Простите меня, но я должен был это сказать. На планетах Внутренней Сферы существует множество потенциальных очагов религиозной неприязни. Это стало одной из причин, почему прежде всего спрингер-контакты были установлены с ауриганскими фронтирными планетами — цепочкой изолированных систем, от которых открывался путь к Тете Большой Медведицы. Только потом мы стали налаживать систему спрингер-контакта здесь, на фронтире Бут-Геркулеса. Торбург находится в системе Поллукса, Чака Хоум в системе Теты Большой Медведицы, а Остров Нью Пэррис — в системе Капеллы, а нам нужно было позаботиться о том, чтобы милитаристские колонии непременно имели связь с Советом на тот случай, чтобы в крайнем случае была возможность навести там порядок. Скажу откровенно, в этом регионе сосредоточились колонии, отличающиеся самыми радикальными религиозными взглядами и обычаями.
Теперь, когда Совет в достаточной степени способен к профилактике военных конфликтов внутри Тысячи Цивилизаций, мы пошли на установление ряда классических сделок, хотя и понимали, что о ряде из них нам потом придется пожалеть. Так что на данный момент в Совете представлены не только сами колонии, там заседают представители наиболее многонаселенных планет, которые — как и в древней системе ООН, — к сожалению, обладают правом вето.
А уж их главная забота состоит в том, чтобы не вмешиваться в беспорядки, имеющие место на планетах фронтира, дабы тем самым не создать прецедента попрания прав колоний на самоопределение в плане культурных традиций.
Полагаю, они боятся того, что такой прецедент мог бы спровоцировать другие колонии на защиту своих традиций и даже на навязывание их соседним колониям. Так что мне здесь приходилось держаться в очень строгих рамках в плане того, что я мог делать, а чего не мог.
С одной стороны, мы не можем позволить, чтобы колония после установления спрингер-контакта вышла из-под нашего влияния и контроля, но с другой стороны, мы не можем попирать законные права колонии на самоопределение.
Поэтому, когда речь заходит об установлении спригнер-контакта, мы прежде всего ориентируемся на первоначальную хартию колонии, но при этом все равно навязываем властям кое-что такое, чего они не желают, что делается исключительно для того, чтобы колония не отошла в разряд изгоев.
С тех самых пор, как я разобрался в положении дел, имеющем место в Каледонии, я неоднократно обращался в Совет с прошениями о том, чтобы мне позволили определенные вольности в интерпретации хартии независимости Каледонии. Это было обусловлено тем, говоря откровенно, что каледонская культура почти наверняка вызовет сильнейшее раздражение у жителей многих колоний системы Тысячи Цивилизаций. Учитывая этот факт, следовало максимально нивелировать отрицательные проявления каледонских традиций здесь, на месте.
Если бы удалось распространить здесь либеральные тенденции, все моменты было бы обойти намного легче. Я подчеркиваю — поскольку думаю, что именно честностью легче будет добиться желаемой для меня реакции, — что на самом деле Совету нет никакого дела до гражданских свобод в Каледонии. Есть множество колоний, где социальная атмосфера намного более угнетающая, но которые мы при всем том держим в изоляции. Предметом нашей заботы является то, чтобы каждая цивилизация хотя бы терпимо относилась к обычаям других цивилизаций, чтобы ни одна цивилизация не превращалась в миссионерскую или имперскую. Короче говоря, для нас желательно, чтобы режим Сальтини пал не потому, что он представляет собой откровенную диктатуру, а потому, что он и его приспешники представляют собой сборище оголтелых изуверов, способных спровоцировать конфликт где угодно.
Обведя всех присутствующих взглядом, Шэн убедился в том, что все согласно кивали и что его откровения никого особенно не смутили.
— Как ни странно, — сказал он, — я говорю вам ту жестокую правду потому, что все вы мне нравитесь. Я хочу, чтобы вы поняли: Гуманитарный Совет не намерен решать за вас ваши проблемы. Мы осуществим вмешательство через несколько дней и примем вашу сторону. Но такие действия мы осуществляем далеко не всегда, хотя в будущем не застрахованы от случаев, когда с моральной стороны обстоятельства будут складываться покруче, чем здесь, у вас.
Поэтому не рассчитывайте более чем на однократную акцию со стороны Совета и ни в коем случае не задумывайтесь о каких бы то ни было обходных маневрах, кроме того, о котором я вам сейчас расскажу.
Дело в том, — продолжал Шэн, — что в первоначальной хартии, текст которой написан Кверозой, есть пункт о «максимальной заботе о благосостоянии отдельных граждан». Можно только гадать о том, что именно имел в виду Квероза под этим — пусть об этом вам скажет кто-нибудь из ваших богословов. Не этот вопрос беспокоит Совет. Самое главное, что мы способны интерпретировать этот пункт хартии таким образом, чтобы доказать: Сальтини не сумеет решить возникшие экономические проблемы за счет увольнения массы людей, урезания их заработной платы, за счет последующего снижения уровня потребления и импорта. Мы поставим его в такое положение, при котором он будет вынужден либо развернуть крупномасштабную программу повышения уровня всеобщего благосостояния, либо столкнуться с необходимостью ликвидации хартии.
Наступила мертвая тишина. В конце концов Пол испустил протяжный свист.
— То есть либо он добровольно попадает в расставленные вами капканы, либо вы просто-напросто захватываете власть?
— Да, либо одно, либо другое, — улыбаясь одними губами, кивнул Шэн. — Если повезет, может быть, удастся убедить всех, за исключением самых твердолобых фанатиков, в том, что непримиримость не пройдет. Естественно, мало-помалу исчезнет и сама причина существования режима Сальтини, и он скорее всего падет, поскольку держится у власти исключительно за счет насилия. А любым новым властям придется пойти на сделку с оппозицией… и тут у нас есть целый ряд предложений, включая, к примеру, такое, чтобы общины были представлены в местном Совете пропорционально числу прихожан…
— А это означает, что в Совете Рационализаторов будут преобладать прихожане Кларити Питерборо, — добавил Каррузерс.
Аймерик кивнул.
— Просто из любопытства, скажите, посол, а Сальтини уже знает о том, что вы на коне?
— Он узнал об этом тогда же, когда узнали мы в Посольстве, поскольку вопрос рассматривался в суде Гуманитарного Совета. Решение должно было быть разослано обеим сторонам одновременно.
— И когда это произошло? — спросил Аймерик, который, казалось, был готов в следующее мгновение вскочить со стула.
— Дайте подумать… решение мы получили ровно в четырнадцать часов…
Аймерик прищелкнул пальцами.
— Вот оно! Все ясно. А они удовлетворили наш запрос о разрешении проведения экспедиции в пятнадцать тридцать. — Он обвел взглядом наши озадаченные лица и спросил:
— Неужели не понимаете? Мы заполучили недостающий кусочек головоломки. Теперь мы точно знаем, что Сальтини желает внести раскол в наше руководство. Ему нужно, чтобы большая часть лидеров оппозиции поскорее оказалась за пределами города. Когда Сальтини объявит народу о решении суда Гуманитарного Совета, поднимется жуткий шум, но при том, что мы будем расколоты, шум будут производить большей частью ярые сальтинисты. Если у него все пойдет, как задумано, он сумеет обеспечить себе почти единогласную поддержку. А насколько я помню по тем судебным процессам с участием аристократии, на которых мне доводилось присутствовать в Новой Аквитании, если речь идет о почти единогласной поддержке населения…
Шэн ошеломленно уставился на Аймерика.
— Что ж… да, тогда он сумеет добиться отмены решения. Но одна из причин, по которой мы обратились в суд именно сейчас, состояла в том, что в Каледонии сформировалась многочисленная и сильная оппозиция.
Аймерик покачал головой.
— Если все получится так, как задумал Сальтини, всю оппозицию будет легко запереть в гардеробе. Маргарет, ты была совершенно права: нам крайне необходимо обзавестись независимым каналом связи между теми, кто отправится в экспедицию, и теми, кто останется здесь. Иначе Сальтини изобразит из себя героя, защитника независимости Каледонии и останется у власти навсегда.
Глава 5
К тому времени, когда экспедиция стартовала, таких каналов было три для связи из Утилитопии, и два — для связи экспедиции с Утилитопией, Мы надеялись, что этого хватит.
Был заключен контракт на дальнюю аудиосвязь с Землей Святого Михаила, так что теоретически мы могли держать контакт по интеркому через Новоархангельск. В связи с тем, что официально я являлся сотрудником Гуманитарного Совета, Шэн имел полное право установить рацию для прямой аудиосвязи с Посольством на том «коте», который мне предстояло вести. И наконец, мы ухитрились тайком оплатить возможность воспользоваться широкоохватной видеоантенной, установленной на синхронном спутнике, вещавшем на нужную нам территорию. Абонентами этого спутника являлись жители самых отдаленных ферм Ниневийской и Гоморрской котловин, и он обеспечивал им доступ к общей телесети, но мы сумели арендовать незадействованный, свободный канал. Разрешение, правда, было получено со скрипом, но все-таки получено. Охват вещания был достаточно широк — до самых Пессималей.
Нам не удалось придумать ничего такого, что помогло бы нам со стопроцентной надежностью зарезервировать видео, стерео-видео и голографические каналы как на прием, так и на передачу, но если бы Сальтини перекрыл нам доступ к ним, мы все равно смогли бы при необходимости сделать любое официальное заявление в аудиоформате, пусть и без «картинки». Оставалось только надеяться, что этого хватит.
Хотя мы загрузили все четыре «кота» с вечера, решили дождаться, пока утихнет утренняя буря, и тем самым дать время всем в Центре позавтракать и сказать друг дружке что-нибудь неизбежное типа «я чуть не забыл». В экспедицию отправлялись не то двадцать семь, не то двадцать восемь человек — в зависимости от того, как рассматривать Валери-Бетси. Маргарет несколько дней мучилась, но в конце концов решила, что ей лучше отправиться с нами.
Полу ехать нужно было так или иначе, да он и не собирался упустить такого случая, а Торвальд, пожалуй, не поехал бы ни при каких обстоятельствах. Сама идея экспедиции его интересовала постольку, поскольку представляла собой возможность вставить лишнюю палку в колеса «псипам». Аймерик пожимал плечами и говорил, что в поход бы он не отправился ни при каких обстоятельствах, но по слухам, он хотел остаться из-за Кларити, а Кларити по-прежнему держали под домашним арестом.
Самым удивительным во многом было то, что с нами не пожелала отправиться Биерис, но она начала новую серию картин, и потому ей нужно было остаться в Содомской котловине.
Наконец все вышли на улицу. Взошло солнце. С крыши Центра стекали последние струйки ледяной воды. Все время, пока я жил в Утилитопии, я не уставал любоваться тем, как по изящным изгибам стен Центра скользила вода, отбрасывая повсюду солнечные зайчики. При сильном ветре тучи быстро рассеивались и обнажалась темная синева небес. Я глубоко вдохнул морозный утренний воздух и вдруг понял, что впервые отправляюсь в дальнюю вылазку не с похмелья с тех пор, как… ну ладно — если быть честным до конца, то с тех пор, как стал жить отдельно от родителей. Да и не так часто я совершал походы, перебравшись в Молодежный Квартал.
— Привези их всех обратно живыми и невредимыми, Ольде Вудес Ханде, — проговорил Аймерик, положив руки мне на плечи и необычайно крепко обняв.
— Постараюсь, — улыбнулся я.
— Ну и толпища, — покачал головой Торвальд. — Можно подумать, что вы отправляетесь на неисследованную планету.
Он был прав. Друзья и родственники участников экспедиции собрались у вездеходов, на каждом из которых на ярко-оранжевом фоне красовалась синяя эмблема новорожденной фирмы «ОБОРУДОВАНИЕ И ОБСЛУЖИВАНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ ПОЛА ПАРТОНА» Пока каледонцы с трудом постигали науку сочетания цветов. Им она давалась не легче, чем искусство оценки качества вина трезвеннику, который резко стал алкоголиком. Люди обнимались, обменивались дружескими шутками, порой смеялись — но так, что было видно: не то нервничают, не то немного завидуют тем, кто отправляется в поход.
— Мне кажется, что для каледонцев это значит больше, чем они сами думают, — сказал я и только потом подумал, что фраза могла прозвучать оскорбительно.
Но вроде бы никто и не подумал на меня обидеться.
— Просто мы так ведем себя, когда счастливы, когда нам весело, — сказал Торвальд. — Минимализм. Что бы ни случилось теперь, когда минимализм, нестяжательство — дозволенное движение, есть хоть какая-то надежда на то, что в жизни людей появится что-то помимо работы, молитвы и здравого смысла. А я сейчас смотрю на все это и думаю, что мы уже победили. Погляди на детишек, которые бегают вокруг «котов», на транспаранты, на флаги на вездеходах. Эти дети запомнят сегодняшний день на всю жизнь, и никто не сможет доказать им, что они тянулись к не правильным ценностям и что внешнее впечатление ничего не значит. И я думаю: а знает ли Сальтини о том, что он уже проиграл? Ведь теперь ему остается только… как это говорит майор «Железная рука»… ага, «утереться»!
Я не был уверен в том, что Торвальд прав, но тогда мне не захотелось с ним спорить ни о чем. Все происходящее виделось мне в двояком свете. С одной стороны, я наблюдал за импровизированным парадом — смотрел на четыре здоровенных вездехода, раскрашенных в кричащие цвета и украшенных изготовленными на скорую руку транспарантами и флагами. Такие вездеходы обычно возили по городу пассажиров, доставляли мебель или хлеб. Возле них толпились люди в теплой рабочей одежде. В принципе все это было мелко и даже не очень приятно для глаз на фоне серых унылых улиц Утилитопии. Это был взгляд аквитанца. Но был и другой взгляд — взгляд каледонца. А глазами каледонца я видел ту же самую улицу, залитую сверкающей талой водой, и яркие пятна на сером и пастельном фоне, и еще я слышал смелый смех молодых людей, которые больше не желали, чтобы им диктовали, чему им радоваться и почему, и как сильно. И мне приятнее было смотреть на происходящее глазами каледонца.
Маргарет, стоявшая рядом со мной, вдруг вскрикнула и помахала рукой.
— Гарсенда!
Гарсенда шла по улице, одетая в длинный плащ, отороченный мехом. Плащ был расстегнут, и был виден лиловый костюм в тон плаща — более темный жилет и просторные штаны, заправленные в сапоги до колен. Окружавшие меня люди зашептались. В принципе Гарсенда при аквитанском стиле наряда была одета по-каледонски, но с распущенными черными волосами и развевающимися на ветру полами плаща выглядела чертовски зрелищно.
Стоявшие рядом со мной приветствовали Гарсенду дружными аплодисментами. Аймерик воскликнул:
— Bella, donzelha, trop bella!
Гарсенда усмехнулась — несколько по-мужски — и приподняла полы плаща, чтобы они не намокли. Люди вернулись к прерванным разговорам, но время от времени бросали взгляды на красотку.
— Companhona, — сказала Маргарет, — я так рада, что ты выкроила время прийти нас проводить, но у меня к тебе два вопроса: где ты раздобыла такую шикарную одежду и нельзя ли приобрести такую же?
Гарсенда улыбнулась и взъерошила волосы. Несколько месяцев назад я был бы просто в восторге от этого зрелища, но сильно сомневался, чтобы она позволила себе нечто настолько неформальное, просто-таки мальчишеское в моем присутствии.
— Мэгги, в аквитанском павильоне на Ярмарке теперь полным-полно такого тряпья. Оказалось, что некоторые из самых модных кутюрье-межзвездников решили заняться разработкой моделей по письменным рассказам Жиро. Хочешь — верь, хочешь — нет, но по аквитанским меркам это очень простая одежда. Думаю, вряд ли эти модельеры поверили Жиро на слово. Поскольку у меня есть твои мерки, с твоего разрешения я просто сделаю заказ на такую же модель, и все вещи будут готовы к твоему возвращению. Это будет мой подарок.
— О ноп, ноп, это слишком дорого…
— О Господи, ничегошеньки я не понимаю в вашей рациональности, — проговорила Гарсенда и подмигнула мне. — Особенно мне не нравится это ваше дурацкое словечко «ноп».
Тем более мне неприятно его слышать от тебя — ведь ты так тепло отнеслась ко мне.
— Ты возвращаешься домой? — спросила Маргарет. Похоже, Гарсенде удалось-таки уговорить ее.
— Дней на двадцать. Дела пошли так, что теперь я буду то и дело мотаться туда и обратно. Торговля с Каледонией — настоящее золотое дно, и мне уже начинает нравиться мысль о том, что я могу стать богачкой — особенно при том, каким путем могу разбогатеть. — Она улыбнулась. — Не переживай, Мэг, мы еще неоднократно увидимся. Так что прими от меня подарок, как companhona.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Теперь, когда Совет в достаточной степени способен к профилактике военных конфликтов внутри Тысячи Цивилизаций, мы пошли на установление ряда классических сделок, хотя и понимали, что о ряде из них нам потом придется пожалеть. Так что на данный момент в Совете представлены не только сами колонии, там заседают представители наиболее многонаселенных планет, которые — как и в древней системе ООН, — к сожалению, обладают правом вето.
А уж их главная забота состоит в том, чтобы не вмешиваться в беспорядки, имеющие место на планетах фронтира, дабы тем самым не создать прецедента попрания прав колоний на самоопределение в плане культурных традиций.
Полагаю, они боятся того, что такой прецедент мог бы спровоцировать другие колонии на защиту своих традиций и даже на навязывание их соседним колониям. Так что мне здесь приходилось держаться в очень строгих рамках в плане того, что я мог делать, а чего не мог.
С одной стороны, мы не можем позволить, чтобы колония после установления спрингер-контакта вышла из-под нашего влияния и контроля, но с другой стороны, мы не можем попирать законные права колонии на самоопределение.
Поэтому, когда речь заходит об установлении спригнер-контакта, мы прежде всего ориентируемся на первоначальную хартию колонии, но при этом все равно навязываем властям кое-что такое, чего они не желают, что делается исключительно для того, чтобы колония не отошла в разряд изгоев.
С тех самых пор, как я разобрался в положении дел, имеющем место в Каледонии, я неоднократно обращался в Совет с прошениями о том, чтобы мне позволили определенные вольности в интерпретации хартии независимости Каледонии. Это было обусловлено тем, говоря откровенно, что каледонская культура почти наверняка вызовет сильнейшее раздражение у жителей многих колоний системы Тысячи Цивилизаций. Учитывая этот факт, следовало максимально нивелировать отрицательные проявления каледонских традиций здесь, на месте.
Если бы удалось распространить здесь либеральные тенденции, все моменты было бы обойти намного легче. Я подчеркиваю — поскольку думаю, что именно честностью легче будет добиться желаемой для меня реакции, — что на самом деле Совету нет никакого дела до гражданских свобод в Каледонии. Есть множество колоний, где социальная атмосфера намного более угнетающая, но которые мы при всем том держим в изоляции. Предметом нашей заботы является то, чтобы каждая цивилизация хотя бы терпимо относилась к обычаям других цивилизаций, чтобы ни одна цивилизация не превращалась в миссионерскую или имперскую. Короче говоря, для нас желательно, чтобы режим Сальтини пал не потому, что он представляет собой откровенную диктатуру, а потому, что он и его приспешники представляют собой сборище оголтелых изуверов, способных спровоцировать конфликт где угодно.
Обведя всех присутствующих взглядом, Шэн убедился в том, что все согласно кивали и что его откровения никого особенно не смутили.
— Как ни странно, — сказал он, — я говорю вам ту жестокую правду потому, что все вы мне нравитесь. Я хочу, чтобы вы поняли: Гуманитарный Совет не намерен решать за вас ваши проблемы. Мы осуществим вмешательство через несколько дней и примем вашу сторону. Но такие действия мы осуществляем далеко не всегда, хотя в будущем не застрахованы от случаев, когда с моральной стороны обстоятельства будут складываться покруче, чем здесь, у вас.
Поэтому не рассчитывайте более чем на однократную акцию со стороны Совета и ни в коем случае не задумывайтесь о каких бы то ни было обходных маневрах, кроме того, о котором я вам сейчас расскажу.
Дело в том, — продолжал Шэн, — что в первоначальной хартии, текст которой написан Кверозой, есть пункт о «максимальной заботе о благосостоянии отдельных граждан». Можно только гадать о том, что именно имел в виду Квероза под этим — пусть об этом вам скажет кто-нибудь из ваших богословов. Не этот вопрос беспокоит Совет. Самое главное, что мы способны интерпретировать этот пункт хартии таким образом, чтобы доказать: Сальтини не сумеет решить возникшие экономические проблемы за счет увольнения массы людей, урезания их заработной платы, за счет последующего снижения уровня потребления и импорта. Мы поставим его в такое положение, при котором он будет вынужден либо развернуть крупномасштабную программу повышения уровня всеобщего благосостояния, либо столкнуться с необходимостью ликвидации хартии.
Наступила мертвая тишина. В конце концов Пол испустил протяжный свист.
— То есть либо он добровольно попадает в расставленные вами капканы, либо вы просто-напросто захватываете власть?
— Да, либо одно, либо другое, — улыбаясь одними губами, кивнул Шэн. — Если повезет, может быть, удастся убедить всех, за исключением самых твердолобых фанатиков, в том, что непримиримость не пройдет. Естественно, мало-помалу исчезнет и сама причина существования режима Сальтини, и он скорее всего падет, поскольку держится у власти исключительно за счет насилия. А любым новым властям придется пойти на сделку с оппозицией… и тут у нас есть целый ряд предложений, включая, к примеру, такое, чтобы общины были представлены в местном Совете пропорционально числу прихожан…
— А это означает, что в Совете Рационализаторов будут преобладать прихожане Кларити Питерборо, — добавил Каррузерс.
Аймерик кивнул.
— Просто из любопытства, скажите, посол, а Сальтини уже знает о том, что вы на коне?
— Он узнал об этом тогда же, когда узнали мы в Посольстве, поскольку вопрос рассматривался в суде Гуманитарного Совета. Решение должно было быть разослано обеим сторонам одновременно.
— И когда это произошло? — спросил Аймерик, который, казалось, был готов в следующее мгновение вскочить со стула.
— Дайте подумать… решение мы получили ровно в четырнадцать часов…
Аймерик прищелкнул пальцами.
— Вот оно! Все ясно. А они удовлетворили наш запрос о разрешении проведения экспедиции в пятнадцать тридцать. — Он обвел взглядом наши озадаченные лица и спросил:
— Неужели не понимаете? Мы заполучили недостающий кусочек головоломки. Теперь мы точно знаем, что Сальтини желает внести раскол в наше руководство. Ему нужно, чтобы большая часть лидеров оппозиции поскорее оказалась за пределами города. Когда Сальтини объявит народу о решении суда Гуманитарного Совета, поднимется жуткий шум, но при том, что мы будем расколоты, шум будут производить большей частью ярые сальтинисты. Если у него все пойдет, как задумано, он сумеет обеспечить себе почти единогласную поддержку. А насколько я помню по тем судебным процессам с участием аристократии, на которых мне доводилось присутствовать в Новой Аквитании, если речь идет о почти единогласной поддержке населения…
Шэн ошеломленно уставился на Аймерика.
— Что ж… да, тогда он сумеет добиться отмены решения. Но одна из причин, по которой мы обратились в суд именно сейчас, состояла в том, что в Каледонии сформировалась многочисленная и сильная оппозиция.
Аймерик покачал головой.
— Если все получится так, как задумал Сальтини, всю оппозицию будет легко запереть в гардеробе. Маргарет, ты была совершенно права: нам крайне необходимо обзавестись независимым каналом связи между теми, кто отправится в экспедицию, и теми, кто останется здесь. Иначе Сальтини изобразит из себя героя, защитника независимости Каледонии и останется у власти навсегда.
Глава 5
К тому времени, когда экспедиция стартовала, таких каналов было три для связи из Утилитопии, и два — для связи экспедиции с Утилитопией, Мы надеялись, что этого хватит.
Был заключен контракт на дальнюю аудиосвязь с Землей Святого Михаила, так что теоретически мы могли держать контакт по интеркому через Новоархангельск. В связи с тем, что официально я являлся сотрудником Гуманитарного Совета, Шэн имел полное право установить рацию для прямой аудиосвязи с Посольством на том «коте», который мне предстояло вести. И наконец, мы ухитрились тайком оплатить возможность воспользоваться широкоохватной видеоантенной, установленной на синхронном спутнике, вещавшем на нужную нам территорию. Абонентами этого спутника являлись жители самых отдаленных ферм Ниневийской и Гоморрской котловин, и он обеспечивал им доступ к общей телесети, но мы сумели арендовать незадействованный, свободный канал. Разрешение, правда, было получено со скрипом, но все-таки получено. Охват вещания был достаточно широк — до самых Пессималей.
Нам не удалось придумать ничего такого, что помогло бы нам со стопроцентной надежностью зарезервировать видео, стерео-видео и голографические каналы как на прием, так и на передачу, но если бы Сальтини перекрыл нам доступ к ним, мы все равно смогли бы при необходимости сделать любое официальное заявление в аудиоформате, пусть и без «картинки». Оставалось только надеяться, что этого хватит.
Хотя мы загрузили все четыре «кота» с вечера, решили дождаться, пока утихнет утренняя буря, и тем самым дать время всем в Центре позавтракать и сказать друг дружке что-нибудь неизбежное типа «я чуть не забыл». В экспедицию отправлялись не то двадцать семь, не то двадцать восемь человек — в зависимости от того, как рассматривать Валери-Бетси. Маргарет несколько дней мучилась, но в конце концов решила, что ей лучше отправиться с нами.
Полу ехать нужно было так или иначе, да он и не собирался упустить такого случая, а Торвальд, пожалуй, не поехал бы ни при каких обстоятельствах. Сама идея экспедиции его интересовала постольку, поскольку представляла собой возможность вставить лишнюю палку в колеса «псипам». Аймерик пожимал плечами и говорил, что в поход бы он не отправился ни при каких обстоятельствах, но по слухам, он хотел остаться из-за Кларити, а Кларити по-прежнему держали под домашним арестом.
Самым удивительным во многом было то, что с нами не пожелала отправиться Биерис, но она начала новую серию картин, и потому ей нужно было остаться в Содомской котловине.
Наконец все вышли на улицу. Взошло солнце. С крыши Центра стекали последние струйки ледяной воды. Все время, пока я жил в Утилитопии, я не уставал любоваться тем, как по изящным изгибам стен Центра скользила вода, отбрасывая повсюду солнечные зайчики. При сильном ветре тучи быстро рассеивались и обнажалась темная синева небес. Я глубоко вдохнул морозный утренний воздух и вдруг понял, что впервые отправляюсь в дальнюю вылазку не с похмелья с тех пор, как… ну ладно — если быть честным до конца, то с тех пор, как стал жить отдельно от родителей. Да и не так часто я совершал походы, перебравшись в Молодежный Квартал.
— Привези их всех обратно живыми и невредимыми, Ольде Вудес Ханде, — проговорил Аймерик, положив руки мне на плечи и необычайно крепко обняв.
— Постараюсь, — улыбнулся я.
— Ну и толпища, — покачал головой Торвальд. — Можно подумать, что вы отправляетесь на неисследованную планету.
Он был прав. Друзья и родственники участников экспедиции собрались у вездеходов, на каждом из которых на ярко-оранжевом фоне красовалась синяя эмблема новорожденной фирмы «ОБОРУДОВАНИЕ И ОБСЛУЖИВАНИЕ ЭКСПЕДИЦИИ ПОЛА ПАРТОНА» Пока каледонцы с трудом постигали науку сочетания цветов. Им она давалась не легче, чем искусство оценки качества вина трезвеннику, который резко стал алкоголиком. Люди обнимались, обменивались дружескими шутками, порой смеялись — но так, что было видно: не то нервничают, не то немного завидуют тем, кто отправляется в поход.
— Мне кажется, что для каледонцев это значит больше, чем они сами думают, — сказал я и только потом подумал, что фраза могла прозвучать оскорбительно.
Но вроде бы никто и не подумал на меня обидеться.
— Просто мы так ведем себя, когда счастливы, когда нам весело, — сказал Торвальд. — Минимализм. Что бы ни случилось теперь, когда минимализм, нестяжательство — дозволенное движение, есть хоть какая-то надежда на то, что в жизни людей появится что-то помимо работы, молитвы и здравого смысла. А я сейчас смотрю на все это и думаю, что мы уже победили. Погляди на детишек, которые бегают вокруг «котов», на транспаранты, на флаги на вездеходах. Эти дети запомнят сегодняшний день на всю жизнь, и никто не сможет доказать им, что они тянулись к не правильным ценностям и что внешнее впечатление ничего не значит. И я думаю: а знает ли Сальтини о том, что он уже проиграл? Ведь теперь ему остается только… как это говорит майор «Железная рука»… ага, «утереться»!
Я не был уверен в том, что Торвальд прав, но тогда мне не захотелось с ним спорить ни о чем. Все происходящее виделось мне в двояком свете. С одной стороны, я наблюдал за импровизированным парадом — смотрел на четыре здоровенных вездехода, раскрашенных в кричащие цвета и украшенных изготовленными на скорую руку транспарантами и флагами. Такие вездеходы обычно возили по городу пассажиров, доставляли мебель или хлеб. Возле них толпились люди в теплой рабочей одежде. В принципе все это было мелко и даже не очень приятно для глаз на фоне серых унылых улиц Утилитопии. Это был взгляд аквитанца. Но был и другой взгляд — взгляд каледонца. А глазами каледонца я видел ту же самую улицу, залитую сверкающей талой водой, и яркие пятна на сером и пастельном фоне, и еще я слышал смелый смех молодых людей, которые больше не желали, чтобы им диктовали, чему им радоваться и почему, и как сильно. И мне приятнее было смотреть на происходящее глазами каледонца.
Маргарет, стоявшая рядом со мной, вдруг вскрикнула и помахала рукой.
— Гарсенда!
Гарсенда шла по улице, одетая в длинный плащ, отороченный мехом. Плащ был расстегнут, и был виден лиловый костюм в тон плаща — более темный жилет и просторные штаны, заправленные в сапоги до колен. Окружавшие меня люди зашептались. В принципе Гарсенда при аквитанском стиле наряда была одета по-каледонски, но с распущенными черными волосами и развевающимися на ветру полами плаща выглядела чертовски зрелищно.
Стоявшие рядом со мной приветствовали Гарсенду дружными аплодисментами. Аймерик воскликнул:
— Bella, donzelha, trop bella!
Гарсенда усмехнулась — несколько по-мужски — и приподняла полы плаща, чтобы они не намокли. Люди вернулись к прерванным разговорам, но время от времени бросали взгляды на красотку.
— Companhona, — сказала Маргарет, — я так рада, что ты выкроила время прийти нас проводить, но у меня к тебе два вопроса: где ты раздобыла такую шикарную одежду и нельзя ли приобрести такую же?
Гарсенда улыбнулась и взъерошила волосы. Несколько месяцев назад я был бы просто в восторге от этого зрелища, но сильно сомневался, чтобы она позволила себе нечто настолько неформальное, просто-таки мальчишеское в моем присутствии.
— Мэгги, в аквитанском павильоне на Ярмарке теперь полным-полно такого тряпья. Оказалось, что некоторые из самых модных кутюрье-межзвездников решили заняться разработкой моделей по письменным рассказам Жиро. Хочешь — верь, хочешь — нет, но по аквитанским меркам это очень простая одежда. Думаю, вряд ли эти модельеры поверили Жиро на слово. Поскольку у меня есть твои мерки, с твоего разрешения я просто сделаю заказ на такую же модель, и все вещи будут готовы к твоему возвращению. Это будет мой подарок.
— О ноп, ноп, это слишком дорого…
— О Господи, ничегошеньки я не понимаю в вашей рациональности, — проговорила Гарсенда и подмигнула мне. — Особенно мне не нравится это ваше дурацкое словечко «ноп».
Тем более мне неприятно его слышать от тебя — ведь ты так тепло отнеслась ко мне.
— Ты возвращаешься домой? — спросила Маргарет. Похоже, Гарсенде удалось-таки уговорить ее.
— Дней на двадцать. Дела пошли так, что теперь я буду то и дело мотаться туда и обратно. Торговля с Каледонией — настоящее золотое дно, и мне уже начинает нравиться мысль о том, что я могу стать богачкой — особенно при том, каким путем могу разбогатеть. — Она улыбнулась. — Не переживай, Мэг, мы еще неоднократно увидимся. Так что прими от меня подарок, как companhona.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40