Отсюда, сверху, мне хорошо были видны раскрытое квадратное окно и кусочек мощеного двора.В коридоре послышались шаги. Я спрыгнул с печки на пол. Доски скрипнули у меня под ногами. Кто-то дернул дверь, но потом, увидев, что закрыто, постучал. Я отодвинул засов. В кухню вошел отец. Он остановился у окна и посмотрел вокруг. Я с опаской следил за его взглядом. Мне казалось, что отец прикажет мне перенести постель обратно. Но отец потрогал оконную раму и, отодвинув ногой к самой стенке табуретки, сказал:— Прямо настоящий кабинет!Помолчав, он добавил:— Видишь, а ты еще не хотел сюда переезжать. Да здесь тебе будет куда веселее, чем у нас на Заречье.Надевая поглубже на голову плетеный соломенный картуз, отец направился к двери и на ходу сказал:— Обедать будем поздно. Я сейчас еду в типографию за шрифтами. Ты пойди к тетке, подкрепись до обеда.К Марье Афанасьевне я не пошел, а, закрыв кухню на черный висячий замочек, выбежал во двор. Издали я увидел, как отец подошел к ожидавшей его у ворот военной подводе на высоких колесах и прыгнул на облучок. Часовой в буденовке открыл широкие железные ворота, и подвода выехала на улицу.Во дворе было пусто. Видно, курсанты занимались. Где-то далеко, за длинным трехэтажным зданием совпартшколы, пели птицы. Я прислушался к их веселому пению, и мне захотелось пойти в сад.Туда вела маленькая, но очень скрипучая калитка. Я потихоньку открыл ее и пошел по небольшой аллейке вниз, в гущу сада, мимо высоких кустов барбариса, бузины и можжевельника. Справа тянулся, ограждая сад от проселочной дороги, каменный забор, слева белела глухая стена школьного здания. У подножья стены я заметил низенькие, очень знакомые кустики. Крыжовник! Вот здорово! На ветках между листьями желтели созревшие ягоды. Что, если нарвать? А если заругают? Чепуха!Согнувшись, я одну за другой срываю с колючих веток продолговатые тяжелые ягоды. Крапива жжет ноги. Я не замечаю ее укусов. Где-то вблизи послышался разговор. Я отдернул от кустарника руки и насторожился. Вот чудак! Да это не здесь. За каменным забором идут по дороге к реке какие-то люди и разговаривают. Это рыболовы. Над забором, покачиваясь, проплывают бамбуковые прутья их удочек.Нарвав полные карманы крыжовника, я снова вышел на аллею и направился дальше.А вкусный крыжовник! Ягоды чуть мохнатые, покрытые желтоватой пыльцой. Они хрустят на зубах. И сладкие какие! Такого крыжовника можно съесть целую шапку, и никакой оскомины не набьешь.Белый дом совпартшколы остался позади.Деревья становятся все выше и выше. Замелькали среди простых грабов и ясеней обмазанные известкой стволы яблонь и груш. Под деревьями в густой траве растут лопухи. Лопухов тут пропасть. Осенью, когда опадет лист и полетят на юг журавли, тут можно будет найти много подходящих мест для ловли птиц.Но как тихо в этом саду! Только пение птиц заглушает мои шаги. Недаром здесь так много всяких птиц. Я узнаю голоса чижей, малиновок, зябликов. Никто их не беспокоит, не гоняет, разве что соседние белановские хлопцы, которые, наверное, заглядывают в этот сад, чтобы нарвать яблок или груш.Аллея повернула к самому забору. Дальше по ней мне было идти неинтересно, и я зашагал прямо по мягкой зеленой траве в глубь сада. Все мне здесь нравилось, а самое главное — я был тут уже свой человек.Возле большой старой шелковицы, окруженная кустами сирени и терновника, подымалась высокая горка. Вся она поросла травой, а наверху на этой горке виднелась белая некрашеная скамеечка. Мне захотелось сесть на скамеечку и оттуда, сверху, осмотреть весь сад. Но не успел я подойти к подножию горки, как за кустами послышался шум и мелькнуло что-то белое. Я сразу присел на землю и спрятался за шелковицу. Выглянув, я увидел, что на старое, высохшее и чуть прикрытое от меня листвой сирени дерево карабкается хлопец в белой рубашке.В руке он держит маленький легкий сачок. Осторожно, словно боясь кого-то испугать, хлопец подбирается к разветвлению дерева.Я вышел из своей засады и тихонько подкрался к кустам сирени. Теперь я уже хорошо видел спину хлопца, его серые в полоску штаны, протоптанные подошвы ботинок. Хлопец заткнул за пояс марлевый сачок и, освободив вторую руку, полез дальше. Задрав голову, я стоял внизу и следил за каждым его движением. Я слышал, как шуршит сжимаемая его ногами пересохшая кора дерева, как царапается об эту кору белая рубашка хлопца. Вот он добрался до разветвления и, ухватившись обеими руками за толстую ветку, чуть приподнялся вверх. Вытянув шею, он заглянул в дупло. Из черной щели дупла выпорхнула серая, неприметная птица и, жалобно заголосив, полетела к реке. Хлопец отшатнулся, белый сачок чуть было не выпал у него из-за пояса.Испуганный, протяжный крик птицы раздавался теперь на окраине сада. Хлопец сел верхом на толстую ветку и вытянул из-за пояса сачок.Он постучал им по стволу дерева и прислушался. Потом еще раз заглянул в дупло и, ничего в нем не увидев, легко засунул внутрь сачок. Передохнув, он лег на ветку грудью, несколько раз подергал, пошевелил в дупле сачком и тихонько, совсем тихонько вытащил его наружу. В сачке что-то было. Хлопец заглянул в сачок и опрокинул его над ладонью. Оттуда, из марлевого сачка, выкатилось продолговатое беленькое яичко. Парень ловко взял его в рот и тотчас же снова опустил сачок в дупло. Несколько раз он то опускал в дупло сачок, то вытаскивал его обратно, пока не выбрал из гнезда все яйца птицы. Тогда он, не глядя, швырнул вниз на траву сачок и стал осторожно съезжать по стволу вниз. Пока он спускался по дереву, я, раздвигая кусты, смело пошел ему навстречу.Очень хотелось узнать: чье же это гнездо он разорил? Но не успел я подойти, как хлопец спрыгнул на землю, и в ту же минуту я шарахнулся в сторону.В нескольких шагах от меня, оправляя рубашку, стоял Котька Григоренко. Никак не ожидал я встретить его здесь! Что ему, барчуку, нужно в совпартшколе? Этого еще не хватало! Какое он имел право залезать сюда да еще воровать яйца! Мало, что ли, погулял он в своем собственном саду?Я уже чувствовал себя тут хозяином, и потому мне стало очень обидно, что этот петлюровский прохвост появился в таком месте, как совпартшкола. А может, ему разрешили курсанты, может, они не знают ничего о нем?Ну хорошо, курсанты могут не знать, зато я знаю!Если бы мы встретились с Котькой на улице, я не стал бы даже разговаривать с ним, но здесь, в саду, я понял, что обязан выгнать его немедленно.— А ну, положи обратно! — крикнул я, быстро подходя к Григоренко.Котька вздрогнул, но, заметив меня, принялся снова обчищать рубашку.Он даже не смотрел в мою сторону, собака!— Ты что, глухой? — закричал я, останавливаясь. — Тебе говорят!Котька, все так же медленно и не глядя на меня, стряхивал ладонью с полотняной рубахи шелуху.— Слышь?! — закричал я, свирепея.Котька выпрямился и, ловко выплюнув на ладонь пять мокрых яичек серой птицы вертиголовки, удивленно сказал:— Это вы ко мне?— А ты думаешь…— Я-то думаю: кто это пищит здесь? И никак не могу понять…— Ты зачем гнездо разорил? Ведь из них не сегодня-завтра должны птенцы вылупиться.— Серьезно или шутишь? — прищурившись, спросил Котька.— Полезай на дерево и положи обратно яйца… — скомандовал я.— Не много ли ты, сопляк, на себя берешь? — ехидно сказал Котька.— Я… сопляк? Я…— Ты чего в этот сад залез?Вопрос Котьки заставил меня поперхнуться.— Как — чего? Я свой… Мой отец здесь… А ты не имеешь права!— Ну, будет! — неожиданно громко сказал Котька. — Сейчас я тебе прощаю, потому что у меня нет настроения учить тебя уму-разуму. Но имей в виду, в следующий раз мы можем поговорить в другом тоне… — И, словно невзначай, Котька вынул из кармана правую руку. Солнце блеснуло на его пальцах. Я увидел, что Котька, пока мы с ним разговаривали, успел насадить на руку тяжелый никелированный кастет.Поиграв кастетом и оставляя меня одного, оторопевшего, под деревом, Котька быстро пошел к выходу.Будь у меня в руках хоть палка — другое дело. А так я знал, что вооруженный кастетом Котька куда сильнее меня.Котька быстро шагал по дорожке. «А может, все-таки догнать его? Нет, сейчас уже поздно!»Самая удобная минута была упущена. Надо было, не вступая с ним в разговоры, бить его с налету по лицу, потом вырвать кастет. Посмотрел бы тогда, чья взяла! НАД ВОДОПАДОМ По обеим сторонам реки, как высокие коричневые стены, подымались скалы. Сжатая этими отвесными ржавыми стенами, река текла здесь по мелкому каменистому дну. Я шел по узенькой тропинке, и острый щебень колол мне пятки. За поворотом реки я увидел белые стены хаты, в которой жила Галя. Низенькая, крытая камышом, эта хата стояла на отшибе, прислоненная к скале. Вблизи домиков больше не было. Только на самом верху, на скале, где чернели остроконечные, с зубчатыми венчиками башни Старой крепости, виднелись белые хатки предместья Подзамче, стога желтой соломы, длинные кирпичные постройки паровой мельницы. Нижний пустынный берег реки, по которому я шел, назывался Выдровка. Раньше тут было много выдря. Они селились в скалистых норах над самой рекой.Я остановился у плетня и, постояв так минуты две, крикнул:— Галя!Наверху у крепости заскрипели колеса подводы. В Галиной хате было тихо.— Галя-а-а! — сложив лодочкой ладони, чуть погромче крикнул я.В сенях звякнула клямка, и на пороге хаты появился Галин отец — лысый Кушнир.Мне сразу захотелось спрятаться под плетнем. Но было уже поздно. Кушнир спускался по двору ко мне.Подойдя к калитке, он облокотился на деревянную перекладину, вынул изо рта прокуренную трубку и тихо спросил:— Чего кричишь?— Да мне Галю нужно.— Галю? — удивился Кушнир. — Смотри ты! Кавалер! Плохо, брат, дело. Гали нет!— А где же она?— Где?.. — Кушнир помолчал, затянулся, выпустил носом две струйки дыма и затем, выколачивая о плетень трубку, спокойно сказал: — А по воду пошла. На ту сторону. Вот если ты настоящий кавалер и не лентяй, беги навстречу. Поможешь ей воду нести…Не оглядываясь на старика, я перебрался по камням через быструю и мелкую реку, которая сразу же за Галиной хатой сворачивала и затем, пенясь, мчалась в черный тоннель под крепостным мостом, чтобы вырваться на другой стороне белым, кипящим водопадом.Перебравшись через реку, я подбежал к лестнице. Она подымалась по скалам к мосту.Наконец я взобрался на улицу, что спускалась из города на крепостной мост. Гали наверху не было. Я отдышался, перешел мощенную круглыми булыжниками улицу и посмотрел вниз. Отсюда я увидел другую часть города — Карвасары, белый пенящийся водопад, переброшенную через него рядом с высоким крепостным мостом деревянную кладочку, широкий спокойный разлив реки за водопадом, скалистые, поросшие желтой медуницей и дерезой берега Смотрича. Внизу, к водопаду, вела выщербленная лесенка без перил. Гали на лестнице не было. Наверное, она еще возится около колодца. А колодец отсюда разве увидишь — он по другую сторону водопада, и его заслоняет деревянная церковь с погостом, усаженным высокими тополями.«Что же делать? Ждать Галю здесь или сбежать вниз?.. А, сбегу, пусть узнает, какой я добрый! Подсоблю тащить ей ведра от самого колодца».И я побежал вниз, к реке. Я так разбежался, что было трудно остановиться. С разгона я влетел на деревянную кладочку, и меня сразу обдало холодной водяной пылью. Белые брызги подлетали вверх, до самых досок. Вода шумела и грохотала внизу, я видел ее сквозь щели в кладке, и этот грохот водопада сливался с грохотом наверху: там по деревянному настилу крепостного моста быстро ехала подвода. Я уже почти пробежал всю кладку, как вдруг сквозь шум воды и громыхание телеги услышал свое имя.— Василь! Вася-а-а! — донеслось издали.Я задрал голову и посмотрел на мост. Но у перил моста никого не было. С моста мне в глаз упала соринка, и глаз заслезился. Я стал растирать глаз кулаком, но тут снова послышалось:— Василь! Вася!.. Сюда!Я оглянулся.В стороне, над самой скалой, сидела Галя и с ней еще кто-то, но кто именно — я сперва не разобрал.— Иди сюда! — крикнула Галя и поманила меня рукой.«Кто ж это, интересно, с ней сидит?» — думал я, пробираясь между кустами к Гале. Фу-ты, что такое! Я чуть было не наткнулся на ведра с водой, которые Галя оставила здесь под кустами.Дорогу мне преграждала глыба гранита. Я полез на нее, цепляясь за пучки травы, и, взобравшись наверх, остановился.Рядом с Галей сидел Котька Григоренко. Плохо у меня стало на сердце в эту минуту. Ведь они еще могут подумать, что я нарочно пришел подсматривать за ними. Удрать разве?— Спускайся, Василь, ну, быстро! — потребовала Галя, и мне волей-неволей пришлось спрыгнуть с глыбы и подойти к лужайке, на которой они сидели.Не глядя на Котьку, я протянул руку Гале.— Где же ты пропал? Я уже думала… Садись! — сказала Галя.Я, посапывая, опустился на мягкую траву.— А мы ж позавчера переехали отсюда! — И я кивнул головой в сторону Заречья.— Куда переехали? — заинтересовалась Галя.Пришлось рассказать Гале о нашем переезде в совпартшколу.— Там сад какой! Большущий. Я к тебе за черешнями теперь буду приходить! — сказала Галя.— Приходи, — ответил я неуверенно.— А я несла воду, несла и заморилась. Вижу — навстречу Котька. Вот мы и решили посидеть. А ты куда шел?— Да мне надо туда… — соврал я, кивая в сторону деревянной церкви. — На Подзамче! К хлопцу одному.— К хлопцу? — протянула Галя. — А разве… — И она запнулась.«Ничего, ничего, правильно! Нехай думает, что я шел к хлопцу, а не к ней».Котька в это время встал, потянулся, поправил свою белую батистовую косоворотку, одернул кавказский ремешок с тяжелыми серебряными язычками и поднял с земли камень.Широко раздвинув ноги, он размахнулся, — и круглый камень упал далеко-далеко, посреди запруды.— Здорово! — сказала Галя, и ее слова обожгли меня.А Котька схватил еще один камень и сказал Гале важно:— Ну, это еще не здорово. Вот смотрите, куда закину!Он примерился и размахнулся. Но камень вырвался у него из рук и упал совсем близко от нас, под скалу.«Ага, ага, так тебе и надо! — чуть не закричал я. — Не задавайся зря!»Галя засмеялась, и Котька, желая оправдаться, объяснил:— Ну, это случайно. Сухожилие сорвал! — Он даже сморщился, будто от боли, и сказал: — Вы остаетесь, Галя, или идете?На меня Котька не смотрел.Галя встала, оправила платье. Втроем мы перелезли через каменную глыбу. Галя нагнулась к ведрам.— Давайте я помогу вам! — сказал Котька, отстраняя Галю и хватая оба ведра.— Ну нет, зачем? Я сама!Но Котька уже потащил ведра к лестнице.— А тебе обязательно надо на Подзамче, Василь?.. Как того хлопца звать? — спросила меня Галя.— Какого хлопца?— Ну того… к которому ты идешь?— Того? Тиктор! — выпалил я наугад.— Тиктор? Да ведь Тиктор не на Подзамче живет. Он возле вокзала живет.— Ну да, но сейчас он у знакомых на Подзамче, вот мы и договорились встретиться, — кое-как выпутался я.— А может… ты с ним другим разом встретишься? — И Галя робко посмотрела мне в глаза.Но здесь я решил быть жестоким до конца! Я хотел наказать Галю за ее встречу с Котькой и сказал сухо:— Нет, другим разом нельзя. Я должен встретиться с Тиктором сегодня!Мы подошли к лестнице. На площадке меж ведер стоял, поджидая нас, Григоренко.— Ну, спасибо, Котя, — очень ласково сказала Галя. — Теперь я сама донесу.— Да бросьте стесняться! Я вам помогу, — сказал Котька басом.— Нет, нет, Костя, спасибо. Вы же идете в другую сторону, вот с ним по пути, — кивая на меня, сказала Галя.— Давай, Галя, я тебе помогу! — сказал я.— Не надо мне помогать, — ответила Галя. — Сама не донесу, что ли? Идите себе вместе. Ну, до свидания!— Нет, спасибо. Я не имею большого желания идти в такой компании! — сказал Котька и отвернулся.У меня перехватило дыхание.— Ты молчи… ты… ты!.. — почти выкрикнул я.А Галя глянула сперва на меня, потом на Котьку и засмеялась.— Ой, я ж дура! — сказала она, смеясь. — Вы не разговариваете? Да? А я думаю: чего вы все молчите? Вы что — в ссоре?— Так, у нас счеты! — сказал Котька и, подхватив оба ведра, потащил их вверх по лестнице.— А я не заметила. Ну что ж, до свидания, Василь. — И Галя медленно протянула мне руку.Я пожал ее холодную ладошку, и она, крепко ступая и чуть покачиваясь, пошла по ступенькам вслед за Котькой.Я стоял посреди лестницы и смотрел им вслед. А что, если Галя или, еще хуже, Котька обернутся? Мне стало стыдно, и я быстро спустился и перешел по кладке через водопад. Ну и ругал же я себя в эту минуту! «Эх ты, — думал я, — трус. И зачем выдумал Тиктора? Надо было остаться с Галей, спровадить от нее Котьку. Не мог надавать Котьке или просто взять ведра да понести сам. Тогда бы Котька ушел. Упустил такой случай. А так смотри: шел-шел сюда, чтобы повидать Галю, из самой совпартшколы шел, и вот радуйся — повидал! Теперь, наверное, они вместе пойдут. И Котька станет хвастаться перед Галей, какой он сильный, скажет, что я его испугался, будет наговаривать про меня всякое. Обязательно будет наговаривать».Я обогнул деревянную церковь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23