Рэнкин увидел пропасть, разверзшуюся у его ног.– Не могу сказать, сэр.– Не можете? Скорее не хотите, чтобы об этом узнали и другие. У меня складывается впечатление, что вы, мягко говоря, безответственно отнеслись к своим обязанностям. – Дженнингс взглянул на председателя трибунала. – Позднее я представлю свидетеля, который покажет, что мистер Рэнкин большую часть времени играл в карты и пьянствовал. – Он снял очки и неторопливо протёр стёкла. Затем надел их вновь и посмотрел на свидетеля. – Мистер Рэнкин, вы знали, что охраняли? Как я понимаю, вас предупредили, что груз специального назначения. Вы знали, что в ящиках?– Нет, сэр, – ответил Рзнкин. – Во всяком случае, не с самого начала. Правда, потом я застал канонира Кука, который в присутствии капрала вскрыл один из ящиков.– И тогда вы узнали, что в них серебро?– Да, сэр.– Какие дополнительные меры предосторожности вы приняли, узнав, что охраняете значительные ценности?Рэнкин облизал губы.– Я… я сказал капралу, чтобы он повысил бдительность.– Он? – изумился Дженнингс. – Но ведь охрана спецгруза поручалась вам. – Он вновь взглянул на председателя трибунала. – Позднее я намерен показать суду, что мичман Рэнкин, узнав о содержимом ящиков, преспокойно спустился в каюту старшего механика и напился за картами.Прокурор не выдержал.– Сэр, – обратился он к председателю, – я протестую. Мистер Рэнкин даёт свидетельские показания.Председатель трибунала, поглаживая левую щеку, взглянул на юриста-консультанта. Тот кивнул.– Протест правомерен.– Я пытаюсь показать суду, на каком фоне происходили события, – вмешался Дженнингс. – Показать, что обвиняемые не доверяли своему командиру и, таким образом, считали себя вправе на совершённые ими действия.Рэнкин побледнел, как воротник его белоснежной рубашки. Его глаза бегали, он не решался встретиться взглядом с кем-нибудь из сидящих в зале.– Мистер Рэнкин, – продолжал Дженнингс, – как я понял, вы, даже узнав об исключительной ценности груза, по-прежнему считали, что капрал должен нести полную ответственность за порученное вам дело?– Он получил от меня исчерпывающие инструкции по охране спецгруза, сэр.– Понятно. Теперь, мистер Рзнкин, давайте вернёмся к последней ночи на борту «Трикалы». Она подорвалась на мине в два часа тридцать шесть минут пятого марта. Скажите, пожалуйста, капрал Варди приходил к вам в половине девятого вечера четвёртого марта, чтобы сказать, что шлюпка номер два непригодна к плаванию?– Я… – Рэнкин запнулся. – Да, сэр. Он пришёл ко мне с какой-то выдумкой о расшатанных досках. Силлз, третий солдат охраны, решил устроиться на ночь в шлюпке. Я сказал капралу, что Силлз не…– Одну минуту, – прервал его Дженнингс. – Что вы делали, когда пришёл капрал?– Я играл в карты, сэр.– Что-нибудь ещё?– Я не понимаю, сэр?– Я хочу знать, пили вы или нет.– Ну, мы со стармехом пропустили по паре стопочек, но мы…– Ещё не напились, – прервал его Дженнингс. – Полагаю, вы хотели сказать именно это. Но мне кажется, что человек, участвующий в пьянке, не может беспристрастно оценить своё состояние.– Мы только…– Под «мы» подразумеваетесь вы и старший механик?– Да, сэр.– Вы часто бывали в его каюте?– Да, мы с ним сразу поладили.– На почве карт и выпивки? – Дженнингс повернулся к председателю трибунала. – Сэр, я хочу вызвать другого свидетеля, мисс Соррел, также плывшую на «Трикале», чтобы показать, что остальные офицеры считали старшего механика пьяницей и из-за него мисс Соррел потребовала еду приносить ей в каюту. – Затем он обратился к Рэнкину: – Вернёмся к вопросу о шлюпках. Что вы сделали, услышав донесение капрала?– Я не воспринял его всерьёз, – неуверенно ответил Рэнкин. – Едва ли капрал Варди мог разбираться в шлюпках лучше офицеров «Трикалы». Стармех сказал мне, что их регулярно осматривали. Однако я обещал капралу, что утром подойду с ним к шлюпке номер два.– Стармех сказал вам, что мистер Хендрик, первый помощник, и один из матросов возились со шлюпками во время стоянки «Трикалы» в Мурманске?– Кажется, да.– Вы сочли нецелесообразным немедленно поставить в известность капитана?– Нет, сэр.– Вы помните слова капрала Варди о том, что он плавал всю жизнь и разбирается в шлюпках не хуже любого матроса или офицера?– Он что-то такое говорил.– Но вы остались при своём мнении и не пожелали убедиться лично, что шлюпка непригодна к плаванию.– Было темно, – сказал Рэнкин мрачно, теребя пуговицу кителя.– Но у вас был фонарь. Полагаю, вы просто забыли о долге и не хотели отрываться от карт и виски. Если бы вы более серьёзно относились к своим обязанностям, дюжина, а то и больше людей остались бы живы, а капрал больше доверял бы вам. – Дженнингс коротко кивнул. – У меня всё.Рэнкин шёл к двери, как побитая собака. Лоб мичмана блестел от капелек пота. Дженнингс нагнал на него страху. Я взглянул на Дженнингса. Тот с довольным видом просматривал какие-то записи. Я с облегчением подумал, что с защитником нам повезло. Он прекрасно знал своё дело. Блестяще проведённый допрос Рэнкина не прошёл незамеченным для членов трибунала. Впервые после ареста перед нами забрезжил лучик надежды. V. ДАРТМУРСКАЯ ТЮРЬМА Трибунал заседал всё утро. Свидетели сменяли друг друга: Хэлси, Хендрик, Юкс. Самое сильное впечатление на наших судей произвёл Хэлси, уверенный в себе, крепкий, как скала, привыкший командовать.– Капитан Хэлси, – спросил Дженнингс, когда прокурор закончил допрос, – вы можете объяснить суду, почему вы не хотели, чтобы обвиняемые спускали плот на воду?– Конечно, – Хэлси повернулся к членам трибунала. – При чрезвычайных обстоятельствах командовать должен только один человек, иначе начинается неразбериха. Вы, как опытные офицеры, это понимаете. Спасательные плоты должны использоваться лишь в самом крайнем случае. Я держал их в резерве на случай аварии с той или иной шлюпкой.– А если б вам сообщили, что одна из шлюпок, например номер два, непригодна к плаванию? Как бы вы поступили?– Это невозможно, – возразил Хзлси. – Кто-нибудь из моих офицеров еженедельно осматривал шлюпки, обычно мистер Хендрик.– Понятно. – Дженнингс кивнул. – Но меня интересует ваше мнение. Если б вы узнали, что шлюпка номер два непригодна к плаванию, не следовало ли вам поощрить Кука и Варди, а не препятствовать им спускать плот на воду?– Я не могу ответить на этот вопрос. Чрезвычайное положение требовало мгновенных решений. Трудно сказать, что бы я сделал или не сделал в иных обстоятельствах.– Но вы знали о повреждении шлюпки. Когда Рэнкин крикнул вам, что обвиняемые отказываются сесть в шлюпку, вы велели ему подняться на мостик, правильно?– Да.– Как он объяснил их отказ?– Он сказал, что, по их мнению, шлюпка непригодна к плаванию, – не задумываясь, ответил Хэлси. Члены трибунала переглянулись.– Но вы не обратили на это внимания?– Нет, – жёстко ответил Хзлси. – Многие люди, непривычные к морю, впадают в панику, когда им приказывают сесть в шлюпку. Не забывайте о том, что дул сильный ветер, а море штормило.– Мичман сказал, верит он капралу или нет?– Я его не спрашивал.– Он сказал, что они хотят плыть на плоту?– Кажется, да.Дженнингс подался вперёд.– Вы не задумывались над тем, что обвиняемые боятся сесть в шлюпку, но готовы взять плот, плыть на котором куда опаснее? Вам это не показалось странным?– Не показалось. Судно тонуло, и у меня хватало забот без этих паникёров. Я сказал мичману, что они должны покинуть судно, всё равно как, на шлюпке или на плоту.Да, для капитана Хэлси мы были лишь двумя солдатами, испугавшимися высоких волн. Его мнение имело немалый вес. Он был капитаном «Трикалы». Члены трибунала, сами офицеры, могли понять его точку зрения.Дженнингс спросил, почему мисс Соррел оказалась на плоту, а Рэнкин – в шлюпке. И вновь Хзлси нашёл логичный ответ.– Она выбирала сама. Я не мог сразу покинуть судно. И^не хотел задерживать мисс Соррел, тем самым подвергая её жизнь опасности. Я знал, что на плоту с ней ничего не случится, а на рассвете собирался найти плот и взять её в шлюпку. Что касается Рэнкина, я не видел ничего особенного в том, что морской офицер остаётся на борту до спуска третьей шлюпки. Дженнингс поинтересовался, почему наутро капитан не подобрал мисс Соррел, как обещал.– Не знаю, что и сказать, – ответил Хэлси. – Возможно, виноват ветер. Какое-то время нас несло к северу. А плот, скорее всего, на юго-восток. Такое иногда случается. Примите во внимание плохую видимость. Мы могли быть в миле-двух от плота или корвета и не заметить их.– Метеосводки, полученные из адмиралтейства, – продолжал Дженнингс, – показывают, что в южной части Баренцева моря в те три недели, которые вы провели в шлюпке, дули северные ветры. То есть под парусом вы через неделю могли выйти в район Доггер-Бэнк. Нашли же вас около Фарерских островов. Хэлси пожал плечами.– Я не знаю, что написано в сводках адмиралтейства, но могу сказать, что ветер всё время менялся. Надеюсь, вы не хотите предположить, что мы старались продлить плавание в открытой шлюпке, на морозе и практически без еды?Я заметил, что председатель трибунала уже ничего не записывает. Раз или два он нетерпеливо взглядывал на часы. Но Дженнингс не сдавался:– У меня ещё два вопроса. Примерно в полночь, в день отплытия из Мурманска, вы стояли на мостике с первым помощником. Тот сказал, что завтра будет плохая погода. Вы помните ваш ответ?– Нет. На корабле слишком часто говорят о погоде.– Я освежу вашу память. Вы ответили: «Это нас устроит». Не могли бы вы объяснить, почему вас устраивала плохая погода?– Не понимаю цели вашего вопроса, – Хэлси насупился. – Вероятно, один из обвиняемых внимательно вслушивался в разговоры, не имеющие к нему никакого отношения. Однако я могу ответить на ваш вопрос: маршруты конвоев, идущих в Мурманск и обратно, пролегают в непосредственной близости от северной оконечности Норвегии, где расположены немецкие морские базы. Плохая погода – лучшая страховка от подлодок.– Вы сказали: «Мы всё сделаем завтра ночью», – продолжал Дженнингс. – А затем спросили мистера Хендрика, поменял ли тот вахтенных, чтобы Юкс был за штурвалом с двух до четырёх ночи. Именно в этот промежуток времени «Трикала» подорвалась на мине.– Подоплёка вашего вопроса оскорбительна, сэр, – резко ответил Хэлси и повернулся к членам трибунала. – Должен ли я объяснять каждый обрывок разговоров, подслушанных людьми, понятия не имеющими, о чём идёт речь? Я поменял вахтенных, потому что у меня не хватало людей и приходилось всё время тасовать вахты.– Я просто пытаюсь показать, какое действие произвёл этот разговор на капрала Варди. Он, как мы поняли из показаний Рэнкина, охранял и нёс полную ответственность за очень ценный груз. Ещё один вопрос. Не были ли вы владельцем или шкипером судна под названием «Пинанг», плававшего до войны в китайских морях?Чёрные глазки Хэлси блеснули неприкрытой злобой. Было в них и ещё что-то. Лишь потом я понял, что это страх. Хэлси замешкался с ответом, но, к счастью для него, на помощь пришёл прокурор.– Я протестую! – закричал он. – Эти вопросы не имеют отношения к разбираемому делу.– Я согласен, – добавил юрист-консультант.– Позднее я покажу, что имеют, – ответил Дженнингс и сел. С Хендриком, следующим свидетелем обвинения, Дженнингсу повезло больше. Бегающие глазки и белый шрам на щеке Хендрика не остались незамеченными членами трибунала. Хендрику пришлось нелегко, но его ответы не намного разнились с ответами капитана. Дженнингс и ему задал вопрос о «Пинанге». Лицо Хендрика посерело.– Правда ли, – продолжал Дженнингс, – что «Пинанг» частенько замечали в непосредственной близости от судов, пошедших ко дну со всей командой? – И, прежде чем Хендрик успел ответить, а прокурор – запротестовать, добавил: – Как я понимаю, мистер Хендрик, вы и кто-то из команды во время стоянки в Мурманске что-то делали со шлюпкой номер два. Не могли бы вы сказать, что именно?– По указанию капитана я осмотрел все шлюпки.– Они не требовали ремонта?– Нет.– Кто помогал вам?– Юкс, сэр. С этим Дженнингс отпустил Хендрика. Прокурор вызвал Юкса. Когда пришёл черёд Дженнингса задавать вопросы, он спросил:– Вы помогли мистеру Хендрику осматривать шлюпки в Мурманске?– Да.– Вам изменили вахты так, что вы оказались за штурвалом, кода произошёл взрыв?– Да, – ответил Юкс. Его глаза беспокойно забегали. Дженнингс подался вперёд.– Вы, часом, не плавали на «Пинанге»? На этот раз сомнений не было: Юкс струхнул. Он не ожидал вопроса о «Пинанге». На этом Дженнингсу пришлось остановиться. У нас не было никаких улик, и он отпустил Юкса. Ивэнса даже не вызывали. Прокурор объявил, что выступили все свидетели обвинения, и наступил черёд свидетелей Дженнингса. Первым он вызвал меня. Направляемый его умелыми вопросами, я рассказал всю историю, ничего не утаивая. О моих подозрениях, растущем чувстве тревоги, разговорах с коком о «Пинанге», о том, что я сам щупал доски шлюпки. Тут юрист-консультант прервал меня и спросил, было ли темно и осматривал ли я шлюпку с фонарём. После меня выступил Берт и подтвердил мои слова. Затем настала очередь Дженни. Она показала, что моя уверенность в непригодности шлюпок к плаванию убедила её, и она предпочла спасательный плот. Затем последовали заключительные выступления обвинения и защиты. Подвёл итог юрист-консультант, и в четверть первого трибунал перешёл к обсуждению нашего дела. Всем, кроме двух офицеров-практикантов, предложили покинуть зал. В маленькой комнатке Берт потёр руки и подмигнул мне.– Капрал! Как тебе это понравилось? Ты видел, как менялись их лица, стоило капитану Дженнингсу упомянуть о «Пинанге»? Держу пари, они пиратствовали. И мисс Дженни, она произвела на судей впечатление.Я кивнул. Надежда проснулась, когда Дженнингс допрашивал свидетелей обвинения. Но сухое, построенное на фактах выступление юриста-консультанта словно окатило меня холодным душем. Дженнингс сражался за нас до конца. Он пытался доказать, что в своих действиях мы руководствовались тревогой за сохранность спецгруза и подозрениями. Но судил нас не гражданский суд. В состав трибунала входили армейские офицеры, озабоченные поддержанием дисциплины в войсковых частях. И нашим недоказанным подозрениям противостояли суровые факты. Дженнингс не зря предупреждал, что нам нечего ждать оправдательного приговора.Берт достал пачку сигарет, мы закурили.– Ну, что загрустил, капрал? – попытался он ободрить меня. – По-моему, не всё потеряно. Дженнингс показал, какой подонок этот Рэнкин. Если они ради приличия и признают нас виновными, то наказание должно быть лёгким.Я не ответил. Тут открылась дверь, и вошли Дженни, её отец и жена Берта. Я не помню, о чём мы говорили, но только не о суде. Мне понравился отец Дженни, седовласый шотландец с мелодичным голосом и весёлыми голубыми глазами. Широкая в кости, крепко сбитая миссис Кук буквально лучилась добротой. Я сразу понял, что Берту повезло с женой. Чувствовалось, что она всегда готова прийти на помощь и поддержать в трудную минуту. Время текло медленно, разговор не клеился. Без четверти час наших гостей попросили выйти, а нас отвели в зал суда. Казалось, ничего не изменилось. Все сидели на своих местах. По отрешённым лицам офицеров я понял, что наша судьба решена. По спине у меня побежали мурашки, когда нам приказали встать.– В данный момент суду нечего объявить, – бесстрастным голосом сказал председатель трибунала. – Решение суда, подлежащее утверждению, будет обнародовано в установленном порядке. Юрист-консультант обратился к прокурору:– Вы хотите что-нибудь добавить? Прокурор представил наши послужные списки. Дженнингс произнёс речь с просьбой о смягчении приговора, учитывая нашу безупречную службу и то обстоятельство, что в своих действиях мы руководствовались благими намерениями. Вновь нас вывели из зала. Трибунал рассматривал вопрос о нашем наказании.– Приговор трибунала, подлежащий утверждению, будет обнародован позднее, – объявили нам десять минут спустя. Нас снова отвезли на военную базу. Через две недели её командир огласил приговор: «Капрал Варди, на заседании трибунала, состоявшемся двадцать восьмого апреля тысяча девятьсот сорок пятого года, вас признали виновным в мятеже и приговорили к четырём годам тюремного заключения». Берт получил три года. Не сразу осознали мы значение его слов, не сразу начали привыкать к тому, что следующие три или четыре года будем отрезаны от мира. Этот срок казался нам вечностью.Наутро нас погрузили в трёхтонку.– Куда нас теперь повезут? – спросил Берт. Его оптимизм испарился без следа.– Бог знает, – ответил я. Мы обогнули Плимут и поехали в глубь страны, через Йелвертон. Там свернули направо и начали подниматься в гору. Светило солнце, по голубому небу бежали редкие облака. Внезапно меня охватил страх. Ибо я понял, куда мы едем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18