— Я без доклада, он ждет, — и, не заметив, что каблук ее туфли зацепился за край коврового покрытия, рванула на себя тяжеленную дверь.Дверь поддалась легко, но Катя, не удержав равновесия, в кабинет Водорезова не вошла, а в буквальном смысле влетела — головой вперед, инстинктивно вытянув руки, обронив все до одной папки, из которых весело вытряхнулись и разъехались по полу востребованные начальником бумаги. Что-то треснуло, чем-то хрустнуло, где-то разорвалось… Еще не вставая с пола, Катя почувствовала, как по колготкам вниз с легкой щекоткой поползла проклятая стрелка. И, кажется, у туфли отвалился каблук!— Боже мой, Катя, голубушка! Вы не ушиблись? — кинулся к ней шеф. Злости в нем как не бывало, испуганный за здоровье сотрудницы Водорезов снова стал самим собой. — Погодите, не вставайте, потрясите головой — вот так! Не болит? Не кружится? А руки-ноги? Пошевелите! Пошевелите, я вам говорю! Не болит? Слава богу! Ну теперь вставайте, только осторожно, не торопитесь, давайте я вам помогу!— Спасибо, Игорь, Михайлович, ничего страшного, я сама, спасибо… Вот бумаги, вы просили…— Да бог с ними, с бумагами, главное, что с вами все в порядке!Ей было стыдно, обжигающе стыдно, стыдно и за свою нерасторопность, неуклюжесть, за порванные колготки и сломанный каблук… Катя провела рукой по юбке — так и есть, разошлась по самому шву!Поспешно отвернуться, попридержать пальцами разверстые края — но, конечно, все было бесполезно, оба мужчины все равно были свидетелями ее позора!Оба! — и шеф, и его загадочный гость, который тоже поспешил на помощь Катюше. Чувствуя, как по лицу дорожками заструились частые слезы, она искоса взглянула на этого человека, теперь его можно было разглядеть — и чуть не завыла с досады и новой нахлынувшей волны стыда!Гостем Водорезова был Петр Истомин, ее первая любовь, брат когда-то лучшей подруги, тот самый, о ком она мечтала с такой страстью, что даже не пошла на его свадьбу!— Знаете что, Катерина? — с фальшивой бодростью в голосе заговорил ее начальник. — Сегодня явно не ваш день. Так бывает, я даже по себе это знаю. Давайте не будем рисковать дальше, а устроим-ка вам отгул, а? Как вы на это смотрите? Оставьте бумаги здесь, не надо, не собирайте, я сам — и езжайте, голубушка, домой. Тем более что вам надо привести себя в порядок. Посидите дома, отдохните, а уж завтра попрошу вас прийти на работу в другом настроении…«Жизнь кончена. Кончена жизнь», — говорила она себе, ковыляя к себе. Мимо людей в приемной она прошла, не замечая их. Посетители же взирали на растрепанную и заплаканную девушку в разорванной юбке, с ужасом: уж не насилует ли этот Водорезов своих сотрудниц в промежутках между деловыми встречами?!От слез все плыло перед глазами. «Дойду до туалета, там и доплачусь», — подумала Катя, чувствуя приближение истерики.
В это время в кабинете Игоря Водорезова мужчины, еще не пришедшие в себя после стремительного Катюшиного визита, посмотрели друг на друга, похлопали глазами и засмеялись. Хозяин кабинета в конце концов рухнул обратно в крутящееся кресло и, колыхаясь от хохота всем телом, плеснул в стакан теплой минералки.— Кто это такая? — спросил гость, поглаживая слегка посеребренный висок. Теперь у него улыбались только глаза да слегка подрагивали на колене длинные пальцы.Референт мой, из начинающих. Образование, правда, не юридическое, а филологическое, но я такую и искал, чтобы речи и доклады по-русски грамотно могла составлять. Вообще-то она довольно толковая девица, просто с ней всегда что-то не то происходит — то опоздает, то упадет… наверно, я сам виноват. Напугал бедняжку, разорался, угрожать начал, она и голову потеряла. Ой, не могу! Как она тут… На ковре-то!Водорезов снова зашелся в приступе неудержимого веселья.— Мне кажется, я где-то ее видел… А впрочем, не важно. Вернемся к нашим баранам, Игорь. Со временем у меня сегодня не очень.— Да-да. Извини, не смог удержаться — очень уж у нее глупое лицо было. Надо этой Андреевой под каким-нибудь предлогом премию, что ли, выписать, пусть утешится. Так, теперь о тебе. Значит, решение окончательное? Развод?— Окончательное. И знаешь, Игорь, я бы предпочел, чтобы ее как можно меньше тревожили. У Аньки на руках маленький ребенок, и потом, сестра не совсем здорова. Я потому и пришел к тебе, чтобы, во-первых, попросить заняться этим делом лично, а во-вторых, чтобы оградить ее от этих хлопот… Все твои расходы будут учтены, в этом не сомневайся.Я не сомневаюсь. Аньке твоей привет передавай, помню ее хорошо — бедовая была девчонка. Не беспокойся, Петро, сделаем все в лучшем виде. На днях подготовим для нее все бракоразводные документы, пусть один раз придет, подпишет — и все. Больше никаких хлопот, пусть сидит дома, сына растит. У нее ведь сын?— Сын. Алешка. И ты знаешь, хороший такой пацаненок. Смешной…
В туалетной комнате Катя окунула в ладони алое зареванное лицо. Раз, другой, третий. Перед глазами стоял Петр Истомин — господи, господи, за что ты меня так наказал, почему мы встретились именно так?!Сейчас Катюше казалось (а может быть, так оно и было на самом деле), что все эти годы она подсознательно ждала именно его. Его! К своим воспоминаниям о Петре она вернулась не сейчас — они пришли к ней несколько месяцев назад, пришли, как добрые старые знакомые, и встали на защиту от прежнего, стыдного, страшного…Это случилось в тот день, когда, вернувшись с работы домой, она обнаружила в своей квартире Валентика, удобно расположившегося в кресле. Ноги его были сложены на стеклянный столик, потускневшие глаза в рамке красных век бездумно пялились в телевизор.— Привет, моя хорошая! — Валентик не сделал ни малейшего движения, чтобы встать навстречу застывшей в дверях Катерине, но вытянул губы трубочкой и издал звук, отдаленно похожий на звук воздушного поцелуя.— Не хочешь здороваться? Жаль, жаль, жаль… А почему ты не спрашиваешь меня, что я тут делаю? Неужели тебе это неинтересно? А как я провел все это время — «все-е эй го-ды-ы без тебя-я», — провел он треснувшим тенорком и засмеялся, обнажая неожиданно черные зубы, — чего поделываю, чем жил-занимался — тоже неинтересно? Молчишь? Странно. Ты знаешь, я ведь могу и обидеться.Катя смотрела на мужа не отрываясь. Она не видела его три с лишним года. Время и новые заботы загасили последние искры тлеющего чувства, остались одни уголечки. И причина сегодняшнего пристального внимания к Валентику была другая — Катю Поразило, как за это короткое время переменился Валентик.Очарование юности покинуло его, а вместе с ним ушло и всегдашное обаяние балованного ребенка. Прелестный волоокий паренек, дышащий здоровьем и беззаботностью, превратился в невысокого худого человека не первой свежести. Юношеская хрупкость переродилась в болезненную худобу, пышноволосая прическа повисла сальными прядями, персиковый румянец уступил место сизоватому оттенку, проступившему на натянутой на скулах коже. Подкупающе безмятежное выражение глаз сменилось лихорадочным и явно нездоровым блеском. Валентик нервно, словно встревоженная кошка, облизывал бледные губы и судорожно сжимал и разжимал руки на подлокотниках.— Я, кажется, понял! — сказал он, коротко хохотнув лающим смехом. — Ты все еще на меня сердишься, дорогая! Я, кажется, имел глупость переспать с твоей лучшей подругой. Хотя, если смотреть на такие вещи беспристрастно, ты сама была виновата: не стоило оставлять слабовольного любимого мужа так надолго и одного! Но в данном случае, родная моя, дорогая-любимая-милая-красивая, я предлагаю отложить выяснение этих маленьких пикантных деталей на потом. Сейчас…По лицу его и по всему телу прошла судорога — Катя с ужасом смотрела, как на лбу у Валентика прямо на ее глазах выступил крупный прозрачный пот. Уголки губ поползли вниз, задергалась щека, правый глаз стал неожиданно косить — и все это в одну минуту! Валентик походил сейчас на клоуна, играющего в глупой и фальшивой буффонаде.— Катя… — прохрипел он и вскочил с кресла, продолжая так же страшно дергать щекой. — Катя, дай мне денег… Дай мне денег, мне очень надо, я умру, если ты мне откажешь, дай мне денег, Катя, дай, дай, дай, дай…Она попятилась, Валентик сделал шаг ей навстречу и вдруг упал на колени, как будто ему враз подрубили обе ноги.— Катя! — Она не верила своим глазам: он плакал! — Катя, умоляю тебя, детка, красавица, счастье мое, дай мне денег!!! Мне нужно, нужно, мне сейчас очень плохо, любимая, и будет еще хуже, намного хуже, если ты не дашь! Дай мне денег, дай! Я знаю, у тебя есть!— Сколько? — наконец-то она смогла выдавить из себя хоть какое-то слово! — Сколько тебе надо?— На дозу! — Валентик плакал и обнимал ее ноги. — Мне надо на дозу, на одну-единственную, маленькую дозу, и я уйду, я уйду от тебя, Катюша, я сразу же от тебя уйду..Катя дрожащими руками открыла сумочку и отдала ему все, что там было — половину своей зарплаты.Потом он приходил к ней еще и еще раз, всегда с одной и той же просьбой. По его совершенно сумасшедшим глазам Катя давно поняла, что нет в мире унижения, на которое когда-то такой уверенный в себе Валентик не мог пойти ради нескольких сотен рублей, служивших для него пропуском в несколько часов благостного забвения. Он был страстным, законченным и безнадежным наркоманом.Она уже знала его историю, которая составилась из обрывистых слов и покаянных уговоров, которыми Валентик вымаливал у нее очередную подачку.Связавшись после произошедшего с Катюшей несчастья с женщиной много старше себя, он на время окунулся в океан удовольствий — пятидесятилетняя дама покрыла юного любовника дождем ласк и подарков, возила одевать в дорогие магазины, по четыре раза в год брала с собой на роскошные курорты. Университет он бросил — шелест купюр в кошельке патронессы затмил для него все, даже неприятный холодок в желудке, возникавший всякий раз, когда Валентику в полумраке роскошной спальни приходилось дотрагиваться до стареющих плеч своей повелительницы. Чтобы избавиться от этого досадного ощущения, он, сам того не замечая, подсел на легкие — сначала легкие — наркотики. Денег у Валентика было теперь полны карманы, и почему не попробовать в этой жизни все?А потом… потом он ей надоел. Пресытившаяся любовью симпатичного, но не слишком далекого в смысле ума и жизненного опыта молодого человека, знающая себе цену банкирша в один прекрасный день подарила ему золотой портсигар с трогательной надписью, а наутро дала распоряжение секретарю и охране больше не пускать Валентика к себе как домой, так и на работу. И телефон ее перестал отзываться на призыв Валентикова мобильника. И свет ее окон в элитном доме на Остоженке был больше не для него. Не было никаких объяснений, не было расставаний с красивыми словами — его просто выставили на улицу.Ошеломленный, не в силах поверить, что удача отвернулась от него, Валентик бродил по Москве совершенно без денег с одним позвякивающим золотым портсигаром во внутреннем кармане пиджака и совершенно не представлял себе, куда можно податься.А потом началась «ломка» — что это такое, могут понять только наркоманы, и не дай бог узнать этого больше никому.
…Катя в последний раз провела по щекам мокрыми руками, сунула их под кран, смывая черные разводы потекшей туши и, глубоко вздохнув, потянулась за бумажным полотенцем. Приблизила лицо к зеркалу — не слишком ли распухли нос и губы. Конечно, слишком! Нечего было даже надеяться, что ее зареванный вид будет не замечен коллегами. Сейчас, без косметики и очков, она снова стала похожей на школьницу, которую здорово подергали за косички.На фаянсовом крае раковины что-то блеснуло. Катя машинально протянула руку — и обомлела. На ладони у нее лежало массивное, но интересно выполненное в антикварном стиле кольцо из старинного золота с ярко-синим — сапфировым? — сердечком, вдавленным в ажурное переплетение золотых завитушек. Красивая, хотя и несколько аляповатая вещичка. Катя и сама бы не отказалась от такой, тем более что теперь у нее нет ни одного украшения…«Кто-то из клиенток забыл. Рассеянная дамочка, подошла к раковине помыть руки, сняла кольцо и… Есть же на свете женщины, которые могут позволить себе терять такие вот вещи!»Бросив в корзину комок порванных колготок, кое-как заколов разорванную юбку тремя английскими булавками, что, по счастью, были у нее за отворотом пиджака, в последний раз глубоко вздохнув, Катя вышла из туалета. Черт, как шатается надломленный каблук! До дому не дойти, придется ехать на такси!— Ой, мамочки! Да что это с тобой, Катька?! — распахнула ей навстречу Маринка огромные глаза.— Так, у шефа на ковре побывала, — усмехнулась Катя нечаянному каламбуру. — Да не пялься ты на меня так, ерунда это все. Смотри лучше, что я нашла! Кто мог оставить, как ты думаешь? — И она кратко изложила историю находки, выложив кольцо поверх Маринкиной косметички.— Ух ты! — Подружка завертела в руках перстень, поочередно вдевая в него пухленькие пальчики. — Маловато! Жалко… Ну-ка, а ты?Кольцо легко прошло сквозь фаланги на безымянном Катином пальце. Девушка вытянула руку, любуясь слепящими на солнце искорками, которое выбрасывало драгоценное кружево с сапфировым сердечком посредине.— Прелесть какая, Кать! Прямо как на тебя делалось! Это же ручная работа, сразу видно!— Да какая разница, не себе же его оставлять, — кольцо было сдернуто с пальца, с легким стуком легло на стол между девушками. — Его кто-то из клиенток забыл. Надо выяснить кто, а то мало ли что, неприятностей потом не оберешься.— Ну вот еще — неприятностей! Из-за какой-то разини! — фыркнула Маринка. — Но ты права вообще-то, надо бы хозяйку эту выяснить. А! — хлопнула она в ладоши. — Я, кажется, знаю, кто это, Кать! Пока тебя не было, приходила тут одна — такая вся! «Шанелью» от нее за версту разило, а разодета так, как будто через полчаса ей на прием надо идти к английской королеве! Зашла, спросила, кто, мол, тут у вас краткую консультацию может дать, раз сам Водорезов занят… Я ее к Волкову отправила. В соседний кабинет.— Сходить к нему? — в раздумье остановилась Катюша.— Дуй, — согласилась Маринка. — Чем черт не шутит, может, дамочка награду тебе какую-нибудь даст за такую услугу. Вещь-то старинная, это сразу видно!О награде Катя вовсе не думала. И, кроме того, спохватилась она, я же не могу сейчас показаться кому бы то ни было на глаза в таком виде! И все же врожденная добросовестность не позволяла бросить дело на полдороге. Поколебавшись совсем немного, девушка притянула к себе телефонный аппарат.— Дима? — спросила Катя, услышав в трубке бодрое алеканье. Дмитрий Волков, подающий надежду молодой юрист, работал в конторе у Водорезова в качестве консультанта по семейным вопросам и славился среди сотрудниц веселым нравом и отзывчивостью. — Дим, тут такое дело…Понял, Кать! — Катюшину историю Волков перебил на полуслове. — Помню я эту мадаму, как не помнить, она только с четверть часа как ушла. Посидела всего с полчасика, но всю душу мне расспросами вымотала, ну до того оказалась подозрительная, просто допрос с пристрастием. И вопрос-то у нее был наиобыкновеннейший: что, мол, мне будет в смысле имущества, если я с мужем разведусь, причем по своей инициативе. Я, конечно, ответил, что то вам и будет, что половина от совместно нажитого имущества, раз брачного контракта нету. Тогда она, представляешь, Кать, давай меня расспрашивать про алименты. Я думал, из-за детей это все, а оказалось, что детей нет. Это она для себя! Для себя одной алименты хотела урвать! Дескать, я из неработающих женщин, домохозяйка по призванию! Тоже мне домохозяйка — да у нее ногти сантиметров пять, с такими когтями не то что по кухне крутиться — тряпку в руки не возьмешь! Из-за этих ногтей она сумочку свою, чтобы расплатиться, минуты три открыть не могла!Димка добродушно захохотал — воспоминание о самонадеянной посетительнице, истинной тигрице в помаде, которую ему удалось от имени всех мужчин так ловко поставить на место, доставляло ему удовольствие.— А телефон она тебе не оставила? — спросила Катя без особой надежды.А как же! Оставила! На случай, если я в семейном кодексе покопаюсь и какую-нибудь там лазейку для нее отковыряю. Безнадежное это дело, между нами говоря. Мне только одно интересно: ну неужели ей половины, целой по-ло-ви-ны имущества мало? Если по ее внешнему виду судить, там такая половина вырисовывается — нам бы с тобой до конца жизни хватило!— Продиктуй мне телефончик, Дим. Похоже, она тут у нас одну вещь забыла.— Записывай. — Волков охотно отбарабанил семь цифр. — Светланой Витальевной ее зовут.— Ага. Спасибо! — Катя нажала на рычаг, оборвав веселое Димкино стрекотание и набила продиктованный номер.— Слушаю. Кто это? — голос на том конце провода был низкий, с красивыми хрипловатыми модуляциями. До Кати доносилась приглушенная музыка и еле слышное позвякивание — похоже, дамочка сидела в ресторане или кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9
В это время в кабинете Игоря Водорезова мужчины, еще не пришедшие в себя после стремительного Катюшиного визита, посмотрели друг на друга, похлопали глазами и засмеялись. Хозяин кабинета в конце концов рухнул обратно в крутящееся кресло и, колыхаясь от хохота всем телом, плеснул в стакан теплой минералки.— Кто это такая? — спросил гость, поглаживая слегка посеребренный висок. Теперь у него улыбались только глаза да слегка подрагивали на колене длинные пальцы.Референт мой, из начинающих. Образование, правда, не юридическое, а филологическое, но я такую и искал, чтобы речи и доклады по-русски грамотно могла составлять. Вообще-то она довольно толковая девица, просто с ней всегда что-то не то происходит — то опоздает, то упадет… наверно, я сам виноват. Напугал бедняжку, разорался, угрожать начал, она и голову потеряла. Ой, не могу! Как она тут… На ковре-то!Водорезов снова зашелся в приступе неудержимого веселья.— Мне кажется, я где-то ее видел… А впрочем, не важно. Вернемся к нашим баранам, Игорь. Со временем у меня сегодня не очень.— Да-да. Извини, не смог удержаться — очень уж у нее глупое лицо было. Надо этой Андреевой под каким-нибудь предлогом премию, что ли, выписать, пусть утешится. Так, теперь о тебе. Значит, решение окончательное? Развод?— Окончательное. И знаешь, Игорь, я бы предпочел, чтобы ее как можно меньше тревожили. У Аньки на руках маленький ребенок, и потом, сестра не совсем здорова. Я потому и пришел к тебе, чтобы, во-первых, попросить заняться этим делом лично, а во-вторых, чтобы оградить ее от этих хлопот… Все твои расходы будут учтены, в этом не сомневайся.Я не сомневаюсь. Аньке твоей привет передавай, помню ее хорошо — бедовая была девчонка. Не беспокойся, Петро, сделаем все в лучшем виде. На днях подготовим для нее все бракоразводные документы, пусть один раз придет, подпишет — и все. Больше никаких хлопот, пусть сидит дома, сына растит. У нее ведь сын?— Сын. Алешка. И ты знаешь, хороший такой пацаненок. Смешной…
В туалетной комнате Катя окунула в ладони алое зареванное лицо. Раз, другой, третий. Перед глазами стоял Петр Истомин — господи, господи, за что ты меня так наказал, почему мы встретились именно так?!Сейчас Катюше казалось (а может быть, так оно и было на самом деле), что все эти годы она подсознательно ждала именно его. Его! К своим воспоминаниям о Петре она вернулась не сейчас — они пришли к ней несколько месяцев назад, пришли, как добрые старые знакомые, и встали на защиту от прежнего, стыдного, страшного…Это случилось в тот день, когда, вернувшись с работы домой, она обнаружила в своей квартире Валентика, удобно расположившегося в кресле. Ноги его были сложены на стеклянный столик, потускневшие глаза в рамке красных век бездумно пялились в телевизор.— Привет, моя хорошая! — Валентик не сделал ни малейшего движения, чтобы встать навстречу застывшей в дверях Катерине, но вытянул губы трубочкой и издал звук, отдаленно похожий на звук воздушного поцелуя.— Не хочешь здороваться? Жаль, жаль, жаль… А почему ты не спрашиваешь меня, что я тут делаю? Неужели тебе это неинтересно? А как я провел все это время — «все-е эй го-ды-ы без тебя-я», — провел он треснувшим тенорком и засмеялся, обнажая неожиданно черные зубы, — чего поделываю, чем жил-занимался — тоже неинтересно? Молчишь? Странно. Ты знаешь, я ведь могу и обидеться.Катя смотрела на мужа не отрываясь. Она не видела его три с лишним года. Время и новые заботы загасили последние искры тлеющего чувства, остались одни уголечки. И причина сегодняшнего пристального внимания к Валентику была другая — Катю Поразило, как за это короткое время переменился Валентик.Очарование юности покинуло его, а вместе с ним ушло и всегдашное обаяние балованного ребенка. Прелестный волоокий паренек, дышащий здоровьем и беззаботностью, превратился в невысокого худого человека не первой свежести. Юношеская хрупкость переродилась в болезненную худобу, пышноволосая прическа повисла сальными прядями, персиковый румянец уступил место сизоватому оттенку, проступившему на натянутой на скулах коже. Подкупающе безмятежное выражение глаз сменилось лихорадочным и явно нездоровым блеском. Валентик нервно, словно встревоженная кошка, облизывал бледные губы и судорожно сжимал и разжимал руки на подлокотниках.— Я, кажется, понял! — сказал он, коротко хохотнув лающим смехом. — Ты все еще на меня сердишься, дорогая! Я, кажется, имел глупость переспать с твоей лучшей подругой. Хотя, если смотреть на такие вещи беспристрастно, ты сама была виновата: не стоило оставлять слабовольного любимого мужа так надолго и одного! Но в данном случае, родная моя, дорогая-любимая-милая-красивая, я предлагаю отложить выяснение этих маленьких пикантных деталей на потом. Сейчас…По лицу его и по всему телу прошла судорога — Катя с ужасом смотрела, как на лбу у Валентика прямо на ее глазах выступил крупный прозрачный пот. Уголки губ поползли вниз, задергалась щека, правый глаз стал неожиданно косить — и все это в одну минуту! Валентик походил сейчас на клоуна, играющего в глупой и фальшивой буффонаде.— Катя… — прохрипел он и вскочил с кресла, продолжая так же страшно дергать щекой. — Катя, дай мне денег… Дай мне денег, мне очень надо, я умру, если ты мне откажешь, дай мне денег, Катя, дай, дай, дай, дай…Она попятилась, Валентик сделал шаг ей навстречу и вдруг упал на колени, как будто ему враз подрубили обе ноги.— Катя! — Она не верила своим глазам: он плакал! — Катя, умоляю тебя, детка, красавица, счастье мое, дай мне денег!!! Мне нужно, нужно, мне сейчас очень плохо, любимая, и будет еще хуже, намного хуже, если ты не дашь! Дай мне денег, дай! Я знаю, у тебя есть!— Сколько? — наконец-то она смогла выдавить из себя хоть какое-то слово! — Сколько тебе надо?— На дозу! — Валентик плакал и обнимал ее ноги. — Мне надо на дозу, на одну-единственную, маленькую дозу, и я уйду, я уйду от тебя, Катюша, я сразу же от тебя уйду..Катя дрожащими руками открыла сумочку и отдала ему все, что там было — половину своей зарплаты.Потом он приходил к ней еще и еще раз, всегда с одной и той же просьбой. По его совершенно сумасшедшим глазам Катя давно поняла, что нет в мире унижения, на которое когда-то такой уверенный в себе Валентик не мог пойти ради нескольких сотен рублей, служивших для него пропуском в несколько часов благостного забвения. Он был страстным, законченным и безнадежным наркоманом.Она уже знала его историю, которая составилась из обрывистых слов и покаянных уговоров, которыми Валентик вымаливал у нее очередную подачку.Связавшись после произошедшего с Катюшей несчастья с женщиной много старше себя, он на время окунулся в океан удовольствий — пятидесятилетняя дама покрыла юного любовника дождем ласк и подарков, возила одевать в дорогие магазины, по четыре раза в год брала с собой на роскошные курорты. Университет он бросил — шелест купюр в кошельке патронессы затмил для него все, даже неприятный холодок в желудке, возникавший всякий раз, когда Валентику в полумраке роскошной спальни приходилось дотрагиваться до стареющих плеч своей повелительницы. Чтобы избавиться от этого досадного ощущения, он, сам того не замечая, подсел на легкие — сначала легкие — наркотики. Денег у Валентика было теперь полны карманы, и почему не попробовать в этой жизни все?А потом… потом он ей надоел. Пресытившаяся любовью симпатичного, но не слишком далекого в смысле ума и жизненного опыта молодого человека, знающая себе цену банкирша в один прекрасный день подарила ему золотой портсигар с трогательной надписью, а наутро дала распоряжение секретарю и охране больше не пускать Валентика к себе как домой, так и на работу. И телефон ее перестал отзываться на призыв Валентикова мобильника. И свет ее окон в элитном доме на Остоженке был больше не для него. Не было никаких объяснений, не было расставаний с красивыми словами — его просто выставили на улицу.Ошеломленный, не в силах поверить, что удача отвернулась от него, Валентик бродил по Москве совершенно без денег с одним позвякивающим золотым портсигаром во внутреннем кармане пиджака и совершенно не представлял себе, куда можно податься.А потом началась «ломка» — что это такое, могут понять только наркоманы, и не дай бог узнать этого больше никому.
…Катя в последний раз провела по щекам мокрыми руками, сунула их под кран, смывая черные разводы потекшей туши и, глубоко вздохнув, потянулась за бумажным полотенцем. Приблизила лицо к зеркалу — не слишком ли распухли нос и губы. Конечно, слишком! Нечего было даже надеяться, что ее зареванный вид будет не замечен коллегами. Сейчас, без косметики и очков, она снова стала похожей на школьницу, которую здорово подергали за косички.На фаянсовом крае раковины что-то блеснуло. Катя машинально протянула руку — и обомлела. На ладони у нее лежало массивное, но интересно выполненное в антикварном стиле кольцо из старинного золота с ярко-синим — сапфировым? — сердечком, вдавленным в ажурное переплетение золотых завитушек. Красивая, хотя и несколько аляповатая вещичка. Катя и сама бы не отказалась от такой, тем более что теперь у нее нет ни одного украшения…«Кто-то из клиенток забыл. Рассеянная дамочка, подошла к раковине помыть руки, сняла кольцо и… Есть же на свете женщины, которые могут позволить себе терять такие вот вещи!»Бросив в корзину комок порванных колготок, кое-как заколов разорванную юбку тремя английскими булавками, что, по счастью, были у нее за отворотом пиджака, в последний раз глубоко вздохнув, Катя вышла из туалета. Черт, как шатается надломленный каблук! До дому не дойти, придется ехать на такси!— Ой, мамочки! Да что это с тобой, Катька?! — распахнула ей навстречу Маринка огромные глаза.— Так, у шефа на ковре побывала, — усмехнулась Катя нечаянному каламбуру. — Да не пялься ты на меня так, ерунда это все. Смотри лучше, что я нашла! Кто мог оставить, как ты думаешь? — И она кратко изложила историю находки, выложив кольцо поверх Маринкиной косметички.— Ух ты! — Подружка завертела в руках перстень, поочередно вдевая в него пухленькие пальчики. — Маловато! Жалко… Ну-ка, а ты?Кольцо легко прошло сквозь фаланги на безымянном Катином пальце. Девушка вытянула руку, любуясь слепящими на солнце искорками, которое выбрасывало драгоценное кружево с сапфировым сердечком посредине.— Прелесть какая, Кать! Прямо как на тебя делалось! Это же ручная работа, сразу видно!— Да какая разница, не себе же его оставлять, — кольцо было сдернуто с пальца, с легким стуком легло на стол между девушками. — Его кто-то из клиенток забыл. Надо выяснить кто, а то мало ли что, неприятностей потом не оберешься.— Ну вот еще — неприятностей! Из-за какой-то разини! — фыркнула Маринка. — Но ты права вообще-то, надо бы хозяйку эту выяснить. А! — хлопнула она в ладоши. — Я, кажется, знаю, кто это, Кать! Пока тебя не было, приходила тут одна — такая вся! «Шанелью» от нее за версту разило, а разодета так, как будто через полчаса ей на прием надо идти к английской королеве! Зашла, спросила, кто, мол, тут у вас краткую консультацию может дать, раз сам Водорезов занят… Я ее к Волкову отправила. В соседний кабинет.— Сходить к нему? — в раздумье остановилась Катюша.— Дуй, — согласилась Маринка. — Чем черт не шутит, может, дамочка награду тебе какую-нибудь даст за такую услугу. Вещь-то старинная, это сразу видно!О награде Катя вовсе не думала. И, кроме того, спохватилась она, я же не могу сейчас показаться кому бы то ни было на глаза в таком виде! И все же врожденная добросовестность не позволяла бросить дело на полдороге. Поколебавшись совсем немного, девушка притянула к себе телефонный аппарат.— Дима? — спросила Катя, услышав в трубке бодрое алеканье. Дмитрий Волков, подающий надежду молодой юрист, работал в конторе у Водорезова в качестве консультанта по семейным вопросам и славился среди сотрудниц веселым нравом и отзывчивостью. — Дим, тут такое дело…Понял, Кать! — Катюшину историю Волков перебил на полуслове. — Помню я эту мадаму, как не помнить, она только с четверть часа как ушла. Посидела всего с полчасика, но всю душу мне расспросами вымотала, ну до того оказалась подозрительная, просто допрос с пристрастием. И вопрос-то у нее был наиобыкновеннейший: что, мол, мне будет в смысле имущества, если я с мужем разведусь, причем по своей инициативе. Я, конечно, ответил, что то вам и будет, что половина от совместно нажитого имущества, раз брачного контракта нету. Тогда она, представляешь, Кать, давай меня расспрашивать про алименты. Я думал, из-за детей это все, а оказалось, что детей нет. Это она для себя! Для себя одной алименты хотела урвать! Дескать, я из неработающих женщин, домохозяйка по призванию! Тоже мне домохозяйка — да у нее ногти сантиметров пять, с такими когтями не то что по кухне крутиться — тряпку в руки не возьмешь! Из-за этих ногтей она сумочку свою, чтобы расплатиться, минуты три открыть не могла!Димка добродушно захохотал — воспоминание о самонадеянной посетительнице, истинной тигрице в помаде, которую ему удалось от имени всех мужчин так ловко поставить на место, доставляло ему удовольствие.— А телефон она тебе не оставила? — спросила Катя без особой надежды.А как же! Оставила! На случай, если я в семейном кодексе покопаюсь и какую-нибудь там лазейку для нее отковыряю. Безнадежное это дело, между нами говоря. Мне только одно интересно: ну неужели ей половины, целой по-ло-ви-ны имущества мало? Если по ее внешнему виду судить, там такая половина вырисовывается — нам бы с тобой до конца жизни хватило!— Продиктуй мне телефончик, Дим. Похоже, она тут у нас одну вещь забыла.— Записывай. — Волков охотно отбарабанил семь цифр. — Светланой Витальевной ее зовут.— Ага. Спасибо! — Катя нажала на рычаг, оборвав веселое Димкино стрекотание и набила продиктованный номер.— Слушаю. Кто это? — голос на том конце провода был низкий, с красивыми хрипловатыми модуляциями. До Кати доносилась приглушенная музыка и еле слышное позвякивание — похоже, дамочка сидела в ресторане или кафе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9