Послам было также поручено осторожно напомнить султану, что при византийском дворе находится возможный претендент на оттоманский трон. Когда посольство добралось до султана — вероятно, это было в Бурсе, — принявший его Халиль-паша был смущен и разгневан. Он уже достаточно хорошо изучил своего господина, чтобы представить, какова будет его реакция на подобную дерзость. Вся система мирной политики, сторонником которой он являлся, была бы в случае такого заявления поставлена под угрозу, так же как и его положение в качестве великого везира. В разговоре с послами он не смог скрыть своего раздражения. Мехмед, однако, ограничился тем, что холодно пообещал им рассмотреть этот вопрос по возвращении в Адрианополь Duсas, XXXIV, с. 293—295.
. Он нисколько не был задет оскорбительным и пустым требованием византийцев: теперь у него был предлог нарушить клятвенное обещание не вторгаться да византийскую территорию. Мехмед намеревался вернуться в Европу обычным для турок путем — через Дарданеллы, однако его известили, что по проливу курсирует итальянская эскадра.Тогда он повернул к Босфору и переправился через него со своей армией от района крепости Анадолухисар, построенной Баязидом. Земля на противоположном, европейском побережье официально еще принадлежала Византии, но Мехмед пренебрег полагавшейся в таких случаях обязанностью спросить разрешения императора на то, чтобы высадиться там. Вместо этого он острым взглядом приметил, как полезно было бы построить крепость в этом узком месте пролива, как раз напротив Анадолухисар.Вернувшись в Адрианополь, Мехмед приказал изгнать всех греков из городов на нижней Струме с конфискацией всех их доходов. Затем зимой 1451 г. он разослал во все свои владения приказание набрать тысячу искусных каменщиков и соответствующее количество чернорабочих, с тем чтобы весной все они прибыли в выбранное им место в самой узкой части Босфора, прямо напротив деревни Асоматон (ныне Бебек), где берег заметно вдается в воды пролива. С окончанием зимы его топографы сразу же исследовали отмеченный участок, и рабочие начали разрушать окрестные церкви и монастыри, извлекая из них строительный камень, который годился к повторному использованию Там же, XXXIV, с. 295—297; Laon., с. 380—381; Кгit., с. 15—20.
.Действия султана вызвали замешательство в Константинополе. Было ясно, что это первый шаг к осаде города. Император поспешно направил султану посольство, чтобы указать на нарушение им торжественного договора и напомнить, что в свое время султан Баязид спрашивал согласия императора Мануила, прежде чем строить крепость Анадолухисар. Послов отослали обратно без аудиенции. В субботу 15 апреля начались работы по сооружению новой крепости. Константин в ответ арестовал всех находившихся в то время в Константинополе турок, однако затем, осознав тщетность подобного жеста, приказал их отпустить. Вместо этого он направил султану нагруженных подарками посланцев с просьбой по крайней мере не причинять вреда греческим деревням, расположенным на Босфоре Султан игнорировал и эту миссию. В июне Константин предпринял последнюю попытку получить от Мехмеда заверения в том, что постройка крепости предпринята не для того, чтобы затем напасть на Константинополь. На этот раз его послы были брошены в тюрьму, а затем обезглавлены. По существу, это означало объявление войны Ducas, XXXIV, с. 301—303; Lаоn., с. 380—381; Krit., с. 20—22; Рhrantz., с. 23З—234. См.: Inal. 1. с. 121—122.
.Крепость, названная тогда турками Богаз-кесен, что значит «перерезающая пролив», или, иначе, «перерезающая горло», а сейчас известная под именем Румелихисар, была закончена в четверг 31 августа 1452 г. Мехмед, собрав в районе крепости свою армию, подступил к стенам Константинополя. Он провел там три дня, тщательно осматривая городские укрепления. Сомнений в его намерениях ни у кого не оставалось. Одновременно султан объявил о том, что каждый корабль, проходящий вверх или вниз по Босфору, должен останавливаться у крепости для досмотра; тот, кто не подчинится, будет потоплен. В подкрепление своего приказа он распорядился установить на одну из башен, расположенных ближе к воде, три еще невиданных по своим размерам орудия. И это была не пустая угроза. В начале ноября два венецианских корабля, шедшие из Черного моря, отказались подчиниться требованию остановиться. На них навели пушки, но кораблям удалось уйти невредимыми. Однако третий корабль, пытавшийся две недели спустя последовать их примеру, был потоплен пушечным выстрелом, а его команда во главе с капитаном Антонио Риццо захвачена в плен и доставлена в Дидимотихон, где в то время находился султан. Мехмед приказал немедленно обезглавить всю команду, Риццо же посадить на кол, а труп его выставить у дороги Duсas, XXXV, c. 303; Вarbаго, с. 1—5.
.Судьба венецианских моряков развеяла всякие иллюзии, которые еще питал Запад относительно характера султана и его намерений. Венеция ощутимо осознала, в какое затруднительное положение она попала. В Константинополе венецианцам принадлежал отдельный квартал, а их торговые привилегии были в 1450 г. подтверждены Константином. Однако Венеция вела очень выгодную торговлю также и в оттоманских портах; кроме того, среди венецианцев находились и такие, кто считал, что турецкое завоевание Константинополя, возможно, обеспечит левантийской торговле бульшую стабильность и дальнейшее процветание. С другой стороны, было ясно, что, захватив Константинополь, султан обратит затем свой взор на венецианские колонии в Греции и в Эгейском море. Во время дискуссии в сенате в конце августа только семь голосов было подано за то, чтобы предоставить Константинополь его собственной судьбе, 74 же сенатора придерживались иного мнения.Но что Венеция могла сделать? Она сама тогда увязла в хоть и небольшой, но дорогостоящей кампании в Ломбардии. Ее отношения с папой нельзя было назвать сердечными, тем более что папа так и не расплатился за несколько галер, нанятых у республики в 1444 г. Сотрудничество с Генуей было исключено. Посол Венеции в Неаполе получил указание просить помощи у короля Альфонса, однако тот дал уклончивый ответ. У венецианского флота было достаточно забот по защите колоний, а переоборудование торгового судна в военное было делом дорогостоящим. В сложившихся обстоятельствах престиж Венеции требовал разрыва отношений с султаном. Однако венецианские военачальники в странах Леванта получили довольно двусмысленные инструкции: они обязаны были помогать христианам и защищать их, но в то же время не провоцировать турок и не нападать на них. Императору между тем было послано разрешение вербовать на Крите солдат и матросов Thir. 2, III, № 2881, 2886, 2897, с. 173, 177—178; Heyd, II, с. 302—305; Thir. 1. с. 380—381.
.В таком же затруднительном положении оказалась и Генуя, причем ее реакция была еще более нервозной. У нее тоже были свои проблемы в Европе, и она тоже нуждалась в судах для защиты как своих территориальных вод, так и колоний на Востоке. Правительство Генуи обратилось один или два раза с призывом к народам христианского мира послать помощь против турок, но сама она оказать такую помощь не была готова. Частным генуэзским гражданам было дано разрешение поступать по собственному усмотрению. Особое беспокойство в Генуе испытывали относительно Перы и черноморских колоний. Подеста Перы получил указание придерживаться в отношениях с турками такой линии, какую он сочтет наиболее подходящей в сложившейся ситуации, в надежде на то, что даже в случае падения Константинополя колонию удастся сохранить. Такие же инструкции получила и компания Магона, правившая островом Хиос. В любом случае турок не следовало зря раздражать Документы приводятся по: Jогgа 4, II, с. 271—273; Неуd, II, с. 285—286; Агgеnti, I, с. 201—202.
.Рагузане, так же как и венецианцы, недавно получили от императора подтверждение своих привилегий в Константинополе. Но и они тоже вели торговлю в оттоманских портах; кроме того, они не хотели рисковать в борьбе с султаном потерей хотя бы одного корабля своего и так небольшого флота, если только не шла речь о широкой коалиции Кrеkiс, с. 59—62.
.Несмотря на все свое недовольство византийцами, папа Николай V был глубоко потрясен доказательствами истинных намерений султана. Когда в марте 1452 г. Фридрих III прибыл в Рим, чтобы короноваться императором, папа заставил его направить султану жесткий ультиматум. Однако это была всего лишь поза: всем было известно, что у Фридриха нет ни сил, ни желания подкрепить свои слова действием. Значительно более причастным к событиям был король Неаполя Альфонс, у которого имелись в Греции свои интересы и территориальные претензии; кроме того, каталонцы, торговавшие с Константинополем, были его подданными. Альфонс расточал множество обещаний, но в конце концов послал в эгейские воды лишь флотилию из десяти судов, причем бульшую часть расходов по этой экспедиции оплатил папа. Но уже несколько месяцев спустя Альфонс, вступив в союз с венецианцами против Франческо Сфорца из Милана и опасаясь реакции генуэзцев, отозвал флотилию обратно. Николай V вместе с находившимся при нем Виссарионом тщетно обращался за помощью куда только было можно. Однако ни его послы, ни Константин не получили нигде должного отклика на эти призывы. Теперь папа был готов сделать для императора все, что только возможно, поскольку он получил от того письмо, в котором Константин обязался выполнить положения унии; письмо это было написано вскоре после того, как султан закончил сооружение крепости Румелихисар Gill, с. 378—379; Маr. 2; Mar. 3, с. 419—428; Guilland, с. 226—244.
.В мае 1452 г. Исидор, смещенный митрополит Киевский и всея Руси и недавно возведенный в сан кардинала римской церкви, был назначен папским легатом к императору. По пути в Константинополь Исидор, задержавшись в Неаполе, нанял там на деньги папы двести лучников. Он остановился также на Митилене, где к нему присоединился архиепископ Хиосский Леонард, генуэзец по происхождению. 26 октября Исидор прибыл в Константинополь. Его военный эскорт был, несмотря на свою немногочисленность, символом того, что папа не оставит своими заботами народ, который признал его главенство, и этот жест не остался незамеченным. Исидор был почтительно принят не только императором и его двором: его появление вызвало определенный энтузиазм и среди простонародья. Император не замедлил этим воспользоваться. Были назначены специальные комитеты представителей городского населения и знати, призванные выразить одобрение народом унии. Комитет городского населения выразил согласие строго соблюдать положения унии, в то время как противники ее попросту отказались в нем участвовать.Комитет знати, где дискуссии были более серьезными, предпочитал компромисс, по которому имя папы провозглашалось бы в литургии, однако действительное установление унии было бы отложено. Но император под влиянием Исидора отклонил это предложение. Почти наверняка переговоры с императором вел Лука Нотарас, обладавший большим тактом, однако благодарности за это он ни от кого не получил: для Геннадия и других непримиримых противников унии он был изменником, Исидор же и латиняне сомневались в его искренности. И не без оснований, поскольку он, очевидно, был сторонником учения об Экономии, которое весьма ценили православные богословы и которая позволяла закрыть глаза на расхождения во имя высших интересов христианского сообщества; кроме того, он, по-видимому, делал намеки на то, что весь вопрос можно будет пересмотреть после того, как минует кризис.Геннадий был глубоко подавлен происходящим. Еще до прибытия Исидора он обратился к народу со страстной речью, призывая не предавать веру отцов в надежде на призрачную материальную помощь. Однако вид кардинальских солдат заставил жителей города колебаться. Тогда Геннадий удалился в свою келью в монастыре Пантократора, прибив к монастырским воротам гневное обращение, в котором еще раз предупреждал народ о преступном безумии отрекаться от истинной религии. И хотя Лука Нотарас написал ему, что его оппозиция напрасна, влияние Геннадия стало снова расти; в городе были отмечены выступления против латинян. Поскольку проходили недели, а новых войск с Запада все не было, враги унии восстановили свое влияние.Кардинал Исидор, будучи сам греком, держал себя настолько сдержанно и тактично, что близкий к императору Франдзис предположил: а не имело бы смысл сделать его патриархом вместо отсутствовавшего Григория Маммаса? Но Константин был убежден, что Исидор никогда на это не согласится. В то же время архиепископ Леонард с присущим латинянам пренебрежением к грекам открыто выражал неудовлетворенность положением дел. Он потребовал от императора арестовать лидеров оппозиции и назначить над ними суд. Это было неразумное предложение, осуществление которого лишь породило бы мучеников за веру. Константин довольствовался тем, что 15 ноября собрал во дворце членов Синаксиса и выслушал их возражения. По его просьбе они составили и подписали документ, излагающий причины их отказа принять Флорентийскую унию. В документе были снова повторены их богословские возражения против формулы о Святом Духе. Однако его авторы заявляли, что будут приветствовать созыв нового собора в Константинополе, на котором приняли бы участие правомочные представители всех восточных церквей; единственным же препятствием к этому является злая воля латинян. Они также писали, что будут с радостью приветствовать возвращение патриарха Григория, если он заверит их, что разделяет их богословские взгляды.Неизвестно, присутствовал ли Геннадий на этой встрече с императором. Так или иначе, его имя не значится среди пятнадцати лиц, подписавших документ, среди которых было пять епископов, три высокопоставленных духовных сановника патриархии и семь настоятелей и монахов. Их позиция была не лишена смысла в случае, если бы уния не вела к расколу между константинопольской и всеми остальными православными церквами. Но для политических деятелей союз с Западом, который мог означать материальную поддержку, был важнее единства с восточными церквами, которые не могли оказать никакой помощи.Несколько дней спустя пушки крепости Румелихисар потопили венецианское торговое судно, о котором писалось выше. По городу прокатилась новая волна паники; необходимость получить западную помощь представлялась теперь более настоятельной, чем когда-либо прежде. Партия унионистов вновь завоевывала сторонников. Геннадий, опасавшийся, по собственному признанию, того, что желание получить поддержку распространится среди византийцев, подобно лесному пожару, снова выпустил пространное воззвание, в котором подчеркивал, что западная помощь неизбежно приведет к унии. Он также повторял, что, по крайней мере, сам он никогда не запятнает свою веру в надежде на помощь, ценность которой весьма сомнительна. Его слова не остались без отклика.12 декабря 1452 г. в кафедральном соборе св. Софии была отслужена торжественная литургия в присутствии императора и всего двора. В молитвах были упомянуты имена папы и отсутствующего патриарха и официально провозглашены положения Флорентийской унии. Кардинал Исидор, стремясь показать, что наконец-то симпатии широких слоев его греческих соотечественников завоеваны, сообщал, что церковь была переполнена и отсутствовали только Геннадий и его восемь монахов. Однако другие сторонники его партии рисуют иную картину: среди греков не наблюдалось энтузиазма, и отныне лишь немногие из них посещали собор, где разрешалось служить только тем священникам, которые признали унию. Архиепископу Леонарду даже император казался не особенно ревностным сторонником унии и пассивным в ее проведении, а Луку Нотараса он вообще считал ее открытым противником. Хотя часто цитируемая фраза Нотараса о том, что он предпочел бы султанский тюрбан кардинальской шапке, даже если он и произнес ее на самом деле, несомненно, была скорее вызвана раздражением против прямолинейности таких непримиримых латинян, как Леонард, которые не хотели понять его усилий в достижении примирения.После того как уния была провозглашена, открытой оппозиции уже не существовало, а Геннадий хранил молчание в своей келье. Большинство жителей отнеслись к этому свершившемуся факту с угрюмой пассивностью; однако молились они только в тех церквах, где служили священники, не запятнавшие себя открытым признанием унии. Даже многие сторонники унии надеялись, что если город устоит, то ее положения можно будет изменить. Если бы сразу же вслед за провозглашением унии в город прибыли с Запада суда с солдатами, то ее практические преимущества могли бы завоевать ей всеобщую поддержку. Греки, держа в памяти учение об Экономии, могли бы тогда утешиться тем, что, поступившись своей преданностью вере, они в качестве компенсации смогут сохранить христианскую империю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
. Он нисколько не был задет оскорбительным и пустым требованием византийцев: теперь у него был предлог нарушить клятвенное обещание не вторгаться да византийскую территорию. Мехмед намеревался вернуться в Европу обычным для турок путем — через Дарданеллы, однако его известили, что по проливу курсирует итальянская эскадра.Тогда он повернул к Босфору и переправился через него со своей армией от района крепости Анадолухисар, построенной Баязидом. Земля на противоположном, европейском побережье официально еще принадлежала Византии, но Мехмед пренебрег полагавшейся в таких случаях обязанностью спросить разрешения императора на то, чтобы высадиться там. Вместо этого он острым взглядом приметил, как полезно было бы построить крепость в этом узком месте пролива, как раз напротив Анадолухисар.Вернувшись в Адрианополь, Мехмед приказал изгнать всех греков из городов на нижней Струме с конфискацией всех их доходов. Затем зимой 1451 г. он разослал во все свои владения приказание набрать тысячу искусных каменщиков и соответствующее количество чернорабочих, с тем чтобы весной все они прибыли в выбранное им место в самой узкой части Босфора, прямо напротив деревни Асоматон (ныне Бебек), где берег заметно вдается в воды пролива. С окончанием зимы его топографы сразу же исследовали отмеченный участок, и рабочие начали разрушать окрестные церкви и монастыри, извлекая из них строительный камень, который годился к повторному использованию Там же, XXXIV, с. 295—297; Laon., с. 380—381; Кгit., с. 15—20.
.Действия султана вызвали замешательство в Константинополе. Было ясно, что это первый шаг к осаде города. Император поспешно направил султану посольство, чтобы указать на нарушение им торжественного договора и напомнить, что в свое время султан Баязид спрашивал согласия императора Мануила, прежде чем строить крепость Анадолухисар. Послов отослали обратно без аудиенции. В субботу 15 апреля начались работы по сооружению новой крепости. Константин в ответ арестовал всех находившихся в то время в Константинополе турок, однако затем, осознав тщетность подобного жеста, приказал их отпустить. Вместо этого он направил султану нагруженных подарками посланцев с просьбой по крайней мере не причинять вреда греческим деревням, расположенным на Босфоре Султан игнорировал и эту миссию. В июне Константин предпринял последнюю попытку получить от Мехмеда заверения в том, что постройка крепости предпринята не для того, чтобы затем напасть на Константинополь. На этот раз его послы были брошены в тюрьму, а затем обезглавлены. По существу, это означало объявление войны Ducas, XXXIV, с. 301—303; Lаоn., с. 380—381; Krit., с. 20—22; Рhrantz., с. 23З—234. См.: Inal. 1. с. 121—122.
.Крепость, названная тогда турками Богаз-кесен, что значит «перерезающая пролив», или, иначе, «перерезающая горло», а сейчас известная под именем Румелихисар, была закончена в четверг 31 августа 1452 г. Мехмед, собрав в районе крепости свою армию, подступил к стенам Константинополя. Он провел там три дня, тщательно осматривая городские укрепления. Сомнений в его намерениях ни у кого не оставалось. Одновременно султан объявил о том, что каждый корабль, проходящий вверх или вниз по Босфору, должен останавливаться у крепости для досмотра; тот, кто не подчинится, будет потоплен. В подкрепление своего приказа он распорядился установить на одну из башен, расположенных ближе к воде, три еще невиданных по своим размерам орудия. И это была не пустая угроза. В начале ноября два венецианских корабля, шедшие из Черного моря, отказались подчиниться требованию остановиться. На них навели пушки, но кораблям удалось уйти невредимыми. Однако третий корабль, пытавшийся две недели спустя последовать их примеру, был потоплен пушечным выстрелом, а его команда во главе с капитаном Антонио Риццо захвачена в плен и доставлена в Дидимотихон, где в то время находился султан. Мехмед приказал немедленно обезглавить всю команду, Риццо же посадить на кол, а труп его выставить у дороги Duсas, XXXV, c. 303; Вarbаго, с. 1—5.
.Судьба венецианских моряков развеяла всякие иллюзии, которые еще питал Запад относительно характера султана и его намерений. Венеция ощутимо осознала, в какое затруднительное положение она попала. В Константинополе венецианцам принадлежал отдельный квартал, а их торговые привилегии были в 1450 г. подтверждены Константином. Однако Венеция вела очень выгодную торговлю также и в оттоманских портах; кроме того, среди венецианцев находились и такие, кто считал, что турецкое завоевание Константинополя, возможно, обеспечит левантийской торговле бульшую стабильность и дальнейшее процветание. С другой стороны, было ясно, что, захватив Константинополь, султан обратит затем свой взор на венецианские колонии в Греции и в Эгейском море. Во время дискуссии в сенате в конце августа только семь голосов было подано за то, чтобы предоставить Константинополь его собственной судьбе, 74 же сенатора придерживались иного мнения.Но что Венеция могла сделать? Она сама тогда увязла в хоть и небольшой, но дорогостоящей кампании в Ломбардии. Ее отношения с папой нельзя было назвать сердечными, тем более что папа так и не расплатился за несколько галер, нанятых у республики в 1444 г. Сотрудничество с Генуей было исключено. Посол Венеции в Неаполе получил указание просить помощи у короля Альфонса, однако тот дал уклончивый ответ. У венецианского флота было достаточно забот по защите колоний, а переоборудование торгового судна в военное было делом дорогостоящим. В сложившихся обстоятельствах престиж Венеции требовал разрыва отношений с султаном. Однако венецианские военачальники в странах Леванта получили довольно двусмысленные инструкции: они обязаны были помогать христианам и защищать их, но в то же время не провоцировать турок и не нападать на них. Императору между тем было послано разрешение вербовать на Крите солдат и матросов Thir. 2, III, № 2881, 2886, 2897, с. 173, 177—178; Heyd, II, с. 302—305; Thir. 1. с. 380—381.
.В таком же затруднительном положении оказалась и Генуя, причем ее реакция была еще более нервозной. У нее тоже были свои проблемы в Европе, и она тоже нуждалась в судах для защиты как своих территориальных вод, так и колоний на Востоке. Правительство Генуи обратилось один или два раза с призывом к народам христианского мира послать помощь против турок, но сама она оказать такую помощь не была готова. Частным генуэзским гражданам было дано разрешение поступать по собственному усмотрению. Особое беспокойство в Генуе испытывали относительно Перы и черноморских колоний. Подеста Перы получил указание придерживаться в отношениях с турками такой линии, какую он сочтет наиболее подходящей в сложившейся ситуации, в надежде на то, что даже в случае падения Константинополя колонию удастся сохранить. Такие же инструкции получила и компания Магона, правившая островом Хиос. В любом случае турок не следовало зря раздражать Документы приводятся по: Jогgа 4, II, с. 271—273; Неуd, II, с. 285—286; Агgеnti, I, с. 201—202.
.Рагузане, так же как и венецианцы, недавно получили от императора подтверждение своих привилегий в Константинополе. Но и они тоже вели торговлю в оттоманских портах; кроме того, они не хотели рисковать в борьбе с султаном потерей хотя бы одного корабля своего и так небольшого флота, если только не шла речь о широкой коалиции Кrеkiс, с. 59—62.
.Несмотря на все свое недовольство византийцами, папа Николай V был глубоко потрясен доказательствами истинных намерений султана. Когда в марте 1452 г. Фридрих III прибыл в Рим, чтобы короноваться императором, папа заставил его направить султану жесткий ультиматум. Однако это была всего лишь поза: всем было известно, что у Фридриха нет ни сил, ни желания подкрепить свои слова действием. Значительно более причастным к событиям был король Неаполя Альфонс, у которого имелись в Греции свои интересы и территориальные претензии; кроме того, каталонцы, торговавшие с Константинополем, были его подданными. Альфонс расточал множество обещаний, но в конце концов послал в эгейские воды лишь флотилию из десяти судов, причем бульшую часть расходов по этой экспедиции оплатил папа. Но уже несколько месяцев спустя Альфонс, вступив в союз с венецианцами против Франческо Сфорца из Милана и опасаясь реакции генуэзцев, отозвал флотилию обратно. Николай V вместе с находившимся при нем Виссарионом тщетно обращался за помощью куда только было можно. Однако ни его послы, ни Константин не получили нигде должного отклика на эти призывы. Теперь папа был готов сделать для императора все, что только возможно, поскольку он получил от того письмо, в котором Константин обязался выполнить положения унии; письмо это было написано вскоре после того, как султан закончил сооружение крепости Румелихисар Gill, с. 378—379; Маr. 2; Mar. 3, с. 419—428; Guilland, с. 226—244.
.В мае 1452 г. Исидор, смещенный митрополит Киевский и всея Руси и недавно возведенный в сан кардинала римской церкви, был назначен папским легатом к императору. По пути в Константинополь Исидор, задержавшись в Неаполе, нанял там на деньги папы двести лучников. Он остановился также на Митилене, где к нему присоединился архиепископ Хиосский Леонард, генуэзец по происхождению. 26 октября Исидор прибыл в Константинополь. Его военный эскорт был, несмотря на свою немногочисленность, символом того, что папа не оставит своими заботами народ, который признал его главенство, и этот жест не остался незамеченным. Исидор был почтительно принят не только императором и его двором: его появление вызвало определенный энтузиазм и среди простонародья. Император не замедлил этим воспользоваться. Были назначены специальные комитеты представителей городского населения и знати, призванные выразить одобрение народом унии. Комитет городского населения выразил согласие строго соблюдать положения унии, в то время как противники ее попросту отказались в нем участвовать.Комитет знати, где дискуссии были более серьезными, предпочитал компромисс, по которому имя папы провозглашалось бы в литургии, однако действительное установление унии было бы отложено. Но император под влиянием Исидора отклонил это предложение. Почти наверняка переговоры с императором вел Лука Нотарас, обладавший большим тактом, однако благодарности за это он ни от кого не получил: для Геннадия и других непримиримых противников унии он был изменником, Исидор же и латиняне сомневались в его искренности. И не без оснований, поскольку он, очевидно, был сторонником учения об Экономии, которое весьма ценили православные богословы и которая позволяла закрыть глаза на расхождения во имя высших интересов христианского сообщества; кроме того, он, по-видимому, делал намеки на то, что весь вопрос можно будет пересмотреть после того, как минует кризис.Геннадий был глубоко подавлен происходящим. Еще до прибытия Исидора он обратился к народу со страстной речью, призывая не предавать веру отцов в надежде на призрачную материальную помощь. Однако вид кардинальских солдат заставил жителей города колебаться. Тогда Геннадий удалился в свою келью в монастыре Пантократора, прибив к монастырским воротам гневное обращение, в котором еще раз предупреждал народ о преступном безумии отрекаться от истинной религии. И хотя Лука Нотарас написал ему, что его оппозиция напрасна, влияние Геннадия стало снова расти; в городе были отмечены выступления против латинян. Поскольку проходили недели, а новых войск с Запада все не было, враги унии восстановили свое влияние.Кардинал Исидор, будучи сам греком, держал себя настолько сдержанно и тактично, что близкий к императору Франдзис предположил: а не имело бы смысл сделать его патриархом вместо отсутствовавшего Григория Маммаса? Но Константин был убежден, что Исидор никогда на это не согласится. В то же время архиепископ Леонард с присущим латинянам пренебрежением к грекам открыто выражал неудовлетворенность положением дел. Он потребовал от императора арестовать лидеров оппозиции и назначить над ними суд. Это было неразумное предложение, осуществление которого лишь породило бы мучеников за веру. Константин довольствовался тем, что 15 ноября собрал во дворце членов Синаксиса и выслушал их возражения. По его просьбе они составили и подписали документ, излагающий причины их отказа принять Флорентийскую унию. В документе были снова повторены их богословские возражения против формулы о Святом Духе. Однако его авторы заявляли, что будут приветствовать созыв нового собора в Константинополе, на котором приняли бы участие правомочные представители всех восточных церквей; единственным же препятствием к этому является злая воля латинян. Они также писали, что будут с радостью приветствовать возвращение патриарха Григория, если он заверит их, что разделяет их богословские взгляды.Неизвестно, присутствовал ли Геннадий на этой встрече с императором. Так или иначе, его имя не значится среди пятнадцати лиц, подписавших документ, среди которых было пять епископов, три высокопоставленных духовных сановника патриархии и семь настоятелей и монахов. Их позиция была не лишена смысла в случае, если бы уния не вела к расколу между константинопольской и всеми остальными православными церквами. Но для политических деятелей союз с Западом, который мог означать материальную поддержку, был важнее единства с восточными церквами, которые не могли оказать никакой помощи.Несколько дней спустя пушки крепости Румелихисар потопили венецианское торговое судно, о котором писалось выше. По городу прокатилась новая волна паники; необходимость получить западную помощь представлялась теперь более настоятельной, чем когда-либо прежде. Партия унионистов вновь завоевывала сторонников. Геннадий, опасавшийся, по собственному признанию, того, что желание получить поддержку распространится среди византийцев, подобно лесному пожару, снова выпустил пространное воззвание, в котором подчеркивал, что западная помощь неизбежно приведет к унии. Он также повторял, что, по крайней мере, сам он никогда не запятнает свою веру в надежде на помощь, ценность которой весьма сомнительна. Его слова не остались без отклика.12 декабря 1452 г. в кафедральном соборе св. Софии была отслужена торжественная литургия в присутствии императора и всего двора. В молитвах были упомянуты имена папы и отсутствующего патриарха и официально провозглашены положения Флорентийской унии. Кардинал Исидор, стремясь показать, что наконец-то симпатии широких слоев его греческих соотечественников завоеваны, сообщал, что церковь была переполнена и отсутствовали только Геннадий и его восемь монахов. Однако другие сторонники его партии рисуют иную картину: среди греков не наблюдалось энтузиазма, и отныне лишь немногие из них посещали собор, где разрешалось служить только тем священникам, которые признали унию. Архиепископу Леонарду даже император казался не особенно ревностным сторонником унии и пассивным в ее проведении, а Луку Нотараса он вообще считал ее открытым противником. Хотя часто цитируемая фраза Нотараса о том, что он предпочел бы султанский тюрбан кардинальской шапке, даже если он и произнес ее на самом деле, несомненно, была скорее вызвана раздражением против прямолинейности таких непримиримых латинян, как Леонард, которые не хотели понять его усилий в достижении примирения.После того как уния была провозглашена, открытой оппозиции уже не существовало, а Геннадий хранил молчание в своей келье. Большинство жителей отнеслись к этому свершившемуся факту с угрюмой пассивностью; однако молились они только в тех церквах, где служили священники, не запятнавшие себя открытым признанием унии. Даже многие сторонники унии надеялись, что если город устоит, то ее положения можно будет изменить. Если бы сразу же вслед за провозглашением унии в город прибыли с Запада суда с солдатами, то ее практические преимущества могли бы завоевать ей всеобщую поддержку. Греки, держа в памяти учение об Экономии, могли бы тогда утешиться тем, что, поступившись своей преданностью вере, они в качестве компенсации смогут сохранить христианскую империю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31