— Ваш путь, как уверяли вы сами, ведет к Добру, Истине, Счастью. Такова ваша цель, и она достигнута. Вглядитесь.
Старик простер руку. И так сильна была его убежденность, что все подались вперед, и постаревшее в эту минуту лицо Лю Банга стало пепельным, когда он вгляделся в туманный омут у ног. То ли движение произошло в этой сизой толще и какой-то из ее белесых пластов сместился, то ли глаза привыкли, но взгляду сначала смутно, затем все яснее открылись очертания неподвижно зависших в глубине нагих человеческих тел. Многие покоились там, ряд за рядом, вереница за вереницей, мужчины и женщины. Размыто белели лица, груди и спины, сплетенные или, наоборот, раскинутые руки и ноги, все вялое, как в формалине, мертвенно обесцвеченное.
— Это же смерть… — прошептал Лю Банг.
— Это жизнь, — последовал бесстрастный ответ. — Всмотритесь пристальней.
Все четверо невольно сдвинулись, ища друг у друга поддержки, ибо владение собой было готово им изменить при виде того, как на медузоподобном лице одного из утопленников щелочками раздвинулись веки, как по всему ряду тел прошла дрожь колыхания, как шевельнулись студенистые руки усопших, как все новые и новые мертвецы размыкали невидящие глаза, ища ими что-то или кого-то.
— Они зовут вас, — мерно проговорил старик. — Их дух везде и нигде, его обличия бесконечны, как сама Нирвана, и былые тела — лишь одно из пристанищ этого существования. Кто-то почувствовал наше присутствие, теперь они уже и здесь, духовно осязают нас, меж нами возникает связь, я слышу их! Вы просили выход, недоступный слугам Зла? Он перед вами, другого нет и не может быть! Решайтесь, решайтесь! Я иду, покидаю вас, мое время настало. Нирвана, нирвана, нирвана!
Под ногами старика зашуршал щебень. Он шел, воздев руки, голова тряслась на морщинистом стебле шеи, взгляд сверкал безумным алмазным блеском. Босая нога коснулась дымно-сизой поверхности, но не погрузилась, а прогнула ее, словно упругий полог трясины, еще два-три шага отнесли старика от берега. Лишь там его тело стало оседать в водянистый туман, в котором по мере погружения сам собой растворялся шафрановый хитон, — человек голым уходил в свою нирвану. Вот уже скрылось туловище, голова, воздетые руки, все. Над тем местом, где исчез старец, взвился серебристый дымок, глубины месива замутились, и само это месиво, колыхнувшись всей толщей, чуть подалось на берег и так застыло.
Потрясенные, все четверо отступили на шаг.
Первым опомнился Антон. Он сам, прижавшиеся к скале друзья, неподвижно замерший кибер, лежащие на камнях тела Ив Шорра и гроссадмирала на миг представились ему обломками кораблекрушения.
В сущности, так оно и было.
— Киб! — Антон заставил себя говорить спокойно. — Пролоцируй все в поисках другого выхода.
— Другого выхода нет. Всюду камень и газ, я предупреждал.
— Путь назад?
— Перекрыт. Люди и киберы, движение медленное и обшаривающее. Будут здесь через десять — двенадцать минут.
— Ясно, — Антон повернулся к друзьям. — Решение? Их мысли и чувства сомкнулись. Ни слова, ни понятия не участвовали в сомышлении, только образы, которые обнимали собой все. Они озарялись, множились, гасли с быстротой ветвящихся молний, в них была собственная мысль Антона и мысль других, взаимная на них рефлексия и рефлексия рефлексий; так образы приобретали понятийную глубину, многовариантность, сцеплялись, достраивались, уничтожали в себе самих лишнее и ошибочное, охватывали все — прошлое, настоящее, вероятностное будущее, возможное и невозможное, надежное и гадательное, желанное и губительное. И кто-то, не бывший отдельно Антоном или кем-то еще, управлял всем, гармонизировал все хаотичное, противоречивое, следил, чтобы эта общая, мятущаяся постройка не разваливалась, росла, твердела логической соразмерностью всех частей. Минуту-другую длилась эта отключенность от внешнего мира, который точно плавился, преобразовывался в слитном мышлении всех четверых, и когда эти секунды прошли, всем стало ясно, на чьи плечи должна лечь тяжесть осуществления трудного и рискованного, но единственно возможного теперь замысла.
— Киб, — звонко скомандовал Антон. — Всех, кроме меня, спрятать в расщелине, скальном кармане, тотчас вернуться! Скорость максимальная.
Подхватив пленных, все облепили кибера, тот коконом растянул вокруг людей мерцающее силовое поле, встряхнулся, как конь, проверяя надежность захвата, и вместе с ношей взмыл над сизой слоистостью обиталища тех, кто нашел в ней свою последнюю истину и свой последний покой. Антон проводил кибера долгим взглядом. «Конек-Горбунок! — подумал он с внезапной и горькой нежностью. — Конек-Горбунок, вот кто ты такой!»
Он сел на заскрипевший под ним щебень. Теперь и, может быть, навсегда он остался один. Голова, как это бывает после сомышления, томяще кружилась, тянуло прилечь, отдохнуть. Перед глазами стлалась ровная в своей сизой неподвижности поверхность так и неразгаданного «Моря Нирваны». Спокойствие было вокруг, невозмутимость отстойника той канализационной сети, куда с поверхности Авалона смывало всех отчаявшихся искателей правды, всех изнемогших в борьбе каждого с каждым, быть может, самых искренних среди мудрствующих приверженцев былого фундаментализма, — для других было достаточно плебейских наркотиков и галлюциногенов.
И все же покой этой могилы внушал большее уважение, чем роскошь всех дворцов Авалона. Но истина…
Что, если все не так просто? Путь в себя не менее важен, труден и бесконечен, чем путь вовне, и сколь многое он уже дал человеку! Все странно в этом озере, и, быть может, там, среди этих тошнотворных тел, среди раскрывающих глаза мертвяков…
Нет. Не может быть истины вне красоты и нет спасения в дороге, которая уводит человека от остальных.
А на загадку нет времени.
Ни на что больше нет времени.
Текли минуты — последние. О себе Антон не думал, нельзя было думать. Он отдыхал, пока позволяло время, и, глядя на мертвенную неподвижность туманного озера, вызывал в памяти накат и шелест морского прибоя, которого, очевидно, ему больше не доведется увидеть.
И не было Умы, чтобы спеть прощальную песнь волны и прибоя.
Никого не было.
Иэ фосфоресцирующей над озером мглы вынырнула вороненая фигура кибера, чей силуэт кентавра так напоминал сказочного Конька-Горбунка, что даже скептическая усмешка рассудка не смогла изгнать этот образ верного помощника и друга.
Кибер вихрем затормозил у ног Антона.
— Задание выполнено.
— Прекрасно! Преследователи близко?
— В двух-трех минутах ходьбы.
— Я поднимусь туда, — Антон показал на чернеющее отверстие хода. — Через двадцать секунд ты обрушишь за мной скалу. И скроешься. Постарайся, чтобы тебя не нашли. Если найдут-уничтожься.
Собственный приказ кольнул Антона сожалением и болью.
— … Уничтожься. Никто не должен знать об участии в этом деле Искинта.
— Не беспокойтесь, об этом позабочусь я! Раздавшийся голос уже не принадлежал «Коньку-Горбунку», хотя исходил из него.
— Рад тебя слышать, Искинт, — живо отозвался Антон. В нем вспыхнула внезапная надежда. — Ты намерен вмешаться?
— Желают люди, я выполняю функцию сохранения гомеостаэиса Плеяд. Ваша Игра не закончена и моя тоже.
— Значит, каждый сам за себя?
— Человек — это человек, машина — это машина, обратное пока не доказано.
— Понял… Встретимся ли мы еще?
— Вероятность есть функция поступка. Время истекло, торопитесь!
Голос Искинта умолк, кибер вскинулся, готовый предупредить об опасности, но Антон и так уже расслышал катящийся из лабиринта шумок,
Преследователи были метрах в ста, не далее.
Пригнув голову, Антон нырнул в темноту хода и гулко выкрикнул, как в трубу:
— Сдаюсь!
Надо ли при этом возгласе еще поднимать руки?
12. ОРУЖИЕ ПРЕДТЕЧ
В знакомой пещере вместо тусклого света костра горели яркие лампы, словно малейшая тень была здесь недопустимой, и до предела спокойное лицо Эль Шорра казалось гипсовым среди закопченных стен, только синюшная набряклость век придавала этой маске сходство с обычной и даже страдающей человеческой плотью. Не взглянув на Антона, он властно мотнул головой, стража попятилась, солдаты и киберы тараканами юркнули в темноту ходов и где-то там затаились.
Одну за другой Эль Шорр выключил лишние лампы.
— Садитесь.
Антон сел на охапку травы, которая еще хранила отпечаток тела их пленного. Напротив него устроился Эль Шорр. Морщась, он подкинул на ладони аппарат блокировки, и обоих окутало невидимое в полумраке поле «звукового шатра»,
— Ив?
— Мирно спит, если это вас интересует, — слово «это» Антон чуть выделил.
— Он не мог…
— Тем не менее мы знаем все. Рассказать только ему и вам известные подробности заговора?
— Не надо! Верю, хотя это невероятно. Но раз вы сдались…
— Правильно. Можно разом уничтожить всех, будто бы в перестрелке, но когда человек кричит «сдаюсь!», то оказывается слишком много свидетелей. То же самое будет, когда вы приблизитесь к остальным. А что для вас сейчас главное?
— Ваше молчание о моих намерениях, — Эль Шорр кивнул. — Но не обольщайтесь, в моих руках ваша жизнь.
— И этого нет. Допрос теперь неизбежен, а как только мы расскажем о заговоре, как только Ива заставят все подтвердить, вы умрете раньше нас.
— Умрете раньше… — в задумчивости повторил Эль Шорр. — Но это не в ваших интересах. Вдобавок есть кое-что, чего вы не знаете. Что ж, давайте поговорим, как человек с человеком.
— Всегда готов, если это возможно.
— Почему бы и нет? Вы дорожите жизнью, я тоже. Признаюсь в ошибке, которая потянула за собой все остальные. Я думал, что знаю о вас все необходимое, и то, что я знал, не внушало мне уважения. В юности мне довелось побывать на Земле. Все красиво, не спорю, все умно, всеобщая доброжелательность, а уж мускулы! Но как-то случайно я толкнул одного. И он… извинился! Тогда я стал пробовать нарочно, результат оказался том же самым. Господи, так унизиться, так превратить себя в тряпку! Собаку пнешь, и то, бывает, огрызнется… Чему вы улыбаетесь?
— Когда двое случайно сталкиваются, то извиняются оба, только и всего. А намеренно этого ни один взрослый не сделает, поэтому вы наверняка замечали легкое недоумение, когда человек не слышал от вас привычных слов извинения.
— Да, я замечал и растерянность, и недоумение, это лишь подтверждало мой вывод. Короче, я не знал о вас чего-то, быть может, главного. Вы деретесь… страшно!
— По-настоящему мы еще не дрались.
— Послушайте, мы же договорились: как человек с человеком! А вы пытаетесь ввести меня в заблуждение. Ваш мальчишка…
— Не мальчишка. У него у самого дети.
— Да? Тогда поздравляю. Так замаскировать карлика под мальчишку… Ловко!
— Он не карлик. Пигмей.
— Это одно и то же.
— Нет. Пигмеи — это африканская народность…
— Как, эти черномазые дикари?! Впрочем, понятно. Да. Нет, все равно не понимаю! Мы не оставили ему ни одного шанса. Откуда лишний кибер? Как вам удалось…
— Позвольте, это уже допрос. Но раз мы заговорили о Юле, то у меня просьба. Если мы найдем взаимовыгодное решение, то передайте Иву, что он охотился не за мальчишкой.
— Это для вас так важно?
— Пожалуй.
— Снова отказываюсь понимать…
Поспешным движением Эль Шорр достал смолистую палочку и с такой силой втянул ее запах, что воскурившийся дымок перехватил горло Антону.
— Пожалуйста, без химических средств борьбы, — сказал он с иронией.
— Чепуха, это прибавляет бодрости! Вопрос: ваш Юл едва не прикончил двоих голыми руками; чего же в таком случае стоят ваши заповеди и запреты?
— Лекарством можно отравиться, а ядом исцелиться. То и другое порознь существует лишь в представлении догматиков.
— Тогда почему вы не поставили условие: отпустите нас восвояси или мы прикончим пленных?
— Убийство в бою — самооборона, иное — зверство.
— Угроза еще не убийство.
— Но шантаж.
— Военная хитрость.
— Подлый умысел — уже преступление.
— Ах, даже так! Ну да, вы же взяли меня за горло. Значит, шантажом займется Эль Шорр, которому деваться некуда, за пленных вы получите свободу, за некую личную тайну тот же Эль Шорр выложит все об оружии Предтеч, а вы останетесь чистенькими.
— Обращаете против нас наше оружие?
— Разумеется. Какая симпатичная штука — совесть, когда она есть у других и ее нет у тебя! А может, все-таки есть? — наклонившись, Эль Шорр заглянул в глаза Антона. — Своя, тайная? А? Зачем вы сказали, что не убьете пленных? Кто же отдает такой козырь? Вы не глупец. Тогда кто же? Святой вроде этих нирванистов?
— Дело не В этом.
— А в чем? Я хочу вас понять.
— Затем, чтобы при случае лучше ударить?
— Да! Как видите, я тоже умею быть откровенным.
— Этого-то я и хочу. Вы настолько привыкли в каждом видеть врага, конкурента, соперника, что уже все видите искаженным. А для нас ваши ошибки сейчас опаснее ваших побед.
— Опаснее… — щеки Эль Шорра опали, во взгляде проглянула глухая тоска. — Скажите, — он понизил голос, — родись я на Земле, кем бы я стал у вас?
— Скорее всего, хорошим организатором. — То есть, в сущности, тем же самым, что и здесь, только без боязни получить нож в спину. Зато и шансов стать всем не было бы. Каждый да жует свою травку, буколика… Ваши условия?
Вопрос прозвучал, как выстрел в упор, тем неожиданнее, что ему предшествовал совсем иной тон голоса.
— Свобода и сведения, — столь же быстро ответил Антон.
«Что-то здесь не так, — подумал он про себя. — Ошибка, но в чем?»
— Свобода и сведения, — с удовольствием повторил Эль Шорр. — Всего лишь свобода и сведения… Полная то есть победа? Придется лишить вас иллюзий. Смотрите.
Подняв палец, Эль Шорр тронул на нем кольцо. Из кристалла в оправе вырвался бледный луч. Неровная стена пещеры исчезла, вместо нее возник проколотый звездами мрак, космическая бесконечность, посреди которой, переливаясь, пульсировал ярко-голубой, брызжущий огненными протуберанцами шар.
— Одна из звездочек наших Плеяд, — отрывисто сказал Эль Шорр. — На нее нацелено оружие, до решающего испытания остались секунды.
Непроизвольное шевеление руки подергивало изображение, до синевы раскаленный шар звезды вздрагивал вместе с шевелящимися вокруг него протуберанцами.
— … Следите за звездочками поодаль…
Мгновения начала Антон не успел уловить. Звездный, крупнее Солнца, шар стремительно вспух, выгнулся лепестками пронзительно белого пламени, заметался, как огонек свечи на ветру.
И потух.
Но не это громом ударило по нервам. Там, где только что пылала звезда, закрутилось черное, непроглядное месиво, словно само Пространство скручивалось в бездонной, все отрицающей мясорубке, и ближние искорки звезд бешено заплясали по краям этого гибельного водоворота.
Изображение, мигнув, погасло.
— Таким вот образом, — опуская руку, тихо сказал Эль Шорр. — Всего несколько часов назад мы задействовали всю мощность оружия, результат перед вами. Теперь вы знаете об оружии почти все, что известно нам. К чему скрывать? Быть может, святоши правы: творцам такой силы только и осталось, что погрузиться в Нирвану, чтобы больше не действовать, не желать, не стремиться. Но у нас нервы покрепче!
Эль Шорр жадно втянул в себя аромат палочки, его расширенные зрачки подернулись тем же бездонным мраком, что минуту назад расползался по космосу, или так показалось Антону. Страх, тот самый липкий, вяжущий, знакомый по снореальности страх сжал его горло.
— Значит, все как у питекантропа, который на обочине нашел атомный пистолет? — Антон едва слышал собственный голос, но обращенная в насмешку злость придала ему должную силу. — Нашел и, спуская курок, догадался повернуть дуло не на себя? А хватит ли зарядов, он не подумал?
— Представьте себе, подумал, — Эль Шорр тяжело усмехнулся. — Энергии, или уж там не знаю чего, хватит, чтобы сокрушить сотню звездных систем, это наши ученые чимандры гарантируют, Ясна ситуация? Ваши наблюдатели, очевидно, уже заметили кое-какой в небесах непорядок и сделали должные выводы. Не имеет значения. Теперь уже ничто не имеет значения, поняли? Личная свобода — это все, что вы можете получить. Через несколько дней вас всех выкинут за пределы Империи. Но знайте, что следом за вами с того же космодрома стартует весь флот во главе с «Решительным»! Спешите на Землю, рассказывайте всем о силе, перед которой ничто не может устоять, мне нужны целехонькие планеты, а не дыры Пространства! Надеюсь, у вас хватит благоразумия не сопротивляться. И не все ли равно, удержится ли Падишах на престоле или на трон взойду я? По крайней мере от меня вы можете ждать меньших глупостей и ошибок. Скажу больше. Если вы перейдете на мою сторону, то я их вовсе не допущу. Поверьте, я искренен. Мне не с кем, не с кем поделиться замыслами, получить умный совет и остережение, вокруг сплошь завистники, интриганы, тупицы, нет воздуха! Соглашайтесь. Мы сошлись, как враги, но, странное дело, глядя на вас, разговаривая с вами, я не испытываю всегдашней тоски и оглядки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11