– Вот и нужно этим воспользоваться, – подхватил Субботин, – вы же опера. Психология – великая вещь, если ее грамотно применять. Это вам не дубинкой махать, неандертальцы. Ты бы, Филимонов, сходил к ней вечером в гости, чайку попил, успокоил. Молодая женщина целый год без мужика тоскует, некому ей ласковое слово сказать. Все равно баб без разбора трахаешь, так здесь хоть для пользы дела.Толик с готовностью вскочил со стула, но Субботин его охладил:– Сейчас материалами своими занимайся, а после работы хоть до утра ее успокаивай, насколько сил и умения хватит. Чтобы самому не тратиться, можешь забрать цветы в канцелярии, – разрешил он. – Вид у них приличный, да и она, судя по всему, вниманием не избалована.– Ох и тонкий вы психолог, товарищ майор. Может быть, вы сами ее навестите, покажете пример оперативной хватки? У вас и звание выше, и практический опыт богаче, перед вами она точно не устоит, – поддел начальника Толик, но Субботин сохранил выдержку:– Я свое в молодости отходил, пока опером был. А сейчас вами, несмышленышами, руковожу, чтобы вы сдуру чего-нибудь себе не сломали.– Пусть попытается, – согласился с начальником Ковалев. – Он парень шустрый, может, и раскрутит. ГЛАВА 9 На утренней оперативке Толик отсутствовал, и его коллеги отметили этот факт язвительными улыбками. Он появился в отделе лишь в начале одиннадцатого и пребывал не в лучшем физическом состоянии.– Ну как, помогла психология? – набросились на него с вопросами.– А разве по мне не видно? – устало пробормотал Толик и в изнеможении опустился на диван. – Чем с глупыми вопросами приставать, лучше поесть найдите. Я еще не завтракал. Все за светлое будущее бомжей сражался.Пока опера заваривали чай и занимались поисками съестного для восстановления пошатнувшегося здоровья товарища, Толик дремал на диване, свернувшись калачиком. Наконец его растолкали, сунули два бутерброда с сыром и стакан сладкого чая. Весь оперативный состав отдела во главе с Ковалевым расположился рядом в ожидании интимных подробностей.Некоторое время Филимонов молча перемалывал бутерброды и хлебал чай, но через минуту-другую Толик слегка отошел, порозовел и приступил к красочному изложению событий.– Прихватил я букет из канцелярии и прямиком к этой Верочке, – начал он свой рассказ. – Открывает она мне дверь, а сама в шелковом халатике на трех пуговицах. Я моментально прилив сил почувствовал. Представился ей и говорю, что так, мол, и так, поведали мне коллеги о вашем горе. Поэтому я, как бывший моряк, а ныне представитель власти, не могу оставаться в стороне.– Я и не знал, что ты бывший моряк, – улыбаясь, перебил его Ковалев.– Ага, такой же, как и летчик. Нужно же было с чего-то начать. Короче, забегала она от радости, засуетилась, цветы в вазу поставила, меня за стол усадила и кофе с ликером предлагает. А я про себя думаю: «Прав был Субботин, великая вещь психология».– От ликера ты наверняка отказался? – с издевкой спросил Вася Пушков.– Я разве на идиота похож, или ты, умник, считаешь, что я должен был с порога в кровать ее тащить? Наоборот, думаю: «Все идет по плану. Пусть только дочку уложит». У нее дочка после встречи с нашим педагогом не перестает заикаться. Вначале меня за своего отца приняла, все про пароход расспрашивала. Сижу я, ликер с кофе потягиваю, рассказы о Коле слушаю, свои морские походы вспоминаю. Она всему верит, видимо, в географии не лучше меня разбирается, хоть и жена моряка. И так несколько часов. А мужа я ей пообещал повесткой через Интерпол вызвать, как важного свидетеля по делу о коррупции в пароходстве. «В крайнем случае, – говорю, – за счет МВД командировку оформим, для доставления его приводом». Тут она от счастья чуть мне на шею не бросилась. «Нет, – думаю, – погоди, еще не время».– Как же ты обещания выполнять намерен? – поинтересовался Ковалев.– Очень просто. На машинке переписку с Интерполом отстучу, а потом объясню, что валюту на загранкомандировки временно не дают. Пока государство с долгами не расплатится.– Это ей так долго придется ждать. Короче, задурил голову бедной женщине?– А я здесь при чем? Я сразу предлагал брать ее и «колоть» по полной программе. Это вы со своей психологией пристали.Толик допил чай и продолжил:– Около двенадцати она дочку спать уложила, и мы перебрались на кухню. Там она еще около часа о своем ненаглядном рассказывала, какой он у нее замечательный. Затем стала альбомы с фотографиями демонстрировать. А мне после бутылки ликера уже хорошо стало, самое время к оперативной работе приступать. Когда она до курсантских фотографий дошла, я ее слегка за плечи обнял. Тут она как вскочит и бегом к окну. «Все, – пронеслось в голове, – конец, доигрался в психологию».– Это точно. Твое счастье, что она не прыгнула. А то бы тебе доведение до самоубийства впаяли, – едва сдерживая смех, вымолвил Ковалев.– Я тоже перепугался, обложил вас мысленно трехэтажным. Сам стою, не шевелюсь, боюсь резкое движение сделать. А она мне и говорит с упреком: «Как же вам, бывшему моряку, не совестно, где ваша профессиональная солидарность? А если бы вашу жену, когда вы в море были, посторонний мужчина обнимал?» Я молчу, не шевелюсь. Она тоже стоит около окна, за раму держится и не отходит.«Баста, цурюк, нах хаус. Здесь редкостный случай, здесь психология бессильна. Пора, – думаю, – гордо удалиться». Начинаю ей аккуратно, без лишних движений, объяснять, что для собственного душевного спокойствия хотел убедиться в верности жен моряков. Хотел людскую молву опровергнуть. Двадцать минут втолковывал, пока до нее дошло и она к столу вернулась. Время около двух ночи, транспорт не ходит, а тащиться после ликера в отдел не хотелось. Пришлось дальше выслушивать. Я теперь биографию Коли наизусть выучил и даже слегка позавидовал их семейному счастью.А проснулся я сегодня утром за кухонным столом, перед носом записка лежит: «Анатолий, спасибо за искреннее участие, жду выполнения обещаний. Завтрак на плите. Ключ от квартиры положите в почтовый ящик». Что я ей наобещал, хоть убейте, не помню. От завтрака я отказался и бегом на работу.– Ты хоть «прокачал» ее насчет бомжа? – спросил Ковалев.– О бомже, если честно, я только утром вспомнил. Задурила она мне своим Колей голову.После такой концовки повествования стены кабинета сотряс хохот оперативников, который не затихал несколько минут.Когда все успокоились, Ковалев подытожил результаты внедрения Филимонова в организованную преступную среду:– Во-первых, Верочка пробудила в нас угасающую веру в женщин. Во-вторых, мы теперь знаем, что ради мужа она готова на все, естественно в пределах разумного. Ну а в-третьих, нашему покорителю женских сердец по носу дала. Остается только ключик к ней подобрать.– Я не в состоянии ключики подбирать, – застонал Толик, обхватив голову руками.– Без тебя справимся. Ты свой ключик в почтовом ящике оставил, – успокоил его начальник розыска и после этого уже деловым тоном стал отдавать распоряжения.Одного из своих подчиненных он отправил в пароходство, а двое других вместе с коллегами из налоговой полиции, которых попросили о помощи, двинулись в фирму, где трудилась Верочка.После такой массированной подготовки шансы Верочки были близки к нулю. Поэтому, когда на следующий день она вошла в кабинет Субботина, участь бедной женщины и ее соседей была предрешена.На этот раз Субботин и Ковалев, как наиболее искушенные, решили солировать сами. Остальные, находясь в действующем резерве, были готовы включиться в игру в любую минуту. Все это таинственно именовалось «оперативной комбинацией».Паутина, в которую должна была неизбежно попасть и запутаться Верочка, была соткана достаточно тонко и прочно, в полном соответствии с канонами психологии. Единственное, в чем сомневались сыщики, так это в убийстве Серебрякова. Однако, как истинным профессионалам, сомнения не могли помешать им виртуозно исполнить свои роли, четко расписанные накануне.Как и предполагалось, часа три Верочка держалась достойно и раз за разом повторяла историю, авторство которой принадлежало Анне Сергеевне.Ковалев и Субботин не торопили события, а старались максимально измотать соперника перед решающей схваткой. Они терпеливо слушали ее версию, отчасти с ней соглашаясь, ругали пароходское начальство, сочувствовали, успокаивали ее и только что не гладили по головке, но в то же время давили на болевые точки.– В конце концов, она же не Агата Кристи, чтобы на голом месте подобную сказку сочинить, – настаивал Субботин, имея в виду старшую Вознесенскую.– Что вы хотите услышать, я ведь вам все объяснила? – устало отбивалась Верочка, но силы ее таяли на глазах.Наконец Субботин почувствовал, что пришло время для более решительных действий. По его сигналу Ковалев пригласил Толика Филимонова, и тот через пятнадцать минут зашел в кабинет с папкой в руках. Увидев Верочку, Толик изобразил удивление и поздоровался с ней по имени.– Здравствуйте, – вяло откликнулась она.– А вы, оказывается, знакомы? – в свою очередь удивился Субботин.Измотанная разговорами Верочка не обратила внимание на театральность сцены и, опередив Толика с ответом, вспомнила их недавнюю встречу.– Постой, постой. Ты же говорил, что у одноклассника на свадьбе гулял, потому и опоздал, – продекламировал свой отрывок из роли Ковалев.– Игорь Васильевич, я ведь чисто по – человечески хотел бывшему коллеге помочь, а выпил лишь рюмку ликера с кофе.– Это я ему сама предложила. Он здесь не виноват, – простодушно заступилась Верочка.– С рюмки тебя бы так утром не штормило. Так, кажется, у вас на флоте говорят? – спросил Ковалев.– Ну, бутылку на двоих, с кофе ведь.– А опоздал тогда почему? – не отставал от него Ковалев.– На кухне задремал, – виновато признался Толик.– Что значит задремал? Выходит, вы вместе ночь провели? – сыграл изумление начальник розыска.От услышанного диалога глаза у Верочки округлились, и она, ничего не понимая, переводила взгляд с одного действующего лица на другое. Наконец она не выдержала.– Человек от всей души хотел мне помочь, а вы его подозрениями мучаете, в грязь хотите втоптать, – попыталась она перевести огонь на себя.– А эти вопросы позвольте нам самим решать, это наши внутренние дела, – вмешался Субботин. – Значит, так, морячок. Держи бумагу, садись и пиши рапорт с просьбой об увольнении из органов по собственному желанию.С этими словами он протянул Толику лист бумаги и ручку, которые тот безропотно взял и по-детски обиженно спросил:– За что, товарищ майор?– А ты не понял? – рассерженно спросил начальник отдела. – За обман руководства, за пьянство в быту, за опоздание, а самое главное, за неделовые связи с подозреваемой. Так что, Филимонов, не тяни резину, садись и пиши.Видя творящуюся на ее глазах несправедливость, Верочка встала на защиту опального опера и пообещала направить жалобу начальнику городской милиции, однако Субботин остудил ее пыл.– Его тогда за дискредитацию уволят, – объяснил он. – У нашего народного генерала с этим просто. Так что пиши, пока предлагают, по собственному желанию, – снова потребовал Субботин, и Толику ничего не оставалось, как с обреченным видом написать предложенный рапорт.Оставив его на столе, он, словно побитый пес, покинул кабинет, бросив напоследок в сторону Верочки укоризненный взгляд.– Попутного ветра, – пожелал ему Ковалев. – Обходной в кадрах получишь.Первый акт пьесы был сыгран труппой настолько сильно, что после разыгравшейся на ее глазах трагедии Верочка пребывала в шоке. Не давая ей отдышаться, сыщики повели дальнейшее массированное наступление. Они неожиданно для Верочки вспомнили о визите налоговых полицейских.– Говорят, выявили у вас грубые нарушения закона. Фирме грозит закрытие, а всем сотрудникам крупные штрафы, – блефовал Субботин, зная ее некомпетентность. Недостатки, конечно, нашли, но не такие серьезные, чтобы применять подобные санкции.Не успев опомниться от одного потрясения, Верочка подверглась следующему.– Чем же я расплачиваться буду? – почти шепотом спросила она.– Опишут имущество и продадут в счет погашения, – спокойно ответил Субботин.Подобного объяснения она не выдержала и в голос разрыдалась. Все, что накопилось у нее внутри за эти мучительные часы, вырвалось наружу под воздействием столь мощного прессинга.Ковалев наполнил стакан водой и попытался ее успокоить, но Верочка размазывала по щекам слезы с примесью туши, подрагивала плечами и нервно глотала воду.Ее жалкий и беззащитный вид не мог не тронуть сердца находившихся рядом мужчин, но прежде всего они были профессионалами, привыкшими к различным проявлениям чувств своих оппонентов. В начале своей службы оба нередко терпели неудачи, принимая искусную игру за откровение. Лишь с опытом пришло понимание людей, а вслед за ним и умение вовлекать их в собственную игру и навязывать свою волю.Верочке они сочувствовали, потому как ни Субботин, ни Ковалев не видели в ней по-настоящему серьезного и достойного противника, однако, не будучи на все сто уверенными в ее невиновности, не могли поддаваться жалости и отступать от разработанного плана.После того как их собеседница успокоилась, Субботин вызвал в кабинет детского инспектора и направил ее в садик за Лялей.– Жаль девчонку. Круто мы ее в оборот взяли, – сказал Ковалев, когда Верочка, отпросившись умыться, вышла из кабинета.– А мне, думаешь, не жаль. Что ты предлагаешь? Все бросить, извиниться за причиненное беспокойство и пообещать впредь никого не тревожить? – раздраженно спросил Субботин. – Тогда, считай, конец, мы это дело никогда не поднимем.– Ты веришь, что они его «замочили»? – поинтересовался Ковалев.– Веришь, не веришь, что тут на ромашке гадать. Нужно хотя бы довести до конца то, что наметили. А если они его всамом деле «заказали»? Тогда можно денек и поплакаться, – попытался вдохнуть в напарника уверенность Субботин.– Все я прекрасно понимаю, – согласился с ним Ковалев, – просто на душе муторно от наших оперативных возможностей. Давай добивать, деваться некуда, – нехотя подтвердил он свою готовность к дальнейшей работе.Верочка вернулась в кабинет, нетвердой походкой дошла до своего места и села. Была она аккуратно причесана, со свежей косметикой на лице, оставаясь женщиной при любых обстоятельствах.– Совсем другое дело. Приятно смотреть, – приветливо улыбнулся ей Субботин и без раскачки принялся разыгрывать главную козырную карту, связанную с судьбой мужа. – Судно уже продали, команда на ранчо живет, а денег на перелет всего экипажа нет, – импровизировал он на ходу.Поморщившись, Ковалев подыграл начальнику:– Директор пароходства с радостью вашего Колю оставит в Панаме до окончания следствия. Он сегодня от нас звонка дожидается.По телу Верочки пробежала нервная дрожь, глаза у нее заискрились, и она, кажется, готова была накинуться на своих врагов и рвать их зубами на части.– Вы не люди, вы… вы… изверги, фашисты! – задыхаясь, яростно прокричала она.– Опять вы за старое. Я же просил вас сдерживать свои чувства и головой больше думать, – хладнокровно осадил Субботин ее порыв. – А насчет извергов – это вы напрасно. Мы свое дело делаем, а то, что не приятные вещи говорим, так здесь ничего не поделаешь – издержки профессии. Если на оперативника жалобы не пишут, значит, гнать его нужно в три шеи из розыска. Такой или лодырь, или бездарь, или трус. Так что нам в пароходство сообщить? – спросил он.– Делайте что хотите, – с безразличием промолвила Верочка.Однако Субботин, не обращая внимания на ее безучастный вид, продолжал нагнетать обстановку. Он старался разыграть эту карту с максимальной пользой для дела.Наконец Ковалев, постепенно терявший веру в удачный исход операции, предложил Верочке побыть в одиночестве и обдумать окончательное решение. С одобрения Субботина он вывел ее в коридор и усадил на скамью, где в ожидании своего часа томилась еще одна посетительница.– Пусть она с Татьяной пообщается, – сказал он начальнику, вернувшись в кабинет. – Она девка толковая, языкастая. Я ее еще утром проинструктировал.– Если сейчас не «развалим», то козырять больше нечем. Придется ее отпускать. Время уже позднее, а у нее ребенок, – напомнил тот.Ковалев от досады махнул рукой, закурил и встал около окна. Так, в полной тишине, они дожидались результатов взятого Ими тайм-аута. Минут через сорок начальник розыска взглянул на часы и вышел из кабинета.Верочка с опущенной головой сидела одна, перебирая в руках носовой платок.– Можно с вами поговорить? – упавшим голосом спросила она, увидев Ковалева, но тот прошел мимо.Он спустился на первый этаж, где его дожидалась Татьяна – инспектор паспортно-визовой службы.– А ведь бабуля ваша чистую правду донесла. Я уверена, что они его «заказали», – сообщила она, как только Ковалев переступил порог ее кабинета.– Та-ак, – протянул он, усаживаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17