А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Они могут держать там пленных.
— Ну и? — вмешался Локри, древним жестом потирая большой палец об указательный и средний.
— Сектор Слоновой Кости Мандалы отведен произведениям искусства. Такие вещи ценятся среди рифтеров?
— Самые заядлые коллекционеры, каких я знаю, — усмехнулся Монтроз, — как раз из рифтеров.
— Если знать нужного скупщика, — сказала Вийя, — прибыльнее добычи нет.
— Отлично. Значит, нам с вами по пути. В аванзале перед Залом Слоновой Кости вы найдете достаточно ценностей. Транспортер, который я вызвал, доставит нас прямо туда. Системы дворца не будут помогать нам — но и врагу тоже.
Дуновение ветра из туннеля возвестило о прибытии транспортера — длинной, похожей на сани штуковины с заостренными концами и небольшими крылышками из какого-то темного материала по бокам, скользящими по металлическим направляющим в полу.
— Колеса в желобах! — ухмыльнулся Локри. Ивард восторженно ахнул и тут же запрыгнул на платформу.
— Это называется «рельсы», — сказал он. — Я видел такие на картинках, но своими глазами — в первый раз.
Похоже, Брендон остался доволен энтузиазмом Иварда. Все заняли места, он набрал код на маленьком пульте управления, и транспортер плавно скользнул в туннель. Дорога освещалась редкими плафонами; встречный ветер бил в лицо и трепал волосы. Время от времени ровный шум воздуха становился громче — они проносились мимо ответвлений туннеля. Других шумов не было, если не считать негромкого стука колес на стрелках.
Спустя несколько минут Ивард нагнулся к Грейвинг.
— Да тут у них прямо лабиринт настоящий! — возбужденно прошептал он ей на ухо.
— Ну да, куда нам, жалким рифтерам, до этих старых извращенцев-панархистов, — весело согласился Локри.
— Некоторые из этих старых извращенцев-панархистов смертельно обиделись бы на то, что их путают с гегемонистами, построившими эти туннели, — возразил Брендон таким же веселым тоном, в упор посмотрев на Локри. Тот вдруг расплылся в широкой улыбке.
Грейвинг позволила взгляду задержаться на симпатичном смуглом лице — привлекательнее всего Локри был, когда улыбался или признавал поражение. Его длинные вьющиеся волосы трепетали на ветру, в ухе блестел камень.
Потом она решительно отвернулась.
22
Монтроз блаженно расселся на платформе, исподволь наблюдая за молодежью. Их возбуждение, их реплики забавляли его; в особенности это относилось к рыжему щенку. Двое его собственных сыновей точно так же глазели бы по сторонам, доведись им прожить достаточно долго, чтобы попасть в Мандалу. Оба погибли вместе с матерью там, на Тимбервелле. Теперь он просто жил, не строя никаких планов — даже на день вперед. Жил, по возможности получая удовольствие. Если его убьют сегодня... что ж, в этом не будет ничего неожиданного; если он останется жив, он, возможно, разбогатеет ненадолго, пока не спустит все на доступные развлечения.
Остаток пути все молчали. Ивард был слишком занят, вертя головой во все стороны в надежде не пропустить ничего достойного внимания. Капитан — по обыкновению спокойная и непроницаемая — наблюдала за ним, открывая рот только для того, чтобы отдать приказ или задать вопрос. Эйя сидели неподвижно; ветер трепал их белоснежный мех. Грейвинг съежилась, уйдя в себя, баюкая раненую руку — эта поза делала её еще менее привлекательной, чем обычно. От Монтроза не укрылись ни взгляд, который она бросила на Локри, ни то мгновение, когда что-то в поведении Крисарха заставило связиста по обыкновению быстро сменить ход действий: Аркад, вне сомнения, сам того не подозревая, превратился из противника в добычу.
Если они вернутся благополучно, Марим и Локри скорее всего заключат одно из своих невероятных пари — кто первым соблазнит Крисарха — и чем труднее будет задача, тем выше ставки. А молодая Грейвинг будет смотреть на это со стороны своим воспаленным взглядом, и её влечение к изящному и порочному Локри будет разжигаться только сильнее от неодобрения, которое она старается в себе культивировать.
Если бы Монтроз вмешивался в такие дела, он бы отвел Грейвинг в сторону и посоветовал бы ей напоить Локри вусмерть, затащить к себе в койку, а потом выкинуть его из головы... правда, она его не забудет. Если раньше у нее и была привычка запросто прыгать в чужие постели, эту привычку из нее выбили, когда она появилась на Дисе партнершей Джакарра — с покрасневшими глазами и синяками на бледном лице. Он мог бы посоветовать ей, как держать Джакарра в узде, но он никогда не вмешивался в такие дела, и в конце концов она решила, что её и брата положение в команде достаточно крепкое, чтобы выгнать Джакарра из своей койки.
Его размышления оборвал Ивард.
— Гегемонисты, — произнес он вдруг, подняв на него взгляд. — Что это такое?
Монтроз ухмыльнулся. Он никогда еще не видел парня таким разговорчивым.
— До Панархии, — ответила сидевшая рядом с ним Вийя.
— О... — Ивард прикусил губу; скрытое изумление, прорвавшееся наружу в этом коротком восклицании, говорило о том, что для него — пусть он сам об этом и не думал — Панархия существовала всегда.
— У нас на «Телварне» есть исторический чип о них, если ты хочешь узнать больше, — добавила Вийя.
— Шут с ними, если они только не поджидают нас где-нибудь здесь, — вмешался по обыкновению насмешливо Локри.
— Не думаю, — рассмеялся Монтроз. — Они сгинули почти тысячу лет назад, а вместе с ними их адамантины.
— Значит, мы с ними не встретимся, — заключил Локри. — Мой тебе совет, Рыжий: забудь про них. Все равно они проиграли.
Монтроз снова усмехнулся, наблюдая на этот раз за Крисархом — тот, похоже, узнавал сплетение туннелей, по которым они неслись. Все тело Брендона напряглось. Чего он ожидает? Эмоции на его лице не отражались совершенно; или Монтроз забыл все тонкости мимики Дулу, или воспитание, получаемое Аркадами с рождения, в корне отличается от принятого в незначительных семьях или на провинциальных планетах. Жаль: эмоции Аркада, правление династии которого не прерывалось почти тысячу лет и который возвращается на место поражения, были бы любопытным зрелищем.
Остаток поездки проходил в молчании до тех пор, пока Брендон не объявил:
— Мы под крылом Слоновой Кости Большого Дворца.
Остальные крепче сжали оружие; эйя не шевелились, но и они каким-то образом казались более напряженными.
Транспортер плавно остановился. Брендон подождал, пока остальные следом за ним сойдут на пол. Эйя передвигались небольшими, упругими скачками.
— Смотрите внимательно, — произнес он, и голос его прозвучал в гулком туннеле до странного бестелесно. — Вот так транспортер включается для обратной поездки.
Никто не произнес ни слова, пока он демонстрировал все необходимые манипуляции с пультом. Потом он подошел к небольшой панели на стене у лестницы.
— Эта лестница ведет в старую кладовую, расположенную на нижнем служебном ярусе. Если верить компьютеру, ею не пользовались уже давно. Над этим уровнем расположены еще несколько, а над ними — аванзал перед входом в Зал Слоновой Кости. Там вы найдете достаточно, чтобы окупить все расходы на ремонт «Телварны». Оттуда мы можем пройти на другую сторону, где расположены темницы гегемонистов, и вернуться.
Он набрал код, и над его головой возник прямоугольник желтого света. Брендон поднялся первым и подождал остальных. Кладовая оказалась довольно обширной, пустой, с затхлым запахом. Освещалась она единственной лампой накаливания под потолком. Брендон закрыл люк и показал остальным, как открывать его, потом направился к двери.
— Подождите, — окликнула его вдруг Вийя и жестом приказала отойти от двери. Она повернулась к Эйя, и все трое на мгновение замерли. Потом она облегченно вздохнула.
— Они утверждают, что на этом уровне людей нет. Есть наверху, но слишком далеко, чтобы определить количество или точное местонахождение.
Брендон удивленно приподнял бровь:
— Похоже, нам даже не нужно обращаться к системам.
Она мотнула головой.
— Люди для них почти на одно лицо, так что они не могут отличить друга от врага до тех пор, пока тот не увидит нас и не отреагирует. — Она улыбнулась. — Впрочем, чтобы знать разницу, эйя нам сейчас не нужны.
Она отворила дверь и вышла в коридор; эйя следовали за ней по пятам. Остальные потянулись за ними, держа оружие наготове.
Коридор был облицован темными деревянными панелями. Время от времени монотонность стен нарушалась деревянными дверями и картинами в тяжелых рамах.
— В этом секторе всегда так пусто? — спросил вдруг Локри, когда они дошли уже почти до конца коридора.
— У Большого Дворца нет постоянного персонала, ведь он используется в основном для церемоний. Впрочем, даже во время больших мероприятий здесь обычно тихо. На этом уровне нет ничего, кроме кладовых.
Локри оглянулся на окружающее их сдержанное великолепие и присвистнул.
— О, простите меня, — протянул он на аристократический манер. — Я, кажется, зашел по ошибке в служебный коридор. Мне так неловко...
Ивард нервно хихикнул, Монтроз хлопнул его по плечу.
— Потише, парень.
Коридор завершался дверью, за которой обнаружилась узкая лестница.
— Эта идет через все уровни в аванзал и открывается там потайной дверью за коврами.
Они начали подниматься. Пролеты были довольно короткими, по четыре площадки между каждыми двумя этажами. На верхней площадке Брендон подождал остальных, потом оглянулся на Вийю.
— Там никого нет, — ответила она, — хотя они ощущают кого-то немного ниже и в стороне.
Брендон набрал код на маленькой панели рядом с дверью. На ней вспыхнул красный огонек и тут же сменился зеленым.
— Сигнализация отключена, — сообщил он. Он приоткрыл дверь, двумя пальцами осторожно отодвинул край ковра и выглянул. Потом размашистым движением откинул ковер в сторону и, скривив рот в подобии улыбки, пропустил остальных в свой мир.
* * *
В комнате было холодно, и Омилов лежал обнаженный, привязанный за руки и за ноги к металлической кушетке. Дуновение холодного воздуха из расположенной на ближней стене вентиляционной решетки добавляло неудобства, но все это не шло ни в какое сравнение с мучительным ожиданием.
Эсабианов помощник-бори привел его в эту комнату и сдал с рук на руки молчаливому здоровяку, сказав ему несколько фраз на гнусавом должарианском. Темное лицо здоровяка было покрыто шрамами, руки корявостью напоминали корни старого дерева, но даже так Омилову нечего и думать было тягаться с ним силой. Он быстро, ловко и без малейших усилий раздел его и привязал к кушетке; слабых попыток Омилова сопротивляться он, казалось, просто не замечал. Потом он обрил Омилову голову и оставил наедине с невеселыми размышлениями.
Рядом с его головой находился пульт, от которого тянулся провод к подвешенной на шарнирном кронштейне решетчатой конструкции. По стенам стояли полки с разнообразными контрольными и диагностическими приборами. Рядом со столом — Омилов мог видеть его, повернув голову, — стояла вращающаяся тумба с аккуратно разложенными на ней холодно поблескивающими, непонятными, но от этого не менее зловещими инструментами. Казалось, каждый из них снабжен множеством игл, режущих кромок и зазубрин.
Он отвернулся, стараясь не думать о том, что его ждет. Было совершенно очевидно, что эта пауза в одиночестве сама по себе уже начало пытки.
Известие о смерти Наоми потрясло его, и не только потому, что отняло у него надежду на относительно быструю смерть от болевого шока или аллергической реакции на наркотик. Несмотря на завоеванную ею репутацию — её прозвище характеризовало скорее степень эффективности её работы — он знал Наоми как исключительно деликатного человека, пожертвовавшего собственным стремлением к милосердию ради нужд правосудия. Она была также великолепным администратором, сочетая твердость, уважение к мнению других и такт, столь необходимые при общении с Невидимыми — мужчинами и женщинами, облеченными особым доверием Панарха, о котором знали только они сами, Панарх и она. Ему было искренне жаль ее.
Дверь тихо отворилась, и Омилов повернул голову, чтобы посмотреть. Металлическая сетка холодила щеку. В комнату вошел и молча остановился, глядя на него, высокий человек с резкими, надменными чертами лица. Рядом с ним стоял второй человек, ниже ростом. Голова высокого мужчины была обрита, и голый череп пестрел фантастическими узорами ярких, металлизованых цветов, основной темой которых были, похоже, глаза, когти и зубы. Одежда его представляла собой длинный халат из какого-то тяжелого, блестящего материала цвета запекшейся крови; рукава оставляли руки обнаженными по локоть, но широкие обшлага опускались почти до пола. Бросив на Омилова равнодушный взгляд, он поддернул обшлага и заправил свободную часть их под напоминавшие погоны петли на плечах; ассистент помог ему закрепить их в этом положении. Внешне эффект оказался достаточно неприятным: все это напоминало птицу с подрезанным крыльями или демона.
Он заговорил, и голос его оказался неожиданно мягким, лишенным властности.
— Меня зовут Эводх радах'Энар, я пешж машхадни Аватара — он доверил мне твою смерть.
Пока он говорил, его ассистент прошел в голову кушетки и начал возиться с пультом.
— Меня не волнует, будешь ты сотрудничать со мной или нет; поскольку ты не должарианец, от тебя нельзя ожидать ни того, что ты поймешь всю оказанную тебе честь, ни правильной смерти. Поэтому для меня в этом тоже нет чести — всего лишь извлечение информации.
Омилов изо всех сил старался не выдать своих чувств. Человек говорил на уни, и дикость его слов казалась в сочетании с привычным языком вовсе невыносимой.
— Тем не менее, для того чтобы ты хотя бы отчасти понимал искусство эммер мас'хаднитал — полагаю, точнее всего это переводится как «боль преображающая» — я буду по мере процесса объяснять тебе свои действия до тех пор, пока ты будешь сохранять способность воспринимать что-либо.
Омилов дернулся — ассистент неожиданно нежно приподнял ему голову и надел на нее тот странный проволочный колпак. Прикосновение металла к бритой голове показалось ему теплым.
Эводх заговорил снова, глядя сквозь Омилова; голос его звучал почти задумчиво.
— Существует великое множество разновидностей боли, и во всех заметное место играет страх.
Ассистент повернул на пульте рычажок, и до Омилова донеслось слабое гудение. Что-то засвербило в голове, прямо за глазами.
— Можно выделить несколько основных типов страха: в первую очередь «падение»... — Омилов ахнул, когда кушетка, казалось, выпала из-под него, — «неожиданные громкие звуки»... — Голова содрогнулась от близкого взрыва, и он даже ощутил кожей взрывную волну, — «удушение»... — Весь воздух в помещении разом куда-то исчез, и задыхающиеся легкие свело острой болью. — К основным типам относится также страх перед неизвестностью, который ты уже начинаешь испытывать. Имеется еще множество более сложных и индивидуальных видов страха, каковые я намерен выявить и использовать на протяжении твоего преображения. Умовыжималка обеспечивает и другие эффекты, которые помогут мне в моих изысканиях. Так, я могу вовсе отключить любое из твоих чувств...
Одно за другим каждое из чувств Омилова исчезло и снова вернулось: зрение, слух, осязание, ориентация...
— ...но я могу и усилить их.
Внезапно металлическая сетка, на которой лежал Омилов, сделалась невыносимо холодной, а легкое дуновение вентилятора, казалось, сдирало с него кожу. Кислый запах собственного пота и странные, зловонные запахи двух должарианцев затмили собой все остальные. Удары его собственного сердца отдавались в ушах грохотом стартующего звездолета. Эводх наклонился и легко провел ногтем по животу Омилова: тому показалось, будто его пронзили раскаленным железным прутом. И тут боль вдруг исчезла. Омилов ощущал только вкус крови во рту от прокушенной губы — наверное, он пытался остановить зарождавшийся в нем вопль. Ничто в его жизни не подготовило его к должарианской технологии боли.
Эводх помолчал немного, глядя на него сверху вниз.
— Ваша культура считает, что страх перед смертью сильнее всего. Мы, должарианцы, знаем, что это не так. Страшнее всего боязнь не умереть, продолжать жить даже тогда, когда тело, в котором ты с удобствами жил столько лет, разрушено и не подлежит восстановлению.
Он взял с тумбы маленький металлический цилиндрик, из нижней плоскости которого торчала игла, и покатал между пальцами. В движениях его не было ни капли показухи — скорее, непроизвольные жесты мастера своего дела, и это страшило гораздо больше, чем открытая угроза.
— Вот тут и начинается настоящее искусство. Жаль, что как объект его ты не сможешь оценить его завершения.
Гудение умовыжималки усилилось, и Омилов разом утратил контроль над своим телом. Он сохранил способность чувствовать, но пошевелиться уже не мог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48