И вы любите эти стихи так же, как и я, да?
Дамнянович. Люблю ли я их? Да, они – выражение моих собственных чувств, они – слово моей души, они…
Зорка (радостно всплеснув руками). Ах, как я рада! Как хорошо, что я встретила человека, который понимает их точно так же, как и я. Мы будем читать их вместе, целыми днями. Хотите? Раньше мне было не с кем, я читала их одна, даже пряталась иногда, чтобы почитать, а то надо мной смеялись.
Дамнянович. Смеялись?
Зорка. Не то чтобы смеялись, а так, делали замечания… что я не могу расстаться с этой книгой. Знаете, я даже сплю с ней.
Дамнянович (восхищенный). Спите! И сны, конечно, видите?
Зорка. Разумеется.
Дамнянович. Какие?
Зорка. Я всегда перед сном читаю это стихотворение. (Перелистывает книгу.) Вот оно:
Я бы хотел стать твоим сном,
Чтобы и ночью меня не забыла.
Чтобы заря, занявшись за окном,
Светлой улыбкою нас разбудила.
Дамнянович А затем?
Зорка. А затем… затем жду, чтобы меня улыбкой заря будила.
Дамнянович. А до этого, до того, как проснетесь?
Зорка. До этого? Я же вам сказала. Сплю и вижу сны.
Дамнянович. А что вы видите во сне?
Зорка. Разве я должна вам все говорить. Угадайте что-нибудь и сами.
Дамнянович. Может быть, вы его видите?
Зорка. Кого?
Дамнянович. Кого? Да этого поэта, Дамняновича?
Зорка. Да… я вижу его во сне… очень часто… всегда вижу.
Дамнянович. Скажите, как он выглядит, каким вы его видите во сне? И…
Зорка. Точно таким, каким я себе его представляю.
Дамнянович. А каким вы его себе представляете? Скажите мне, прошу вас, каким вы его представляете? Меня это страшно интересует: каким вы представляете себе Дамняновича?
Зорка. А почему это вас так интересует?
Дамнянович. Да как же это может меня не интересовать. Он, знаете… я действительно… то есть он мой самый лучший друг. Мы с ним неразлучные друзья, одна душа и одно тело… то есть… мы одно тело и две души… то есть… Черт меня побери, совсем запутался!
Зорка. Так вы хорошо знаете Дамняновича?
Дамнянович, Конечно. Лучше меня его никто не знает.
Зорка. Ну, тогда скажите, как он выглядит?
Дамнянович. Э, нет! Сначала вы скажите, каким вы его представляете.
Зорка. Я?… Я его представляю… как вам сказать… он для меня человек не обыкновенный.
Дамнянович. Как так?
Зорка. Так, он не может быть обыкновенным человеком.
Дамнянович. Вы думаете о нем, как о поэте, но в жизни он такой же человек, как и всякий другой.
Зорка. Нет, нет, нет! Он, который пишет такие прекрасные стихи, не может быть обыкновенным человеком.
Дамнянович. Но вы ошибаетесь, поэт тоже обыкновенный человек.
Зорка. Может быть. Может быть, поэт вообще, но он, Дамнянович? Нет! Я и других поэтов читала, правда, не столько раз, но читала. Они могут быть обыкновенными людьми, но Дамнянович… он не может быть обыкновенным человеком.
Дамнянович. А если бы он все-таки был обыкновенным человеком?
Зорка. Если бы был… если бы он был… я его больше не любила бы… то есть… (Смущается.)
Дамнянович (быстро встает). Как?… Следовательно, он… Вы его любите?
Зорка. Нет, но… прошу вас, я сказала ерунду, я люблю его стихи и… как вам сказать… не знаю! Об этом мы поговорим в следующий раз! (Убегает, забыв па столе книгу.)
II
Дамнянович один.
Дамнянович. Стихи мои! (Быстро берет книгу и целует ее.) Вы нашли себе пристанище в самой лучшей на свете душе. Смотри, смотри! (Перелистывает.) Это подчеркнула… и это… и это… это подчеркнула дважды. (Читает.)
Я в душу твою вдохнуть бы хотел
Души своей пылкой жар;
Им я живу, им я дышу,
Им вдохновленный, стихи я пишу.
То, что в минуту вдохновенья я написал на бумаге только как стихи, как мертвые стихи, живет, становится явью. Это поэзия в жизни!
III
Душан, Дамнянович.
Дамнянович (входящему Душану). Что, была сегодня почта?
Душан. Да.
Дамнянович. От Драгиши нет ничего?
Душан. А ты ему говорил, чтобы он писал на мой адрес?
Дамнянович. Да.
Душан. Тебе есть письмо. Его принес специальный посыльный из города. (Протягивает ему письмо.)
Дамнянович. Это, наверное, от матери. (Распечатывает письмо и читает про себя.) Мать спрашивает, нельзя ли ей прийти повидать меня. А прошел всего день с тех пор, как мы расстались!
Душан. Пусть приходит, конечно, пусть приходит. Может быть, это неосторожно? Письмо адресовано на твое настоящее имя.
Дамнянович. Нет. Тот. кто его принес, не посыльный, а мой родственник.
Душан. И все же нужно быть осторожнее.
Дамнянович. Ты думаешь, ей можно написать, чтобы она пришла?
Душан. Конечно. Почему бы ей не прийти!
Дамнянович. Да, но понимаешь, что получится из-за этой перемены имени, если она придет?
Душан. Мы ей все объясним.
Дамнянович. Я напишу, чтобы она приходила только в случае крайней необходимости, если надо будеть что-нибудь сообщить? Ведь она подала просьбу о помиловании. А мой родственник все еще ждет?
Душан. Да, он ждет ответа.
Дамнянович. Идем, дадим ответ. (Уходят.)
IV
Арса, Вичентие.
Снаружи слышится шум и спор; входят оба, неся удочки и жестяные коробки с червями.
Вичентие (бросает жестянку с червями). Это твои черви, твои! Из твоего виноградника, возьми их! Но больше я с тобой никогда не буду ловить рыбу.
Арса. При чем тут черви! Ты скажи, почему вдруг я оказался виноватым в том, что мы ничего не поймали?
Вичентие. Почему? Да потому, что ты не знаешь самого основного правила рыбной ловли: ты не умеешь молчать. Только мой поплавок начнет шевелиться, ты обязательно должен заговорить.
Арса. Не должен, но…
Вичентие. Конечно, не должен, а тебе хочется. Разве ты должен беспрестанно меня расспрашивать о моей женитьбе даже тогда, когда поплавок заиграет? Ох, ноги озябли, и все зазря. Ну, берегись теперь у меня. Нет, я обязательно должен жениться.
Арса. Хорошо, Вичентие, женись. Но я хотел с тобой кое о чем поговорить. Понимаешь, я отец, и потому должен обо всем думать. А ты мой друг и, так сказать, родственник, пусть не близкий, но более близких родственников у меня нет.
Вичентие (ставя удочку). Знаю, что нет, у меня тоже нет. Ладно, что ты мне хочешь сказать? Вот, говори сейчас, здесь, в комнате, где ничто не мешает, а не на рыбной ловле.
Арса. Видишь ли… как тебе сказать?… Знаешь, как это бывает, когда у человека есть родственник… Мы на тебя рассчитывали. Ты, так сказать, обещал нам помочь, когда мы будем выдавать Зорку.
Вичентие. Так, ну и что?
Арса. Ну да, я не говорю, что ты обязан, но больше как родственник…
Вичентие. Что, как родственник?
Арса. Я хочу сказать, что тут дело не в обязанности. Дело вот в чем, и прошу выслушать меня хорошенько. Тут, видишь ли, все дело в судьбе, только в судьбе… Как раз и сын Йованче приехал к нам в гости…
Вичентие. Сын Йованче? Это ты, Арса, верно говоришь. Это очень умно. И мне он кажется славным малым.
Арса. И притом из хорошего дома. Ты же знаешь, Йованче на хорошем счету, а сын его уже закончил учение.
Вичентие. Прекрасно тебя понимаю. Это очень удобный случай. Если ты спрашиваешь меня, то и я тебе, Арса, тоже советую…
Арса. Как я рад, что ты со мной согласен. Сейчас я тебе скажу, что я уже сделал.
Вичентие. Что?
Арса. Я утаил это даже от Марии, а тебе скажу. Как только я увидел сына Йованче, так, брат ты мой, сел и написал Йованче, как старому другу, письмо. Вичентие. Неужели ты ему написал? Арса. Я написал, что сын его у меня в гостях, что я принял его, как родного, а в конце пригласил самого Йованче. Я просил его приехать как можно скорее, ибо, написал я, у меня к нему важное, очень важное дело.
Вичентие. Когда ты написал?
Арса. Вчера, и письмо сразу же ушло с дневным поездом. Он его получил еще вчера вечером и мог бы приехать даже сегодня ночью, если бы успел на ночной поезд.
Вичентие. Приедет, я его знаю, он приедет; если не ночным, то сегодня дневным поездом.
Арса. Я ему такое письмо написал, что он немедленно должен выехать. Я даже думаю, что он мог приехать в Белград уже сегодня утром, поэтому-то я и хочу с тобой поговорить. Когда он приедет, встретим его хорошо, как старые друзья. Но, понимаешь, мне с ним об этом деле говорить неудобно. Мне, как отцу, неудобно навязывать своего ребенка, а вот если б это сделал ты как бы от себя, было бы прекрасно. А? Как ты думаешь?
Вичентие. Согласен, совершенно согласен. Тебе, как родителю, нехорошо об этом говорить. Об этом скажу ему я. Не беспокойся! Увидишь, каким я могу быть другом.
Арса. Знаешь, Мария против того, чтобы мы навязывали своего ребенка. Она хотела бы, чтоб все получилось так, словно сам Йованче пожелал это устроить.
Вичентие. Не беспокойся, не учи меня, как себя вести, это дело мое. Но слушай, я должен немного отдохнуть: продрог. Простудился, должно быть. Где это видано, чтобы человек с ревматизмом ловил рыбу!
Арса. Иди отдохни, почему не отдохнуть? Хочешь, выпей чаю или настойки из бузины. Сказать, чтобы приготовили?
Вичентие. Нет, не хочу. Я хочу только немного прилечь. У меня здесь болит…
Оба уходят.
V
Дамнянович, Душан.
Душан. Может, было бы неплохо съездить мне ненадолго в Белград. Как ты думаешь?
Дамнянович. Да. Неплохо бы. Хорошо у тебя в гостях, но мне хотелось бы, чтобы все это закончилось как можно быстрее.
Душан. Я слышал, твой родственник сказал, что ты, весьма возможно, будешь помилован, завтра подается прошение.
Дамнянович. Сказать тебе правду, не знаю почему, но мне сейчас очень хочется, чтобы меня помиловали.
Душан. Тогда я завтра еду в Белград; лучше оставить это до завтра.
VI
Никола, те же, затем Mицич.
Никола. Там какой-то господин пришел, ищет нашего хозяина.
Душан. Что это еще за гость? А где отец? Проси этого господина сюда!
Никола открывает дверь и пропускает Mицич а, а сам удаляется.
Мицич (провинциальный торговец, без галстука, с цепочкой на шее, в руках чемодан). Арса здесь?
Душан. Мой отец? Сейчас позову.
Мицич. А, ты его сын? Ну, здравствуй, здравствуй! Как поживаешь? Что делаешь? Ты, кажется, учился в школе с моим Влайко?
Душан. С каким Влайко?
Мицич. Я отец Влайко, Мицич из Ягодины.
Душан и Дамнянович (пораженные). Мицич?!
Дамнянович. Отец Влайко Мицича!
Душан. Из Ягодины!
Дамнянович. Этого не может быть!
Мицич. Как так не может быть! Что, я не знаю, что ли, кто я?
Душан. То есть, это может быть, но… Как вам сказать?… Прошу вас, садитесь, а… вы точно из Ягодины?
Мицич. Конечно, из Ягодины, откуда же мне еще быть? Арса пишет, что мой сын Влайко здесь в гостях, а Влайко в Ягодине, жив, здоров. В чем дело, не пойму, знаю только, как дважды два четыре, что Влайко в Ягодине. Спрашиваю у Влайко – не знает; посмотрю на Влайко – здесь он, в Ягодине. Что бы это могло быть? Тут дело нечистое!
Дамнянович (про себя). Боже мой, что делать?
Душан (про себя). Да хранит тебя бог. (Громко.) Действительно, есть тут одно дело… Пожалуйста, садитесь, садитесь, я вам все объясню, или лучше вот этот господин (показывает на Дамняновича), он вам все объяснит.
Дамнянович. Я! Я ничего не могу объяснить. Это просто загадка.
Мицич. Какая еще там загадка? Никакой загадки нет. Я хотел было пойти прямо в полицию, а потом решил съездить сначала к Арсе и узнать, что к чему.
Душан. Вы очень хорошо сделали, что сначала приехали сюда. Сейчас я вам все объясню. Итак, как вам известно, вашего сына зовут Влайко.
Мицич. Ну конечно, мне это известно.
Душан. Дальше. Ваш сын действительно сейчас в Ягодине… Это сущая правда.
Мицич. Знаю я это, но… где же Арса (Встает.)
Душан (испуганно). Прошу вас, будьте терпеливы, в конце концов все объяснится. Я позову отца, подождите. А сейчас, видите ли, из-за некоторого стечения обстоятельств этот мой друг ненадолго, или, лучше сказать, временно, является вашим сыном.
Дамнянович. Временно, понимаете?
Мицич. Что с вами, дети? Вы что, думаете, я дурак и не знаю, кто мой сын? И потом, зарубите себе на носу, никаких временных детей у меня нет.
Душан. Но потерпите, пожалуйста, немного, все в конце концов объяснится.
Mицич. Скажи, пожалуйста, где Арса? Я хочу объясниться с ним.
Душан. Все очень просто, вы только послушайте. Этот мой товарищ и я – лучшие друзья вашего Влайко, и мы – что самое главное – знаем и признаём, что он находится в Ягодине. А раз мы это признаем, все объясняется очень просто. Видите ли, этот мой друг осужден, осужден за политику… он писал, знаете, в газетах. Он пишет иногда – и все против правительства.
Мицич. Если ему нравится, пусть пишет.
Дамнянович. Вот видите. Браво! Вы настоящий мужчина!
Мицич. А что касается принципов, то я сам… (Бьет себя в грудь.) Я человек принципиальный!
Душан. Браво! Вот видите, теперь вы должны нам помочь! Пожалуйста, помогите нам из принципа!
Мицич. А как я могу вам помочь?
Душан. Сначала выслушайте, в чем дело. Мой друг, как я вам уже сказал, из-за своих писаний осужден на шесть месяцев тюремного заключения, которые и должен был бы отсидеть.
Мицич. Должен. Раз власти его осудили, должен отсидеть.
Душан. Итак, он готовится бежать.
Дамнянович. В Австро-Венгрию.
Мицич. Так? (Делает движение, как при беге.)
Душан. Да. Поэтому он будет жить у меня до тех пор, пока не будет подготовлен побег. А чтобы его здесь, у меня, не узнали, он взял имя своего лучшего друга, вашего сына. Вот и все.
Мицич. А вдруг что-нибудь не получится и мой сын сядет на шесть месяцев в тюрьму? Знаешь… принцип принципом, а…
Дамнянович. Но ведь власти об этом имени не знают. Я назвался так только здесь, в этой семье.
Душан. Это совсем невинно… это скорее шутка.
Мицич. Нет, это уже не шутка.
Душан. Мы вас просим, только здесь, у нас, не выдавать его; другими словами, вы должны временно признать его своим сыном. Вот и все. Вы должны сделать это хотя бы из любви к принципу.
Мицич. Оно, как вам сказать… я из-за этой любви к принципу многое уже претерпел. Но я не боюсь. Вот однажды из-за любви к принципу я поругался с женой, и…
Душан. Вот вы и сделали бы самое большое дело во имя принципа.
VII Арса, Мария, Зорка, Вичентие, Никола, те же.
Арса (вбегает первый и обнимает Мицича). Прости, прости, брат!
Вичентие. И меня прости. (Тоже обнимает его.)
Арса. Сейчас работник сказал, что кто-то приехал. Я сразу сообразил, что это ты. А где твой чемодан? (Находит его.) На, неси! (Дает чемодан работнику, тот уходит.)
Вичентие. Если б я знал, что ты приедешь с этим поездом, то пошел бы встречать на вокзал!
Mицич. Что ты!
Арса. Ну, как ты, как? А? Выглядишь хорошо. Подожди, я тебя сейчас познакомлю: моя жена, моя дочь, мой сын и Влайко, которого я тоже считаю своим сыном.
Мицич. То ест… (Пытается протестовать.)
Душан. Да, я уже говорил господину Мицичу, что его Влайко чувствует себя здесь, как дома.
Вичентие. Подумай только, какой был сюрприз, когда нам сказали, что это твой сын.
Мицич. Который?
Душан (Мицичу). Знаете, принцип важнее всего, другими словами, господин Вичентие говорит, какой это был для нас приятный сюрприз, мы были так рады, зная, что и вы обрадуетесь, особенно если подумать о принципе.
Мицич. Да, да, я очень рад! А как ты, Арса, как поживаешь? Как жена, дети? Здоровы, а? Я очень рад. А ты, Вичентие?
Вичентие. Я так…
Мицич. Очень постарел.
Вичентие. То есть как, почему ты так думаешь?
Мария. А как супруга поживает?
Арса. А это правда, бедняга, что у тебя, кроме Влайко, все дети умерли? Я об этом ничего не знал.
Мицич. Как? У меня, брат, шестеро детей.
Вичентие. Шестеро?! А Влайко говорит, что он у тебя один остался?
Мицич. Это который Влайко?
Душан. Извините, давайте разберемся. Ваш сын, Влайко… помните, что принцип – это самое главное, – он действительно сказал, что он единственный сын…
Мицич. Но у меня еще три сына дома!
Арса. Как?
Дамнянович (чувствуя себя совсем неловко). Да… нас трое братьев, я и еще двое.
Душан. Все это случилось вследствие непонимания, могущего произойти и из-за менее запутанных явлений, чем дети. Поэтому вследствие непонимания, о котором сейчас нельзя точно сказать, произошло ли оно из-за неправильно поставленного вопроса или неясного ответа, и родилось или, лучше сказать, получилось… Другими словами, мой отец очень рад вашему приезду, господин Мицич, и, так как ваш сын находится здесь, вы проведете в нашем обществе день-другой. Посмотрите, как у нас хорошо. Здесь действительно очень хорошо и… пожалуйста, хоть здесь человек должен быть принципиальным. Не правда ли?
Мицич. Да, дорогой, я не говорю, что не должен.
Зорка (Дамняновичу). Видите, какой мы для вас приятный сюрприз приготовили. Вы не знали, что мой отец пригласил вашего отца?
Дамнянович Вот уж действительно сюрприз!
Душан. А как он обрадовался! Вы бы видели, как они обнимались! Это поистине трогательная сцена, когда обнимаются отец с сыном.
Мицич. Кто это обнимался?
Душан. Знаете, я вообще говорю о любви сыновней и родительской.
Мария. Да что же это, Арса? Человек устал с дороги, а мы ему даже присесть не предложили!
Арса. Совершенно верно. Идем, Йованче, сюда, в эту комнату. Хочешь умыться? Здесь и вещи твои.
Мицич. Вот и хорошо. (Уходит, за ним все остальные, кроме Зорки, Дамняновича и Душана.)
VIII
Душан, Дамнянович, Зорка.
1 2 3 4 5 6