– Благодарю за информацию, мисс Ланчестер. Но знаете, понятие семейной собственности знакомо и латиноамериканцам.
– В таком случае, – не сдавалась Порция, – мне остается только удивляться, что вам пришло в голову задать такой экстравагантный вопрос.
– Экстравагантный? Вы же сами заметили, что некоторые необычные обстоятельства могут подтолкнуть владельцев к продаже.
Порция продолжала пристально смотреть на него.
– Но у нас нет никаких таких обстоятельств, мистер Саес. А значит, это совершенно невозможно, чтобы Солтон был выставлен на продажу. Ни сейчас, ни в будущем.
Странное выражение промелькнуло в его глазах и исчезло. Потом он усмехнулся и заметил:
– Все продается, Порция. Все. Разве вы этого не знали?
Сейчас в его голосе звучала откровенная издевка. И даже больше – насмешливый вызов.
Порция почувствовала, как страх леденит ее тело; немного придя в себя, она вздернула подбородок и произнесла:
– В вашем мире, возможно, мистер Саес. Но не в моем.
– Вы так считаете? – Он помедлил и добавил: – Вы и вправду столь невинны, какой кажетесь? А ведь мне сказали, что вы были помолвлены целых два года.
Он протянул руку, осторожно касаясь подушечками пальцев ее шеи, потом щеки. Порция слышала только оглушающее биение собственного сердца. Она хотела убежать, сделать хоть что-нибудь, но не могла пошевелиться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Он придвинулся ближе к Порции. В помещении, кроме них двоих, больше никого не было. Порция вдыхала его аромат – мужской запах, дорогой эксклюзивный лосьон после бритья. Она ощущала жар его тела, да и своего собственного тоже, потому что вся пылала.
– Не вздумайте...
Ее голос пресекся. Панический страх стиснул горло, лишая возможности говорить.
– Не вздумайте? Значит, вот как вы пытались обескуражить своего жениха? Мне сказали, что вы очень холодная женщина, Порция, холодная как лед. Но это неправда...
Пальцы Диего нежно прижали пульсирующую жилку на ее шее. Сердце девушки замерло и забилось с удвоенной силой, кровь бросилась ей в лицо. Порция стояла неподвижно, смотря прямо в глаза Диего, который все ближе и ближе наклонялся к ней.
Его губы медленно скользили по губам Порции, а рука крепко удерживала ее в неподвижности, не давая возможности выскользнуть и скрыться. Кровь барабанила в ушах, наполняя Порцию чувством восторга и желанием продлить это ощущение как можно дольше.
О, это был иной мир, иная вселенная! Еще никогда ни один мужчина не целовал ее так. Порции вообще прежде не нравилось целоваться – она проделывала это только потому, что полагала: от нее именно этого ждут, но всегда радовалась, когда поцелуй заканчивался.
Этот поцелуй был исполнен какой-то холодной страсти, стремления обладать ею, но нес в себе оттенок интимного удовольствия, намек на нечто такое, что каждая косточка в ее теле, казалось, расплавилась от предвкушения.
Внезапно Диего отпустил ее и оставил стоять так, ослепленную, растерянную, едва ли не шатающуюся на ногах.
– Вот идиоты! Как можно считать тебя холодной! – Какое-то время он пристально изучал ее лицо, потом с изумлением воскликнул: – Неужели ты всерьез решила, что сможешь спрятать свою красоту под этим чудовищным платьем? – Теперь он говорил тихо и так мягко, что дрожь пробежала по ее спине. – Сколько ты можешь спасаться бегством, Порция? – Его голос снова изменился, стал ровным, с тем неуловимым американским акцентом, который резал ее слух при первой встрече. – Что ж, это было забавно, но теперь... – Он взял ее под руку: – Нам пора возвращаться к остальным, а то наше столь длительное отсутствие породит сплетни.
Порция вдруг с ужасом осознала случившееся. Диего Саес целовал ее. Человек, олицетворявший все, что она ненавидела, человек, обращавшийся с женщинами как с дичью, которую нужно загнать и получить за это охотничий кубок. Со сжавшимся сердцем Порция шагала рядом с Диего Саесом, возвращаясь в зал. Она дышала с трудом, думая только о том, как бы совладать со своими чувствами, чтобы вести себя непринужденно. Однако эмоции продолжали обуревать ее: Саес просто полакомился ею, точно она была спелым плодом, аппетитным персиком на рыночном прилавке! Однако еще большим оскорблением было то, что она при этом растаяла в сладостной неге, что упоительная слабость все еще эхом звучала в ней. А следом, перекрывая все прочие переживания, к ней снова подкатил панический страх. Чувство опасности было таким осязаемым, таким сильным, что она ужаснулась.
Диего сильнее сжал ее локоть, когда они медленно проходили по залу, то и дело, останавливаясь, чтобы перекинуться парой любезностей со знакомыми. И вскоре, как ни занята была Порция своими ощущениями, она поняла: люди глазеют на нее – кто явно, кто украдкой, кто мельком, кто пристально. Все заметили ее присутствие подле Диего Caeca.
Так значит, он все же получил, чего добивался! Но она должна заставить его понять, что, сколько бы красивых и знаменитых женщин ни побывало в его постели, она не присоединится к их числу.
А Диего Саес тем временем спокойно стоял рядом, держа ее под руку. Порция чувствовала себя как рабыня, которую торжествующий римский полководец включил в свое триумфальное шествие. Она продолжала улыбаться, машинально произносила обычные учтивые слова и при этом не могла избавиться от мерцавшего в ней жара, разбуженного руками и губами этого человека.
Конечно, Порция старалась игнорировать реакцию окружающих, призывала на помощь все свое самообладание, надеялась продержаться до конца.
Но когда же он наступит, этот конец? В какой-то момент она поняла, что они движутся к выходу. А затем голос Диего над ухом произнес:
– Нет, извините, только не сегодня. Вечер у меня уже занят.
И он опустил взгляд на Порцию. Его собеседник, кто бы то ни был, издал понимающий смешок и отошел. А затем кто-то из служащих галереи любезно принес ее жакет из гардероба, и Диего помог ей одеться. И лицо, и все тело Порции одеревенело. Она слышала, как Диего с кем-то прощается, потом он вывел ее на улицу.
Она чувствовала себя как зомби, существо, лишенное собственной воли и не принадлежащее себе. Диего Саес завладел ею.
Сердце ее гулко колотилось, когда она усаживалась в машину, дверцы которой перед ней придерживал шофер.
Она сидела прямо и неподвижно, уставившись на стеклянную перегородку, отделявшую заднюю часть лимузина от водительского сиденья. Ей хотелось закричать, выскочить из машины, но какая-то мощная сила, воздействия которой она еще никогда в своей жизни не испытывала, удерживала ее на месте и в безмолвии.
Именно эта сила заставила Порцию повернуть голову и остановить взгляд на высоком темноволосом мужчине, сидевшем рядом с ней. Он улыбнулся – долгой, чувственной улыбкой.
– Ну, Порция, вот мы, наконец, и одни.
– Я была бы вам очень признательна, мистер Саес, если бы вы высадили меня на стоянке такси у ближайшей станции метро. Я не намереваюсь проводить остаток вечера с вами.
– Мы поужинаем вместе, – проговорил Диего небрежным тоном, словно не слышал ее слов. – Я заказал столик у Клериджа.
Глаза Порции вспыхнули – ярость и панический ужас вновь слились в одно целое, мучительное чувство.
– В таком случае откажитесь от своего заказа, мистер Саес! Я не стану ужинать с вами.
Что со мной происходит? Зачет он делает это со мной? Как ему это удается? Он мне не нравится, я хочу выйти из машины и бежать, бежать, бежать...
Опасность сгущалась вокруг нее. Опасность, олицетворенная в этом высоком смуглом человеке.
Он протянул руку и легко, нежно погладил ее щеку. Порция отпрянула, словно получила удар тока напряжением в тысячу вольт.
– Не прикасайтесь ко мне!
– Но ведь ты хочешь этого, Порция. И я тоже.
Он наклонился к ней. Его рука приподняла лицо Порции, губы дотронулись до ее губ. Кипящая лава медленно таяла в ее жилах, тело растворялось в его объятиях...
Я не должна позволять ему... Но ведь позволила! Ему, Диего Саесу, пресыщенному типу, который вознамерился развлечься с ней. Какой позор, какое унижение отдаться в его полную власть...
Диего отодвинулся, и Порция смутно поняла, что машина остановилась.
– Все начнется сегодня вечером, Порция.
И он улыбнулся ей своей долгой, чувственной улыбкой.
Именно эта улыбка помогла ей, в конце концов, прийти в себя, пробиться сквозь волну расслабляющего паралича – из глубин ее «я» поднялось новое, мощное чувство.
Порцию охватил ледяной всепоглощающий гнев.
Гнев на Диего Caeca, который с легкостью отважился пользоваться ею как вещью; и гнев на себя, поскольку она разрешила ему делать то, что не позволяла до сих пор никому. Ему, кого она так презирала, – ничтожному любителю удовольствий, испорченному легионом обожающих его женщин.
Порция задрожала. Теперь к ярости примешивался и страх: в глубине души она прекрасно сознавала, что Диего Саес имеет над ней власть, которой она не может противостоять, которую она прежде и вообразить-то себе не могла. Каждой клеточкой своего тела Порция боролась против этой тиранической силы, отвергала ее, исполненная стыда и отчаяния.
Распахнув дверцу, Порция выбралась наружу. Диего Саес вышел из машины и что-то сказал водителю. Тот кивнул и тотчас отъехал.
– Идем же, – сказал Диего и взял ее под руку.
Порция резко высвободилась, дрожа от одной только мысли, что этот человек, похоже, даже не допускает сомнений в ее полной покорности его воле.
– Уберите руки, – сердито заявила она.
Весь остальной мир исчез для Порции. Каким-то краем сознания она понимала, что стоит на Брук-стрит, возле ресторана, что в нескольких метрах от нее находится швейцар, что на тротуаре присутствуют другие люди, только что высадившиеся из такси.
Необходимость немедленно спасаться бегством вытеснила из ее головы все другие мысли и чувства. Порция зашагала прочь, к фасаду отеля, стоявшего возле перекрестка.
Задыхаясь, она услышала позади шаги – быстрые, тяжелые.
Рука легла ей на плечо, останавливая и поворачивая лицом к себе.
– Порция...
– Как вы смеете удерживать меня? – прошипела она. – Как смеете до меня дотрагиваться? Вы мне противны! Неужели вы всерьез решили, будто сможете вот так попользоваться мной? – Ее голос звучал с ледяным пренебрежением, холодные серые глаза сверкали презрением и отвращением. – Неужели вы думаете, что я допускаю возможность любовной интрижки с вами? Думаете, что я унижусь до такого типа, как вы? Что деньги делают вас настолько желанным?
Выражение его глаз изменилось, и на секунду это напугало Порцию. Но затем оно исчезло – точно захлопнулись металлические ворота, – а лицо Диего стало похожим на застывшую маску.
Дыхание Порции сбилось, стало тяжелым, будто ее легкие наполнились льдом. Прямая и неподвижная, с гордо поднятым подбородком, она стояла, излучая презрение.
Диего тоже стоял совершенно неподвижно – но это была неподвижность ягуара, замершего перед броском.
– Что ж, если таковы ваши чувства ко мне, – проговорил он, – мне остается только пожелать вам спокойной ночи.
Резко развернувшись, он направился к гостинице, и его шаги не были ни слишком быстрыми, ни слишком медленными.
* * *
Диего Саес поднялся в бар, и завидевший его бармен поспешил принять заказ.
– Виски.
Щека Диего нервно подергивалась. Вскоре перед ним уже стоял стакан, который он осушил одним глотком, понимая, что не может избавиться от преследующего его образа.
Нет, это была не Порция Ланчестер, а другая женщина. Шикарная, безукоризненно одетая, с иссиня-черными волосами, тяжелым кольцом свернутыми на затылке, ярко-красными губами. Ее глаза были темны как сам грех – ничего похожего на холодные серые глаза Порции Ланчестер.
Но выражение на их лицах было абсолютно одним и тем же – презрение, отвращение, ужас.
Он снова услышал этот голос:
– Что? Ты сын Кармиты? Это невозможно! – Красивая рука, унизанная перстнями с бриллиантами и изумрудами, указала ему на дверь. – Убирайся или я велю выкинуть тебя вон!
Больше всего в этой сцене его поразило бескрайнее изумление, которое звучало в голосе Мерседес де Карвельо. Она никак не могла поверить, что сын ее служанки не только вернулся, но и вошел прямо через парадные двери ее дома и заявил ей, что поместье – эстансия – теперь принадлежит ему.
То был сладчайший момент его жизни, но и самый горький тоже, ибо настал слишком поздно и те два человека, ради которых он все это сделал, уже не были с ним. Отец умер пятнадцать лет назад, от рака, вызванного канцерогенами, применявшимися на банановой плантации имения, а мать чуть позже попала под колеса спортивной машины Мерседес, которую та вела со скоростью восемьдесят миль в час и с бутылкой шампанского в руке.
Мерседес обращалась с каждым из тысячи своих слуг как с грязью, она и его желала выкинуть отсюда как грязь. Но теперь Диего сумел избавиться от нищеты, в которой родился. Благодаря глупой и безжалостной экстравагантности ее покойного мужа он, Диего Саес, владел здесь всем – каждой пядью этого гигантского поместья.
И отныне в его воле было делать все, что пожелает. Например, сказать этой женщине, чтобы убиралась вон, – точно так же, как и она сказала это двенадцатилетнему мальчику, хотя тело его матери еще не остыло в могиле. Она вышвырнула его прочь, запретила другим работникам помогать ему – из-за того, что он посмел назвать ее убийцей. Убийцей его матери.
И он ушел пешком, шагал долгие, изнурительные мили, день за днем, неделя за неделей, пока не добрался до города. Его босые ноги кровоточили, кожа свисала с костей, как лохмотья, и он был чудовищно голоден – как волк, как собака, как тысячи других, никому не нужных мальчишек его родины.
Диего ничего не унес с собой из поместья, ничего, кроме обжигающего желания добиться справедливости.
И он добился справедливости – много лет спустя, в тот день, когда приказал Мерседес покинуть дом, который ей больше не принадлежал...
Медленно, очень медленно взгляд Диего прояснился – он вернулся в настоящее и теперь видел перед собой другое лицо. Холодное, бледное лицо англичанки, исполненное отвращения и презрения.
Бармен снова подошел к нему, и Диего подвинул свой пустой стакан:
– Повторите.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Порция стояла возле окна в Утреннем салоне и смотрела на лужайку перед домом. Испещренный яркими желтыми пятнами нарциссов, танцующих на ветру, газон расстилался до самого озера. В ярком весеннем небе проплывали облачка.
Утренний салон был любимой комнатой Порции в Солтоне, она обожала ее изящную мебель из резного розового дерева с легким налетом китайского стиля, обои с набитым вручную рисунком, великолепный вид из окна. И сейчас, пока она любовалась желто-зеленым великолепием природы, чувство покоя начало заполнять ее, нервозность отступала.
Здесь, в Солтоне, она будет в безопасности. Порция приехала сюда на следующий же день после сцены возле ресторана, оставив Хью невразумительное сообщение, что срочно нуждается в незапланированном отдыхе.
Она почти не спала ночью, терзаемая беспокойными видениями, в которых Диего Саес мчался за ней по каким-то запутанным коридорам, беспощадно и жестоко преследовал ее, пока не загонял в угол... Он грозно надвигался на нее, заключал в свои объятия...
Он мне не нужен! Не нужен...
Порция повторяла про себя это слова точно заклинание. Желать такого мужчину, как Диего Саес, было неприлично и ненормально. Этому Саесу каким-то таинственным образом удалось миновать все уровни ее защиты, оборонительные сооружения, которые она возвела с таким тщанием и усердием после того, как осознала, что секс – это не для нее.
Она так и слышала, как Сьюзи нетерпеливо прерывает ее рассуждения:
«Да будет тебе, Порция! Джеффри просто тебе не подходит, вот и все. Только поэтому тебе не понравилось заниматься с ним любовью. Вот почему тебе просто-таки необходим кто-нибудь вроде Диего Caeca!»
На один бесстыдный миг Порция представила в спальне себя и Диего, медленно направляющегося к ней. Вот он развязывает галстук, снимает пиджак. Его темные, проницательные глаза смотрят прямо на нее...
Ей следует отправиться на прогулку вдоль озера, собрать букетик нарциссов, потом выпить чаю в библиотеке.
Порция решительно вышла из комнаты. Здесь, в Солтоне, с ней ничего не может случиться. Она вновь в родном, знакомом, безопасном окружении. Именно поэтому Солтон так важен для нее – не просто место, где всегда жило семейство Ланчестер, но и часть ее самой, часть ее души. Конечно, человек, не имеющий привилегии иметь собственное родовое гнездо, вряд ли смог бы понять ее. Такую самоотверженную преданность куску земли – куску родной земли – не объяснить тому, кто такого никогда не испытывал.
Она остро переживала это чувство сейчас, когда шагала в резиновых сапогах по полям, через леса, через рощу азалий.
Вернувшись домой, Порция ощущала приятную физическую усталость и свежесть ума.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12