А вдруг он вовсе и не Караваев? Но при подаче заявления он вдруг сам протянул ей свой паспорт и улыбнулся:
– Мира, посмотри, меня действительно зовут Дмитрий. Видишь?
Ей стало стыдно, словно он прочел ее мысли. Понятное дело, что он, небедный человек, ускорил срок ожидания регистрации, и все произошло как-то очень быстро. И вот теперь они сидят в ресторане, в том самом, где первый раз ужинали, в английском или ирландском баре (или пабе), нарядные, красивые – законные муж и жена. А ведь они ни разу даже не переспали! Мира молила бога, чтобы он оказался импотентом. Вот тогда бы они действительно были счастливы, и она никогда бы не увидела его голого тела. (Какое оно?) А что, если он вовсе не импотент и набросится на нее сразу же, как только они переступят порог его дома? Дмитрий настоял, чтобы брачная ночь состоялась именно в его квартире. Он сказал, что все предусмотрел, подготовил, что ее ожидает сюрприз.
Их столик был задрапирован белой парчой, украшен букетиками с фиалками, в центре стола – большой букет белых роз. На красивых тарелках – что-то очень вкусное, какие-то салаты, закуски, фрукты. Сладкое вино, шампанское, коньяк. Караваев смотрел на нее влюбленными глазами.
– Ты хотя бы понимаешь, что мы с тобой теперь – семья? Ты можешь мне гарантировать, что не сбежишь от меня хотя бы в течение месяца?
– Это что, шутка? – напряглась она.
– Нет. Это страх потерять тебя, – его лицо было необычайно серьезным.
– Я не люблю говорить о гарантиях, но я, вообще-то, вышла за тебя замуж… на всю жизнь. – Она верила в то, что говорила.
– Я тоже. И я счастлив, что ты мне это сказала. Мира, обещаю тебе, ты не пожалеешь, что вышла за меня замуж. Я понимаю: ты меня пока еще не любишь, слишком мало времени прошло, чтобы ты могла узнать меня. Ты еще шарахаешься от меня, боишься, когда я касаюсь тебя. Но все изменится, когда ты привыкнешь ко мне. А я обещаю тебе, что буду нежен и ласков с тобой. Что ты со мной будешь счастлива. И еще. Если вдруг ты почувствуешь, что тебе не удалось полюбить меня… Что ж. Ты – свободна. Я не стану удерживать тебя. Хотя для меня это будет ударом.
– Дима, ну что ты такое говоришь в день нашей свадьбы? Не пугай меня.
– Ты не хочешь говорить мне о своей любви, потому что ты меня не любишь. Но я люблю тебя и чувствую, что и ты когда-нибудь полюбишь меня.
Никогда еще он не разговаривал с ней так серьезно. И что-то случилось с ней, почему-то стало трудно дышать, захотелось вдруг подойти к нему поближе и обнять, приласкать. Но она сдержала себя, подумала, что еще сама не разобралась в своих чувствах. Но это была не жалость, нет, она испытала прилив какой-то неизъяснимой нежности.
– Горько! – вдруг услышала она его шепот и увидела, каким взглядом он смотрит на нее. – Ну же, Мира!
Она поднялась и, путаясь в складках своего свадебного платья, подошла к нему. Караваев привлек ее к себе и поцеловал, и в это время все, кто находился в зале, вдруг захлопали, заулюлюкали и стали кричать: «Горько!»
Мира задохнулась в поцелуе.
3
Надежда Прусакова пила кофе на кухне, когда в дверь позвонили. Пришла подруга, Наташа.
– Кофе пахнет… Ты одна или нет? – Подруга потянула носом. Яркая брюнетка с голубыми глазами и матовой кожей. Надя посмотрела на нее и вздохнула. На ее лице, рябоватом, бледном, никогда не будет такого чудесного румянца, как у Наташи.
– Одна.
– Андрей на работе?
– Да вроде бы должен вернуться, но знаю, что придет под утро.
– Да ладно, не расстраивайся. Смотри, что я тебе принесла. – И Наташа протянула ей пластиковую коробку с пирожными. – Они все разные, будем пробовать. Ты же слышала, что открылась новая кондитерская. Там всегда все вкусное, свежее.
Надя слушала ее и думала, что счастье – это когда можно легко и просто говорить с удовольствием о таких вещах, как пирожные. Когда вместо того чтобы переживать, что жизнь проходит мимо, обдавая тебя ледяным, промозглым ветром, ты чувствуешь эту самую жизнь по-другому, жизнь греет тебя солнечными лучами, мужской лаской, нежным вкусом пирожных.
– Проходи, Ната, я так рада, что ты пришла! Честное слово.
Глаза ее наполнились слезами. Теперь это стало нормой – она целыми днями плакала. По поводу и без повода. Хотя повод, конечно, был, и всегда один и тот же – жалость к себе. Измены мужа довели ее до состояния, близкого к депрессии.
– Сейчас я сварю свежий кофе. А этот… этот из термоса. Знаешь, иногда трудно заставить себя встать и пойти в кухню. Лежу вот, смотрю телевизор и понимаю, что лучше бы я не брала отпуск, а работала, находилась среди людей.
– Я понимаю, конечно, что ты к моим советам не прислушиваешься и будешь тянуть эту лямку до самого конца. – Наташа посмотрела на подругу осторожно, словно боясь проронить лишнее слово, способное причинить ей боль. – Но…
– Да знаю я, что ты хочешь сказать. Развод! Одно это слово режет ухо. Представляю, как оно разрежет сердце, душу! Я не представляю себе, как буду жить одна? Как переживу развод? Да, он изменяет, и я это знаю, но каждый вечер я жду его, сижу и смотрю, как идиотка, на дверь, прислушиваюсь к звукам в подъезде: не приехал ли лифт, не звенят ли его ключи?
– Пусть это будет жестоко, но я скажу тебе, что это такое. Надя, это твой образ жизни! Вот отними у тебя твоего Андрея с его любовницами и твоими переживаниями по этому поводу, и жизнь твоя станет пресной.
– Наташа!
– Это правда. Его возвращения, его просьбы о прощении, его руки, губы… Все это доставляет тебе нестерпимое наслаждение, и ты воспринимаешь это как награду за твои ночные бдения, волнения, слезы.
– Ты можешь облекать мои переживания и чувства в любые формулы, мне все равно не станет легче. Но для развода я еще не созрела. Я не могу представить себе, что он не вернется. Да я с ума сойду, зная, что он живет с другой женщиной, спит с ней!
– А сейчас он в шашки с кем-нибудь играет! – возмущенно воскликнула Наташа.
– … что спит с ней, что другая женщина готовит ему еду, гладит рубашки, что он живет в другой квартире и… и… счастлив там… – По щекам ее покатились слезы.
Их было много, и Наташа встала, чтобы взять салфетку и дать Наде промокнуть глаза. Ей так было жаль подругу, что она собиралась уже было пустить в ход свой последний аргумент, который доказал бы степень предательства ее мужа, рассказать Наде о том, как он соблазнил и ее, Наташу: приехал к ней как-то зимой домой на ночь глядя с бутылкой вина и буквально через полчаса уже затащил ее в постель, но не успел ничего сделать – в дверь позвонили, кто-то к ней тогда пришел…
Словно в ответ на ее мысли раздался звонок.
– Ну вот, это Андрей, – с облегчением вздохнула Надя. – Я понимаю, что выгляжу сейчас ужасно и ты презираешь меня, но я так счастлива, так счастлива…
Она слизнула слезы с губ, машинально взбила волосы и, одернув халатик, пошла открывать.
– Прусакова Надежда Павловна?
Перед ней стоял высокий красивый мужчина с папкой под мышкой. Лицо его было усталым, глаза же смотрели пристально и словно предупреждали ее об опасности.
– Моя фамилия Садовников. Зовут Марк Александрович. Я – следователь прокуратуры. Надежда Павловна, я пришел к вам, чтобы сообщить, что ваш муж, Прусаков Андрей Васильевич… погиб. Примите мои соболезнования.
Она улыбнулась. Надо же такому присниться! Она закрыла глаза и снова открыла их. Мужчина не исчезал. За спиной послышались шаги. Очень тихие. Она знала, что это Наташа.
– Наташа, – проговорила она, не поворачивая головы, но словно призывая подругу в свидетельницы своего кошмарного сна, – этот человек только что сказал мне, что Андрюша погиб.
– Это правда? – глухим голосом спросила Наташа, глядя на Марка. – Вы кто?
– Может, позволите мне войти? Меня зовут Марк Александрович Садовников, повторяю: я – следователь прокуратуры. Пожалуйста, дайте вашей подруге или родственнице успокоительных капель. Возможно, мне надо было сказать об этом как-то иначе…
– Андрей погиб? Как? Что с ним случилось? – спросила Наташа, поддерживая Надю под локоть и подталкивая в спину. – Надя, Наденька, успокойся! Это какое-то недоразумение. Пойдем в кухню, я накапаю тебе валерианки. У тебя есть валерианка?
В кухне, отвернувшись к окну, Надя слушала разговор Наташи и следователя.
– Кем вы приходитесь Надежде Прусаковой?
– Я ее подруга. Что случилось с Андреем? Как он погиб?
– Я хотел бы поговорить с женой… вдовой…
– Надя, повернись к нам. Ты можешь отвечать на вопросы следователя?
Надя повернулась. Ей показалось, что в квартире шумно: что-то гудит, кто-то говорит, и эти голоса наслаиваются, создавая хоровое, назойливое звучание.
– Да, могу…
– А вы… Как вас зовут?
– Наташа.
– Пожалуйста, подождите в другой комнате, но не уходите, к вам, возможно, у меня тоже будут вопросы, раз уж вы здесь.
Наташа, поджав губы, обиженная, ушла. Марк сел напротив Нади.
– Так вы скажете, что случилось с Андреем или нет? Что вы все тянете? – не выдержала Надя.
– Вашего мужа нашли рядом с вашим домом рано утром. Дворник наткнулся на тело.
– Его сбила машина?
– Нет, Надя, вашего мужа, по предварительным сведениям, отравили. Возможно, что его сбросили откуда-то. С высоты. У вас есть дача?
– Есть. А что?
– Возможно, ваш муж был на даче, а потом, после того как его отравили, его сбросили с горы, с крыши, я не знаю… Дело в том, что голова вашего мужа была обернута полиэтиленом, затянутым на шее. Мы предполагаем даже, что убийца сделал это для того, чтобы рвотные массы не…
– Прекратите! Какое мне дело до того, что вы предполагаете! Да вы его с кем-то спутали, его никто не мог убить. Его слишком все любили, чтобы травить!
– Что вы хотите сказать? Кто его любил?
– Да все, говорю же вам. Начиная с родителей. Его любили в семье, когда он был еще мальчиком, любили в школе, любили в институте, на работе. Я любила, очень сильно любила. Мои подруги его любили. Соседи. Знакомые. Просто посторонние люди. Он же красивый, милый такой, вежливый…
Она была близка к истерике, и Марк позвал Наташу.
– Успокойте ее.
– Вы извините, но я слышала ваш разговор, – твердым голосом сказала Наташа. – Надя права, у Андрея не было врагов. У таких людей, как он, врагов не бывает вообще. Он удивительным образом умел находить общий язык с самыми разными людьми, не был сплетником. Если чувствовал, что кого-то обидел, сам, первый, шел на примирение. Я все же допускаю, что убит не Андрей. Возможно, это его тезка или однофамилец.
– Он работает менеджером в фирме «Антей плюс»?
– Да…
– При нем были документы. Надежда Павловна, прошу вас, поедемте со мной на опознание. Это тяжелый момент, но это очень важно. Вдруг на самом деле окажется, что мы ошиблись? Дай-то бог, чтобы так и было.
В морге Надежде стало плохо, пришлось приводить ее в чувство.
– Конечно, это он, – подтвердила ее слова Наташа. – Вот смотрю на него – и не верится. Смотрите, какой красивый мужчина! Он и сейчас словно улыбается. Не представляю, кому он мог перейти дорогу? Совершенно неконфликтный человек. Может, я повторяюсь, но его убили по недоразумению, по ошибке.
– Наташа, я вижу, что вы держитесь. Пожалуйста, попросите Надю, когда она придет в себя, составить список всех ваших общих знакомых. Возможно, вам, как ее подруге, известны имена… любовниц Андрея. – Марк посмотрел на нее пристально, и она смутилась. – Похоже, он был не самым верным мужем?
– Хорошо. Я все поняла. – Наташа низко опустила голову.
– Поймите, это очень важно. Ведь его не ограбили, не застрелили, не зарезали – его отравили. Самый быстрый и легкий способ отправить человека на тот свет, вы понимаете, о чем я?
– Женщина! Вы подозреваете женщину?
– Возможно.
– Хорошо.
Марк протянул ей свою визитку.
– Было приятно познакомиться, – прошептала Наташа, оглушенная бедой и еще не успевшая осознать ее.
В коридоре она обняла притихшую бледную Надю и повела ее к выходу.
– Пойдем, Надя, пойдем. Осторожно, здесь ступенька. Вот так, моя хорошая…
Марк посмотрел им вслед и пожал плечами.
4
В машине он целовал ее страстно, как и полагается жениху, точнее, уже молодому мужу. Фата сбилась набок, складки свадебного платья мятыми капроновыми волнами едва прикрывали колени, где-то под мышкой царапал увядший розовый букет. Волна нежности, охватившая ее в ресторане, когда им кричали «Горько!», схлынула, уступив место животному страху перед незнакомым мужчиной, перед законным изнасилованием, к которому Мира не была готова. Как прилежная ученица, она зубрила, сидя в машине, в объятиях пылкого мужа, слова, которые она ему скажет наедине, оставшись в спальне его квартиры без свидетелей, без таксиста, который и так, посмеиваясь, поглядывал на них в зеркало заднего вида. Кому же не интересно посмотреть на зрелую женщину, да еще и в свадебном, хоть и примятом наряде, пытающуюся изобразить из себя девственницу? Но она и не ломалась, не набивала себе цену. Она просто боялась, и от этого страха ее затошнило. Но то, чего она так боялась, приближалось с каждой минутой. Она никак не могла понять, отчего ее охватил такой ужас при мысли, что вот сейчас ей предстоит раздеться перед мужчиной, которого она совершенно, ну совершенно не знает. Да мало ли что он может придумать, когда они окажутся в спальне! А если там их поджидают его друзья, которые не прочь поразвлечься с женой Караваева… Просто так. Или, к примеру, Караваев пригласил к себе домой какую-нибудь женщину… Ничего хорошего в голову почему-то не шло. Сплошные извращения, о которых она знала только понаслышке, роились в ее голове и не давали покоя. Хотя чисто внешне Дмитрий Караваев выглядел прекрасно: очень красивый, шикарно одетый мужчина, в нетерпении раздевающий свою новую жену прямо в такси. Вроде бы все нормально. То есть, в норме. Да только она, Мира, что-то сплоховала.
«Дима, мне надо тебе что-то сказать… что-то очень важное. Подожди, поостынь немного, успокойся. Ты пойми, дорогой…» Да, именно так она ему и скажет: «Дорогой». Чтобы он понял, что он все же что-то значит для нее и что она относится к нему не совсем как к чужому человеку. Она попросит его прислушаться к ее словам. А скажет она ему вот что: она не может так сразу вступить с ним в близость. Какое некрасивое и холодное слово – «близость». Да она просто не может раздеться перед ним, не говоря уже о других отношениях! Да, конечно, они обнимались, целовались, кое-что он увидеть уже успел, когда они мучили друг друга долгими вечерами в ее квартире, вроде бы привыкали друг к другу, когда он пытался раздеть ее. Но тогда все было неопределенно и в любую минуту она могла сказать ему: стоп, машина! Теперь же они ехали к нему домой, причем в новом качестве – муж и жена.
Она никак не могла понять свою реакцию на Караваева. Что, разве у нее никогда не было мужчины? Был, конечно, и ничего подобного к нему она никогда не испытывала – воспринимала происходящее между нею и мужчиной как нечто само собой разумеющееся, даже приятное. Но, в сущности, опыта у нее было маловато. И все равно – не до такой же степени! Чтобы в первую брачную ночь захотелось бежать куда глаза глядят.
– Дима, я не могу так… здесь, – пыталась она прошептать ему на ухо в машине, но он ее словно не слышал. У него было такое лицо, такое, словно он держал в своих объятиях любимую женщину, – он был абсолютно счастлив!
Они, наконец, вышли из такси. Мира не помнила, как они поднялись на лифте, как вошли в квартиру. И только оказавшись там, она сразу же жестко сказала ему, что ей надо побыть немного одной, и заперлась в ванной комнате. Там было тепло, чисто, красиво, повсюду новые полотенца, коробка с мылом, а прямо на полу – ящик с шампанским. Так вот о каком сюрпризе шла речь! Ванна с шампанским. Интересно, и кого это он собирался туда уложить – себя или ее? После его зверских поцелуев от шампанского будет щипать губы или что он там еще зацелует?
Сердце так колотилось, что она уже представила себе машину «Скорой помощи» возле подъезда: анекдот – невесте от страха перед брачной ночью стало плохо.
Мира разглядывала себя в зеркале. Немедленно снять фату! Да и платье тоже. Она быстро сорвала с себя тугой корсет со шнуровкой, перешагнула через широкие прозрачные мятые юбки. Постояла немного в одном белье, после чего укуталась в новый розовый халат. Представила, как Караваев выбирал его для нее в магазине. Нет, какой же он все-таки милый!
Но выходить из ванной комнаты она пока не собиралась. Готовила брачную речь: милый, подожди хотя бы недельку, пока я не привыкну к тебе, иначе тебе придется изнасиловать меня. Но слово «изнасилование» тоже резало слух. Разве можно в брачную ночь вообще пользоваться таким хлестким, почти криминальным словцом?
1 2 3 4
– Мира, посмотри, меня действительно зовут Дмитрий. Видишь?
Ей стало стыдно, словно он прочел ее мысли. Понятное дело, что он, небедный человек, ускорил срок ожидания регистрации, и все произошло как-то очень быстро. И вот теперь они сидят в ресторане, в том самом, где первый раз ужинали, в английском или ирландском баре (или пабе), нарядные, красивые – законные муж и жена. А ведь они ни разу даже не переспали! Мира молила бога, чтобы он оказался импотентом. Вот тогда бы они действительно были счастливы, и она никогда бы не увидела его голого тела. (Какое оно?) А что, если он вовсе не импотент и набросится на нее сразу же, как только они переступят порог его дома? Дмитрий настоял, чтобы брачная ночь состоялась именно в его квартире. Он сказал, что все предусмотрел, подготовил, что ее ожидает сюрприз.
Их столик был задрапирован белой парчой, украшен букетиками с фиалками, в центре стола – большой букет белых роз. На красивых тарелках – что-то очень вкусное, какие-то салаты, закуски, фрукты. Сладкое вино, шампанское, коньяк. Караваев смотрел на нее влюбленными глазами.
– Ты хотя бы понимаешь, что мы с тобой теперь – семья? Ты можешь мне гарантировать, что не сбежишь от меня хотя бы в течение месяца?
– Это что, шутка? – напряглась она.
– Нет. Это страх потерять тебя, – его лицо было необычайно серьезным.
– Я не люблю говорить о гарантиях, но я, вообще-то, вышла за тебя замуж… на всю жизнь. – Она верила в то, что говорила.
– Я тоже. И я счастлив, что ты мне это сказала. Мира, обещаю тебе, ты не пожалеешь, что вышла за меня замуж. Я понимаю: ты меня пока еще не любишь, слишком мало времени прошло, чтобы ты могла узнать меня. Ты еще шарахаешься от меня, боишься, когда я касаюсь тебя. Но все изменится, когда ты привыкнешь ко мне. А я обещаю тебе, что буду нежен и ласков с тобой. Что ты со мной будешь счастлива. И еще. Если вдруг ты почувствуешь, что тебе не удалось полюбить меня… Что ж. Ты – свободна. Я не стану удерживать тебя. Хотя для меня это будет ударом.
– Дима, ну что ты такое говоришь в день нашей свадьбы? Не пугай меня.
– Ты не хочешь говорить мне о своей любви, потому что ты меня не любишь. Но я люблю тебя и чувствую, что и ты когда-нибудь полюбишь меня.
Никогда еще он не разговаривал с ней так серьезно. И что-то случилось с ней, почему-то стало трудно дышать, захотелось вдруг подойти к нему поближе и обнять, приласкать. Но она сдержала себя, подумала, что еще сама не разобралась в своих чувствах. Но это была не жалость, нет, она испытала прилив какой-то неизъяснимой нежности.
– Горько! – вдруг услышала она его шепот и увидела, каким взглядом он смотрит на нее. – Ну же, Мира!
Она поднялась и, путаясь в складках своего свадебного платья, подошла к нему. Караваев привлек ее к себе и поцеловал, и в это время все, кто находился в зале, вдруг захлопали, заулюлюкали и стали кричать: «Горько!»
Мира задохнулась в поцелуе.
3
Надежда Прусакова пила кофе на кухне, когда в дверь позвонили. Пришла подруга, Наташа.
– Кофе пахнет… Ты одна или нет? – Подруга потянула носом. Яркая брюнетка с голубыми глазами и матовой кожей. Надя посмотрела на нее и вздохнула. На ее лице, рябоватом, бледном, никогда не будет такого чудесного румянца, как у Наташи.
– Одна.
– Андрей на работе?
– Да вроде бы должен вернуться, но знаю, что придет под утро.
– Да ладно, не расстраивайся. Смотри, что я тебе принесла. – И Наташа протянула ей пластиковую коробку с пирожными. – Они все разные, будем пробовать. Ты же слышала, что открылась новая кондитерская. Там всегда все вкусное, свежее.
Надя слушала ее и думала, что счастье – это когда можно легко и просто говорить с удовольствием о таких вещах, как пирожные. Когда вместо того чтобы переживать, что жизнь проходит мимо, обдавая тебя ледяным, промозглым ветром, ты чувствуешь эту самую жизнь по-другому, жизнь греет тебя солнечными лучами, мужской лаской, нежным вкусом пирожных.
– Проходи, Ната, я так рада, что ты пришла! Честное слово.
Глаза ее наполнились слезами. Теперь это стало нормой – она целыми днями плакала. По поводу и без повода. Хотя повод, конечно, был, и всегда один и тот же – жалость к себе. Измены мужа довели ее до состояния, близкого к депрессии.
– Сейчас я сварю свежий кофе. А этот… этот из термоса. Знаешь, иногда трудно заставить себя встать и пойти в кухню. Лежу вот, смотрю телевизор и понимаю, что лучше бы я не брала отпуск, а работала, находилась среди людей.
– Я понимаю, конечно, что ты к моим советам не прислушиваешься и будешь тянуть эту лямку до самого конца. – Наташа посмотрела на подругу осторожно, словно боясь проронить лишнее слово, способное причинить ей боль. – Но…
– Да знаю я, что ты хочешь сказать. Развод! Одно это слово режет ухо. Представляю, как оно разрежет сердце, душу! Я не представляю себе, как буду жить одна? Как переживу развод? Да, он изменяет, и я это знаю, но каждый вечер я жду его, сижу и смотрю, как идиотка, на дверь, прислушиваюсь к звукам в подъезде: не приехал ли лифт, не звенят ли его ключи?
– Пусть это будет жестоко, но я скажу тебе, что это такое. Надя, это твой образ жизни! Вот отними у тебя твоего Андрея с его любовницами и твоими переживаниями по этому поводу, и жизнь твоя станет пресной.
– Наташа!
– Это правда. Его возвращения, его просьбы о прощении, его руки, губы… Все это доставляет тебе нестерпимое наслаждение, и ты воспринимаешь это как награду за твои ночные бдения, волнения, слезы.
– Ты можешь облекать мои переживания и чувства в любые формулы, мне все равно не станет легче. Но для развода я еще не созрела. Я не могу представить себе, что он не вернется. Да я с ума сойду, зная, что он живет с другой женщиной, спит с ней!
– А сейчас он в шашки с кем-нибудь играет! – возмущенно воскликнула Наташа.
– … что спит с ней, что другая женщина готовит ему еду, гладит рубашки, что он живет в другой квартире и… и… счастлив там… – По щекам ее покатились слезы.
Их было много, и Наташа встала, чтобы взять салфетку и дать Наде промокнуть глаза. Ей так было жаль подругу, что она собиралась уже было пустить в ход свой последний аргумент, который доказал бы степень предательства ее мужа, рассказать Наде о том, как он соблазнил и ее, Наташу: приехал к ней как-то зимой домой на ночь глядя с бутылкой вина и буквально через полчаса уже затащил ее в постель, но не успел ничего сделать – в дверь позвонили, кто-то к ней тогда пришел…
Словно в ответ на ее мысли раздался звонок.
– Ну вот, это Андрей, – с облегчением вздохнула Надя. – Я понимаю, что выгляжу сейчас ужасно и ты презираешь меня, но я так счастлива, так счастлива…
Она слизнула слезы с губ, машинально взбила волосы и, одернув халатик, пошла открывать.
– Прусакова Надежда Павловна?
Перед ней стоял высокий красивый мужчина с папкой под мышкой. Лицо его было усталым, глаза же смотрели пристально и словно предупреждали ее об опасности.
– Моя фамилия Садовников. Зовут Марк Александрович. Я – следователь прокуратуры. Надежда Павловна, я пришел к вам, чтобы сообщить, что ваш муж, Прусаков Андрей Васильевич… погиб. Примите мои соболезнования.
Она улыбнулась. Надо же такому присниться! Она закрыла глаза и снова открыла их. Мужчина не исчезал. За спиной послышались шаги. Очень тихие. Она знала, что это Наташа.
– Наташа, – проговорила она, не поворачивая головы, но словно призывая подругу в свидетельницы своего кошмарного сна, – этот человек только что сказал мне, что Андрюша погиб.
– Это правда? – глухим голосом спросила Наташа, глядя на Марка. – Вы кто?
– Может, позволите мне войти? Меня зовут Марк Александрович Садовников, повторяю: я – следователь прокуратуры. Пожалуйста, дайте вашей подруге или родственнице успокоительных капель. Возможно, мне надо было сказать об этом как-то иначе…
– Андрей погиб? Как? Что с ним случилось? – спросила Наташа, поддерживая Надю под локоть и подталкивая в спину. – Надя, Наденька, успокойся! Это какое-то недоразумение. Пойдем в кухню, я накапаю тебе валерианки. У тебя есть валерианка?
В кухне, отвернувшись к окну, Надя слушала разговор Наташи и следователя.
– Кем вы приходитесь Надежде Прусаковой?
– Я ее подруга. Что случилось с Андреем? Как он погиб?
– Я хотел бы поговорить с женой… вдовой…
– Надя, повернись к нам. Ты можешь отвечать на вопросы следователя?
Надя повернулась. Ей показалось, что в квартире шумно: что-то гудит, кто-то говорит, и эти голоса наслаиваются, создавая хоровое, назойливое звучание.
– Да, могу…
– А вы… Как вас зовут?
– Наташа.
– Пожалуйста, подождите в другой комнате, но не уходите, к вам, возможно, у меня тоже будут вопросы, раз уж вы здесь.
Наташа, поджав губы, обиженная, ушла. Марк сел напротив Нади.
– Так вы скажете, что случилось с Андреем или нет? Что вы все тянете? – не выдержала Надя.
– Вашего мужа нашли рядом с вашим домом рано утром. Дворник наткнулся на тело.
– Его сбила машина?
– Нет, Надя, вашего мужа, по предварительным сведениям, отравили. Возможно, что его сбросили откуда-то. С высоты. У вас есть дача?
– Есть. А что?
– Возможно, ваш муж был на даче, а потом, после того как его отравили, его сбросили с горы, с крыши, я не знаю… Дело в том, что голова вашего мужа была обернута полиэтиленом, затянутым на шее. Мы предполагаем даже, что убийца сделал это для того, чтобы рвотные массы не…
– Прекратите! Какое мне дело до того, что вы предполагаете! Да вы его с кем-то спутали, его никто не мог убить. Его слишком все любили, чтобы травить!
– Что вы хотите сказать? Кто его любил?
– Да все, говорю же вам. Начиная с родителей. Его любили в семье, когда он был еще мальчиком, любили в школе, любили в институте, на работе. Я любила, очень сильно любила. Мои подруги его любили. Соседи. Знакомые. Просто посторонние люди. Он же красивый, милый такой, вежливый…
Она была близка к истерике, и Марк позвал Наташу.
– Успокойте ее.
– Вы извините, но я слышала ваш разговор, – твердым голосом сказала Наташа. – Надя права, у Андрея не было врагов. У таких людей, как он, врагов не бывает вообще. Он удивительным образом умел находить общий язык с самыми разными людьми, не был сплетником. Если чувствовал, что кого-то обидел, сам, первый, шел на примирение. Я все же допускаю, что убит не Андрей. Возможно, это его тезка или однофамилец.
– Он работает менеджером в фирме «Антей плюс»?
– Да…
– При нем были документы. Надежда Павловна, прошу вас, поедемте со мной на опознание. Это тяжелый момент, но это очень важно. Вдруг на самом деле окажется, что мы ошиблись? Дай-то бог, чтобы так и было.
В морге Надежде стало плохо, пришлось приводить ее в чувство.
– Конечно, это он, – подтвердила ее слова Наташа. – Вот смотрю на него – и не верится. Смотрите, какой красивый мужчина! Он и сейчас словно улыбается. Не представляю, кому он мог перейти дорогу? Совершенно неконфликтный человек. Может, я повторяюсь, но его убили по недоразумению, по ошибке.
– Наташа, я вижу, что вы держитесь. Пожалуйста, попросите Надю, когда она придет в себя, составить список всех ваших общих знакомых. Возможно, вам, как ее подруге, известны имена… любовниц Андрея. – Марк посмотрел на нее пристально, и она смутилась. – Похоже, он был не самым верным мужем?
– Хорошо. Я все поняла. – Наташа низко опустила голову.
– Поймите, это очень важно. Ведь его не ограбили, не застрелили, не зарезали – его отравили. Самый быстрый и легкий способ отправить человека на тот свет, вы понимаете, о чем я?
– Женщина! Вы подозреваете женщину?
– Возможно.
– Хорошо.
Марк протянул ей свою визитку.
– Было приятно познакомиться, – прошептала Наташа, оглушенная бедой и еще не успевшая осознать ее.
В коридоре она обняла притихшую бледную Надю и повела ее к выходу.
– Пойдем, Надя, пойдем. Осторожно, здесь ступенька. Вот так, моя хорошая…
Марк посмотрел им вслед и пожал плечами.
4
В машине он целовал ее страстно, как и полагается жениху, точнее, уже молодому мужу. Фата сбилась набок, складки свадебного платья мятыми капроновыми волнами едва прикрывали колени, где-то под мышкой царапал увядший розовый букет. Волна нежности, охватившая ее в ресторане, когда им кричали «Горько!», схлынула, уступив место животному страху перед незнакомым мужчиной, перед законным изнасилованием, к которому Мира не была готова. Как прилежная ученица, она зубрила, сидя в машине, в объятиях пылкого мужа, слова, которые она ему скажет наедине, оставшись в спальне его квартиры без свидетелей, без таксиста, который и так, посмеиваясь, поглядывал на них в зеркало заднего вида. Кому же не интересно посмотреть на зрелую женщину, да еще и в свадебном, хоть и примятом наряде, пытающуюся изобразить из себя девственницу? Но она и не ломалась, не набивала себе цену. Она просто боялась, и от этого страха ее затошнило. Но то, чего она так боялась, приближалось с каждой минутой. Она никак не могла понять, отчего ее охватил такой ужас при мысли, что вот сейчас ей предстоит раздеться перед мужчиной, которого она совершенно, ну совершенно не знает. Да мало ли что он может придумать, когда они окажутся в спальне! А если там их поджидают его друзья, которые не прочь поразвлечься с женой Караваева… Просто так. Или, к примеру, Караваев пригласил к себе домой какую-нибудь женщину… Ничего хорошего в голову почему-то не шло. Сплошные извращения, о которых она знала только понаслышке, роились в ее голове и не давали покоя. Хотя чисто внешне Дмитрий Караваев выглядел прекрасно: очень красивый, шикарно одетый мужчина, в нетерпении раздевающий свою новую жену прямо в такси. Вроде бы все нормально. То есть, в норме. Да только она, Мира, что-то сплоховала.
«Дима, мне надо тебе что-то сказать… что-то очень важное. Подожди, поостынь немного, успокойся. Ты пойми, дорогой…» Да, именно так она ему и скажет: «Дорогой». Чтобы он понял, что он все же что-то значит для нее и что она относится к нему не совсем как к чужому человеку. Она попросит его прислушаться к ее словам. А скажет она ему вот что: она не может так сразу вступить с ним в близость. Какое некрасивое и холодное слово – «близость». Да она просто не может раздеться перед ним, не говоря уже о других отношениях! Да, конечно, они обнимались, целовались, кое-что он увидеть уже успел, когда они мучили друг друга долгими вечерами в ее квартире, вроде бы привыкали друг к другу, когда он пытался раздеть ее. Но тогда все было неопределенно и в любую минуту она могла сказать ему: стоп, машина! Теперь же они ехали к нему домой, причем в новом качестве – муж и жена.
Она никак не могла понять свою реакцию на Караваева. Что, разве у нее никогда не было мужчины? Был, конечно, и ничего подобного к нему она никогда не испытывала – воспринимала происходящее между нею и мужчиной как нечто само собой разумеющееся, даже приятное. Но, в сущности, опыта у нее было маловато. И все равно – не до такой же степени! Чтобы в первую брачную ночь захотелось бежать куда глаза глядят.
– Дима, я не могу так… здесь, – пыталась она прошептать ему на ухо в машине, но он ее словно не слышал. У него было такое лицо, такое, словно он держал в своих объятиях любимую женщину, – он был абсолютно счастлив!
Они, наконец, вышли из такси. Мира не помнила, как они поднялись на лифте, как вошли в квартиру. И только оказавшись там, она сразу же жестко сказала ему, что ей надо побыть немного одной, и заперлась в ванной комнате. Там было тепло, чисто, красиво, повсюду новые полотенца, коробка с мылом, а прямо на полу – ящик с шампанским. Так вот о каком сюрпризе шла речь! Ванна с шампанским. Интересно, и кого это он собирался туда уложить – себя или ее? После его зверских поцелуев от шампанского будет щипать губы или что он там еще зацелует?
Сердце так колотилось, что она уже представила себе машину «Скорой помощи» возле подъезда: анекдот – невесте от страха перед брачной ночью стало плохо.
Мира разглядывала себя в зеркале. Немедленно снять фату! Да и платье тоже. Она быстро сорвала с себя тугой корсет со шнуровкой, перешагнула через широкие прозрачные мятые юбки. Постояла немного в одном белье, после чего укуталась в новый розовый халат. Представила, как Караваев выбирал его для нее в магазине. Нет, какой же он все-таки милый!
Но выходить из ванной комнаты она пока не собиралась. Готовила брачную речь: милый, подожди хотя бы недельку, пока я не привыкну к тебе, иначе тебе придется изнасиловать меня. Но слово «изнасилование» тоже резало слух. Разве можно в брачную ночь вообще пользоваться таким хлестким, почти криминальным словцом?
1 2 3 4