работала из энтузиазма.
В укромном месте у озера (пятачок три на пять метров, закрытый высокими ивовыми кустами) шла разборка.
Ефим издали услышал феню* и глухие удары. Тонким голоском Атаман то в чем-то клялся, то молил, то угрожал. Когда вожатый выскочил на пятачок, Атамана всерьез собрались «мочить». В свете луны, как в приключенческом фильме, сверкнул тесак. Все было неестественно и фальшиво, только страх настоящий. Ефим набрал в грудь воздуха и атаковал подонков.
Потом, пока ждали «скорую», Атаман рассказал ему, как круто Ефим расправился с бандитами. Береславский не верил: суперменом он точно не был. А зря: все так и было. Страх за себя и мальчишку сотворил чудо: первый парень, с ножом, с одного удара был отправлен в глубокий нокаут. К сожалению, у второго тоже был нож, в результате чего Ефим поимел проникающее ранение правого легкого.
Атаман получил полную возможность смыться, но не воспользовался ею. И даже наоборот: вытащил из петли в брючине припасенный обрезок арматурины-"двадцатки" и очень сильно опустил его на голову второго бандита.
Интересная деталь: когда на крики мальчишки подоспел военный патруль, выискивавший самовольщиков с девицами, бандиты еще не очухались. У патруля — лейтенант да два курсантика со штык-ножами, — не было рации, поэтому Атаман совершил второй подвиг: избитый и окровавленный, он с безумной скоростью пробежал километр до лагеря, откуда по телефону вызвал «скорую». После чего опять-таки не остался в медпункте зализывать раны, а вновь вернулся своим ходом к озеру.
…Ефима на носилках несли в машину: она не смогла подъехать к воде. Атаман шел рядом, держа вожатого за руку.
— Не умрешь? — почему-то шепотом спросил он.
— Не должен, — подумав, ответил Ефим.
Носилки запихнули в длинную «Волгу».
— Атаман! — позвал Береславский из глубины.
Атаман просунул голову внутрь. Он плакал. Второй раз за месяц. А может, за жизнь.
— Не будь злым, Атаман, — попросил Ефим.
— Не буду, — пообещал Атаман.
Больше они не встречались.
«Ауди» степенно ползла в потоке машин, не пытаясь лавировать и обгонять. Ефим не спешил. Это был его стиль: сначала — сделать, потом — обдумать. В зеркальце заднего обзора он разглядывал Атамана. Сколько ж ему? Лет тридцать семь-тридцать восемь. Такой же тщедушный и злющий, как прежде. Только лицо морщинистое, да редкие короткие волосы в седине.
Все в нем не удалось. Даже седина не благородная, а какая-то сивая. Чего с ним теперь делать? Если б не мгновенно пронзившая сердце жалость — не к этому опустившемуся урке, а к тому одинокому пацану, — их сложно было бы представить вместе.
— Нагляделся? — зло спросил Атаман.
Тон ничего хорошего не предвещал, но Ефиму вдруг стало легче. Атаман никогда не был подарком. И тогда, и сейчас. Значит, судьба.
— Ты откуда такой красавец?
Атамана передернуло:
— Останови, я вылезу.
— Бедный, но гордый…
— Останови, сука!
Ефим ударил по тормозам, прижал машину к бордюру. Резко развернул, насколько позволяло спортивное сиденье, свое грузное тело.
— Меня нельзя так называть! Ты забыл?
— Ударишь инвалида?
— Легко! Ты такая же дрянь, как и в детстве.
— А что ты обо мне знаешь? — зашелся Атаман. — Ты вылечился и пошел в институт. А я — в зону. С четырнадцати лет!
— Ты тоже мог в институт.
— Не мог! Там другие институты!
— В лагерь случайно не попадают.
— Вы суки! Все суки! Суки! — С ним случилась истерика. Он забился в судороге. Слезы потекли, почему-то из одного глаза. Сведенный рот полуоткрылся, оттуда исходило то ли шипение, то ли стон.
Ефим изловчился и с левой врезал старому другу по морде. Голова дернулась, глаза остекленели, но через несколько секунд приступ прошел, и он начал приходить в себя.
— Успокоился? Я тебя в зону не загонял. Свинья грязь ищет сама.
— У нас на поселке подломили ларек. И порезали ларечника, — неожиданно спокойно сказал Атаман.
— Ну и что?
— Участковый пришел, спросил, когда у меня день рожденья. Я еще удивился. Ты за меня на нож полез. Этот днем рожденья интересуется. У меня мать и то не помнила.
— Ну и что?
— Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку ставить*. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся**, пришел к нему. Он испугался, говорит, нажали.
— А ты что, не при делах был?
— Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?
Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он внимательно посмотрел Атаману в лицо.
У Атамана от напряжения свело челюсти.
— Ты веришь? — Он облизал пересохшие губы.
— Не знаю. Похоже, верю… — задумчиво произнес Ефим. — А где ж ты был, когда ломали ларек?
— У тебя, — осипшим голосом сказал Атаман. — В больнице. Тебя выписывали…
Некоторое время они сидели молча.
— Тебя встречали родители. На белых «Жигулях». А до этого приезжала девчонка, совсем рыжая.
— Анька, — машинально подтвердил Ефим.
— А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь приезжал. А до того вечером — Француз…
— Ты что, всю ночь там околачивался?
— А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале спал.
— Что ж не подошел, почему потом не написал? Хоть кто-то тебя там видел, могли подтвердить.
— Я — волк, Ефим. Волкам адвокаты не нужны.
— Дурак ты, а не волк. — Береславский включил левый поворотник и въехал в поток. — Где ногу оставил?
— Там же, где и руку. На Северном Урале. Там и так холодно, а в горах особенно.
— Побег?
— Третий. Четыре «ходки». Сейчас вышел. Справка есть. Что еще интересует?
— Почему наколок нет?
— На той руке были, — усмехнулся Атаман. — Мне «партаки» ни к чему. Я и так в авторитете.
— А почему тогда на перекрестке стоишь?
— Слишком много спрашиваешь, — помрачнел Атаман.
— Ладно, отложим. Чем дальше займешься?
— Есть план, Ефим.
— Какой же?
Атаман молчал.
— Так какой же?
— Умирать собираюсь. Рак у меня. Потому и отпустили.
ГЛАВА 6
Вот я и в тюрьме. Лежу на нарах, как король на именинах. Кроме меня тут таких королей трое. Воздух спертый, а запах — тюремный. Я в тюрьме в первый раз, но запах понял сразу — тюремный.
Плохо помню все, что было после стрельбы на Тополевой.
Омоновцы сначала меня крепко прижали. Потом разобрались, втихую снимали наручники, носили сигареты и еду. Потом привезли сюда.
Будущие соседи встретили индифферентно. Один поначалу гонорился. Но весть о моих подвигах разнеслась очень быстро, так что никаких притеснений я не почувствовал. Больше всего я сейчас себе напоминаю Леонова из «Джентльменов удачи». Пасть порву, моргала выколю!
Господи, попал в тюрьму, а такой веселый! У меня действительно отличное настроение. Мои дети и жена живы. Благодаря мне. Что ж мне, плакать, что ли?
Конечно, завтра мне будет хуже. А послезавтра — еще хуже. А уж как плохо мне будет через десять лет…
Что я леплю? Я не собираюсь сидеть десять лет! И Ефим не собирается работать без меня десять лет.
Давай, Ефим, давай! Ты — моя главная надежда!
ГЛАВА 7
— Не похож ты на умирающего, — задумчиво произнес Ефим, когда прошел первый шок.
— Справку показать? — снова вызверился Ата-ман.
— Я все равно не разберусь. Но на умирающего ты точно не похож. Я умирающих видел. Знаешь что, поедем к Сашке, моему бухгалтеру. У него жена — врач. И как раз по твоей части.
— Мне в больничке сказали, что полгода от силы.
— Где полгода, там и год. А где год, там и десять. — Ефим ни в грош не ставил лагерную медицину. Да, впрочем, и нелагерную тоже. Кроме того, он был фаталистом. С одной только добавочкой: прежде чем погибнуть по определению судьбы, предпочитал помахаться до упора. Жизненный опыт показал, что такая тактика иногда способна менять определения судьбы. — А даже если полгода, их все равно надо прожить. Перекресток — не дело.
— У меня своя голова есть.
— Я невысокого мнения о твоей голове, Атаман.
На этот раз Атаман стерпел молча. Его, конечно, бесило высокомерие и отстраненность Ефима. Еще с тех, «пионерских» времен. За такой ответ другой и «перо» в живот мог схлопотать. Это случалось в богатой Атамановой биографии — своего рода плата за сохранность авторитета. Но Ефим — другой. Он всегда говорит, что хочет. И делает, как считает нужным. Он всегда адекватен, определил бы Атаман, если бы знал это слово. И место Атамана по сравнению с Ефимом — всегда второе.
А самое удивительное, что Атамана это никак не угнетало. После неудачного ночного визита с финкой он принимал все как должное. Вот и сейчас, неожиданно для себя, он смирился с тем, что его судьбой, может, впервые в жизни, руководят другие.
* * *
Автомобиль свернул с шоссе во дворы и подъехал к отдельно стоящему старому девятиэтажному дому. Ефим намерился парковаться, как Атаман дернулся:
— Там менты!
— Где?
У подъезда стоял высокий парень в штатском. Метрах в двадцати, у угла дома облокотился на стену второй. Оба внимательно осматривали приехавших.
Ефим вынужден был согласиться с Атаманом. На бандюков не похожи. А по деловитости и цепкости взгляда их сразу можно было отличить от праздношатающихся. Да они и не маскировались.
— У тебя справка настоящая? — уточнил Береславский.
— Да.
— А чего дергаешься? Мы ж не убивать приехали.
— По привычке, — смутился Атаман. — Мне хоть с десятью настоящими лучше к ним не попадать.
Они вышли из машины и направились к подъезду. Плечистый преградил им дорогу:
— Вы к кому, граждане?
— А почему вас это интересует? — удивился Ефим.
Парень вынул удостоверение и, не выпуская из рук, показал: «Сергей Терентьев, младший лейтенант СОБР».
— Товарищ младший лейтенант! — выпрямляясь, отрапортовал Ефим. — Мы намерены посетить квартиру № 24 с целью нанесения дружеского визита супружеской чете Орловых.
На номере квартиры собровец дернулся. Это насторожило Ефима, отбив всякую охоту развлекаться. Еще больше ему не понравилось, что прислушивавшийся к разговору второй мент сунул руку под куртку.
— Там что-то случилось?
Собровец, не отвечая, достал рацию.
— Товарищ капитан, здесь к Орловым. Двое. Один… — он раскрыл протянутый Ефимом паспорт. — Береславский Ефим Аркадьевич, прописан в Москве, Сивцев Вражек, 38, квартира 20. — Вы Орлову кто? — спросил он у Ефима, получив инструкции.
— Я ему директор, — начиная злиться, ответил Ефим. — Он что, банк ограбил?
Лейтенант, не отвечая, проверил справку Атамана. Продиктовал в рацию установочные данные. Потом проверил служебное удостоверение Ефима.
— Что вас связывает с гражданином Митрофановым?
— Мы вместе сидели в детской колонии, — не удержался Береславский. — Сегодня у нас вечер воспоминаний.
— Орлов тоже с вами сидел?
— Нет. Он сторожил. — Ефим некстати вспомнил, что Сашка отслужил срочную в конвойных войсках. — В чем дело, можете объяснить?
Лейтенант, не удостоив ответом, бросил одно слово:
— Ждать.
Минут через пять, показавшихся Ефиму весьма долгими, рация снова пискнула, и лейтенант приложил ее к уху.
— Можете идти, — получив инструкции, сказал он.
«Что к чему?» — размышлял Ефим, поднимаясь на третий этаж. Все это не нравилось ему. Еще больше ему не понравились капли крови, то и дело попадавшиеся на лестнице. Последние ступеньки он пробежал бегом.
Атаман не проронил ни слова.
ГЛАВА 8
Когда в дверь позвонили, у Лены душа ушла в пятки. Она из окна видела охрану у подъезда. И умом понимала, что, промахнувшись раз, убийцы не придут по второму заходу. Но быть такой же беспечной, как сутки назад, уже не могла.
Она осторожно подошла к двери, не забыв прихватить длинный тонкий нож, которым обычно разделывала мясо. Осторожно заглянула в глазок. Все обозреваемое пространство занимала круглая рожа Ефима, и он был необычно серьезен.
Лена открыла дверь и — не успел Береславский войти — кинулась к нему.
— Ефимчик, милый, — плакала она. — Что здесь было!
Лену прорвало. Все, что она весь день старательно запрятывала в дальние уголки, сейчас вышло наружу. Ефим обнял теплые мягкие плечи, прижал ее к себе. Когда-то он обнимал ее по-другому. Но сейчас еще красивая женщина не вызывала никаких чувств, кроме острой жалости.
Вот так, уткнувшись ему в грудь, Лена сквозь всхлипы рассказала о происшедшем. Они так и стояли в коридоре. Лена — уместившаяся в кольце его рук, Ефим — размышляющий о природе столь странного катаклизма.
— Где дети? — вдруг озарило его.
— У бабушки. Володя отвез на своей машине.
Володя — их водитель. А также друг и доверенное лицо. Вообще фирма наполовину состояла из родственников и друзей. Что, с одной стороны, облегчало администрирование, а с другой — перечеркивало все надежды на быстрое обогащение.
— Если это ошибка — второй раз не придут. Блатные пустышку по два раза не тянут.
— Это не блатные, — скрипуче произнес из-за Ефимовой спины Атаман.
Лена испуганно вскинула голову.
— Мой друг, — успокоил ее Ефим.
— Откуда вы? — Она подозрительно смотрела на Атамана.
— Из тюрьмы, — объяснил Береславский.
Лена вздрогнула и с тоской посмотрела на Ефима. В ее взоре прямо читалось: «Нам это надо?». После всего-то происшедшего!
— Это не твои проблемы, — интонацией он попытался сгладить жесткость фразы. Но Лена, наоборот, успокоилась. Она часто слышала эту формулу и от Саши. Пусть грубоватую, но снимающую с нее какие-то, как правило, неприятные, хлопоты. — Он нам поможет. И Сашке тоже.
Они сели пить чай. Атаман, ловко управляясь одной рукой, поглощал бутерброды с домашним вареньем. Лена предложила спиртное. Ефим поспешно отказался: он не знал, каков Атаман пьяный, и судьбу искушать не хотел. Атаман понимающе улыбнулся.
Береславский и это отметил. Его бывший воспитанник, скитаясь по тюрьмам, мозги не прочифирил. Но насколько можно ему доверять? Теоретически — ни на сколько. Но что-то мешало Ефиму считать его простым подонком.
Когда чашки опустели, Ефим затронул новую тему:
— Лена, ты можешь посмотреть… — (и запнулся, вспоминая человеческое имя Атамана. Он видел документы пацана два раза, но о памяти Береславского недаром ходили легенды), — Владимира Федоровича?
Атаман даже ухо приподнял: нечасто его так называли. Да и не ожидал, что вожатый помнит такие подробности. От того, что не ожидал — еще приятнее.
— А что беспокоит? — мгновенно перешла на профессиональный тон Лена.
— У него рак. Говорят, жить полгода. Но я не верю.
Лена аж вспыхнула от возмущения. За двадцать лет знакомства, иногда — близкого, она так и не смогла привыкнуть к манере общения Береславского.
— Ты — идиот! Ни один диагноз не является окончательным!
— Я и говорю — не верю, — невозмутимо парировал Ефим. — А… Владимира Федоровича, проведшего в тюрьме… — Сколько лет?.. — обратился он к Атаману.
— Семнадцать, — отрывисто ответил Атаман. Ему тоже не нравился механизм его представления. Хотя он и понимал, зачем это делается: чтоб женщина быстрее адаптировалась к присутствию страшного уголовника…
— Так вот, Владимира Федоровича, проведшего в тюрьме семнадцать лет, чем-либо сильно напугать — сложно.
— Все равно так нельзя. — Внимание Лены уже было профессионально направлено на пациента.
Они вышли в другую комнату, прикрыв дверь на кухню. Ефим поймал себя на мысли, что не прислушивается к звукам из-за двери. Теперь он почему-то был уверен в благонадежности Атамана. Как тогда, после ночного визита с финкой. До него был уверен, что придет. После — что опасность миновала. Но все-таки молодец Ленка! Если доверяет, то полностью. Без вопросов и сантиментов.
Через полчаса они вернулись. Вид у Атамана был растерянный и смущенный. Да и Лена была в растерянности.
— Похоже, ты был прав, — выдавила из себя доктор.
— Да ну, — не удивился Ефим. — Опухоли пропали?
— Нет, не пропали. Но в выписке про метастазы внутренних органов вообще ничего не сказано. Судя по анамнезу и локализации это либо лимфосаркома, либо вообще доброкачественные новообразования. Первое — опаснее, но тоже, как правило, не фатально.
— То есть жить ему не шесть месяцев, а побольше?
— Безусловно, — улыбнулась Лена. — Хотя, конечно, точный диагноз будет только после исследования пунктата. Но это — в стационаре. Вам делали гистологические исследования после первой операции? — обратилась она к пациенту.
— Ничего мне не делали. Вырезали в больничке лагпункта первую шишку. Потом вторую. А потом их сразу четыре выскочило. Тут подоспела комиссия по освобождению — зоны чистили. Мне сказали, что долго не протяну, да еще инвалид первой группы — и за колючку. А рентгена там не было.
— Вот проходимец! — захохотал Ефим. — Даже смерть на тебя работает! — Он был уверен в чем-то подобном с самого начала.
Ефим вообще смерть чуял. Он тщательно скрывал некоторые свои способности, но близкие знали его умение снимать головные и радикулитные боли, успокаивать без психотропных средств. И все равно утвердиться в том, что вновь найденный Атаман завтра не превратится в надпись на кресте, было чертовски приятно.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Не стреляйте в рекламиста'
1 2 3 4 5 6
В укромном месте у озера (пятачок три на пять метров, закрытый высокими ивовыми кустами) шла разборка.
Ефим издали услышал феню* и глухие удары. Тонким голоском Атаман то в чем-то клялся, то молил, то угрожал. Когда вожатый выскочил на пятачок, Атамана всерьез собрались «мочить». В свете луны, как в приключенческом фильме, сверкнул тесак. Все было неестественно и фальшиво, только страх настоящий. Ефим набрал в грудь воздуха и атаковал подонков.
Потом, пока ждали «скорую», Атаман рассказал ему, как круто Ефим расправился с бандитами. Береславский не верил: суперменом он точно не был. А зря: все так и было. Страх за себя и мальчишку сотворил чудо: первый парень, с ножом, с одного удара был отправлен в глубокий нокаут. К сожалению, у второго тоже был нож, в результате чего Ефим поимел проникающее ранение правого легкого.
Атаман получил полную возможность смыться, но не воспользовался ею. И даже наоборот: вытащил из петли в брючине припасенный обрезок арматурины-"двадцатки" и очень сильно опустил его на голову второго бандита.
Интересная деталь: когда на крики мальчишки подоспел военный патруль, выискивавший самовольщиков с девицами, бандиты еще не очухались. У патруля — лейтенант да два курсантика со штык-ножами, — не было рации, поэтому Атаман совершил второй подвиг: избитый и окровавленный, он с безумной скоростью пробежал километр до лагеря, откуда по телефону вызвал «скорую». После чего опять-таки не остался в медпункте зализывать раны, а вновь вернулся своим ходом к озеру.
…Ефима на носилках несли в машину: она не смогла подъехать к воде. Атаман шел рядом, держа вожатого за руку.
— Не умрешь? — почему-то шепотом спросил он.
— Не должен, — подумав, ответил Ефим.
Носилки запихнули в длинную «Волгу».
— Атаман! — позвал Береславский из глубины.
Атаман просунул голову внутрь. Он плакал. Второй раз за месяц. А может, за жизнь.
— Не будь злым, Атаман, — попросил Ефим.
— Не буду, — пообещал Атаман.
Больше они не встречались.
«Ауди» степенно ползла в потоке машин, не пытаясь лавировать и обгонять. Ефим не спешил. Это был его стиль: сначала — сделать, потом — обдумать. В зеркальце заднего обзора он разглядывал Атамана. Сколько ж ему? Лет тридцать семь-тридцать восемь. Такой же тщедушный и злющий, как прежде. Только лицо морщинистое, да редкие короткие волосы в седине.
Все в нем не удалось. Даже седина не благородная, а какая-то сивая. Чего с ним теперь делать? Если б не мгновенно пронзившая сердце жалость — не к этому опустившемуся урке, а к тому одинокому пацану, — их сложно было бы представить вместе.
— Нагляделся? — зло спросил Атаман.
Тон ничего хорошего не предвещал, но Ефиму вдруг стало легче. Атаман никогда не был подарком. И тогда, и сейчас. Значит, судьба.
— Ты откуда такой красавец?
Атамана передернуло:
— Останови, я вылезу.
— Бедный, но гордый…
— Останови, сука!
Ефим ударил по тормозам, прижал машину к бордюру. Резко развернул, насколько позволяло спортивное сиденье, свое грузное тело.
— Меня нельзя так называть! Ты забыл?
— Ударишь инвалида?
— Легко! Ты такая же дрянь, как и в детстве.
— А что ты обо мне знаешь? — зашелся Атаман. — Ты вылечился и пошел в институт. А я — в зону. С четырнадцати лет!
— Ты тоже мог в институт.
— Не мог! Там другие институты!
— В лагерь случайно не попадают.
— Вы суки! Все суки! Суки! — С ним случилась истерика. Он забился в судороге. Слезы потекли, почему-то из одного глаза. Сведенный рот полуоткрылся, оттуда исходило то ли шипение, то ли стон.
Ефим изловчился и с левой врезал старому другу по морде. Голова дернулась, глаза остекленели, но через несколько секунд приступ прошел, и он начал приходить в себя.
— Успокоился? Я тебя в зону не загонял. Свинья грязь ищет сама.
— У нас на поселке подломили ларек. И порезали ларечника, — неожиданно спокойно сказал Атаман.
— Ну и что?
— Участковый пришел, спросил, когда у меня день рожденья. Я еще удивился. Ты за меня на нож полез. Этот днем рожденья интересуется. У меня мать и то не помнила.
— Ну и что?
— Исполнилось четырнадцать, и загребли. Надо же было по ларьку палку ставить*. Ларечник меня опознал. Я, когда первый раз откинулся**, пришел к нему. Он испугался, говорит, нажали.
— А ты что, не при делах был?
— Нет. Не был я у ларька. Меня вообще в поселке не было. Не веришь?
Возраст и жизненный опыт Ефима не позволяли верить уголовникам. Он внимательно посмотрел Атаману в лицо.
У Атамана от напряжения свело челюсти.
— Ты веришь? — Он облизал пересохшие губы.
— Не знаю. Похоже, верю… — задумчиво произнес Ефим. — А где ж ты был, когда ломали ларек?
— У тебя, — осипшим голосом сказал Атаман. — В больнице. Тебя выписывали…
Некоторое время они сидели молча.
— Тебя встречали родители. На белых «Жигулях». А до этого приезжала девчонка, совсем рыжая.
— Анька, — машинально подтвердил Ефим.
— А с самого утра приходил твой друг длинный, который к тебе в лагерь приезжал. А до того вечером — Француз…
— Ты что, всю ночь там околачивался?
— А куда ж мне было деться? Три часа до дома. Я в подвале спал.
— Что ж не подошел, почему потом не написал? Хоть кто-то тебя там видел, могли подтвердить.
— Я — волк, Ефим. Волкам адвокаты не нужны.
— Дурак ты, а не волк. — Береславский включил левый поворотник и въехал в поток. — Где ногу оставил?
— Там же, где и руку. На Северном Урале. Там и так холодно, а в горах особенно.
— Побег?
— Третий. Четыре «ходки». Сейчас вышел. Справка есть. Что еще интересует?
— Почему наколок нет?
— На той руке были, — усмехнулся Атаман. — Мне «партаки» ни к чему. Я и так в авторитете.
— А почему тогда на перекрестке стоишь?
— Слишком много спрашиваешь, — помрачнел Атаман.
— Ладно, отложим. Чем дальше займешься?
— Есть план, Ефим.
— Какой же?
Атаман молчал.
— Так какой же?
— Умирать собираюсь. Рак у меня. Потому и отпустили.
ГЛАВА 6
Вот я и в тюрьме. Лежу на нарах, как король на именинах. Кроме меня тут таких королей трое. Воздух спертый, а запах — тюремный. Я в тюрьме в первый раз, но запах понял сразу — тюремный.
Плохо помню все, что было после стрельбы на Тополевой.
Омоновцы сначала меня крепко прижали. Потом разобрались, втихую снимали наручники, носили сигареты и еду. Потом привезли сюда.
Будущие соседи встретили индифферентно. Один поначалу гонорился. Но весть о моих подвигах разнеслась очень быстро, так что никаких притеснений я не почувствовал. Больше всего я сейчас себе напоминаю Леонова из «Джентльменов удачи». Пасть порву, моргала выколю!
Господи, попал в тюрьму, а такой веселый! У меня действительно отличное настроение. Мои дети и жена живы. Благодаря мне. Что ж мне, плакать, что ли?
Конечно, завтра мне будет хуже. А послезавтра — еще хуже. А уж как плохо мне будет через десять лет…
Что я леплю? Я не собираюсь сидеть десять лет! И Ефим не собирается работать без меня десять лет.
Давай, Ефим, давай! Ты — моя главная надежда!
ГЛАВА 7
— Не похож ты на умирающего, — задумчиво произнес Ефим, когда прошел первый шок.
— Справку показать? — снова вызверился Ата-ман.
— Я все равно не разберусь. Но на умирающего ты точно не похож. Я умирающих видел. Знаешь что, поедем к Сашке, моему бухгалтеру. У него жена — врач. И как раз по твоей части.
— Мне в больничке сказали, что полгода от силы.
— Где полгода, там и год. А где год, там и десять. — Ефим ни в грош не ставил лагерную медицину. Да, впрочем, и нелагерную тоже. Кроме того, он был фаталистом. С одной только добавочкой: прежде чем погибнуть по определению судьбы, предпочитал помахаться до упора. Жизненный опыт показал, что такая тактика иногда способна менять определения судьбы. — А даже если полгода, их все равно надо прожить. Перекресток — не дело.
— У меня своя голова есть.
— Я невысокого мнения о твоей голове, Атаман.
На этот раз Атаман стерпел молча. Его, конечно, бесило высокомерие и отстраненность Ефима. Еще с тех, «пионерских» времен. За такой ответ другой и «перо» в живот мог схлопотать. Это случалось в богатой Атамановой биографии — своего рода плата за сохранность авторитета. Но Ефим — другой. Он всегда говорит, что хочет. И делает, как считает нужным. Он всегда адекватен, определил бы Атаман, если бы знал это слово. И место Атамана по сравнению с Ефимом — всегда второе.
А самое удивительное, что Атамана это никак не угнетало. После неудачного ночного визита с финкой он принимал все как должное. Вот и сейчас, неожиданно для себя, он смирился с тем, что его судьбой, может, впервые в жизни, руководят другие.
* * *
Автомобиль свернул с шоссе во дворы и подъехал к отдельно стоящему старому девятиэтажному дому. Ефим намерился парковаться, как Атаман дернулся:
— Там менты!
— Где?
У подъезда стоял высокий парень в штатском. Метрах в двадцати, у угла дома облокотился на стену второй. Оба внимательно осматривали приехавших.
Ефим вынужден был согласиться с Атаманом. На бандюков не похожи. А по деловитости и цепкости взгляда их сразу можно было отличить от праздношатающихся. Да они и не маскировались.
— У тебя справка настоящая? — уточнил Береславский.
— Да.
— А чего дергаешься? Мы ж не убивать приехали.
— По привычке, — смутился Атаман. — Мне хоть с десятью настоящими лучше к ним не попадать.
Они вышли из машины и направились к подъезду. Плечистый преградил им дорогу:
— Вы к кому, граждане?
— А почему вас это интересует? — удивился Ефим.
Парень вынул удостоверение и, не выпуская из рук, показал: «Сергей Терентьев, младший лейтенант СОБР».
— Товарищ младший лейтенант! — выпрямляясь, отрапортовал Ефим. — Мы намерены посетить квартиру № 24 с целью нанесения дружеского визита супружеской чете Орловых.
На номере квартиры собровец дернулся. Это насторожило Ефима, отбив всякую охоту развлекаться. Еще больше ему не понравилось, что прислушивавшийся к разговору второй мент сунул руку под куртку.
— Там что-то случилось?
Собровец, не отвечая, достал рацию.
— Товарищ капитан, здесь к Орловым. Двое. Один… — он раскрыл протянутый Ефимом паспорт. — Береславский Ефим Аркадьевич, прописан в Москве, Сивцев Вражек, 38, квартира 20. — Вы Орлову кто? — спросил он у Ефима, получив инструкции.
— Я ему директор, — начиная злиться, ответил Ефим. — Он что, банк ограбил?
Лейтенант, не отвечая, проверил справку Атамана. Продиктовал в рацию установочные данные. Потом проверил служебное удостоверение Ефима.
— Что вас связывает с гражданином Митрофановым?
— Мы вместе сидели в детской колонии, — не удержался Береславский. — Сегодня у нас вечер воспоминаний.
— Орлов тоже с вами сидел?
— Нет. Он сторожил. — Ефим некстати вспомнил, что Сашка отслужил срочную в конвойных войсках. — В чем дело, можете объяснить?
Лейтенант, не удостоив ответом, бросил одно слово:
— Ждать.
Минут через пять, показавшихся Ефиму весьма долгими, рация снова пискнула, и лейтенант приложил ее к уху.
— Можете идти, — получив инструкции, сказал он.
«Что к чему?» — размышлял Ефим, поднимаясь на третий этаж. Все это не нравилось ему. Еще больше ему не понравились капли крови, то и дело попадавшиеся на лестнице. Последние ступеньки он пробежал бегом.
Атаман не проронил ни слова.
ГЛАВА 8
Когда в дверь позвонили, у Лены душа ушла в пятки. Она из окна видела охрану у подъезда. И умом понимала, что, промахнувшись раз, убийцы не придут по второму заходу. Но быть такой же беспечной, как сутки назад, уже не могла.
Она осторожно подошла к двери, не забыв прихватить длинный тонкий нож, которым обычно разделывала мясо. Осторожно заглянула в глазок. Все обозреваемое пространство занимала круглая рожа Ефима, и он был необычно серьезен.
Лена открыла дверь и — не успел Береславский войти — кинулась к нему.
— Ефимчик, милый, — плакала она. — Что здесь было!
Лену прорвало. Все, что она весь день старательно запрятывала в дальние уголки, сейчас вышло наружу. Ефим обнял теплые мягкие плечи, прижал ее к себе. Когда-то он обнимал ее по-другому. Но сейчас еще красивая женщина не вызывала никаких чувств, кроме острой жалости.
Вот так, уткнувшись ему в грудь, Лена сквозь всхлипы рассказала о происшедшем. Они так и стояли в коридоре. Лена — уместившаяся в кольце его рук, Ефим — размышляющий о природе столь странного катаклизма.
— Где дети? — вдруг озарило его.
— У бабушки. Володя отвез на своей машине.
Володя — их водитель. А также друг и доверенное лицо. Вообще фирма наполовину состояла из родственников и друзей. Что, с одной стороны, облегчало администрирование, а с другой — перечеркивало все надежды на быстрое обогащение.
— Если это ошибка — второй раз не придут. Блатные пустышку по два раза не тянут.
— Это не блатные, — скрипуче произнес из-за Ефимовой спины Атаман.
Лена испуганно вскинула голову.
— Мой друг, — успокоил ее Ефим.
— Откуда вы? — Она подозрительно смотрела на Атамана.
— Из тюрьмы, — объяснил Береславский.
Лена вздрогнула и с тоской посмотрела на Ефима. В ее взоре прямо читалось: «Нам это надо?». После всего-то происшедшего!
— Это не твои проблемы, — интонацией он попытался сгладить жесткость фразы. Но Лена, наоборот, успокоилась. Она часто слышала эту формулу и от Саши. Пусть грубоватую, но снимающую с нее какие-то, как правило, неприятные, хлопоты. — Он нам поможет. И Сашке тоже.
Они сели пить чай. Атаман, ловко управляясь одной рукой, поглощал бутерброды с домашним вареньем. Лена предложила спиртное. Ефим поспешно отказался: он не знал, каков Атаман пьяный, и судьбу искушать не хотел. Атаман понимающе улыбнулся.
Береславский и это отметил. Его бывший воспитанник, скитаясь по тюрьмам, мозги не прочифирил. Но насколько можно ему доверять? Теоретически — ни на сколько. Но что-то мешало Ефиму считать его простым подонком.
Когда чашки опустели, Ефим затронул новую тему:
— Лена, ты можешь посмотреть… — (и запнулся, вспоминая человеческое имя Атамана. Он видел документы пацана два раза, но о памяти Береславского недаром ходили легенды), — Владимира Федоровича?
Атаман даже ухо приподнял: нечасто его так называли. Да и не ожидал, что вожатый помнит такие подробности. От того, что не ожидал — еще приятнее.
— А что беспокоит? — мгновенно перешла на профессиональный тон Лена.
— У него рак. Говорят, жить полгода. Но я не верю.
Лена аж вспыхнула от возмущения. За двадцать лет знакомства, иногда — близкого, она так и не смогла привыкнуть к манере общения Береславского.
— Ты — идиот! Ни один диагноз не является окончательным!
— Я и говорю — не верю, — невозмутимо парировал Ефим. — А… Владимира Федоровича, проведшего в тюрьме… — Сколько лет?.. — обратился он к Атаману.
— Семнадцать, — отрывисто ответил Атаман. Ему тоже не нравился механизм его представления. Хотя он и понимал, зачем это делается: чтоб женщина быстрее адаптировалась к присутствию страшного уголовника…
— Так вот, Владимира Федоровича, проведшего в тюрьме семнадцать лет, чем-либо сильно напугать — сложно.
— Все равно так нельзя. — Внимание Лены уже было профессионально направлено на пациента.
Они вышли в другую комнату, прикрыв дверь на кухню. Ефим поймал себя на мысли, что не прислушивается к звукам из-за двери. Теперь он почему-то был уверен в благонадежности Атамана. Как тогда, после ночного визита с финкой. До него был уверен, что придет. После — что опасность миновала. Но все-таки молодец Ленка! Если доверяет, то полностью. Без вопросов и сантиментов.
Через полчаса они вернулись. Вид у Атамана был растерянный и смущенный. Да и Лена была в растерянности.
— Похоже, ты был прав, — выдавила из себя доктор.
— Да ну, — не удивился Ефим. — Опухоли пропали?
— Нет, не пропали. Но в выписке про метастазы внутренних органов вообще ничего не сказано. Судя по анамнезу и локализации это либо лимфосаркома, либо вообще доброкачественные новообразования. Первое — опаснее, но тоже, как правило, не фатально.
— То есть жить ему не шесть месяцев, а побольше?
— Безусловно, — улыбнулась Лена. — Хотя, конечно, точный диагноз будет только после исследования пунктата. Но это — в стационаре. Вам делали гистологические исследования после первой операции? — обратилась она к пациенту.
— Ничего мне не делали. Вырезали в больничке лагпункта первую шишку. Потом вторую. А потом их сразу четыре выскочило. Тут подоспела комиссия по освобождению — зоны чистили. Мне сказали, что долго не протяну, да еще инвалид первой группы — и за колючку. А рентгена там не было.
— Вот проходимец! — захохотал Ефим. — Даже смерть на тебя работает! — Он был уверен в чем-то подобном с самого начала.
Ефим вообще смерть чуял. Он тщательно скрывал некоторые свои способности, но близкие знали его умение снимать головные и радикулитные боли, успокаивать без психотропных средств. И все равно утвердиться в том, что вновь найденный Атаман завтра не превратится в надпись на кресте, было чертовски приятно.
Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Не стреляйте в рекламиста'
1 2 3 4 5 6