.. Ну, например, просто вовсе не обращать на нее внимание. Долгое время. Или... Ну, ладно... – док задумчиво подошел к окну и, сложив руки за спиной, некоторое время созерцал расположенный во внутреннем дворике миниатюрный сад камней.
– Да нет, я как раз опасаюсь того, что Лу слишком уж... одушевляет Джессику. Видит в ней... ну подругу, что ли. Может, даже нечто большее...
Так я и знала. Мои слова направили мысли дока во вполне предсказуемое русло. Совершенно не то, что вело к облегчению моих проблем.
– Давайте вместе подумаем, – ласково начал он, – на кого все-таки э-э-э... Джессика оказывает неблагоприятное воздействие... Ваша дочь, говорите вы, совсем неплохо относится к ней...
– Давайте договоримся, доктор. Джессика вовсе не напоминает мне ни злую мачеху, ни Буку из детских кошмаров. Выслушайте меня внимательно, стараясь, извините, не перебивать, и вы поймете, что моя... тревога – совсем другой природы...
– Что ж, слушаю вас внимательно и, поверьте, ничуть не обижаюсь на вас. Может, выговориться – самое подходящее для вас сейчас средство... – док, послушно склонив голову набок, устроился на удобном сидении у изголовья и весь превратился в воплощенное внимание. Тихо шуршал магнитофон.
– Да, в самый первый момент, еще в руках продавца, кукла произвела на меня какое-то... странное, двойственное впечатление... – начала я в саморазоблачительном порыве. – Если хотите, было какое-то... предчувствие... Но после того как техник от фирмы произвел полную наладку, все пошло удивительно хорошо: Джессика превосходно исполняла команды, рассказывала Лу неплохие истории, потом приставала к ней с вопросами – ненавязчивыми и довольно хорошо продуманными. Даже позволяла себя кормить маленькими кусочками шоколада, орехов и вежливо отказывалась от мороженого, напоминала, что надо освободить маленький контейнер у нее на спине, куда поступали все этим яства. Потом...
Сначала мне даже пришлось по вкусу то, что Лу не расстается с Джессикой – таскает ее с собой на теннисный корт, усаживает на краю бассейна, когда учится плавать и, конечно, забирает с собой в спальню. Часто остается с ней одна. Понимаете, это было просто удобно – дочка не путалась под ногами, изнывая от скуки, не убегала с подругами черте куда, даже о папе не то, чтобы перестала тосковать, но... Тоска эта приняла уж больно какую-то дисциплинированную, книжно-идиллическую форму. Вздох о папе на ночь, обязательное присутствие у телевизора в ожидании сюжета об Орбитере в новостях, «как-то там папа?», сказанное вовремя пару раз в день... Пожалуй, вот с этого – с какой-то неискренности в наших с Лу отношениях и началась эта моя тревога. Такой неуловимой, и от того – особенно неприятной...
Доктор Горфилд заворочался на своем насесте и изменил позу, подавив, видимо, желание прервать мои откровения каким-то вопросом.
– Знаете, док, на меня подействовал один случай... Тишина... Понимаете, тишина... Луиза-Габриэлла у меня – довольно шумный ребенок и меня стали настораживать длинные периоды затишья, которые пришли в наш дом вместе с Джессикой... В конце-концов, я... Я как-то пересилила себя и – никогда раньше я не делала этого – подкралась к дверям детской и...
Мне до сих пор было стыдно вспоминать это. Вот и сейчас – я густо покраснела всеми своими веснушками и беспокойно завертела головой на крахмальной наволочке плоской подушки, подсунутой мне под голову. Мне неприятно было вспоминать, как тогда я быстрым и бесшумным – о, как мне хотелось тогда, чтобы это мое движение было бесшумным! – рывком отворила тяжеловатую, декоративно-дубовую дверь и...
– И?.. – вежливо подтолкнул, зависший на мертвой точке, маховик милейший доктор Горфилд.
– Да, понимаете, доктор – я не увидела ничего особенного: Лу и Джессика лежали поверх одеяла. Вытянувшись и закрыв глаза. Они даже не шелохнулись, когда я... ворвалась... Когда я вошла к ним. Мне пришлось два раза спросить Лу, чем это они заняты. А когда Лу – не открывая глаз – ответила: «Не бойся, ма, мы играем. В Смерть. – Я опешила. – Мы просто лежим и представляем, что нас нет... – продолжала Лу, не открывая глаз. – Совсем-совсем нет. И никогда, может быть и не было... Знаешь, ма – это не страшно... Совсем-совсем...»
– Я, должно быть, была слишком взведена чем-то перед этим, док... – я отвела глаза от обрамленных стальной оправой легких, почти незаметных очков доктора. – Но со мной... Со мной случилась истерика тогда... Лу получила пощечину – а я ведь никогда не бью ее, док, никогда – Джессика полетела в угол, а потом мы с Лу долго плакали друг у друга в объятьях и она объясняла мне, как она любит маму – и папу тоже – и что она совсем не хотела так пугать маму... А я тоже просила у нее прощения и... Ну, одним словом, безобразная вышла сцена, доктор... Но... Потом снова, временами в доме становилось тихо... И я уже не могла себя заставить тихо ступить на лестницу и подняться вверх – к детской...
– Это стало повторяться чаще? – доктор наклонил голову набок. – Эти... игры? Они приобрели характер м-м... мании?
– Нет, доктор... Они – эти приступы тишины повторились с тех пор раза три-четыре... Ну пять – от силы. За полтора месяца... Но они очень больно... Очень больно кольнули меня в сердце, если можно так выразиться... Это было нечестно со стороны Лу – снова взяться за это – после тех слез и тех... Ну – вы понимаете... И потом...
– И потом?..
– Потом, не примите это за манию, доктор... потом я заметила... Нет, – я решила, что буду честна до конца, – нет, сначала МНЕ СТАЛО КАЗАТЬСЯ, что они, стоит мне войти, меняют тему разговора...
Я подавила очередную попытку доктора прервать мое повествование и продолжила:
– Я, однако, долго грешила на свою мнительность. И решила проверить... Я все-таки снова преодолела себя и снова... Господи, какой, однако, идиоткой я чувствовала себя, когда, поцеловав Лу на ночь и протопав по лестнице вниз, возвращалась на цыпочках к ее двери, сбросив туфли и стараясь не скрипнуть ступенькой. И, знаете, доктор, меня ждал удар...
Тут я прервалась. Достаточно трудно было в доступных выражениях объяснить тот ледяной ужас, который испытала я тогда, у двери, сначала слушая этот странный прерывистый монолог дочери:
– Я не понимаю, Джессика, чего ты? Ты почему?
А потом – на пороге, отворив дверь...
Снова, как наваждение это – тяжелая, навощенного дуба дверь, которую я открываю кошмарно быстрым и кошмарно бесшумным движением. Или это и был кошмар – морок... Сон...
Нет, ничего страшного там не было.
Просто Лу понимающим уже взглядом смотрела на усаженную на полке в расслабленной позе куклу, и обе они заговорщицки прижимали к губам указательные пальцы. И обе одновременно опустили руки и обратили ко мне свои взоры: Лу – встревоженный, детский, не знающий еще, каким стать – озорным или виноватым, Джессика – стандартный, фарфорово-жизнерадостный взгляд, коим и должно было быть наделено создание из пластика, микросхем и соединительных проводков...
Не помню, что я там прощебетала Лу, неловко чмокнув ее в растерянную мордочку. Помню, вот, что я как-то нелепо, заискивающе, поправила Джессику на ее полочке, подавив в себе желание свернуть набок изящную шейку мини-робота, и выскочила, словно ошпаренная, в коридорчик второго этажа нашего такого нового и такого благоустроенного дома, ставшего вдруг гнездом такой странной птицы... Ту ночь я проспала зыбким, все время прерывающимся сном.
Я как могла пересказала доку этот эпизод. И еще другие, тоже не делающие мне, в общем-то, чести как матери-родительнице. Нет, я как-то не смогла подвигнуть себя на систематическую слежку за малолетним ребенком и его игрушкой. Но что было, то было – тревожные пробуждения посреди ночи от ощущения, что то ли в дом забрались воры, то ли просто кто-то прошел по моей могиле. Пробуждения, заканчивавшиеся долгими предрассветными бдениями, то притулившись на краю пустой ванны – с сигаретой и непонятно-тревожной душой, то у дверей детской, где я напряженно вслушивалась, рассчитывая услышать – ЧТО?
И несколько раз я слышала – отрывки непонятных, безобидных вроде бы разговоров, которые вел полусонный голосок Лу и хорошо артикулированный, с теплыми интонациями, но с каким-то ночным, неуловимо-зловещим оттенком голос куклы Джессики. А еще были их прогулки, с которых Лу возвращалась, обычно волоча Джессику за руку и становясь какой-то чужой. Слегка. И ее странные, на танцы эльфов похожие, игры вечером, среди сосен, совсем недалеко от дома, и совсем, вроде бы нестрашные.
Я остановилась. Доктор Горфилд определил это как сигнал – разрешение вступить в разговор и повел свою партию.
– Так, – он энергично выбил свой Данхилл в тяжелую керамическую пепельницу, – давайте, дорогая Тамара, – вы разрешите вас называть по имени? – давайте моя дорогая, почетче сформулируем вашу мысль. Можете вы, положа руку на сердце, сказать, что ваша дочь изменилась к худшему под действием... скажем так – под действием общения с куклой производства «Ультимэйт Нолидж»?
– Знаете, док, – подумав, сказала я, – ей-Богу, на суде я не знала бы, что сказать – если бы мне действительно взбрела в голову дурацкая мысль судиться с УН. Их адвокат в два счета докажет, что кукла-то пошла на пользу... Нет, действительно, Лу прямо на глазах выросла – в интеллектуальном смысле, я имею ввиду... Заметно лучше стала учиться, и, знаете, у нее появилось такое... ну такое нормальное честолюбие... Здесь ведь вот еще какое дело, док, – среди ее подруг – те самые трое или четверо, семьи которых позволили себе приобрести Джессик. И это, оказывается, очень повышает статус ребенка в его кругу... У них образовался даже своего рода клуб. Такое слегка тайное общество держательниц Джессик...
– Девочки любят секретничать...
– Да... В общем, Джессика порядком поддержала мою дочь. Особенно в смысле престижа. Вы знаете, в местное общество не так легко вписаться...
– Ну, я думаю, что не последнюю роль играет и теперешний имидж вашего супруга. Полет «Кроун-Орбитера» привлекает все большее внимание. Вас еще не узнают на улицах?
– Пока только паренек-китаец из пиццерии. Здесь мало ходят по улицам. Город лимузинов и доставки на дом... А Лу не любит хвастаться папой.
– У вас, как мне кажется, вполне благополучные отношения в семье?
– Вполне... Только Лу стала меня беспокоить...
– Так чем же именно?
– Я бы сказала так – тень какая-то легла между нами... Да, можно сказать, что она стала самостоятельнее, но... Но она и всегда была самостоятельной и своенравной девочкой. Но раньше ей всегда требовалось что-то вроде моего благословения, что ли... Когда она затевала что-нибудь серьезное – по ее, детским меркам, разумеется... Даже если она и не собиралась слушаться моих советов, она хотя бы спорила со мной. А теперь я перестала быть ей нужна. Она сама решает и сама делает.
– Что, например?
– Например, отправляется на пикник с Моникой и ее родителями. И с Джессикой, разумеется. В сосны, совсем недалеко. И семья Моники – милейшие люди. Но меня она просто ставит в известность по телефону.
– Ваша дочь просто становится самостоятельной, и вы это немного болезненно воспринимаете. Может быть.
– И еще – она сняла моих собак... – несколько нелогично добавила я.
– Простите, каких собак?
– Ну, знаете, у меня есть... была дурацкая довольно привычка – я покупаю картинки с изображениями собак. Ну, календари, пластиковые и гипсовые барельефы. Иногда – статуэтки. Ну и дарила их Лу. Я понимаю конечно, что это – не верх художественного вкуса, но у нас с Лу было какое-то взаимное понимание – мы часто подшучивали над этими моими подарками, как-то обыгрывали их в наших разговорах, имена давали этим тварям и всякое такое... Теперь я стала замечать, что эта тема как-то выпала из нашего общения... И эта тема, тоже, лучше сказать... А потом я стала находить их – эти мои подарки в кладовке. И среди мусора – тоже. Она их все поснимала со стен детской. И ни словом не обменялась со мной об этом. Меня это...
– Расстроило...
– Расстроило. И потом – эти сны... Наверное, именно когда я поняла, что Лу выбрасывает этих собачек, я и стала видеть эти сны...
– Простите, вы не можете хотя бы приблизительно определить, когда это началось?
– Дело, дело в том, доктор, что я... я даже не могу сказать – сколько их было, этих снов – ну, хотя бы один или несколько... Я... Я их ВСПОМИНАЮ. Вдруг где-то посередине дня... Дома или в магазине... Или вообще... Вдруг мне что-нибудь напоминает... И я вспоминаю сон, который видела не помню когда... Во всяком случае, не было такого, чтобы я просыпалась в холодном поту... Во всяком случае, этого я тоже не помню... И никогда ничего такого не вспоминала, проснувшись утром...
– Так... Ну и что же это было?
– Это... Это напоминало мои ночные бдения, только... Только во сне Лу звала меня... Или мне казалось, что она зовет меня... И дальше – я по пустому дому, по странно как-то освещенной лестнице – света я почему-то не включаю в этом... сне – поднимаюсь к спальне Лу. И по мере того, как я подхожу к ней, все сильнее из-за нее сочится странный такой, вроде лунного, свет – какое-то... какие-то звуки – заклинания, что ли или причитания... И какое-то подобие музыки, и... Ну, в общем, я как заколдованная, еле переставляя по ледяному полу ноги, вхожу в комнату и непонимающими глазами смотрю на такой вот странный... обряд, что ли... Джессика – ее всю заливает этот колдовской свет, и, однако же, там темно – в том углу, где она стоит – наискосок от кроватки Лу – так вот, Джессика простирает к моей дочери руки и словно исполняет что-то похожее на... на тот танец, который девочки танцуют, когда играют со своими куклами в соснах... Ну, странный такой, словно эльфы пляшут... И Лу вторит ей, пританцовывает, стоя на койке, протянув руки к Джессике, и подпевает ей... Точнее, они обе каким-то речитативом подпевают друг другу и это... И к этому добавляется еще музыка... Может быть, кажущаяся... Иллюзия музыки...
А потом я замечаю или мне начинает казаться... что они не просто танцуют, не просто, вытянувшись в ниточку, странно раскачиваются и подпрыгивают, а как будто висят в пространстве лишь кончиками пальцев ног, касаясь опоры... И лица их...
А потом я делаю шаг вперед – и начинается какая-то чертовщина...
– Вы можете рассказать поподробнее об этой... чертовщине? —
– Это... это очень трудно... Нет... А потом я ничего не помню. Не помню ничего, что было потом...
Несколько минут мы молчали.
– Пожалуй, на сегодня хватит, – сказал доктор Горфилд, успокаивающе пожал мне руку у запястья, сел за стол и выписал небольшой рецепт.
– Это валиум, – сказал он. – Совсем немного. И немного других снадобий – более современных. Отдохните. И обязательно приходите на следующий прием. Мы только в начале пути.
* * *
Я совсем не ожидала, что Джессика напомнит мне о себе еще и там, где я в глубине души рассчитывала отдохнуть от размышлений о ней. Напомнит о себе с далеких небес устами Би-Ай. На сеансе связи. По правде говоря, эти, великодушно предоставленные семьям экипажа отрезки дорого оплаченного налогоплательщиками времени, были к этому времени скорее уже сеансами ожидания. Ожидания того, когда наступит день и час, назначенный тебе на станции космической связи, ожидания того, когда техники сладят с непредвиденно возникшими помехами, ожидания того, когда доберутся до Орбитера и пустятся в обратный путь такие неторопливые радиоволны...
Эти, все нараставшие минуты задержки и, потихоньку бравшие свое помехи, мало-помалу доносили до моего сознания ту простую истину, что Би-Ай не просто в очередной раз подался читать лекции на Западное побережье, и что теперь в радиусе уже более миллиона миль только одно родное существо нуждается в том, чтобы вовремя хлопала дверь, и Тамара входила в этот все еще чужой для нас с дочкой дом...
Вот и в тот раз, когда я наконец решила поделиться с Би-Ай своей накопившейся тревогой, мне пришлось долго, словно сумасшедшей, говорить свое перед экраном, на котором он так же, в слепую, говорил и говорил свое... Наконец, мой сбивчивый рассказ о покупке Джессики достиг его ушей.
– Знаешь, – наконец Би-Ай поморщился и снова сосредоточил взгляд на мне, точнее – на экране монитора – там, за миллионы миль... – я не очень в восторге от этой твоей идеи... Я понимаю – девочка оторвана от старых друзей, попала в новую среду... чуждую... скучает, но... Ей лучше побольше бывать на свежем воздухе... – тут он машинально обвел взглядом тот, плохо мне видимый, но, конечно, весьма скромный объем, в котором находился сам. – Может быть, летом надо было ее определить в лагерь скаутов... А потом она бы приехала прямо к нам без всех этих травм, связанных с переселением... А эти выдумки Моддарда лучше бы не испытывать на собственном ребенке...
– Какого еще Моддарда? Джессика – это ведь разработка «Ультимэйт Нолидж», – почему-то обеспокоенно спросила я.
Но диалог уже не получался. Стремительное движение стальной скорлупки Орбитера туда, в объятия огненных морей солнечной короны, растягивало паузы, растаскивало наш разговор на отрешенные монологи, прерываемые недоуменными паузами ожидания ответов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9