Йири любил рисовать, и, хотя такую роскошь, как бумага и краски, родные предоставить ему не могли, он пользовался углем, а древесные срезы шли вместо бумаги. Рисовал, что видел — во сне или наяву. Ветви в цвету, траву, поникшую под дождем, рваную паутину среди упругих стеблей, или играющих в мелком снегу детенышей лесовика — юо…
Дальний родич тетки, проездом заглянувший к ним, был мелким чиновником и ровней деревенскую родню не считал. Однако Йири пришелся ему по душе — и он оставил мальчишке немного бумаги и две коробочки дешевой цветной туши — настоящей, не чета блеклым деревенским красителям. Кисть Йири смастерил из конского волоса. Теперь его рисунки стали трехцветными — зеленый и красный причудливо смешивались с черным. Тетка привычно ворчала, когда видела племянника с кисточкой в руках, и она же первая бурно хвалила простые рисунки Йири. Они были во многом неправильны и неумелы, но полны своеобразной прелести, невесомой, как метель лепестков по весне.
К тому же мальчишка на радость младшим детям раскрашивал теперь вырезанные из дерева игрушки в яркие цвета. Лето было счастливым, летело, как песня. Если бы не осень, которая подходила все ближе…
Когда месяц Журавля, анна-и-Хита, тронул листья огромных ясеней желтым крылом, Лин привычно взбежала на мостик, любуясь ладошками поздних кувшинок. Пара слуг скучала невдалеке, коротая время за игрой в кольца. Бросив взгляд влево, девочка замерла. Возле перил лежала искусно вырезанная из дерева цветущая ветка сливы. Лин осторожно коснулась ее, улыбнулась. Словно весной повеяло над осенним прудом. Краем глаза Лин разглядела мальчишку, спрыгнувшего с ветки старого дуба, который рос возле ее любимого мостика. Мальчишка стоял и смотрел на девочку. Лин помахала ему, рассмеялась. И, сжимая ветку в руке, побежала прочь, заслышав голос отца.
Неделю спустя дядя позвал Йири и долго говорил с ним. Бедность в деревне была почти поголовная — как и во всех небольших селениях глухих провинций. Йири знал, что придется уйти, что работой на грядках или помощью корзинщику он не принесет денег семье — а просить для него место слуги у отца Лин дядя не станет. Йири и сам этого не хотел. Лучше уж таскаться по дорогам в дождь и ветер.
Хозяин каравана брал Йири на три месяца, до зимы. Зимой движение на северных торговых путях прекращалось. Если мальчишка справится, весной он вернется к прежней работе.
Конечно, гнать Йири из дома никто не станет. Если не захочет возвращаться к караванщикам, придется думать, как иначе добывать деньги. Против этого Йири не мог возразить, даже если бы захотел.
Дядя решил сам отвезти мальчишку в большое соседнее село, где останавливался караван. Прощание с семьей не затянулось — дядя не допустил. Лишь тетка жалостливо всхлипнула:
— Цветочек ты мой! — и смахнула слезу. Йири удивленно глянул на тетку. Обычно она только беззлобно ворчала или вздыхала при виде племянника, вспоминая сестру.
Невысокий, с огромными ласковыми глазами и волосами, пушистыми, словно зимний мех белки, Йири был удивительно ладным, хотя многие мальчишки в его возрасте обретали забавную неуклюжесть подростков.
Старшая из сестренок — в ней уже начинали проступать черты будущей девушки — с плачем прильнула к брату.
— Возвращайся скорей!
Он прижал девчушку к себе, погладил черные косы.
— Ну чего плакать? Птицы зимой улетают в теплые края, и ты не слышишь их песен. Но ты же знаешь — они вернутся весной. А я — к зиме.
Простившись со всеми, он на мгновение замер, не сумев сдержать вздоха. Дядя угрюмо взглянул на него, словно прочитав мысли племянника.
— Довольно. Идем.
До места добрались за день, на старой повозке. Пешком было бы ничуть не дольше, но такой путь был не для дяди с его ногой. Йири не хотелось трястись по ухабам, он часто спрыгивал и шел рядом. Миновали светлое озеро, на берегу которого стоял дом Лин. Йири пару раз оглянулся и заметил, как это не понравилось дяде, которому казалось, что все может сорваться или вообще пойти наперекосяк.
— Смотри, — дядя цедил слова как всегда хмуро, — я говорил со старшим в караване. Он за тобой присмотрит, защитит, если что. В остальном — уж как себя поставишь. Работы не бойся, а люди всякие бывают. Я тебе добра желаю, хоть ты навряд ли считаешь меня за доброго.
Мальчишка пропускал слова мимо ушей — в последние дни он этого уже наслушался. То и дело притрагивался к висящей на шее фигурке из зеленоватого халцедона — защитница деревни, казалось, обещала ему свое покровительство.
В селении, куда они прибыли, Йири уже приходилось появляться. Оно было грязным, шумным и не нравилось мальчику. Однако сейчас он ни на что не обращал внимания — был слишком взволнован предстоящей встречей с начальником каравана.
Тот оказался немолодым, суровым и похожим скорее на воина, чем на торговца. В молодости он и впрямь служил в войске одного из наместников. Хиранэ — так звали старшего — явно ожидал более рослого и крепкого подростка, однако не сказал ничего. Йири почувствовал доверие к немногословному жесткому человеку. Он даже не пожалел, когда дядя, передав его в новые руки, повернул домой; хотя и поглядывал с опаской на остальных караванщиков. Многие из них, судя по речи и по зеленовато-черной одежде, были уроженцами северо-восточных областей — а к таким тут относились с недоверием. Йири выжидающе поднял глаза. Однако Хиранэ отвлекли, и Йири оказался предоставленным себе самому. Мальчик растерянно оглядывался по сторонам, краем глаза заметил черную тучу, которая встряхивала длинной густой гривой. Мальчишка восторженно замер. Такого коня ему видеть не приходилось.
— Эй, ты что, громом ударенный?! В Нижний дом захотел?! — заорал кто-то из караванщиков, знавших бешеный нрав коня. Но Йири даже не оглянулся.
…Когда вороная махина, которая только что сердито косила глазом, тихо заржав, потянулась к куску сладкого хлеба в руке мальчишки, а тот, ничуть не пугаясь, потрепал коня по щеке, Хиранэ удовлетворенно кивнул, хотя лицо его, похожее на маску из твердого дерева, осталось непроницаемым.
С рассветом караван тронулся в путь. Спутники были совсем не похожи на людей из его деревни — держались самоуверенно, говорили отрывисто, быстро, и шутки их казались Йири странными. Многие связывали волосы в хвост на затылке, как водилось у жителей северных провинций. Такую прическу Йири приходилось видеть, хотя в его деревне мужчины стригли волосы коротко. А караванщики… С этими людьми Йири чувствовал себя неуверенно.
Вот лошадей он понимал хорошо. Больше всех ему приглянулись Черный, конь господина Хиранэ, и Сполох, рыжий конь одного из охранников. Он разговаривал с ними как с равными, и это забавляло караванщиков. Впрочем… порою над ним посмеивались, порой рявкали на него, но в целом Йири, похоже, пришелся спутникам по душе. Только один человек отравлял ему жизнь. Райху, невысокий, остроносый, со скользкой улыбкой.
Йири старался не попадаться ему на глаза, благо дел хватало. Вычистить лошадей, накормить, починить упряжь, нарезать коренья для похлебки, вымыть котлы, выполнить все распоряжения Хиранэ, да и просто любого, кому вздумалось дать мальчишке работу. Руки его были привычны к труду, однако мелкие ссадины на них не успевали заживать. На привалах он отыскивал травы, соком которых смазывал ранки. Травы он знал лучше любого из караванщиков, и те, скоро поняв это, не раз просили помочь.
С лошадьми хватало других забот. Сполох, отличавшийся скверным характером, ревновал его к Черному и норовил то укусить, то лягнуть собрата. Да и Черный не оставался в долгу. Заболела одна из рабочих лошадей, и конюх злился от бессилия. Тут уж было не до Райху с его мерзкими шуточками. Надо было собрать всю волю, чтобы по утрам открывать глаза и подниматься с места.
Осень щадила мальчишку, впервые покинувшего дом. Дни стояли на удивление теплые. Перешли через Орэн. Йири был очарован широкой спокойной рекой — в ее светлой воде словно отражалось иное, высшее небо. Караван долго шел вдоль берега, и мальчишке нравилось разговаривать с рекой, опуская ладони в воду. Тусклая береговая осока шуршала ночами, осока — дитя и стража реки…
Йири никому не перечил, но спокойное достоинство, странное в крестьянском мальчишке, хотя и удивляло, нравилось спутникам. Его наивность никогда не оборачивалась глупостью. Он выглядел слишком хрупким для тяжелой работы — но в иные вечера, вместо того, чтобы упасть и заснуть, сидел в одиночестве у костра или на берегу, глядя на огонь или воду.
— Да тебя вместо лошади можно запрягать, и дотянешь ведь, — шутил старший. — А по виду не скажешь. Я ведь когда тебя увидел, чуть обратно не отослал. Смотрю — не парень, а цветочек какой-то.
Йири улыбался, плотнее запахивая ворот выцветшей синей рубашки, слишком легкой для осени. Он уже привык все время идти куда-то, привык к спутникам. Провожая взглядом встречных бродяг, гадал, откуда они, что ждет их в пути? О себе не задумывался, доверяясь Иями. Видя журавлей в небе, невольно прищуривался, пытаясь понять, нет ли среди них сине-голубого тэммоку, посыльного Охотницы и Защитницы.
Селения, куда заходил караван по пути в город, вызывали у мальчика легкий интерес, и то ненадолго. Среди шума и толчеи он чувствовал себя чужим. Сначала Хиранэ отпускал его побродить по улочкам, пока не понял, что Йири приятнее посидеть с листом дешевой бумаги и порисовать или резать из дерева странные фигурки, чем толкаться на рыночной площади. Йири чувствовал облегчение, когда караван снимался с места.
По вечерам у костра начинались рассказы. Даже охранники, молчаливые днем, вспоминали разные байки, все, что слышали в пути или пережили сами. Поначалу Йири только слушал. И впрямь — мальчишке из глухого угла многое было в новинку. Он даже с трудом представлял, где находится Сиэ-Рэн, столица земель Солнечной Птицы, не говоря о вещах, по его разумению, доступных лишь мудрецам. Узнавать новое было интересно. Однако иные рассказы пугали. На дорогах северо-западных областей было довольно спокойно, но временами с востока пробирались разбойничьи шайки. Охранники выглядели опытными людьми, а караван не был богатым, и их было немного. Йири становилось тревожно, когда разговор заходил о разбойниках. Гораздо сильнее его увлекали рассказы о диковинках — о статуе древнего святого, выточенной из малахитовой глыбы, о сидящей черепахе — маяке, сооруженном в далекой гавани юга, о женщинах синну — лихих лучницах и наездницах…
Кенну, молодой парень с необычными для области Тхэннин рыжими волосами, то и дело заводил речь о столице, где прожил целых пять лет.
Сиэ-Рэн, Ивовый Остров, считался одним из красивейших городов земель Солнечной Птицы. Построенный на реке Аянэ, раскинувшийся аж на три ани, он был мечтой провинциалов.
— Какой город! Не чета тем, куда мы с товаром ходили! — Кенну широко разводил руками, словно от изумления.
— Там, небось, крыс гонял, а тут строишь из себя столичного жителя, — бросал ему Райху, и в речи его звучало характерное для жителей северо-востока прищелкивание. — И что там? Дома из золота? Тайо, Высокие, тебе кланялись?
Кенну злился и замолкал.
— А ты что язык проглотил, детка малая? — обратился как-то к Йири остроносый насмешник. — Какой ты у нас тихий… Может, ты девочка? Из покладистых девочек выходят лучшие жены. Выдадим тебя за столичного богача, вон у Кенну наверняка знакомые есть.
Йири отвернулся. Райху так выводил его из себя, что хотелось набить ему морду. Такого с мальчишкой еще не бывало.
— Рассказал бы что-нибудь, малыш, — попросил пожилой помощник Хиранэ, стараясь перевести разговор. — Хоть сказку какую.
— Сказку? — удивился Йири. — Хорошо… Только это не сказка.
"Некий господин возвращался домой. Путь его пролегал по заросшему лесом ущелью — таких немало в диких горах. Господин тот, младший офицер гвардии наместника Хэнэ, считался человеком честным и рассудительным. Он ехал, вспоминая жену и дочь, которых давно не видел. Так вышло, что ни одного слуги не было с ним. Внезапно лошадь начала дергать головой и всхрапывать.
«Спокойно, Облачная Грива», — уговаривал господин офицер, но ничего не помогало. Был вечер, теплый свет золотил листву раскидистых ясеней, играя на их бледно-серой коре. Вдруг господин заметил под деревом какую-то фигуру. Это была совсем юная девушка — судя по гэри из серого шелка, она была из хорошего дома. Девушка улыбнулась и, видя, что господин офицер придержал коня, подошла. Такого прелестного личика видеть ему еще не приходилось. Русые волосы девушки отливали золотом в свете заката, глаза были темно-зелеными.
«Кто ты, дитя?» — спросил офицер.
«Я из хорошего рода; те, кому я верила, бросили меня тут, и я заблудилась. Прошу вас, добрый господин, помогите мне добраться до ближайшего селения».
Господин с радостью согласился, и, не замечая, что лошадь его дрожит, любовался девушкой, словно лесным цветком. Он хотел подсадить девушку на лошадь, но та, словно оцепенев, едва переставляла ноги. Девушка соскочила на землю и пошла рядом, улыбаясь, словно была чем-то довольна.
Господин стал расспрашивать спутницу о семье и о том, как она оказалась в лесу — ответы были неполны и уклончивы.
Смеркалось — господин офицер заметил хижину средь ветвей.
"Заночуем здесь, — сказал он. — С лошадью творится странное. Не годится ночью пробираться так по глухому ущелью".
Хижина оказалось пустой и заброшенной. Он развел огонь, бледные отсветы заиграли на прелестном личике девушки. Она улыбалась так призывно, что господин нахмурился и призадумался…
«Спи, дитя», — угрюмо сказал он.
Девушка вновь улыбнулась.
"Луна — белая рыба — плывет по небу, — прошелестел ее голос, — не время для сна"…
При этих словах слабое сияние окутало ее фигуру. Когда оно спало, господин офицер понял, кто сидит перед ним — и волосы зашевелились у него на голове.
Лицо девушки заострилось и стало еще прекрасней — и что-то птичье проступило в нем, глаза удлинились к вискам, напомнив о листьях ивы… Зрачки превратились в узкие черточки, а на лбу слабо засветился знак «лапки» — верная примета оборотня — ииширо…"
— Демоновы рога! — выругался кто-то из караванщиков. На него шикнули.
"Господин офицер схватился было за меч, но рука его налилась тяжестью и лежала, как каменная. Он хотел прочесть молитву Заступнице — но голос оставил его. Оборотень улыбался, приближаясь к нему.
"Вот судьба и нашла тебя, человек знатного рода. Что ж… Ты переживешь эту ночь. Я хочу попасть в твое селение — ты отведешь меня туда".
С этими словами она прильнула к его губам, выпивая кровь и силы души…
Потом она отступила на шаг — и черты ее скрылись в легкой тени. В следующий миг она уже вновь стала человеком…
Господин офицер очнулся лишь утром, и так велика была над ним власть оборотня, что он сел в седло и поехал, ведя смерть вредное селение.
Лошадь, как и вчера, была еле движима и покорна, шла, вся дрожа. Девушка-оборотень шла рядом с легкой улыбкой, нежная, чистая, словно роса. Не больше трех ани оставалось до селения, как вдруг кто-то громко закричал с высокой ветки. Голос был похож на крик смоляной сойки, только громче и резче. Вероятно, это был добрый длинноносый оборотень-маки, из тех, кто ненавидит ииширо. Лошадь заржала, и, стряхнув наваждение, галопом ринулась по дороге…"
— Бррр, — встряхнулся Кенну. — Ну и сказочки у тебя. А то все молчал, молчал…
— Ну, кончилось-то хорошо, — обронил кто-то.
—Э, нет, — покачал головой седой караванщик, старший из всех. — Эти твари никогда не оставят свою жертву. Всегда находят тех, кто имел несчастье встретиться с ними. Ты не слыхал окончания?
— Нет.
— Ну, помяни мое слово, лучше его и не слышать.
Разговор словно умер. Люди с опаской поглядывали по сторонам, вздрагивая от любого шороха.
— Да ты, малыш, просто золото — ишь, как язык у тебя подвешен, — пошутил Хиранэ, единственный из всех оставшийся спокойным. — Только ты моих людей больше не пугай. Иначе мы до города не доберемся. А теперь иди, отдыхай.
Караванщики стали устраиваться спать. Мальчишка вынырнул из круга костров и подошел к лошадям.
— Ну, как дела, Звездочка? — Йири ласково потрепал морду одной из них. — Устала? Не болей больше, не надо. Ты же умница.
Сзади в плечо толкнулось что-то мягкое.
— Сполох? Обидно, что не с тобой говорю? Не сердись…
Он провел рукой по шерсти, серебрившейся в лунном свете. Сполох тихо заржал — и вдруг замер, насторожив уши. Звездочка стукнула копытом о землю и пугливо скосила глаз. Йири оглянулся. Все тихо. Только вода в реке разговаривает сама с собой. Однако лошади чем-то обеспокоены. Йири невольно схватился за амулет с изображением хранительницы его деревни, Кори-са. Он слишком хорошо знал, КОГО чуют лошади даже издалека.
— Ну, что с тобой, Звездочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Дальний родич тетки, проездом заглянувший к ним, был мелким чиновником и ровней деревенскую родню не считал. Однако Йири пришелся ему по душе — и он оставил мальчишке немного бумаги и две коробочки дешевой цветной туши — настоящей, не чета блеклым деревенским красителям. Кисть Йири смастерил из конского волоса. Теперь его рисунки стали трехцветными — зеленый и красный причудливо смешивались с черным. Тетка привычно ворчала, когда видела племянника с кисточкой в руках, и она же первая бурно хвалила простые рисунки Йири. Они были во многом неправильны и неумелы, но полны своеобразной прелести, невесомой, как метель лепестков по весне.
К тому же мальчишка на радость младшим детям раскрашивал теперь вырезанные из дерева игрушки в яркие цвета. Лето было счастливым, летело, как песня. Если бы не осень, которая подходила все ближе…
Когда месяц Журавля, анна-и-Хита, тронул листья огромных ясеней желтым крылом, Лин привычно взбежала на мостик, любуясь ладошками поздних кувшинок. Пара слуг скучала невдалеке, коротая время за игрой в кольца. Бросив взгляд влево, девочка замерла. Возле перил лежала искусно вырезанная из дерева цветущая ветка сливы. Лин осторожно коснулась ее, улыбнулась. Словно весной повеяло над осенним прудом. Краем глаза Лин разглядела мальчишку, спрыгнувшего с ветки старого дуба, который рос возле ее любимого мостика. Мальчишка стоял и смотрел на девочку. Лин помахала ему, рассмеялась. И, сжимая ветку в руке, побежала прочь, заслышав голос отца.
Неделю спустя дядя позвал Йири и долго говорил с ним. Бедность в деревне была почти поголовная — как и во всех небольших селениях глухих провинций. Йири знал, что придется уйти, что работой на грядках или помощью корзинщику он не принесет денег семье — а просить для него место слуги у отца Лин дядя не станет. Йири и сам этого не хотел. Лучше уж таскаться по дорогам в дождь и ветер.
Хозяин каравана брал Йири на три месяца, до зимы. Зимой движение на северных торговых путях прекращалось. Если мальчишка справится, весной он вернется к прежней работе.
Конечно, гнать Йири из дома никто не станет. Если не захочет возвращаться к караванщикам, придется думать, как иначе добывать деньги. Против этого Йири не мог возразить, даже если бы захотел.
Дядя решил сам отвезти мальчишку в большое соседнее село, где останавливался караван. Прощание с семьей не затянулось — дядя не допустил. Лишь тетка жалостливо всхлипнула:
— Цветочек ты мой! — и смахнула слезу. Йири удивленно глянул на тетку. Обычно она только беззлобно ворчала или вздыхала при виде племянника, вспоминая сестру.
Невысокий, с огромными ласковыми глазами и волосами, пушистыми, словно зимний мех белки, Йири был удивительно ладным, хотя многие мальчишки в его возрасте обретали забавную неуклюжесть подростков.
Старшая из сестренок — в ней уже начинали проступать черты будущей девушки — с плачем прильнула к брату.
— Возвращайся скорей!
Он прижал девчушку к себе, погладил черные косы.
— Ну чего плакать? Птицы зимой улетают в теплые края, и ты не слышишь их песен. Но ты же знаешь — они вернутся весной. А я — к зиме.
Простившись со всеми, он на мгновение замер, не сумев сдержать вздоха. Дядя угрюмо взглянул на него, словно прочитав мысли племянника.
— Довольно. Идем.
До места добрались за день, на старой повозке. Пешком было бы ничуть не дольше, но такой путь был не для дяди с его ногой. Йири не хотелось трястись по ухабам, он часто спрыгивал и шел рядом. Миновали светлое озеро, на берегу которого стоял дом Лин. Йири пару раз оглянулся и заметил, как это не понравилось дяде, которому казалось, что все может сорваться или вообще пойти наперекосяк.
— Смотри, — дядя цедил слова как всегда хмуро, — я говорил со старшим в караване. Он за тобой присмотрит, защитит, если что. В остальном — уж как себя поставишь. Работы не бойся, а люди всякие бывают. Я тебе добра желаю, хоть ты навряд ли считаешь меня за доброго.
Мальчишка пропускал слова мимо ушей — в последние дни он этого уже наслушался. То и дело притрагивался к висящей на шее фигурке из зеленоватого халцедона — защитница деревни, казалось, обещала ему свое покровительство.
В селении, куда они прибыли, Йири уже приходилось появляться. Оно было грязным, шумным и не нравилось мальчику. Однако сейчас он ни на что не обращал внимания — был слишком взволнован предстоящей встречей с начальником каравана.
Тот оказался немолодым, суровым и похожим скорее на воина, чем на торговца. В молодости он и впрямь служил в войске одного из наместников. Хиранэ — так звали старшего — явно ожидал более рослого и крепкого подростка, однако не сказал ничего. Йири почувствовал доверие к немногословному жесткому человеку. Он даже не пожалел, когда дядя, передав его в новые руки, повернул домой; хотя и поглядывал с опаской на остальных караванщиков. Многие из них, судя по речи и по зеленовато-черной одежде, были уроженцами северо-восточных областей — а к таким тут относились с недоверием. Йири выжидающе поднял глаза. Однако Хиранэ отвлекли, и Йири оказался предоставленным себе самому. Мальчик растерянно оглядывался по сторонам, краем глаза заметил черную тучу, которая встряхивала длинной густой гривой. Мальчишка восторженно замер. Такого коня ему видеть не приходилось.
— Эй, ты что, громом ударенный?! В Нижний дом захотел?! — заорал кто-то из караванщиков, знавших бешеный нрав коня. Но Йири даже не оглянулся.
…Когда вороная махина, которая только что сердито косила глазом, тихо заржав, потянулась к куску сладкого хлеба в руке мальчишки, а тот, ничуть не пугаясь, потрепал коня по щеке, Хиранэ удовлетворенно кивнул, хотя лицо его, похожее на маску из твердого дерева, осталось непроницаемым.
С рассветом караван тронулся в путь. Спутники были совсем не похожи на людей из его деревни — держались самоуверенно, говорили отрывисто, быстро, и шутки их казались Йири странными. Многие связывали волосы в хвост на затылке, как водилось у жителей северных провинций. Такую прическу Йири приходилось видеть, хотя в его деревне мужчины стригли волосы коротко. А караванщики… С этими людьми Йири чувствовал себя неуверенно.
Вот лошадей он понимал хорошо. Больше всех ему приглянулись Черный, конь господина Хиранэ, и Сполох, рыжий конь одного из охранников. Он разговаривал с ними как с равными, и это забавляло караванщиков. Впрочем… порою над ним посмеивались, порой рявкали на него, но в целом Йири, похоже, пришелся спутникам по душе. Только один человек отравлял ему жизнь. Райху, невысокий, остроносый, со скользкой улыбкой.
Йири старался не попадаться ему на глаза, благо дел хватало. Вычистить лошадей, накормить, починить упряжь, нарезать коренья для похлебки, вымыть котлы, выполнить все распоряжения Хиранэ, да и просто любого, кому вздумалось дать мальчишке работу. Руки его были привычны к труду, однако мелкие ссадины на них не успевали заживать. На привалах он отыскивал травы, соком которых смазывал ранки. Травы он знал лучше любого из караванщиков, и те, скоро поняв это, не раз просили помочь.
С лошадьми хватало других забот. Сполох, отличавшийся скверным характером, ревновал его к Черному и норовил то укусить, то лягнуть собрата. Да и Черный не оставался в долгу. Заболела одна из рабочих лошадей, и конюх злился от бессилия. Тут уж было не до Райху с его мерзкими шуточками. Надо было собрать всю волю, чтобы по утрам открывать глаза и подниматься с места.
Осень щадила мальчишку, впервые покинувшего дом. Дни стояли на удивление теплые. Перешли через Орэн. Йири был очарован широкой спокойной рекой — в ее светлой воде словно отражалось иное, высшее небо. Караван долго шел вдоль берега, и мальчишке нравилось разговаривать с рекой, опуская ладони в воду. Тусклая береговая осока шуршала ночами, осока — дитя и стража реки…
Йири никому не перечил, но спокойное достоинство, странное в крестьянском мальчишке, хотя и удивляло, нравилось спутникам. Его наивность никогда не оборачивалась глупостью. Он выглядел слишком хрупким для тяжелой работы — но в иные вечера, вместо того, чтобы упасть и заснуть, сидел в одиночестве у костра или на берегу, глядя на огонь или воду.
— Да тебя вместо лошади можно запрягать, и дотянешь ведь, — шутил старший. — А по виду не скажешь. Я ведь когда тебя увидел, чуть обратно не отослал. Смотрю — не парень, а цветочек какой-то.
Йири улыбался, плотнее запахивая ворот выцветшей синей рубашки, слишком легкой для осени. Он уже привык все время идти куда-то, привык к спутникам. Провожая взглядом встречных бродяг, гадал, откуда они, что ждет их в пути? О себе не задумывался, доверяясь Иями. Видя журавлей в небе, невольно прищуривался, пытаясь понять, нет ли среди них сине-голубого тэммоку, посыльного Охотницы и Защитницы.
Селения, куда заходил караван по пути в город, вызывали у мальчика легкий интерес, и то ненадолго. Среди шума и толчеи он чувствовал себя чужим. Сначала Хиранэ отпускал его побродить по улочкам, пока не понял, что Йири приятнее посидеть с листом дешевой бумаги и порисовать или резать из дерева странные фигурки, чем толкаться на рыночной площади. Йири чувствовал облегчение, когда караван снимался с места.
По вечерам у костра начинались рассказы. Даже охранники, молчаливые днем, вспоминали разные байки, все, что слышали в пути или пережили сами. Поначалу Йири только слушал. И впрямь — мальчишке из глухого угла многое было в новинку. Он даже с трудом представлял, где находится Сиэ-Рэн, столица земель Солнечной Птицы, не говоря о вещах, по его разумению, доступных лишь мудрецам. Узнавать новое было интересно. Однако иные рассказы пугали. На дорогах северо-западных областей было довольно спокойно, но временами с востока пробирались разбойничьи шайки. Охранники выглядели опытными людьми, а караван не был богатым, и их было немного. Йири становилось тревожно, когда разговор заходил о разбойниках. Гораздо сильнее его увлекали рассказы о диковинках — о статуе древнего святого, выточенной из малахитовой глыбы, о сидящей черепахе — маяке, сооруженном в далекой гавани юга, о женщинах синну — лихих лучницах и наездницах…
Кенну, молодой парень с необычными для области Тхэннин рыжими волосами, то и дело заводил речь о столице, где прожил целых пять лет.
Сиэ-Рэн, Ивовый Остров, считался одним из красивейших городов земель Солнечной Птицы. Построенный на реке Аянэ, раскинувшийся аж на три ани, он был мечтой провинциалов.
— Какой город! Не чета тем, куда мы с товаром ходили! — Кенну широко разводил руками, словно от изумления.
— Там, небось, крыс гонял, а тут строишь из себя столичного жителя, — бросал ему Райху, и в речи его звучало характерное для жителей северо-востока прищелкивание. — И что там? Дома из золота? Тайо, Высокие, тебе кланялись?
Кенну злился и замолкал.
— А ты что язык проглотил, детка малая? — обратился как-то к Йири остроносый насмешник. — Какой ты у нас тихий… Может, ты девочка? Из покладистых девочек выходят лучшие жены. Выдадим тебя за столичного богача, вон у Кенну наверняка знакомые есть.
Йири отвернулся. Райху так выводил его из себя, что хотелось набить ему морду. Такого с мальчишкой еще не бывало.
— Рассказал бы что-нибудь, малыш, — попросил пожилой помощник Хиранэ, стараясь перевести разговор. — Хоть сказку какую.
— Сказку? — удивился Йири. — Хорошо… Только это не сказка.
"Некий господин возвращался домой. Путь его пролегал по заросшему лесом ущелью — таких немало в диких горах. Господин тот, младший офицер гвардии наместника Хэнэ, считался человеком честным и рассудительным. Он ехал, вспоминая жену и дочь, которых давно не видел. Так вышло, что ни одного слуги не было с ним. Внезапно лошадь начала дергать головой и всхрапывать.
«Спокойно, Облачная Грива», — уговаривал господин офицер, но ничего не помогало. Был вечер, теплый свет золотил листву раскидистых ясеней, играя на их бледно-серой коре. Вдруг господин заметил под деревом какую-то фигуру. Это была совсем юная девушка — судя по гэри из серого шелка, она была из хорошего дома. Девушка улыбнулась и, видя, что господин офицер придержал коня, подошла. Такого прелестного личика видеть ему еще не приходилось. Русые волосы девушки отливали золотом в свете заката, глаза были темно-зелеными.
«Кто ты, дитя?» — спросил офицер.
«Я из хорошего рода; те, кому я верила, бросили меня тут, и я заблудилась. Прошу вас, добрый господин, помогите мне добраться до ближайшего селения».
Господин с радостью согласился, и, не замечая, что лошадь его дрожит, любовался девушкой, словно лесным цветком. Он хотел подсадить девушку на лошадь, но та, словно оцепенев, едва переставляла ноги. Девушка соскочила на землю и пошла рядом, улыбаясь, словно была чем-то довольна.
Господин стал расспрашивать спутницу о семье и о том, как она оказалась в лесу — ответы были неполны и уклончивы.
Смеркалось — господин офицер заметил хижину средь ветвей.
"Заночуем здесь, — сказал он. — С лошадью творится странное. Не годится ночью пробираться так по глухому ущелью".
Хижина оказалось пустой и заброшенной. Он развел огонь, бледные отсветы заиграли на прелестном личике девушки. Она улыбалась так призывно, что господин нахмурился и призадумался…
«Спи, дитя», — угрюмо сказал он.
Девушка вновь улыбнулась.
"Луна — белая рыба — плывет по небу, — прошелестел ее голос, — не время для сна"…
При этих словах слабое сияние окутало ее фигуру. Когда оно спало, господин офицер понял, кто сидит перед ним — и волосы зашевелились у него на голове.
Лицо девушки заострилось и стало еще прекрасней — и что-то птичье проступило в нем, глаза удлинились к вискам, напомнив о листьях ивы… Зрачки превратились в узкие черточки, а на лбу слабо засветился знак «лапки» — верная примета оборотня — ииширо…"
— Демоновы рога! — выругался кто-то из караванщиков. На него шикнули.
"Господин офицер схватился было за меч, но рука его налилась тяжестью и лежала, как каменная. Он хотел прочесть молитву Заступнице — но голос оставил его. Оборотень улыбался, приближаясь к нему.
"Вот судьба и нашла тебя, человек знатного рода. Что ж… Ты переживешь эту ночь. Я хочу попасть в твое селение — ты отведешь меня туда".
С этими словами она прильнула к его губам, выпивая кровь и силы души…
Потом она отступила на шаг — и черты ее скрылись в легкой тени. В следующий миг она уже вновь стала человеком…
Господин офицер очнулся лишь утром, и так велика была над ним власть оборотня, что он сел в седло и поехал, ведя смерть вредное селение.
Лошадь, как и вчера, была еле движима и покорна, шла, вся дрожа. Девушка-оборотень шла рядом с легкой улыбкой, нежная, чистая, словно роса. Не больше трех ани оставалось до селения, как вдруг кто-то громко закричал с высокой ветки. Голос был похож на крик смоляной сойки, только громче и резче. Вероятно, это был добрый длинноносый оборотень-маки, из тех, кто ненавидит ииширо. Лошадь заржала, и, стряхнув наваждение, галопом ринулась по дороге…"
— Бррр, — встряхнулся Кенну. — Ну и сказочки у тебя. А то все молчал, молчал…
— Ну, кончилось-то хорошо, — обронил кто-то.
—Э, нет, — покачал головой седой караванщик, старший из всех. — Эти твари никогда не оставят свою жертву. Всегда находят тех, кто имел несчастье встретиться с ними. Ты не слыхал окончания?
— Нет.
— Ну, помяни мое слово, лучше его и не слышать.
Разговор словно умер. Люди с опаской поглядывали по сторонам, вздрагивая от любого шороха.
— Да ты, малыш, просто золото — ишь, как язык у тебя подвешен, — пошутил Хиранэ, единственный из всех оставшийся спокойным. — Только ты моих людей больше не пугай. Иначе мы до города не доберемся. А теперь иди, отдыхай.
Караванщики стали устраиваться спать. Мальчишка вынырнул из круга костров и подошел к лошадям.
— Ну, как дела, Звездочка? — Йири ласково потрепал морду одной из них. — Устала? Не болей больше, не надо. Ты же умница.
Сзади в плечо толкнулось что-то мягкое.
— Сполох? Обидно, что не с тобой говорю? Не сердись…
Он провел рукой по шерсти, серебрившейся в лунном свете. Сполох тихо заржал — и вдруг замер, насторожив уши. Звездочка стукнула копытом о землю и пугливо скосила глаз. Йири оглянулся. Все тихо. Только вода в реке разговаривает сама с собой. Однако лошади чем-то обеспокоены. Йири невольно схватился за амулет с изображением хранительницы его деревни, Кори-са. Он слишком хорошо знал, КОГО чуют лошади даже издалека.
— Ну, что с тобой, Звездочка?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10