А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Проклятые животные – сказал он, когда кошки, подгоняемые голодом, стали влезать на стол и принюхиваться к тарелкам. Омары совсем остыли. Растопленное масло замерзло, лужица морской воды натекла на блюдо.
Боль в спине переместилась в ногу, и та слегка затекла. Сара пыталась вернуть ноге подвижность и начала тихонько трясти ею под столом, но при этом случайно задела ногу Сьюзан. Взглянув на нее, чтобы извиниться, она заметила, как девочка смотрит на Майка.
– Обидно, что все наши омары пойдут на помойку, – произнесла тетя Бэсс, качая головой – Оставить столько еды на тарелках – это просто непристойно.
– Вот поэтому хорошо быть вегетарианцем, – заметила Сьюзан – Когда не доешь картошку, у тебя не возникает таких горьких сожалений.
– Не плачьте по омарам, – с горечью произнес Джордж, засовывая трубку в рот и впиваясь в мундштук зубами – Здесь, в Мэне, у нас их много.
Глава 18
Пришло время покидать остров. Это было первой мыслью Сары, когда она поднялась утром вместе с солнцем. Вторая ее мысль была: «У меня температура». Еще не успев окончательно проснуться и открыть глаза, она почувствовала озноб, ломоту во всех мышцах и костях. Сон не принес ей облегчения, спина болела по-прежнему. Боль пульсировала у самого основания позвоночника и отдавала в ноги, а потом в ребра. За ужином она чувствовала себя просто ужасно, и ее боль только усилилась от всего пережитого. Она сжала зубы и сделала глубокий вдох.
Температура была высокой. Она сидела в ней всю эту неделю. Она таилась внутри ее тела, пока Сара принимала витамины, пила сок, дышала свежим воздухом и влюблялась. Неотвратимость отъезда ослабила ее сопротивляемость: Сара никогда не любила прощаний. Воскресные дни на острове всегда казались ей днями ее отъезда, она страшилась печали расставания, перспективы оставить отца и тетю Бэсс в одиночестве еще раз.
Слава богу, Майк поедет вместе с ней. Поднявшись с постели, она нашарила тапочки на холодном полу. Ее живот скрутило, она дрожала в лихорадке и решила принять болеутоляющее. Они улетают всего лишь через два часа.
Джордж стоял на кухне и ждал, когда сварится кофе. Огонь в камине за ночь погас, и было холодно, как в склепе. Если бы это был понедельник, то он был бы уже занят работой. Забивал бы птицу для ресторанов всей Новой Англии. И уже забыл бы обо всем этом дерьме с Сарой и Майком.
Даже просто думать о них требовало таких же больших усилий, как когда он думал о Роуз. Джорджу пришлось сесть. Не было еще и шести утра, а он уже чувствовал себя уставшим. Впереди был целый день, занятый всякой бессмысленной ерундой. У ног мяукнула кошка. Джордж попытался проигнорировать ее, но она запрыгнула ему на колени.
– Чего тебе? – спросил он.
Это был один из шелудивых котов, на его светлой шерстке были залысины, глаза слиплись от гноя. Он мяукал и урчал, как моторчик. От такого больного кота странно было слышать урчание, как от совершенно здорового. Джордж сунул его под мышку и пошел к раковине. Он включил кран с водой и подождал, пока она согреется. Затем взял одну из чистых тряпочек Бэсс, намочил ее в воде и промыл коту глаза.
Внезапно глаза кота широко раскрылись. Он посмотрел на Джорджа, и на его костлявой морде было написано удивление. Он прекратил мурлыкать и спрыгнул вниз. Джордж не заметил, куда тот направился, потому что он двигался очень быстро, но попутно успел поцарапать ему руку.
Царапина была небольшой, но из нее вытекло немного крови. Джордж подержал руку под струей воды. Разогревшийся кофейник начал разбрызгивать кофе во все стороны по плите. Джордж схватил его в тот самый момент, когда кофе собрался убежать. Он испугал рыжую кошку наверху холодильника, та притаилась и стала следить за ним, но Джордж отвернулся.
– Черт побери всех этих кошек, – выругался он.
Год назад он был абсолютно счастлив, он занимался фермой, делил пищу с Бэсс, думал о Саре и ее сыне, которые были потеряны для него. И хотя они не были совершенно чужими друг другу, все же никто из них не находил достаточно причин, чтобы написать или позвонить. Они не ездили друг к другу в гости. Но потом вдруг приехал Майк, чтобы остаться, и жизнь сразу переменилась. Она стала лучше, должен был признать Джордж. У него была компания мальчишки, намеки на воссоединение с Сарой, ее живое присутствие в плоти и крови. После смерти Роуз он как будто замерз, но теперь отказался от своей привычной защитной маски. Его жизнь обрела смысл.
Надо было проверить, как там гуси. Он не стал надевать пальто, открыл дверь кухни и вышел наружу. Термометр показывал двадцать пять градусов по Фаренгейту. Джордж неловко передвигался по замерзшей земле. Может быть, придется купить новые ботинки на более толстой подметке. Даже сама мысль, что во время долгой зимы будет обходиться без Майка, заставляла его двигаться медленнее. Подойдя к двери в сарай, он схватился за ручку.
Щеколда примерзла.
– Черт возьми! – выругался Джордж, сильно дергая дверь.
Он уперся ботинком в стенку сарая, чтобы лучше ухватиться за ручку. Его тело стало таким старым и слабым, что ему пришлось напрячь все свои силы, и он упал спиной на землю.
– Вот дерьмо! – снова выругался он, глядя в небо над головой.
– С тобой все в порядке, дед? – подбежал Майк, глядя вниз на него.
– Нормально, – буркнул Джордж.
Майк протянул ему руку. Ухватившись за нее, Джордж поднялся. Майк стал внимательно смотреть на поднимающееся над горизонтом солнце, делая вид, что ничего не случилось. Джордж был зол на самого себя и чувствовал себя старым. Его кости ломило, даже царапина от кошки ужасно болела. Пока он отряхивался, Майк открыл дверь сарая, гуси громко загоготали.
– А ты что здесь делаешь? – спросил Джордж.
– Кормлю гусей, дедушка, – ответил Майк, входя в сарай без лишних объяснений.
Друг за другом каждый из них приготовил себе завтрак. На дальней конфорке плиты стояла большая кастрюля с овсяной кашей, рядом – кувшин с апельсиновым соком и старый битый кофейник с кофе. Уилл ел в одиночку, присев на краю стола. Он уже давно поднялся, ему надо было подогнать джип, осмотреть взлетную полосу, очистить самолет от снега и подготовить площадку. Он ел медленно, глядя поверх занесенных снегом полей на океан. Он был темно-синим, катил большими округлыми волнами. Им улетать примерно через час, и все это останется у них за спиной. Он и раньше покидал берег Атлантики, но сегодня все было иначе.
Сидя в одиночестве за столом, Уилл думал о Фрэде. Глядя на океан, он чувствовал, что сын рядом с ним. Он даже мог слышать его голос, видеть его глаза. Уилл представил себе, как его сын мог бы выглядеть теперь. После всех этих лет, когда он пытался запретить себе думать о сыне, сейчас он позволил себе вспоминать обо всем без ограничений.
Приехав в Мэн, он влюбился в Сару Талбот, встретил с ней День благодарения, познакомился с ее семьей. Он провел вместе со Сьюзан целых четыре дня с момента развода, и ему не пришлось каждый день возвращать ее матери. Но в определенном смысле эта поездка в Мэн была больше связана с Фрэдом, чем с кем-то другим. Уилл нашел путь, как вернуть себе образ сына.
Он отодвинул назад стул, вымыл миску и чашку и оставил их сохнуть рядом с фаянсовой мойкой. Все были заняты, все готовились к отъезду или расставанию, к прощанию. Он слышал шаги наверху, голос Сьюзан из холла внизу. Он еще не видел Сару этим утром. Она собирается в дорогу, обдумывает, что сказать отцу. И матери.
Уилл взглянул на часы: семь тридцать. Они уедут из дома через полчаса и взлетят сразу же, как представится возможность поймать попутный ветер. Тетя Бэсс уложила стопку готовых одеял возле двери. Уилл заправил зеленую замшевую рубашку внутрь джинсов, надел кожаную куртку, подхватил несколько одеял каждой рукой, засунул их под мышки и понес к джипу. Самолет полетит с новым грузом – с Майком и одеялами, – но в нем все равно будет много места. Беспокоиться не о чем.
Сьюзан сидела на краешке кровати и думала о том, когда снова сможет вернуться сюда. Она была рада, что пожила несколько дней в семье, у которой было еще больше проблем, чем в ее собственном доме. Мысленно возвращаясь к своему привычному образу жизни, она вспомнила друзей по школе и детей, с которыми сидела в качестве приходящей няни. Ее всегда не покидало ощущение, что у них в жизни все прекрасно. У всех были родители, которые жили вместе и не расставались. И братья, которые не умирали. И друзья Сьюзан никогда не меняли своих имен, а родители никогда не отправляли их к психотерапевту.
День благодарения, проведенный вместе с Талботами, что-то ей доказал. Можно любить кого-то не слишком совершенного, но от этого любовь не становится меньше. Достаточно взглянуть на Сару, чтобы понять, как она любит Майка. Сьюзан видела это в ее взгляде, слышала в ее голосе. Было понятно, как сильно Джордж любит Сару, но их отношения были просто ужасными! У них накопилось столько взаимных обид, что это выглядело почти комично. В одиночку пробивающиеся в этой жизни, старающиеся ни от кого не зависеть и все делать самостоятельно, они причиняли друг другу боль тем сильнее, чем больше старались не обидеть другого.
Бедняга Джордж! Сьюзан знала, как тяжело он станет переживать отъезд Майка. Она верила, что Майк захочет потом вернуться назад, но это будет нелегко. Трудно держаться того курса, который ты сам для себя наметил. И не всегда все идет по плану. Так же как и у Сьюзан, которая надеялась, что по возвращении в Форт-Кромвель он не забудет ее, а может быть, даже станет ее бой-френдом! Она была в таком восторге от этой идеи, от того, что они вместе полетят домой, что уже не могла спать. И ей не хотелось отказываться от своих надежд – люди, казалось, только и делают, что изменяют друг другу. Так получается.
Кто-то постучал в дверь. В надежде, что это Майк, она взглянула на себя в зеркало, но когда открыла дверь, за ней стоял отец.
– Ты готова?
– Да, пап, – сказала она.
Должно быть, ее голос прозвучал не совсем уверенно, потому что он остался стоять в дверях, глядя в окно у нее за спиной.
– Ты будешь скучать по острову? – спросил он.
– Очень!
– У меня такое чувство, что мы сюда еще вернемся.
Сьюзан кивнула. Она знала, что отец думает о Саре, и хотела спросить его об этом, и в то же самое время ей не хотелось ничего знать. Ей нравилась Сара, она хотела, чтобы ее отец был счастлив, так почему же она не приходит в восторг при мысли, что они будут вместе?
– Мама собирается убить меня, когда я вернусь домой, – вдруг сказала она.
– Я поговорю с ней, – пообещал отец.
– Ты с ума сошел? Ведь я сама тайком забралась в самолет!
– Мы прекрасно провели время, и я рад, что ты оказалась здесь! – Он обнял дочь.
– Я тоже. Папа, а Джордж и Бэсс смогут прожить здесь без Майка? С ними все будет в порядке?
Он попытался улыбнуться, но не смог.
– Им будет тяжело. Ты же знаешь, как много надо времени, чтобы забыть о том, кого любишь, не так сильно скучать.
– Ты уже можешь снова смотреть на океан, папа…
Сьюзан никогда не рассказывала ему, как тревожилась за него, когда он больше не захотел плавать на корабле и перевез всю семью вглубь страны.
Неожиданно ей захотелось, чтобы он вдруг передумал, и они остались на острове. Возвращение в Форт-Кромвель для нее означало, что она снова расстанется с отцом. И ей опять придется жить с Джулианом. Конечно, она может видеться с ним, когда захочет, но это совсем не то, что жить с ним бок о бок, вставать утром и знать, что он где-то внизу в холле. От этих мыслей у нее заболело сердце. Это была одна из тех вещей, о которых надо было бы поговорить с доктором Дэрроу, но она никак не решалась.
– О чем ты думаешь? – спросил Уилл.
– Да так… о том, что дом Джулиана такой холодный. В нем никогда не бывает тепло и уютно.
– Надевай еще одни носки, – посоветовал отец. – Или они у тебя кончились?
Сьюзан усмехнулась. Все, кроме отца, считали, что у нее крыша поехала, когда она стала носить носки Фрэдди. Это было одной из основных причин, по которой ее направили на лечение к доктору Дэрроу. Но Майк летит домой вместе с ними, и он тоже понимает ее.
– Не бойся, – улыбнулась она, – носки Фрэда никогда не износятся.
– Ты здорово обращаешься с иголкой и ниткой для девочки твоих лет, – похвалил ее отец.
– Мама считает, что носить их – ненормально.
– Я знаю, – сказал он.
И по тому, как он это произнес, ей стало понятно, что он совершенно не согласен с ее матерью.
– Ты знаешь, пап, Майк тоже ходил к доктору Дэрроу. Ты думаешь, Майк не в себе?
– Нет, Сноу, да и ты тоже.
– Пап, – выдавила из себя Сьюзан, пытаясь проглотить комок в горле, – а что, если мы начнем забывать его? Иногда я просыпаюсь и даже не вспоминаю о нем до завтрака или когда жду автобус. Раньше я думала о нем постоянно.
– Мы никогда не забудем Фрэда. Обещаю тебе. А теперь нам пора, – сказал он, протягивая ей руку.
Сноу Берк, хотя и была уже не такой маленькой, чтобы ходить с папой за ручку, особенно в доме парня, который, как она надеялась, станет ее бой-френдом, ухватилась за пальцы отца и спустилась с ним вниз.
Сара вошла в комнату, где обычно спал Уилл. Он был внизу, загружал машину. Она прошла к комоду, чтобы еще раз взглянуть на фотографию матери. Ее знобило, но не только от температуры. У нее, конечно, были и другие фотографии матери, но что-то в этом портрете, сделанном во время свадьбы, заставляло Сару чувствовать их близость. Возможно, потому что мама умерла именно в этой комнате и именно эта фотография стояла тогда на комоде возле нее.
– Мама, – сказала Сара вслух.
Ждала ли она ответа? Она знала, что это все фантазии, но в воздухе витало что-то, будто здесь незримо присутствовал ее дух, возникали ни на что не похожие ощущения. Саре казалось, что она в этой комнате не одна.
Она присела на краешек кровати и осмотрелась вокруг. Именно здесь лежала ее мама, она видела те же самые вещи, которые теперь разглядывала Сара. Здесь были все те же выцветшие обои, платяной шкаф из красного дерева, картины на стенах, белые занавески на окне. Лежа здесь, мама должна была поднимать голову, чтобы видеть, что происходит за окном, чтобы взглянуть на океан.
Мама была такой слабой. Сара вспомнила, как приходила, чтобы посидеть возле нее, как боялась увидеть следы приближающейся смерти. Здесь все было пропитано особым запахом болезни, и он был таким сильным, что люди, которым раньше не доводилось ощущать его, сразу же понимали, что это такое. Ее мама всегда была такой чистюлей, и Сара вспомнила, как та была счастлива, когда дочь помогала ей умываться. Она наливала в тазик теплую воду, брала белое полотенце и кусочек любимого мыла мамы. Когда она ее умывала, то чувствовала в груди холод и боль. Мама улыбалась, она была так благодарна за этот знак внимания, а Сара хотела поскорее закончить и уйти. Оглядываясь назад на все эти годы, она понимала, что улыбка ее матери не имела ничего общего с самой процедурой умывания – она была рада видеть возле себя дочь. И теперь та испытала глубокое раскаяние и стыд за то, что не сделала для нее большего.
– Прости меня, мама…
Поднявшись, Сара подошла к окну, глядя на встающее из-за горизонта солнце, лучи которого освещали верхушки сосен, бросали оранжевые отсветы на снег. Морские тюлени копошились на камнях и поднимали вверх головы. День благодарения прошел. Всего лишь через несколько недель наступит Рождество – любимый праздник мамы. Сара вспомнила еще один эпизод.
В последнее для ее матери Рождество, когда она была слишком слаба и уже не вставала с постели, не говоря уже о том, чтобы выйти из комнаты, Сара говорила с отцом о елке. С горечью и в страхе перед неотвратимой смертью он ответил, что Роуз не сможет спуститься, чтобы посмотреть на нее, поэтому они не станут украшать елку. Сара понимала, что по-своему он прав: мама умирает, им не до праздника. Но она очень хотела, чтобы у мамы была елочка. Весь день она провела в сарае, делая подсвечники из форм для небольших кексов, фольги и зажимов для проводки. Затем вышла на улицу и проложила тропинку через двор к небольшой изящной елочке, которая росла на полянке у леса.
Ночью, как только стемнело, Сара вошла в эту комнату, помогла матери подняться, принесла халат, помогла надеть тапочки. Поставив стул у самого окна, она довела больную до него. Это было всего лишь десять шагов, но они давались ей невероятным усилием воли, и казалось, что их сотня.
Сара помнила восхищенный вздох матери: тропинка, ведущая к рождественской елочке, сияла огнями, а на самом дереве сверкали пятьдесят подсвечников. Сара повязала красные банты на ветки, но было уже слишком темно, и их не было видно. Они с матерью стояли у окна, обнявшись и не говоря ни слова, пока одна за другой не догорели все свечи…
– Это было наше Рождество, мама, – сказала она, стоя у окна и вспоминая обо всем.
Ее мама так многому успела научить ее. Праздники были самым важным в жизни, их нельзя было не отмечать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28