А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

За всеми событиями последних дней скрыт дьявольский, изуверский план, с помощью которого «мозг» стремится установить свою диктатуру во всем мире.
Голова Скривена на секунду дернулась в сторону; в критические минуты он был подвержен такому нервному тику. Губы беззвучно произнесли:
– Dementia praecox.
Когда же он скова повернул голову к доктору Ли, то заговорил уже другим, измененным голосом и выражение лица у него тоже изменилось; весь его облик был исполнен спокойствия и величия, того сознания собственного превосходства и могущества, которое оказывает почти гипнотическое воздействие на пациента, обреченного ножу хирурга.
– Весьма, весьма интересно, Ли. Вы мне потом все расскажете подробнее, когда отменят боевую готовность. На вас сильно подействовал трагический случай с Гасом Кринсли, это ясно. Как вы знаете, я тоже считал его своим другом… Что ж, пора покинуть эти места! Пойдемте, Ли. Мы уже ничего не в силах сделать для бедняги. О его останках позаботятся, как должно, обещаю вам…
У нас еще много дел, надо собрать все силы, сосредоточиться на доверенной нам работе… Идемте! На Центральной станции найдется и рюмочка… Не знаю, как вам, а мне это требуется. Теперь совсем о другом: все наши сотрудники сейчас проходят очередную проверку служебной пригодности. Полагаю, что в ближайшие дни вас опять пригласят Бонди и Меллич. Может быть, даже сегодня, во второй половине дня…
Ли бросил на собеседника долгий взгляд. Врач шел уверенной походкой к дверям, твердо и ласково поддерживая Ли под руку. Он не смотрел больше ни на спутника, ни на окровавленный конвейер…
Еще так недавно Гас Кринсли говорил: «Я там, внизу, как потерянная душа, австралиец!» «Он был хорошим другом, – думал Ли. – Вот и следовало тогда ему все рассказать, предостеречь, может, это спасло бы ему жизнь. Гас был простой человек, но добрый и храбрый. Он не потерпел бы над собой диктатуры «мозга».
Да и сам я не мести ищу, а просто обязан взять под защиту всех тех, над кем тяготеет судьба Гаса. Ради этой цели мне надо сберечь себя…» И вслух он проговорил спокойно:
– Ну конечно! Обязательная повторная экспертиза на служебную пригодность – дело нужное. Только нельзя ли перенести ее на завтра? Меня здорово проняло это зрелище, как вы сами заметили. При таком настроении как бы мне не провалиться на испытаниях. А кроме того, я лично хотел бы известить вдову, госпожу Кринсли. Надеюсь, вы дадите мне этот короткий отпуск?
– Разумеется, дорогой мой! Значит, завтра, во второй половине дня вас будут ждать на медпункте.
8
Ли чувствовал себя превосходно, пока лифт нес его вверх, вдоль цементного массива «костной ткани», к центру восприятий 36. Наконец-то он обрел свою задачу, наконец-то понял, что и как надлежит делать. О том, даст ли это нужный эффект, сумеет ли он остановить «мозг», Ли судить не мог, но по крайней мере у него имелся план.
Он и сам дивился хладнокровию и молниеносной быстроте, с какими принял свое важное решение. Оно пришло к нему, как сознание священного долга именно при виде бесчувственных роботов у забрызганного кровью конвейера. А родился у него весь план как раз в тот момент, когда по жесту хирурга, по тону его голоса он понял, что приговор ему вынесен.
Риск, на который он шел, ответственность, какую брал на себя, были грандиозны. Поэтому ему нужна была глубокая убежденность в том, что «мозг» действительно преступен и что опасность войны, нависшая над миром, действительно вызвана «мозгом», несмотря на его заверения в противном. Конечно же, опасность исходит от «мозга»: ведь он способен прийти к власти лишь по трупам многих миллионов простых людей, каким был Гас. Недаром он так жестоко казнил Гаса, когда тот отказался потакать слугам «машинного бога», всем этим гогам и магогам.
Утвердившись в своей нравственной правоте, Ли испытывал тот необычайный, чудесный подъем духа, который появляется у солдат перед решительным штурмом. В конце концов, худшее позади: муки ожидания, неуверенность, моральные терзания. Нервы его успокоились, исчезли усталость и изнеможение; он обрел ту уверенность в своих силах и способностях, какая бывает в рукопашном бою, когда солдат уже различает белки глаз противника.
Проявив присутствие духа, Ли сумел отсрочить роковую встречу с психиатрами, выиграть тридцать часов времени. Хватит ли их, он не знал, но чувствовал в себе достаточно сил постоять за свое дело.
Лифт остановился у центра восприятий 36.
Ли помедлил перед дверью своей лаборатории, переводя дух и как бы давая самому себе последние инструкции. «Будто ступаешь на минное поле, – подумал он. – Один неверный шаг – и все взлетит на воздух! За этой дверью действуют все органы чувств «мозга». Иные из них обладают сверхчувственными способностями читать мысли. Обойти воспринимающую телеаппаратуру я не могу. А кроме того, могут быть в ходу еще и другие устройства, другие контрольные лучи, незримо проникающие в самые глубокие уголки моего сознания, о чем я и не догадываюсь. Это значит, что мне надлежит полностью исключить всякую враждебную мысль. Надо вести себя с предельной осторожностью, как будто находишься перед «детектором лжи». Надо не только держаться естественно, натурально, но именно так себя и чувствовать ; надо позволять себе лишь дружественные, безобидные мысли в отношении «мозга». Внешне мои действия произведут вполне невинное впечатление, а вот мысли… Вся опасность грозит именно с этой стороны. Что бы я ни делал, нужно изъять мой замысел из подсознательной области, выключить сознание.
Он открыл дверь и осмотрелся. Как всегда, в помещении было тихо, словно в гробнице фараона. Стеклянные ящики с «ант-термес пасификус» слегка запылились. На рабочем столе лежал желтый блокнот с записью: «Спасибо за субботний отпуск, босс! Все в порядке, все под контролем. Следующая кормежка 27-го, в 8 утра. До свидания. Таррис».
Ах, в самом деле! Ведь он отпустил своего ассистента, Гарриса, на субботу и воскресенье… Отпустил и… забыл об этом! Забыл в сутолоке последних событий. А ведь нынче уже 29-е.
«Значит, насекомые зверски проголодались», – подумал он. И тут же сказал себе, что это вполне безобидная мысль…
Он прошелся вдоль рядов стеклянных ящиков, время от времени задерживаясь то у одного, то у другого. На светящихся экранах, где «мозг» отмечал кривые наблюдений, шли резко вверх две кривые – «Активность» и «Восприимчивость». Нижняя часть стекол потеряла прозрачность: стекло потускнело под действием острых кислотных выделений, выброшенных «солдатами» из головных желез при попытках пробиться наружу и добыть пищу за пределами ящиков.
«Бедные твари, – думал Ли. – Мне благоприятствует сама судьба… Они озверели от голода и готовы вступить на тропу войны… Даже тигр и слон обратились бы в бегство при виде их марширующих колонн».
Будто совершая нечто обычное, само собой разумеющееся, Ли пересек лабораторию и приблизился к южной стене, отделявшей лабораторию от внутренних систем «мозга». Тут он откатил на роликах небольшую дверцу. Судя по надписи, здесь находился «штуцер для наполнения». Он был на месте, этот самый штуцер, походивший на обычный пожарный гидрант. Такой прибор имелся в каждом центре восприятий. Сотни их были вделаны в стены. Они предназначались для того, чтобы добавлять в нервные пути «мозга» жидкий изолирующий состав, лигнин, необходимый для защиты нервных волокон. Не глядя на штуцер, сосредоточив все мысли на голодном состоянии «ант-термес», Ли отвинтил замок штуцера и сунул палец в отверстие. Вынув палец, Ли взглянул на облепившую его густую, сиропообразную жидкость. Она была янтарного цвета и представляла собой переработанную древесную массу – лигнин. Это была, так сказать, теплая и мягкая постель для вибрирующих волокон «мозга». Бездумно, рассеянно вытер он палец носовым платком.
– Изменю-ка я немного порядок проведения опыта! – сказал он себе. – В этом нет ничего необычного, я это делаю почти каждый день.
Странные ощущения владели им за работой. Руки и ноги двигались непроизвольно, словно у лунатика. Пока его пальцы совершали профессионально ловкие движения, он испытывал чувство, будто управляет аппаратурой не его собственная, а чужая, посторонняя воля.
Все его движения походили на безмятежную игру ребенка, смешного переростка, худого и седовласого, который забавляется на полу постройкой дорожек и мостиков. Он мастерил их с помощью чурочек и поленьев, подобранных около камина… Счастливое дитя, погруженное в невинную игру…
Понадобилось около часа, чтобы проложить эти тропы свежей волокнистой древесины. Они вели теперь от каждого термитника к загрузочной дверце для кормежки, от каждого стеклянного ящика-контейнера к южной стене, затем вдоль нее до штуцера с лигнином…
От пола к штуцеру он навалил под конец небольшую горку из чурочек и поленьев…
Сквозь толстые стекла очков седовласое дитя восхищенно взирало на дело рук своих. «Интересная игра! – думал Ли. – Может быть, она приведет к новому ценному опыту. Сяду, погляжу, что будет…»
Как обычно, он вернулся к письменному столу и устроился за ним поудобнее. Открыл папки с записями, положил на стол таблицы, потом начал аккуратно чинить цветные карандаши для записей в таблицах. Эта работа его радовала, как все виды привычной, каждодневной деятельности, предписанной строгим распорядком научного труда; она занимала его сознание, он мог на ней сосредоточиться… С карандашом в руке он уютно сидел в рабочем кресле, откинувшись на спинку; сердце работало спокойно; он внимательно следил за рядами светящихся телеэкранов, готовый фиксировать любые примечательные явления.
Долго ждать ему не пришлось. То странное шестое чувство, та телепатическая связь, что действует в коллективном мозгу, тот присущий рою дух единства, что преследует единую высшую цель-бессмертие расы, уже поведал этим крошечным созданиям про обетованную страну и про новые миры, какие им надлежит завоевать.
На всех экранах Ли наблюдал за приготовлениями «ант-термес» к великому переселению. «Солдаты» теснились у выходов, как ударные отряды десантников на борту транспортного судна, когда под килем уже зашуршал песок. Из хорошо защищенных глубин, где выкармливается приплод, спешили наверх диковатые девственные «работницы»; между их челюстями извивались личинки – эта живая будущность расы. А в самой глубине термитников рушились стенки королевских тюрем-опочивален, солдаты смыкались вокруг идола расы и тащили вперед большое белое тело царицы, словно боевой танк.
В продолжение нескольких минут кривые «Активность» и «Восприимчивость» подскочили до такого уровня, какого доктору Ли еще не случалось наблюдать.
Началось со смешанных рас – «термес белликозус» с воинственными разновидностями муравьев, с муравьями сатанинскими. Однако движение быстро передалось и разновидностям мирным. Голод дал толчок к перемене образа жизни; голод, беспощадный тиран, подстрекнул их к переселению.
На ближайшем экране Ли увидел момент исхода: небольшие отряды разведчиков вышли на ничейную территорию и в волнении кинулись назад… Тогда через дверцы для кормежки двинулись вперед первые волны ударных отрядов. Они шли строевым шагом прусской гвардии, будто в такт невидимым барабанам. На экране, в стократном увеличении, они выглядели внушительно и грозно. Их роговые выросты, более крупные, чем самые тела, поворачивались из стороны в сторону, как боевые корабельные башни в поисках врага. Из репродукторов, которые в сотни раз усиливали все шумы, связанные с жизнедеятельностью насекомых, доносилась нарастающая возбужденная дрожь их тел, согласный топот миллионов ножек, сливавшийся воедино и усиленный до громыхания. Торопливыми карандашными штрихами занося эти наблюдения в таблицы, Ли думал:
«Голод дает интересные результаты. Опыт стоящий…»
Всеми силами души подавлял он немую молитву, рвавшуюся из души: «Милостивый боже, не допусти, чтобы «мозг», заметил, что здесь происходит…»
Экраны уже показывали вторую волну наступления: бесконечные колонны рабочих спешили вдоль поленьев и чурок, подергивая челюстями от неутолимого стремления поглощать. Справа и слева их сопровождали воины, поддерживая строй и порядок марша. Поднятый ими шум напоминал движение большого стада коров.
Далеко растянувшуюся линию марширующих без всякого перерыва продолжал третий эшелон: это были девственные няньки-кормилицы и разочарованные матери. Они несли беловатых личинок, несли с несокрушимой готовностью сберечь их жизнь, точно так же как у людей в дни второй мировой войны медицинские сестры и санитарки выносили детей, когда в яслях рвались бомбы.
Замыкал шествие сильный арьергард – живой дух роя, его святыня, царица. Она величаво плыла на спинах своих воинов. Во много раз увеличенное на экране, тело ее, бледное и бесформенное, казалось необозримым. Ее почитатели и обожатели толпами ползали по этому телу, лаская и облизывая его, прикрывая его собственными телами, как щитом. Ее маленькие крылатые супруги-консорты скромно трусили по следам царицы – злополучные маленькие мужчины, грубо оторванные от своей гаремной синекуры! Дворцовая стража и придворные дамы ревниво подталкивали их на ходу, понуждая шагать вперед.
События развивались быстро! Рука Ли, державшая карандаш, еле успевала за ними следовать.
«10.30. Первые колонны уже вышли из поля зрения экранов. Сам же я простым глазом еще вижу, как они движутся вдоль кучек поленьев и чурок. Они так торопятся, что даже пренебрегают постройкой туннелей. Но и туннели, прокладываемые мирными видами, продвигаются с исключительной быстротой. Они поднялись уже футов на шесть над уровнем пола…»
«10.45. Одно племя воинственных уже достигло южной стены. Насекомые движутся вдоль стены к штуцеру с лигнином. Перемена направления на 90 градусов никакой задержки не вызвала. Даже из самых дальних термитников быстро выходят царицы. Счастливое обстоятельство, что у насекомых существуют эти различия в повадках и темпераменте! Не будь этого различия, движение застопорилось бы у штуцера…» Заключительную фразу он поспешил вычеркнуть.
«10.50. Племя воинственных поднимается вверх, к штуцеру. «Воины» окружают трубку. Дрожью своих тел они подают «рабочим» сигнал: «Путь открыт!» Рабочие теснятся ближе колоннами примерно 65 000 в каждой… Хорошо, что между горизонтальными нервными путями «мозга» имеется воздушная прослойка. Это дает шанс преодолеть маршем потолок и уже оттуда, сверху, проникнуть в…» Последняя строка снова вычеркнута, словно в порыве злости или страха.
«11.00. Десятки колонн встречаются теперь у штуцера. Удивительно, что даже при столь волнующих обстоятельствах у «ант-термес» не возникает воинственных стремлений. Их «солдаты» ведут себя, как испытанные регулировщики. Поражаешься, как эти полицейские силы управляют порядком движения колонн, направляя их стройные ряды прямо внутрь «мозга»…» Заключительные слова старательно зачеркнуты.
«11.10. Полагаю, что первый миллион насекомых проник в глубину штуцера. Они движутся со скоростью примерно 300 метров в час. Это удивительно большая скорость, никогда не наблюдал такой. Но и подобных масштабов эксперимента у меня еще не бывало: 500 термитников, что, полагаю, при самом скромном подсчете составляет около 35 миллионов особей всех видов. Это самое массовое переселение, какое я когда-либо наблюдал, но хватит ли его, чтобы довести дело до конца?..» Заключительная фраза зачеркнута карандашом.
«11.20. Первые колонны, верно, уже достигли соседних центров восприятий, справа и слева от моего. Но там они не задержатся, это я знаю по наблюдениям в Австралии. Ведь для них это всего лишь дуплистое дерево… Они хотят добраться до самой кроны и не остановятся до полного изнеможения. Наступит оно часов через пять или шесть. При немалой скорости их продвижения, 300 метров в час, это составит почти милю; они охватят всю «затылочную долю»… Тогда они запируют. Бог мой, как же они будут пировать!»
«11.30. Полагаю, что около трех миллионов особей уже там, внутри. Долго ли я еще продержусь на посту? Запретные мысли все сильнее рвутся из подсознания. Они как волны, плотине воли все труднее противиться натиску этих волн. Надо торопиться и уйти отсюда, покуда плотина не рухнула и волны мыслей не затопили разум… Телефонный звонок! На этот раз – желанный звук!»
Голос Уны все еще дрожал от волнения, словно она так и не оправилась от утреннего потрясения или словно ее постиг новый удар:
– Семпер, как ваше самочувствие? Ли стал ее уверять, что оно отличное, и с удивлением услышал, как она облегченно вздохнула.
– Слушайте, Семпер, дело чрезвычайно важное. Мне нужно вас немедленно видеть… Нет, нет, по телефону ничего сказать не могу, разговор сугубо личного характера и касается вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22