За зданием было установлено круглосуточное наблюдение, по словам Цимбаларя, не позволившее бы тайно вывести оттуда даже кролика, однако Кондаков дал о себе знать совсем в другом районе города. На исходе третьего дня он позвонил коллегам из таксофона, находившегося в переходе метро станции «Тульская».
Когда его доставили на квартиру, собственником которой считался Цимбаларь, Пётр Фомич выглядел вполне нормально, хотя и был облачён в поношенную одежду с чужого плеча.

После того как кровь Кондакова взяли на анализ, а одежду на экспертизу, он задушевным голосом произнёс:
– Чувства, которые я испытываю, описать практически невозможно. С одной стороны, это какая-то почти детская радость, а с другой – полная растерянность.
– Пока нас интересуют не чувства, а факты, – перебил его Цимбаларь.
Людочка, заранее приготовившая диктофон, добавила:
– Рассказывайте последовательно и подробно, но, по возможности, без лирических отступлений.

История, поведанная Кондаковым, выглядела следующим образом.
Ещё в машине его заставили проглотить пилюлю, якобы успокаивающую нервы, и вскоре он утратил контроль над собой, хотя почти всё понимал и мог самостоятельно передвигаться. По прибытии в здание, где, предположительно, находилось гнездо бандитов, завлекавших состоятельных людей призраком града Китежа, Кондакова свели в подвал, переодели в крестьянскую одежду и напоили чаем, после чего он окончательно отключился.
Когда Кондаков очнулся, было раннее зимнее утро. Вокруг возвышался занесённый снегом сосновый лес, сквозь который пролегала единственная тропинка, на которой он и стоял. Потом, в точном соответствии с легендой, появился медведь.
Кондаков, естественно, попросил у косолапого благословения. Тот охотно перекрестил его и указал лапой в глубь леса. Не помня себя от волнения, Кондаков пошёл по тропинке и внезапно оказался у ворот средневекового русского города.
Их створки были широко распахнуты, а за высоким частоколом вздымались коньки теремов и маковки церквей. Стражники в шишаках и кольчугах поклонились Кондакову и знаками предложили войти.
То, что он увидел внутри палисада, почти полностью соответствовало каноническим описаниям – и просторные бревенчатые избы, в которых обитали горожане, и княжеские палаты, и каменные церкви с золотыми куполами.
В одном из домов его пригласили к обеденному столу, за которым уже собралась большая патриархальная семья, включая стариков, девиц и малых деток. Пища была простая, но сытная – щи, студень, жареная зайчатина, отварная рыба, рассыпчатая гречневая каша, блины, ватрушки, пряники, мочёная клюква. Всё это запивали квасом. Как признался Кондаков, ничего более вкусного он в жизни не пробовал.
Потом женщины удалились на свою половину, а мужчины занялись наливками и медовухой. Один из них признался, что тоже прибыл сюда из «мира», но уже довольно давно – лет двадцать тому назад.
Так, в весёлом застолье и откровенных беседах, прошёл весь остаток короткого зимнего дня. Оказалось, что люди в Китеже почти не болеют и доживают до глубокой старости, чему способствуют душевный покой и целебная родниковая вода. Каждый работает исключительно для себя и столько, сколько считает нужным. Для души можно читать церковные книги, петь песни, рассказывать небылицы, рыбачить в озере Светлояр, охотиться в окрестных лесах, ну и, конечно, посещать церковные богослужения.
В сумерках хозяйка зажгла масляные лампадки. Кондакова уложили спать на пуховой перине в отдельной комнатушке, и всю ночь ему снились чудесные, красочные сны. Очнувшись, он с тоской и горечью осознал, что вновь находится в Москве начала двадцать первого века.
Физически Кондаков ощущал себя просто великолепно. Не давали о себе знать даже привычные стариковские болячки.
– Я как будто бы снова родился на свет, – так он закончил своё повествование.
Ваня, снедаемый чёрной завистью, предупредил приятеля:
– Только не вздумай гадить под себя, просить материнскую грудь и реветь благим матом.

Затем наступило неловкое молчание. Людочка вздыхала. Ваня сопел. Верным себе остался только Цимбаларь, лишённый каких-либо сантиментов.
– Похоже, что наш несгибаемый чекист уверовал в чудеса, – заметил он.
– И вы бы уверовали, оказавшись на моём месте, – ответил Кондаков, глаза которого всё ещё застилал туман сладостных воспоминаний.
– Надо полагать, именно вера помешала тебе навестить людей, якобы переселившихся в Китеж, но у нас объявленных в розыск?
– Каюсь, забыл, – Кондаков развёл руками.
– По ходу рассказа у меня возникло несколько вопросов, ответы на которые, возможно, помогут приподнять завесу тайны, скрывающей незримый град, – сказала Людочка. – Самый первый из них: каким образом Пётр Фомич покинул здание, в подвале которого лишился чувств?
– Его могли вывезти на машине, засунув в какой-нибудь ящик, – предположил Ваня.
– Не могли, – отрезал Цимбаларь. – Все машины, отъезжавшие от здания, находились под постоянным наблюдением, а в случае необходимости подвергались досмотру. На это время в городе был специально введён план «Перехват»... А что ты сама по этому поводу думаешь? – обратился он к Людочке.
– Пока ничего...
Прикрываясь интересами государственной безопасности, девушка связалась с комитетом по архитектуре и градостроительству, а затем с управлением по делам гражданской обороны.
Везде ответственные лица темнили и выкручивались, но в конце концов выяснилось, что в подвале здания, которым интересовалась опергруппа, когда-то располагалось бомбоубежище, соединявшееся с веткой метро, построенной в военное время и ныне бездействующей.
– Уже теплее, – сказал Цимбаларь. – Только вот не верится мне, что Петру Фомичу сподобилось побывать в Ветлужских лесах. Не мог он так быстро обернуться.
– И я того же мнения, – согласилась Людочка. – То, что он видел, не похоже на окрестности Китежа. Его окружают буреломы и болотные топи, не замерзающие даже в январе. Никакой тропинки, протоптанной людьми, там не должно быть по определению.
– Да и с медведем что-то непонятное, – добавил Ваня. – Откуда он мог взяться? Ты же, Сашка, сам говорил, что медведи зимой спят.
– Спят обычные медведи, а этот был заговорённый, – буркнул Кондаков, прямо на глазах которого рушилась светлая мечта.
Цимбаларь немедленно обратился к энциклопедии «Жизнь животных» и сообщил, что в тех случаях, когда недостатка в пище не ощущается, медведи могут и не впадать в зимнюю спячку. Примеры тому имеют место в национальных парках США, где медведи питаются подачками туристов и кухонными отбросами, а также в цирке.
– В цирке? Хм-м... А как он к тебе шёл? – Цимбаларь обратился к Кондакову. – На всех четырёх лапах или только на задних?
– На задних, – ответил тот.
– Вот видишь! А в природе медведи поднимаются на задние лапы исключительно редко. – Цимбаларь стал загибать пальцы. – Когда объедают малину, когда точат когти и когда нападают на соперника. Неувязочка получается... Лопаткина, звони в Росгосцирк. Узнай, кто там у них ведает дрессированными тварями.
С пятого или шестого захода попав на нужного чиновника, Людочка представилась хозяйкой крупного увеселительного заведения, которая согласна за любые деньги нанять циркового медведя, умеющего креститься.
– Опоздали, дорогуша, – ответили ей. – Нашего Урсуса ещё позавчера наняли и не скоро вернут. Уникальный зверь. Нарасхват идёт.
– А кто его нанял?
– Дорогуша, такие сведения являются коммерческой тайной, – цирковой чиновник положил трубку.

– Ещё теплее, – со значением произнёс Цимбаларь.
– Ага! Здесь тепло и здесь, – Ваня поочерёдно притронулся к своему уху и пятке, а потом погладил живот. – Но здесь-то холодно-холодно. Я в том смысле, что общая картина пока не складывается.
– Ничего, сложится. Скоро везде горячо будет, – пообещал Цимбаларь. – Узнать бы только, что это за лес, в глубине которого таится средневековый русский город... Пётр Фомич, а тебе эти терема да палаты случайно не привиделись? Может, тебя всё время под гипнозом держали?
– Тот, кто находится под гипнозом, как раз таки ничего потом и не помнит, – возразил Кондаков. – А у меня даже ожог на пальце остался. Это я так неудачно лампадку гасил... Клянусь, всё вокруг было реальное – и городские стены, и дома, и люди.
– А церкви?
– Что церкви? – не понял Кондаков.
– Церкви, говорю, реальные были?
– Вроде того. Хотя я к ним близко не подходил.
– Вы можете нарисовать виденное вами на бумаге? – спросила Людочка.
– Художник из меня, конечно, никудышный, но попробую, – из кучи предложенных ему фломастеров Кондаков выбрал коричневый, голубой, жёлтый и чёрный.
Творческий процесс, сопровождавшийся ехидными замечаниями некоторых сторонних наблюдателей, закипел, и спустя недолгое время на всеобщее обозрение был представлен рисунок, достойный разве что первоклассника. Небо изображалось голубым цветом, маковки церквей – жёлтым, деревянные постройки – коричневым, дым из труб чёрным. Всё остальное оставалось девственно белым.
Ваня, вопреки ожиданиям, похвалил рисунок:
– Не Васнецов, конечно, но впечатляет. Вот только экспрессии маловато.
Цимбаларь придерживался диаметрально противоположной точки зрения.
– Не пойму, кто это малевал, – сказал он. – То ли курица лапой, то ли осёл хвостом... Нечто похожее я видел однажды на выставке «Творчество душевнобольных».
Дольше всех рисунок рассматривала Людочка. Затем она задала присутствующим довольно странный вопрос:
– Вы фильм «Мстислав Удалой» видели? Его, кажется, в прошлом или позапрошлом году показывали.
После того как коллеги признались, что с современным российским кино знакомы весьма поверхностно, Людочка развила свою мысль:
– Что-то мне этот пейзаж напоминает. То ли древний Новгород, то ли Галич... Одну минутку, я скачаю фильм из Интернета.
Не прошло и пяти минут, как на экране компьютера появился огороженный частоколом город, защитники которого готовились к отражению вражеского приступа.
– Похоже? – спросила Людочка.
– Похоже, – неохотно подтвердил Кондаков. – Только здесь лето, а там зима.
– Сейчас я найду сцену внутри города, – пообещала Людочка.
Кадры замелькали с бешеной скоростью, а когда изображение вновь вернулось в норму, все увидели улочку, плотно застроенную бревенчатыми избами и упиравшуюся в белокаменную церковь.
– Оно? – вновь спросила Людочка.
– Оно... Вот в этой самой избе я и гостил, – Кондаков ткнул пальцем в экран. – Видите, какая вычурная резьба на окнах. Я на неё сразу внимание обратил. А эта бочка как стояла на крыльце, так до сих пор и стоит.
– Тогда дело за малым, – потирая руки, сказал Цимбаларь. – Надо найти режиссёра этого фильма, а ещё лучше – директора. От них и узнаем, где находится съёмочная площадка.
Из особого отдела позвонили эксперты. Оказалось, что в крови Кондакова обнаружено много разных медикаментозных веществ, так или иначе влияющих на нервную систему, но особый интерес представляет психотропный препарат, совсем недавно синтезированный в Америке и называющийся «сыворотка счастья».
Человек, находящийся под его воздействием, все проявления окружающего мира воспринимает сугубо позитивно. Собачье дерьмо кажется ему пирожным, а самая распоследняя уродина – неземной красавицей. Естественно, улучшается и самочувствие.
Но это была лишь одна сторона медали. В зависимости от принятой дозы состояние эйфории могло длиться от нескольких часов до нескольких суток и даже недель, а затем наступала жесточайшая депрессия, сравнимая разве что с наркотической ломкой. Ещё даже не пройдя клинических испытаний, «сыворотка счастья» была запрещена к применению в большинстве цивилизованных стран. Однако спецслужбы и главари мафии немедленно взяли её на вооружение.
Антидотов против этого препарата не существовало, хотя токсикологи рекомендовали употреблять красное вино, желательно подогретое, и пищевые продукты, богатые органическими кислотами.
Одежда, снятая с Кондакова, принадлежала одному довольно известному драматургу, который, находясь в творческом кризисе, поддался искушению переселиться в загадочный Китеж-град. Это в общем-то ещё ничего не значило, но при спектральном исследовании в тканях брюк и рубашки были найдены вещества, характерные для ранней стадии трупного разложения.
– А вот это уже и в самом деле горячо, – сказал Цимбаларь. – Ваня, оставайся с Петром Фомичом. Пои его красным вином, пока оно не попрёт обратно, и корми лимонами.
– Как можно! – запротестовал Кондаков. – У меня же язва.
– Ну, тогда сливами и виноградом. Только сам смотри не упейся. Мы с Лопаткиной наведаемся на киностудию, а потом, надо полагать, прошвырнёмся за город.

Площадка натурных съёмок киностудии «Ребус-фильм» находилась в ста километрах к северу от столицы, на территории бывшего военного полигона.
«Мицубиси-Лансер», за рулём которого сидел Цимбаларь, последовательно проехал мимо выполненных в натуральную величину макетов чеченского аула, феодального замка и космодрома, а затем углубился в лес, действительно сосновый, но исхоженный вдоль и поперёк.
Вскоре дорогу им перегородил шлагбаум, возле которого дежурили крутые ребята в камуфляже.
– Дальше нельзя, – сказал главный из них. – Скоро начнутся съёмки.
– А какой фильм сегодня снимают? – поинтересовалась Людочка.
– Да здесь не только фильмы снимают, а всё, что угодно, – ухмыльнулся охранник. – И рекламные ролики, и видиоклипы, и даже порнуху.
– Порнуху в древнерусском городе? – удивилась Людочка.
– Почему бы и нет? Дед трахает на печке внучку, одетую только в лапти, а на лавке – Жучка бабку. Потом пары меняются... Если ты, красавица, в порнозвёзды метишь, могу составить протекцию.
– Что-то в этом есть, – задумчиво произнесла Людочка. – Уж лучше с Жучкой, чем с тобой, урод...
Не вступая в ненужные дрязги, Цимбаларь завернул оглобли и возвратился к космодрому, построенному из жердей, картона и пенопласта.
Судя по карте, лес был не очень велик и со всех сторон окружён дорогами. Сделав круговой объезд и выбрав самую высокую точку шоссе, они остановились на обочине.
Вдали был хорошо виден муляж древнерусского города, сейчас казавшийся пустым и заброшенным. Приставив к правому глазу оптический прицел, заменявший ему бинокль, Цимбаларь разглядел, что бревенчатыми были только первые ряды изб, а всё остальное, включая княжеские палаты и белокаменные церкви, представляет собой лишь огромные, плоские фанерные шиты, укреплённые сзади подпорками.
Мощные ветродуи, сделанные из списанных авиадвигателей, засыпали подступы к городу свежим снегом, имитируя нетронутый наст.
– За шлагбаумом стоят какие-то машины, – сказал Цимбаларь, внимательно вглядываясь в лесные поляны и прогалины. – И если мне не изменяет зрение, на одном грузовике установлена большая клетка... Наверное, готовится спектакль для очередного лоха. С ряжеными пейзанами, фанерными церквями и дрессированным медведем... Нет, эту деятельность надо пресекать!
– Уж очень много людей в ней участвуют, – заметила Людочка. – Неужели все они состоят в преступном сговоре?
– Вряд ли. Скорее всего, их используют втёмную. Власть денег, ничего не поделаешь. А главари остаются в тени.
– Вот я и боюсь, что мелкую рыбёшку мы переловим, а акулы, как всегда, уйдут.
– Даже если они и уйдут, то вынуждены будут залечь на дно. Теперь, когда доподлинно известно, что это не лешие, не оборотни и не ожившие дружинники князя Георгия Всеволодовича, их поисками займутся совсем другие структуры. Особый отдел сделал своё дело. Хотя нам ещё остаётся последний выход. Так сказать, на бис...

Поздней ночью позвонил таинственный незнакомец, чей телефонный номер и координаты до сих пор так и не удалось установить. Более того, существовало серьёзное подозрение, что он говорит донельзя изменённым голосом, возможно, даже синтезированным на специальном устройстве.
– Ваш тесть вернулся? – спросил незнакомец.
– Да, – кратко ответил Цимбаларь.
– И каковы его впечатления?
– Самые наилучшие.
– Тогда очередь за всеми вами.
– Я уже начал реализацию своего имущества. На это уйдёт ещё день-два. Вы получите всё, чем в настоящее время владеет моя семья, но при одном непременном условии. Деньги будут помещены в тайник, известный мне одному. Его местонахождение я сообщу вам только после благополучного прибытия в град Китеж.
– Зная ваш сквалыжный характер, мы и не сомневались, что вы поступите именно так. Что же, это законное право любого переселенца. Когда вы будете окончательно готовы?
– Скажем, послезавтра. В это же время.
– Тогда я больше не буду вам звонить. В установленный час выходите из дома и двигайтесь в любом направлении. Вас подберут.
Дождавшись гудка отбоя, Цимбаларь сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
1 2 3 4 5 6