— Виновен в буянстве. За норов строптивый должон ответить, и жены ему больше не видать. Опять же семью кормильца лишил.Секретарь полистал толстую амбарную книгу, почесал за ухом, наконец изрек:— Казак Васька по кличке Полудурок наказывается штрафом в тысячу золотых рублей в пользу семьи Петра Хоя, кличку вы знаете, в сто рублей в пользу есаула Бормотова за фингал и триста рублей в пользу старшины Клюева за три выбитых зуба. А также штрафом в пятьсот рублей в пользу казачьей общины за буйство и двумя десятками ударов кнута для остужения нрава принародно. Также казак Полудурок должен год отслужить в полиции рядовым казаком на общественных началах. Жинка Васьки Полудурка с этой минуты считается бабой свободной и ежели в течение года не выйдет замуж, будет считаться гулящей. Ваське Полудурку строго-настрого запрещается не только жинке бывшей морду бить, но и подходить к ней за два забора. Как, казачки?— Любо! любо! — заревел зал. — Васька — мужик зажиточный, он заплатит.Семенов почему-то сразу понял, что его оставят напоследок.Секретарь сделал многозначительную паузу. Наконец изрек:— Сергей Семенов, бывший офицер ОМОН, майор-апостол!В зале воцарилась гробовая тишина. «О Господи!» — раздался чей-то голос.— Найден у поселка Хвойный, полузамерзший, артелью Серафима Сторова. По предварительной договоренности со стариками судить его будут «крестники» апостолов. В кругу есть такие?Поднялось несколько рук.— Что скажешь, апостол?Семенов встал, молча вышел в центр сцены:— Я не понимаю, в чем меня обвиняют…— Блин, да я его ж знаю! — сказал крепкий коротышка в телогрейке на бобровом меху. — Он меня с Москвы вез. Три года впаяли с отработкой на бобровой ферме. Спасибо, майор Семенов. — Коротышка встал и низко поклонился. — К хорошему делу пристроили, а то бы до сих пор бутылки собирал на Казанском вокзале.Всего апостольских «крестников» в казачьем круге насчиталось восемнадцать человек. Четырнадцать из них проголосовали, что «Семенов правильный был апостол, а потому судить его не за что, пусть идет куда хочет, если в кругу остаться не желает. Никто принуждать не будет». Расходы за лечение майора решили возместить за счет казачьей казны, как и премию казакам, майора нашедшим.— Ну что, любо? — предложил секретарь.Зал уже готов был разразиться привычным криком, когда со стороны двери донеслось:— Нет, не любо. Мы имеем предъявить.Семенов еще не видел вошедших, но заметил, как напрягся казачий старшина, тот самый, с пулеметом, как он осторожно взвел затвор.— Вот, Семенов, мы и встретились. — Растатуированный мужик медленно выходил к сцене, за ним двигалась пара таких же урок. — Что, майор, может, пора вспомнить полустанок под Нижним и друга моего Эльмендина и как вы нас, безоружных, в упор…Семенов не зря гордился своей памятью, сработала, словно компьютер: тот самый урка, что выпрыгнул с голой жопой из ямы, где закопали зачинщиков поездного бунта на полустанке под Нижним Новгородом. И эти двое, видимо, оттуда же или такие же, хрен редьки не слаще.— Вы что, сдурели? — начал брать на психику урка, повышая голос до вопля. — Это же апостол, понимаете, не просто мент, а апостол, для него человека убить, что вам высморкаться! Они нас в яму и в упор, да у него руки в крови!— А у тебя? — тихо сказал Семенов. — Или напомнить, как ты с голой жопой ноги нам целовал или как ты кричал, что сам из ментов бывших…— Убью! — взвизгнул урка, выхватил с пояса нож и кинулся на сцену.Очередь показалась оглушительной. Урка застыл на месте и удивленно обернулся.Тот самый казак в белой папахе держал пулемет у бедра.— Слышь, казак Клюв. Ты знаешь, почему я стреляю в стену, а не в потолок, как в кино? Потолка и крыши жалко, перекрывать замучаешься. Так вот, ради тебя я могу пожертвовать сценой и продырявить ее вместе с тобой, если вы сейчас же не уберете свои ножи. Быстро, давайте бросайте их под лавки.Урки неохотно побросали ножи.— Теперь говори, — предложил атаман. — Если хочешь что-то предъявить, предъявляй. Но чтобы беспредела не было. Здесь суд, понял? Здесь честный суд, и все будет честно! И не забудь, я тоже немного мент, полицейские — те же менты.— Тоже мне, законники, — процедил урка. — Ладно, предъявляю! Этот мент убивал наших братьев, он должен ответить.— Но его судили «крестники» с Поездков, — возразил секретарь, — и они признали апостола Семенова невиновным.— А мне плевать, он убивал моих друзей, а не их. Он должен ответить.Вдруг поднялся один из стариков:— Казаки хутора «Разгуляй» — такие же равноправные казаки, как и мы все. И могут требовать от казачьего круга справедливости. Что говорит в этом случае закон?Секретарь полистал свой гроссбух.— В случае, если предъявивший не удовлетворен решением круга, он может вызвать обидчика на честный бой. Обидчик может отказаться, и никто не в праве его будет осудить.— Я согласен! — громко сказал Семенов. — Стреляемся! Хоть сейчас!— Ой! — раздалось с заднего ряда.Все обернулись, медсестричка Маруся закрыла лицо платком и выбежала из зала.— Молодец, апостол! — крикнул танкист. — Задай этому уроду!— Что ж, — улыбнулся рыжей пастью урка. — Завтра поутру и начнем. Только никаких «стреляемся», бьемся, как мужчины, на ножах…— Нет! — раздалось откуда-то из середины зала, и Семенов с удивлением увидел поднимающегося с места доктора. — Апостол не может завтра драться на ножах, он еще сильно болен, он на ногах-то еле держится…Старики посовещались:— Ровно через неделю на казачьем кругу. Драться на ножах до смерти.— Любо!
Семенов скинул кеды, постанывая, стянул комбинезон и забрался под колючее одеяло. Эх, если бы не ноги, он бы с радостью сегодня же вцепился в глотку этому уроду.Раздался скрип открываемой двери, в узкой полоске света промелькнул чей-то силуэт.— Кто, кто здесь? — спросил Семенов, автоматически ища пистолет под подушкой.— Тихо-тихо, це ж я, — прошептала Маруся и скользнула к нему под одеяло. — Любый мой, хороший мой. — Девушка нашла в темноте его руку, положила на свою обнаженную, тугую, как мячик, грудь и впилась в его рот горячими губами. Глава 20ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ Танкист ввалился, как всегда, без стука. Маруся испуганно отпрянула от Семенова и тут же начала застегивать халат.— Да ладно, ладно, не прячьтесь! Все уж знают… — хохотнул Тулин и утер пот тыльной стороной ладони, размазав еще больше масла по физиономии.— Чего знают-то? — густо покраснев, сказала Маруся.— Что свадьбу скоро играть будем. Бабы вон на каждом углу про ваши шуры-муры болтают.— Бестолковые они, бабы эти, болтают ерунду разную… — пробурчала Маруся.— Так уж и ерунду, — опять хохотнул Тулин и посерьезнел. — На, держи, как заказывал.В ладонь Семенова опустился широкий охотничий нож с пилой у рукоятки, выполненной в виде кабаньей головы.— Спасибо, Владимир, то что надо! — тихо сказал Семенов и начал одеваться.— Не нравится мне все это, — сказал Тулин.— Что именно?— Слишком много урок наехало, чтобы на ваш бой посмотреть. И из «Разгуляя», и с остальных хуторов. Непохоже на обычный интерес. И ведут себя тихо, ни драк, ни скандалов.— Ты, я вижу, здесь уже освоился?— А что, нормальные люди. Живут, работают, дома строят, золотишко моют. И не нужно им ни властей, ни армии. Таежная идиллия, если бы не урки…— Откуда их здесь столько?— Знамо откуда — вы, апостолы, привезли на Поездках своих.Семенов промолчал, попрыгал на месте и сделал ножом пару выпадов, проверяя, удобно ли сидит одежда, не сковывает ли движения.— Волнуешься? — спросил танкист.Семенов кивнул, хотя внешне он выглядел совершенно спокойным. Отойдя к окну, он резко развернулся, взмахнул рукой, и дверь задрожала от воткнувшегося в нее ножа.— Классно! — восхитился Тулин. — Тогда я за тебя спокоен. Может, тебе сразу кинуть в него ножом и все?..— Нет, этот прием — на самый крайний случай. Специалист от такого броска легко увернется. Будем надеяться, что этот Клюв — не специалист.— Да, но боров-то он здоровый…— Справимся, — сказал Семенов. — У тебя-то как дела?— Нормально, танк завели, только маслопровод подтекает. До штаба полка никак не дозвонюсь, но в бригаду о себе доложился, там вроде как даже обрадовались.— Как Анюта?— Мечта поэта! — вздохнул Тулин. — Красавица, умная, ласковая. Вот судьба-то! Думал, везут в тайгу убивать, оказалось — женить. Женюсь, ей-богу, женюсь! И детишки хорошие, опять же, готовые уже, ха-ха-ха…Семенов глянул на часы.— Пора. Марусь, иди попрощаемся. Мало ли что. Ты же обещала, что не пойдешь смотреть. Успокойся, все будет хорошо…
Джипов и снегоходов на площади у казачьего круга заметно прибавилось. Семенов с удивлением увидел даже два вертолета на специальной площадке. Да, зажиточно живут местные казачки.С часовни дважды ударило в колокол, и Семенов решительно вошел в круг. Казаки ободряюще зашумели: «Давай, апостол, вырви ему гланды»! Другая часть зрителей, в основном урки, эмоции выражала несколько по-иному: «Ментяра поганый, мы тебя все равно замочим!»Семенов скинул ватник и остался в простой камуфляжной куртке. Нож у него был приторочен к бедру.Толпа взревела — это появился Клюв. Он шел вразвалочку, словно боец-тяжеловес на ринг, в шикарной дохе до пят. Ступив в круг, он скинул на руки дружков доху и повел плечами.Толпа снова взревела. Такого иконостаса увидеть приходилось не каждому. Грудь Клюва украшала красочно выполненная татуировка известной картины «Три богатыря», только у каждого богатыря на коленях сидело по обнаженной красотке. Руки Клюва обвивали змеи и драконы, а на спине красовался пятиглавый собор.Мороз был градусов 25, и Семенов поежился от холода, представив, каково сейчас его противнику. Надо же, обнажиться решил, все дешевые понты.— Ну, мент, готовься! Сейчас я тебя уработаю! — прошипел Клюв и начал глотать из горлышка услужливо поданной бутылки. Выпив чуть ли не треть бутылки, он отбросил пойло в сторону, выхватил из-за пояса нож и бросился на Семенова.Семенов даже не ожидал, что все получится так легко. Он присел, выдернул нож и, когда махина Клюва была в двух шагах, резко отпрыгнул в сторону. В прыжке рубанул по широкой спине, нарушив архитектурное совершенство божьего храма. Клюв взревел, как раненый бык, развернулся и, выставив вперед руку с ножом, снова ринулся на Семенова. Семенов опять дождался, когда Клюв разгонится, неожиданно нырнул на снег и врезал шипованным ботинком под коленку врагу. Урка рухнул грудью на снег, Семенов, ни секунду не мешкая, прыгнул ему на спину, левой рукой вцепился в глазницы Клюва, вздернул голову вверх, а правой ухватил покрепче нож и рубанул по кадыку.Толпа ахнула.— Как овцу, — прозвучал отчетливо чей-то бас.Семенов выпрямился, отер лезвие ножа о горсть снега, не глядя, сунул его в ножны на бедре.— Все честно? — спросил он стариков, стоявших отдельной кучкой.Старики кивнули. В гробовой тишине Семенов развернулся и пошел обратно в дом:— Ну, здравствуй, Маруся, я вернулся.Дверь опять распахнулась, в комнату лазарета ввалился, по традиции — без стука, совершенно обалдевший Тулин:— Ну ты, брат, даешь! Много я спецов видел, но такого… И минуты не прошло! Ну вот, опять целуетесь…
В «Веселухе» яблоку некуда было упасть, но, едва увидев Семенова, хозяин заведения Лука Кривой радостно всплеснул руками, выскочил на сцену и заголосил:— Казаки и казачки! Смотрите, кто пришел, самый хладнокровный убийца после Деда Мороза, почетное место дорогому гостю!Семенов с Тулиным, Анной и Марусей протиснулись к столу у самой сцены. Хозяин щелкнул пальцами, и на столе появились блюда и бутылки и в довершение всего зажаренный молочный поросенок.— Все за счет заведения! — объявил Лука гордо. — Я поставил на этого апостола десять тысяч золотом и выиграл. Есть повод отпраздновать…Маруся смотрела по сторонам восхищенными глазами и постоянно повторяла, что ничего подобного в жизни не видела.«Боже мой, а она ведь совсем еще девочка. И такая же одинокая, как я…» — подумал Семенов и нежно погладил Марусю по руке.Он наполнил ее бокал медовухой, себе и танкисту налил спирта и поднял руку, чтобы чокнуться. В этот момент его словно кольнуло в спину. Семенов резко обернулся и встретился взглядом с незнакомым человеком. Злобным взглядом. Он никогда не видел этого человека, но во взгляде было что-то знакомое. Семенов готов был поклясться, что этот взгляд уже видел…
Колокол пробил два раза, и в дверь постучали.Семенов немедленно сунул руку под подушку. Рукоятка «миротворца» привычно легла в ладонь.— Марусь, а Марусь! — раздался из-за окна девичий голос. — Тут мужика из тайги привезли, его медведь заломал. Открывай!Маруся открыла глаза, чмокнула Семенова в щеку и накинула халат. Ничего не поделаешь, лазарет должен работать круглосуточно, теперь придется еще и за доктором бежать…Она зашаркала тапками к двери, загремела засовом, и тут же в прихожей раздался грохот, девичий крик и выстрел, после которого крик прервался…Семенов действовал автоматически, почти не задумываясь. Скользнул под кровать, одновременно взводя затвор, притаился. Сейчас у него преимущество, он привык к темноте комнаты, они — нет. На пороге комнаты показались ноги, три пары ног, валенки и офицерские сапоги.— Тут он должен быть, — прогремел голос. — Куда ж ему еще деваться? Включи-ка свет…В это мгновение Семенов спустил курок — три выстрела, три тела, одновременно рухнувших на пол, три глотки, завопивших от боли. Семенов перевернулся по полу и послал еще две пули в новый силуэт, показавшийся в дверном проеме. Не одеваясь, достал нож из сапога и перерезал глотки скулящим уркам.Маруся лежала у самого порога, ее широко открытые глаза смотрели прямо в полную луну. А к дому уже бежали какие-то люди, тут и там все чаще стучали автоматные очереди.— Семенов! — услышал он голос. — Давай сюда!Тулин на ревущем двигателем танке подрулил к самому крыльцу, дал очередь вдоль улицы, глянул.— Потом, Сергей, потом, ты ей уже не поможешь, садись!Семенов закрыл Марусе глаза, вдел ноги в валенки, схватил тулуп и в трусах уселся за спиной пахнущего соляркой танкиста.— Господи, если ты есть, сделай, чтобы он завелся! — взмолился Тулин и снова повернул ключ стартера. Во внутренностях могучей машины что-то жалобно завизжало, заскрипело, наконец двигатель выбросил клуб дыма и завелся.— Что творится в поселке?! — проорал Семенов, забравшись в танк.— Урки! — емко ответил танкист. — Видимо, они специально остались в поселке на ночь.— Что им нужно? Это из-за меня?— Частично. Но в основном, как я понял, их интересует поселковая казна, они давно на нее зарятся, ведь чистое золото, и некоторые богатые казачки. Я, как стрельба началась, Анюту с детьми и бабкой в подвал спрятал и к тебе рванул.— Что собираешься делать?— Идти на выручку нашим.— Нашим?— Казачки засели в полицейском управлении и на подворье Васьки Полудурка. Надо им помочь…
Их явно не ждали. Танк, грохоча гусеницами, выкатился из-за амбара и на полном ходу врезался в кучу снегоходов и урок, на них сидевших.— Серега, Серега, жми на гашетку, мочи их, гадов! — орал танкист. — А я их гусеницами, гусеницами! Вперед, сто шестнадцатый, слава России! Глава 21В КРЫСИНОЙ НОРЕ «Почему так получается? За что мне эта кара? Почему люди, которых я только-только успеваю узнать, полюбить, умирают»? Почему я только теряю и теряю. Танкист Володя Тулин, красавец, весельчак, всего 27 лет, только жить начал. А Маруся, девочка ведь совсем, и ведь жила бы сейчас. Из-за меня погибла. Я же должен был сдохнуть, я, а не она…»Семенов попробовал пошевелиться. Руки связаны крепко, умело. Сколько же он был в отключке? Час, два, день? Может быть. И где он сейчас? Что-то вроде подвала, холодно…Последнее, что он помнил, истошный визг Тулина: «Серега, Серега, на крыше с базукой, сними его!»Нет, не успел он снять гранатометчика. Вспышка, дым, гарь и мертвые глаза Володьки в мерцании экрана бортового компьютера.
Наверху загремело, открылся люк, и из светлого квадрата выпала веревочная лестница.— Эй, апостол, давай, лезь сюда.— У меня руки связаны.— Знаю, суй их в лестницу, вытянем.Семенова выволокли наружу, и он зажмурился от яркого дневного света.
Фрязин сидел за простым дощатым столом, на углу которого попискивала рация, крутил в руках блестящие дужки стетоскопа и в упор разглядывал Семенова.— Так это ты «крыса»? — сказал наконец Семенов.Лепила усмехнулся:— А ты так и не догадался?— Трудно было предположить. Врач все-таки, человек самой гуманной профессии. Так вот откуда в Поездке столько наркоты, а я — то подозревал одного из апостолов.— Ты всегда был слишком туп, Семенов. Мы тебе подкинули все улики, что «крыса» — Буткевич, а ты даже следствие не начал. Мы поэтому и Нырка твоего не трогали. Ну, признайся, подозревал Буткевича?— Подозревал, — не стал отпираться Семенов. — Но при всех своих недостатках у Буткевича было одно достоинство, которое снимало с него все подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
Семенов скинул кеды, постанывая, стянул комбинезон и забрался под колючее одеяло. Эх, если бы не ноги, он бы с радостью сегодня же вцепился в глотку этому уроду.Раздался скрип открываемой двери, в узкой полоске света промелькнул чей-то силуэт.— Кто, кто здесь? — спросил Семенов, автоматически ища пистолет под подушкой.— Тихо-тихо, це ж я, — прошептала Маруся и скользнула к нему под одеяло. — Любый мой, хороший мой. — Девушка нашла в темноте его руку, положила на свою обнаженную, тугую, как мячик, грудь и впилась в его рот горячими губами. Глава 20ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ Танкист ввалился, как всегда, без стука. Маруся испуганно отпрянула от Семенова и тут же начала застегивать халат.— Да ладно, ладно, не прячьтесь! Все уж знают… — хохотнул Тулин и утер пот тыльной стороной ладони, размазав еще больше масла по физиономии.— Чего знают-то? — густо покраснев, сказала Маруся.— Что свадьбу скоро играть будем. Бабы вон на каждом углу про ваши шуры-муры болтают.— Бестолковые они, бабы эти, болтают ерунду разную… — пробурчала Маруся.— Так уж и ерунду, — опять хохотнул Тулин и посерьезнел. — На, держи, как заказывал.В ладонь Семенова опустился широкий охотничий нож с пилой у рукоятки, выполненной в виде кабаньей головы.— Спасибо, Владимир, то что надо! — тихо сказал Семенов и начал одеваться.— Не нравится мне все это, — сказал Тулин.— Что именно?— Слишком много урок наехало, чтобы на ваш бой посмотреть. И из «Разгуляя», и с остальных хуторов. Непохоже на обычный интерес. И ведут себя тихо, ни драк, ни скандалов.— Ты, я вижу, здесь уже освоился?— А что, нормальные люди. Живут, работают, дома строят, золотишко моют. И не нужно им ни властей, ни армии. Таежная идиллия, если бы не урки…— Откуда их здесь столько?— Знамо откуда — вы, апостолы, привезли на Поездках своих.Семенов промолчал, попрыгал на месте и сделал ножом пару выпадов, проверяя, удобно ли сидит одежда, не сковывает ли движения.— Волнуешься? — спросил танкист.Семенов кивнул, хотя внешне он выглядел совершенно спокойным. Отойдя к окну, он резко развернулся, взмахнул рукой, и дверь задрожала от воткнувшегося в нее ножа.— Классно! — восхитился Тулин. — Тогда я за тебя спокоен. Может, тебе сразу кинуть в него ножом и все?..— Нет, этот прием — на самый крайний случай. Специалист от такого броска легко увернется. Будем надеяться, что этот Клюв — не специалист.— Да, но боров-то он здоровый…— Справимся, — сказал Семенов. — У тебя-то как дела?— Нормально, танк завели, только маслопровод подтекает. До штаба полка никак не дозвонюсь, но в бригаду о себе доложился, там вроде как даже обрадовались.— Как Анюта?— Мечта поэта! — вздохнул Тулин. — Красавица, умная, ласковая. Вот судьба-то! Думал, везут в тайгу убивать, оказалось — женить. Женюсь, ей-богу, женюсь! И детишки хорошие, опять же, готовые уже, ха-ха-ха…Семенов глянул на часы.— Пора. Марусь, иди попрощаемся. Мало ли что. Ты же обещала, что не пойдешь смотреть. Успокойся, все будет хорошо…
Джипов и снегоходов на площади у казачьего круга заметно прибавилось. Семенов с удивлением увидел даже два вертолета на специальной площадке. Да, зажиточно живут местные казачки.С часовни дважды ударило в колокол, и Семенов решительно вошел в круг. Казаки ободряюще зашумели: «Давай, апостол, вырви ему гланды»! Другая часть зрителей, в основном урки, эмоции выражала несколько по-иному: «Ментяра поганый, мы тебя все равно замочим!»Семенов скинул ватник и остался в простой камуфляжной куртке. Нож у него был приторочен к бедру.Толпа взревела — это появился Клюв. Он шел вразвалочку, словно боец-тяжеловес на ринг, в шикарной дохе до пят. Ступив в круг, он скинул на руки дружков доху и повел плечами.Толпа снова взревела. Такого иконостаса увидеть приходилось не каждому. Грудь Клюва украшала красочно выполненная татуировка известной картины «Три богатыря», только у каждого богатыря на коленях сидело по обнаженной красотке. Руки Клюва обвивали змеи и драконы, а на спине красовался пятиглавый собор.Мороз был градусов 25, и Семенов поежился от холода, представив, каково сейчас его противнику. Надо же, обнажиться решил, все дешевые понты.— Ну, мент, готовься! Сейчас я тебя уработаю! — прошипел Клюв и начал глотать из горлышка услужливо поданной бутылки. Выпив чуть ли не треть бутылки, он отбросил пойло в сторону, выхватил из-за пояса нож и бросился на Семенова.Семенов даже не ожидал, что все получится так легко. Он присел, выдернул нож и, когда махина Клюва была в двух шагах, резко отпрыгнул в сторону. В прыжке рубанул по широкой спине, нарушив архитектурное совершенство божьего храма. Клюв взревел, как раненый бык, развернулся и, выставив вперед руку с ножом, снова ринулся на Семенова. Семенов опять дождался, когда Клюв разгонится, неожиданно нырнул на снег и врезал шипованным ботинком под коленку врагу. Урка рухнул грудью на снег, Семенов, ни секунду не мешкая, прыгнул ему на спину, левой рукой вцепился в глазницы Клюва, вздернул голову вверх, а правой ухватил покрепче нож и рубанул по кадыку.Толпа ахнула.— Как овцу, — прозвучал отчетливо чей-то бас.Семенов выпрямился, отер лезвие ножа о горсть снега, не глядя, сунул его в ножны на бедре.— Все честно? — спросил он стариков, стоявших отдельной кучкой.Старики кивнули. В гробовой тишине Семенов развернулся и пошел обратно в дом:— Ну, здравствуй, Маруся, я вернулся.Дверь опять распахнулась, в комнату лазарета ввалился, по традиции — без стука, совершенно обалдевший Тулин:— Ну ты, брат, даешь! Много я спецов видел, но такого… И минуты не прошло! Ну вот, опять целуетесь…
В «Веселухе» яблоку некуда было упасть, но, едва увидев Семенова, хозяин заведения Лука Кривой радостно всплеснул руками, выскочил на сцену и заголосил:— Казаки и казачки! Смотрите, кто пришел, самый хладнокровный убийца после Деда Мороза, почетное место дорогому гостю!Семенов с Тулиным, Анной и Марусей протиснулись к столу у самой сцены. Хозяин щелкнул пальцами, и на столе появились блюда и бутылки и в довершение всего зажаренный молочный поросенок.— Все за счет заведения! — объявил Лука гордо. — Я поставил на этого апостола десять тысяч золотом и выиграл. Есть повод отпраздновать…Маруся смотрела по сторонам восхищенными глазами и постоянно повторяла, что ничего подобного в жизни не видела.«Боже мой, а она ведь совсем еще девочка. И такая же одинокая, как я…» — подумал Семенов и нежно погладил Марусю по руке.Он наполнил ее бокал медовухой, себе и танкисту налил спирта и поднял руку, чтобы чокнуться. В этот момент его словно кольнуло в спину. Семенов резко обернулся и встретился взглядом с незнакомым человеком. Злобным взглядом. Он никогда не видел этого человека, но во взгляде было что-то знакомое. Семенов готов был поклясться, что этот взгляд уже видел…
Колокол пробил два раза, и в дверь постучали.Семенов немедленно сунул руку под подушку. Рукоятка «миротворца» привычно легла в ладонь.— Марусь, а Марусь! — раздался из-за окна девичий голос. — Тут мужика из тайги привезли, его медведь заломал. Открывай!Маруся открыла глаза, чмокнула Семенова в щеку и накинула халат. Ничего не поделаешь, лазарет должен работать круглосуточно, теперь придется еще и за доктором бежать…Она зашаркала тапками к двери, загремела засовом, и тут же в прихожей раздался грохот, девичий крик и выстрел, после которого крик прервался…Семенов действовал автоматически, почти не задумываясь. Скользнул под кровать, одновременно взводя затвор, притаился. Сейчас у него преимущество, он привык к темноте комнаты, они — нет. На пороге комнаты показались ноги, три пары ног, валенки и офицерские сапоги.— Тут он должен быть, — прогремел голос. — Куда ж ему еще деваться? Включи-ка свет…В это мгновение Семенов спустил курок — три выстрела, три тела, одновременно рухнувших на пол, три глотки, завопивших от боли. Семенов перевернулся по полу и послал еще две пули в новый силуэт, показавшийся в дверном проеме. Не одеваясь, достал нож из сапога и перерезал глотки скулящим уркам.Маруся лежала у самого порога, ее широко открытые глаза смотрели прямо в полную луну. А к дому уже бежали какие-то люди, тут и там все чаще стучали автоматные очереди.— Семенов! — услышал он голос. — Давай сюда!Тулин на ревущем двигателем танке подрулил к самому крыльцу, дал очередь вдоль улицы, глянул.— Потом, Сергей, потом, ты ей уже не поможешь, садись!Семенов закрыл Марусе глаза, вдел ноги в валенки, схватил тулуп и в трусах уселся за спиной пахнущего соляркой танкиста.— Господи, если ты есть, сделай, чтобы он завелся! — взмолился Тулин и снова повернул ключ стартера. Во внутренностях могучей машины что-то жалобно завизжало, заскрипело, наконец двигатель выбросил клуб дыма и завелся.— Что творится в поселке?! — проорал Семенов, забравшись в танк.— Урки! — емко ответил танкист. — Видимо, они специально остались в поселке на ночь.— Что им нужно? Это из-за меня?— Частично. Но в основном, как я понял, их интересует поселковая казна, они давно на нее зарятся, ведь чистое золото, и некоторые богатые казачки. Я, как стрельба началась, Анюту с детьми и бабкой в подвал спрятал и к тебе рванул.— Что собираешься делать?— Идти на выручку нашим.— Нашим?— Казачки засели в полицейском управлении и на подворье Васьки Полудурка. Надо им помочь…
Их явно не ждали. Танк, грохоча гусеницами, выкатился из-за амбара и на полном ходу врезался в кучу снегоходов и урок, на них сидевших.— Серега, Серега, жми на гашетку, мочи их, гадов! — орал танкист. — А я их гусеницами, гусеницами! Вперед, сто шестнадцатый, слава России! Глава 21В КРЫСИНОЙ НОРЕ «Почему так получается? За что мне эта кара? Почему люди, которых я только-только успеваю узнать, полюбить, умирают»? Почему я только теряю и теряю. Танкист Володя Тулин, красавец, весельчак, всего 27 лет, только жить начал. А Маруся, девочка ведь совсем, и ведь жила бы сейчас. Из-за меня погибла. Я же должен был сдохнуть, я, а не она…»Семенов попробовал пошевелиться. Руки связаны крепко, умело. Сколько же он был в отключке? Час, два, день? Может быть. И где он сейчас? Что-то вроде подвала, холодно…Последнее, что он помнил, истошный визг Тулина: «Серега, Серега, на крыше с базукой, сними его!»Нет, не успел он снять гранатометчика. Вспышка, дым, гарь и мертвые глаза Володьки в мерцании экрана бортового компьютера.
Наверху загремело, открылся люк, и из светлого квадрата выпала веревочная лестница.— Эй, апостол, давай, лезь сюда.— У меня руки связаны.— Знаю, суй их в лестницу, вытянем.Семенова выволокли наружу, и он зажмурился от яркого дневного света.
Фрязин сидел за простым дощатым столом, на углу которого попискивала рация, крутил в руках блестящие дужки стетоскопа и в упор разглядывал Семенова.— Так это ты «крыса»? — сказал наконец Семенов.Лепила усмехнулся:— А ты так и не догадался?— Трудно было предположить. Врач все-таки, человек самой гуманной профессии. Так вот откуда в Поездке столько наркоты, а я — то подозревал одного из апостолов.— Ты всегда был слишком туп, Семенов. Мы тебе подкинули все улики, что «крыса» — Буткевич, а ты даже следствие не начал. Мы поэтому и Нырка твоего не трогали. Ну, признайся, подозревал Буткевича?— Подозревал, — не стал отпираться Семенов. — Но при всех своих недостатках у Буткевича было одно достоинство, которое снимало с него все подозрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16