было некого. Не станешь ведь самого себя бить кулаками по голове! С каким удовольствием он бы сейчас хрястнул по чисто выбритой физиономии своего ненавистного соперника!Вот-вот, — сказал с левой половины Жухрай. — Допер? Мы теперь с тобой одно целое, дорогой Валерий Яковлевич! Я тебе что гуторю? Это раньше мы с тобой соперниками были, теперь мы — соратники. Братья, так сказать, по разуму! По мозгам, значит! — Он замолчал, потом осторожно спросил сидящего в правом полушарии Брюсова: — А ты ничего не чуешь ?Чувствую, — признался бывший единоличный хозяин тела.А что ты чуешь? — с интересом поинтересовался из левого полушария Жухрай.Морду тебе хочется набить! — Валерий Яковлевич Брюсов сжал кулаки с такой силой, даже костяшки побелели.Иван Николаевич Жухрай бережно разжал кулаки.Не горячись, — посоветовал он. — Сам понимаешь, это все равно что самого себя бить… Ты же, Валера, не мазохист какой, чтобы от собственной боли кайф испытывать? Я тебе про другое гуторю. Лично у меня такое, товарищ, чувство, что я словно бы на части разодранный. Будто часть меня здесь присутствует, а другая часть где-то далеко-далеко…Валерий Яковлевич поднялся с постели и принялся нервно расхаживать по комнате. Странное дело, теперь ему казалось, что левый глаз видит как-то не так. Более того, ему казалось, что левый глаз и смотрит как-то не так. Было в нем нечто от пристального коммунистического прищура губернатора.Разговаривать не хотелось. Однако и прежней ненависти к своему политическому противнику Валерий Яковлевич не чувствовал. Глупо ненавидеть то, что живет в тебе. Было ощущение обреченности. Вот ведь влип! Что же теперь, всю оставшуюся жизнь с зашоренным идиотом в голове жить? Он тяжело вздохнул.Нет, — сказал он. — Не знаю, как ты, а я вроде бы в целости. Ну, может, чего несущественного и не хватает. По мелочам вроде памяти.Завидую я тебе, братишка, — сказал Жухрай. — А я тут вот сижу, гляжу по сторонам. И все мне не так! Словно бы меня в тыл к американцам забросили. Вроде бы и гуторят вокруг по-нашему, и обстановочка у тебя в квартире, как у меня. А все равно — все не родное. Последний раз я такое испытывал, когда в Германию ездил по обмену опытом. Вот, помню, губернатор ихний из Мюнхенских земель… герр Шредер… вроде и мужик неплохой, и шнапс пьет, как воду, даже без закуси… А все равно все чужое. И коровы не такие, и поля аккуратнень-кие,как в опытном хозяйстве института земледелия… И колхозники там сытые и толстенькие, как инструктора из моей администрации!Голос губернатора жужжал внутри черепа, словно пчела забралась в тюльпан, облилась нектара и никак не могла выбраться наружу. Густой был голос, вязкий такой.Валерий Яковлевич снова принялся мысленно приглядываться к себе. Никаких отклонений особенных он пока не замечал. Но, положа руку на сердце, кто бы из читателей этих строк смог бы с ходу определить, вся ли его личность на месте, или чего-то в ней не хватает? И неудивительно — ведь все мы живем в дурдоме, именуемом современной Россией. В происходящих событиях в ней трудно разобраться даже квалифицированному врачу-психиатру, что уж говорить о тех, кого всегда именовали простыми людьми! Нас жалеть надо? Такой диагноз, как вялотекущая шизофрения, можно смело ставить двум третям населения страны. Или даже всему населению, ведь все, что происходит вокруг нас, — это и есть самая настоящая вялотекущая шизофрения. В каждом из нас живет бескорыстный строитель коммунизма и одновременно хапуга, жаждущий личного достатка. И что интересно — они ведь прекрасно уживаются и стараются друг другу не мешать. Потому как очень хочется жить в достатке и при этом знать, что впереди тебя ждет светлое будущее.Знаешь что? — начал Жухрай. —Давай, дорогой мой Валерий Яковлевич, придем к консенсусу. Все-таки нам теперь с тобой придется все делить — от жены до губернаторского кресла. Ты только прикинь, мы ведь вместе такого можем наворотить, чертям в аду тошно станет!При упоминании ада и его обитателей Валерию Яковлевичу стало нехорошо. Захотелось консенсуса, пусть даже со своим политическим противником.Это ты погорячился, — понял его и согласился Жухрай. — Однако не будем нервничать раньше времени, товарищ! Безвыходных положений не бывает! Выкрутимся, браток!Брюсов вздохнул и снова сел на постель.Умные люди всегда договорятся, — сказал Жухрай. — Выше голову, ты же все-таки член партии, хотя и бывший. Вообще-то, братишка, когда выяснилось, что мы с тобой в одном теле обитаем, я попервам шибко расстроился. Никак не мог в толк взять, что дальше делать. А теперь вижу, что различия промеж нас небольшие. Нервный ты только слишком, оттого и выгоды своей сразу ухватить не можешь.Так кто из нас теперь губернатором будет? — поинтересовался Брюсов. — Выборы ведь я выиграл!Ну, ты, брат, и властолюбивый, — отреагировало левое полушарие. — Оба будем. Ты, скажем, по четным числам, я — по нечетным… — Легким усилием воли он заставил тело Брюсова подняться. — Ладно, у нас теперь будет время для разговоров. Пойдем, что ли ?Куда?-удивился мэр.Как это куда? — в свою очередь удивился его бывший соперник. — Анну будить? Глава 28 Борис Романович сел, с трудом прикодя в себя.Безумная ночь не прошла бесследно.Вместе с тем особых воспоминаний она у Даосова не оставила. Все вспоминалось какими-то рваными и бессвязными картинами, от которых к горлу подступала тошнота.Звонил телефон. На кухне нервно гремела тарелками Наталья. Как она оказалась в его квартире, Даосов абсолютно не помнил, но одно только ощущение того, что рядом родная душа, грело и успокаивало.Звонки стали настойчивыми. Такими настойчивыми, что Даосов пожалел об отсутствии у него пистолета. С огромным удовольствием он сейчас бы расстрелял аппарат из пистолета! Во рту было сухо и так гадко, словно там неизвестный фермер устроил курятник на два десятка кур. Борис Романович сполз с тахты, с трудом добрался до кухни, виновато глядя на любовницу, достал из холодильника бутылку минеральной воды. Минералка приятно холодила руку. Даосов сделал несколько затяжных глотков.— Хорош, нечего сказать! — с явным осуждением в голосе сказала Наталья.Замолчавший было телефон ожил вновь. Борис Романович вернулся в комнату, поставил бутылку минералки рядом с телефоном и взял трубку.— Ну? — спросил он. Не то чтобы он был невежливым, просто на более длинную фразу сил не хватило.— Даосов? — душевно сказали в трубку. — Какая ты сволочь, Даосов!— Не по-нял? — в три приема выдохнул Борис Романович и снова приложился к бутылке с минеральной водой.— Чего там не понять, — вздохнул собеседник. — У меня же с Брюсовым контракт был. Только не говори, что ты этого не знал, Боря! Контракт был, и, между прочим, кровью подписанный! А ты что наделал? Ну что ты наделал? Зачем ты его душу на два тела разделил? Им ведь и жить теперь по-разному! Как мне теперь его душу в канцелярию представить?— У каждого свои проблемы, — философски сказал Даосов.Трубку досадливо бросили. Послышались короткие гудки. Даосов сел на тахту и снова приложился к бутылке. По-хорошему — надо было срочно уезжать. Больно опасная душевная конфигурация сложилась в телах губернатора и мэра.В принципе ничего страшного не произошло, однако… Береженого Бог бережет. А в том, что от врагов ему следует ожидать неприятностей, Борис Романович даже не сомневался. Обитатели Ада — существа мстительные, им на хвост наступать не стоит.Борис Романович послушал, как на кухне гремит посудой Наталья, и грустно подумал, что чудес на свете не бывает. Если ты родился неудачником, неудачником и помрешь! И тут тебе никакие боги не помогут. Рок, дорогие товарищи! Гезера, как говорят братья-евреи.В комнату плавно вошла Наталья, села рядом и принялась скорбно и осуждающе молчать.Даосов посидел смирно, ткнулся носом в плечо любовницы и негромко сказал:— Может, уедем отсюда к чертовой матери? Наталья заглянула ему в глаза, взъерошила Даосову волосы и совсем по-матерински сказала:— Бедненький ты мой! Иди прими душ, легче станет! Утро оказалось тоскливым не только для Даосова. Игорь Дмитриевич Куретайло, покинув больничную палату, чувствовал себя совершенно выздоровевшим. Более того, он был полон энергии и сил, настроение было прекрасным. Вот только на работу Игорь Дмитриевич не особенно торопился. Вместо того чтобы предстать перед очами проигравшего выборы губернатора, Куретайло отправился к мэру. Следовало ненавязчиво, но вежливо и с достаточным тактом поздравить Валерия Яковлевича с заслуженной победой на выборах и дать понять, что в областной администрации его с большим нетерпением ждут люди, которым прежний губернатор не давал развернуться и показать административные свои таланты во всей красе.В приемной у Брюсова сидели несколько человек, но Куретайло это не остановило. Все-таки он был человеком федерального значения. Заместитель губернатора области — это вам не хухры-мухры, это скорее мухры, так сказать, хух-ры. Можно сказать, большие мухры-хухры.Игоря Дмитриевича несколько поразил внешний вид мэра. Валерий Яковлевич был бледен, и под глазами у него обозначились синие мешочки подглазников, да и вид мэра казался страдальческим и загнанным. Тут опытному и сведущему в политике Куретайло следовало сообразить, что и к чему, но Игорь Дмитриевич ошибся. Он легкомысленно вообразил, что ничего страшного не произошло, подумаешь, отметил человек свою победу в гонках за счастьем и материальным достатком и немножечко увлекся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31