во время «montres» (смотров, парадов) каждый должен был поклясться, что его доспехи и оружие принадлежат ему, а не позаимствованы ради этого случая; те же, чье снаряжение оказывалось, на взгляд командира, недостаточным, давали клятву привести его в порядок.
Именно во время войны, как мы уже видели, наиболее ярко проявлялся постоянный конфликт между требованиями реальности и стремлениями рыцарского духа, конфликт, который приводил иногда к тому, что ради красоты жеста приходилось жертвовать наиболее существенными интересами враждующих партий. Но некоторые военачальники оказывались не слишком склонны совершать личные «подвиги». Так, Юноша отклонил предложение герцога Бедфорда, желавшего устроить бой между двенадцатью французами и двенадцатью англичанами. Тем не менее он согласился подчиниться достаточно распространенному у английских «полководцев» рыцарскому обычаю: пригласить за свой стол перед началом боя капитана вражеской армии, чтобы тем самым выразить ему свое уважение. Жан де Бюэй – автор «Юноши» – приводит в своем рассказе реальный эпизод из собственной военной биографии: встреча в Алансоне с прославленным Фастольфом, выразившим желание познакомиться с еще молодым, но уже покрывшим себя славой противником. Тальбот, лучший из английских капитанов, также прибегал к этой форме куртуазности: узнав, что Родриго де Вильяндрандо разоряет окрестности Бордо, он послал ему вызов, пригласив его перед тем вместе пообедать. Накануне битвы, ставшей для него последней, он послал к графу Клермонскому двух английских герольдов, поскольку «узнал, что сеньор де Клермон стоит в поле и жаждет встречи с ним, дабы его угостить, а потому поручает осведомиться, где бы его можно было найти». Жан де Клермон ответил в том же стиле, сообщив, что «для того чтобы отбить у вежливого наглеца охоту его видеть, он обещает ему ждать поименованного сеньора Тальбота, вполне готового и снаряженного для встречи, намереваясь поиграть с ним в „tirepoil“ и все прочие игры, где каждый мог бы наилучшим образом угостить другого».
Куртуазность куртуазностью, но мы снова сталкиваемся с самой грубой действительностью, когда речь заходит о злоключении, постигшем в 1434 г. сеньора д'Оффремона, который защищал на службе у герцога Бургундского замок Клермон в Бовези. Ла Гир и его спутники, состоявшие на службе у Карла VII, проезжали мимо замка, и бургундский капитан решил, что для него дело чести – хорошо их принять. «Желая им угодить и оказать гостеприимство, – рассказывает Монстреле, – он велел открыть вино, вынести его через потайной ход башни и пригласить их выпить, и тут им навстречу вышел сеньор д'Оффремон, и с ним было всего трое или четверо его людей, и они начали говорить с Ла Гиром и с другими, любезно их принимая… Но, разговаривая с сеньором д'Оффремоном, Ла Гир быстро его схватил и тотчас заставил сдать названный замок, и при этом заковал его в цепи и бросил в яму. И сеньора д'Оффремона держали месяц в темнице, обходясь с ним крайне жестоко, так что все тело у него покрылось блохами и паразитами, и наконец он заплатил за себя выкуп в четырнадцать тысяч золотых экю и еще дал коня и двадцать бочек вина».
Приготовления к большой битве по всем правилам давали возможность великолепной мизансцены в рыцарском духе. Именно соблюдение определенных правил служило критерием для иерархической классификации боя и отличало его от простой встречи или стычки:
«И это назвали встречей в Монс-ан-Виме, – говорит Монстреле. – И не объявили битвой, поскольку стороны встретились друг с другом случайно, и не были развернуты никакие знамена». В самом деле, знаменам придавалось величайшее значение, каждый капитан стремился развернуть свое; то же самое относится и к служившим под его началом сеньорам. Не было никаких законов, которые определяли бы выбор изображенных на знаменах эмблем; предпочитались яркие контрастные цвета, и миниатюристы охотно изображали великолепное зрелище, которое представляли собой выстроившиеся в боевом порядке войска: ослепительно сверкающие доспехи, яркие пурпуэны, а над всем этим высоко-высоко пестрый лес знамен. Знамя было не только украшением, но также и признаком единения: «Оно – словно факел, зажженный в зале и всех озаряющий, – говорит оруженосец Диас да Гамес, – и, если этот факел случайно погаснет, все останутся в темноте и не будут знать, не побеждены ли они». Исчезновение знамени капитана нередко означало, что весь его отряд обращен в беспорядочное бегство; потому очень большое значение придавалось выбору знаменосца, который должен был нести и защищать эмблему своего военачальника.
Сражение при Азенкуре представляет собой типичный пример крупной «рыцарской» битвы: никакой стратегии, ни малейшей попытки захватить противника врасплох, напав на него неожиданно. Две армии расположились лагерем на поле, которому предстояло сделаться полем боя, достаточно близко одна от другой, чтобы в каждом из лагерей слышали все, что происходит у противника. Английские лучники воспользовались передышкой накануне сражения для того, чтобы вбить в землю острые колья, которые должны были защитить их от натиска кавалерии; что же касается французов, «несмотря на то что музыкальных инструментов, чтобы развеселиться, у них было мало», они весело провели ночь и занимались тем, что перед грядущей битвой посвящали в рыцари оруженосцев. Назавтра стало ясно, что английская предусмотрительность победила рыцарскую отвагу: оттеснив лучников и арбалетчиков, которые, как правило, начинали бой, тяжелая феодальная конница устремилась на вражеские ряды; но кони увязали в размокшей земле (всю ночь перед тем лил дождь), и многие рыцари спешились и укоротили копья, чтобы удобнее было сражаться, После этого они сразу же оказались стиснутыми в узком пространстве, почти лишенными возможности передвигаться в тяжелых доспехах, и их почти всех перебили градом выпущенных лучниками стрел, изрубили в куски, а оставшихся захватили в плен английские пехотинцы. Именно в этот момент на поле боя появился герцог Брабантский, брат Иоанна Бесстрашного, пожелавший участвовать в большом рыцарском празднике. Превратив в гербовую котту знамя трубача, он бросился в бой и нашел в нем смерть.
И все же не всякое сражение в сомкнутых боевых порядках походило на битву при Азенкуре, где присутствие высшей знати побуждало к рыцарскому соперничеству и где каждый непременно желал сразиться в первых рядах. «Викториал» оруженосца Диаса да Гамеса показывает нам совершенно другую картину, когда он описывает встречу английских войск с кастильскими вспомогательными, которыми командовал капитан Педро Ниньо: «Армии стояли очень близко одна к другой и, следуя обычаю, назначили распорядителей, которым надлежало разместить войска, и был отдан приказ, как принято, чтобы никто не позволял себе выходить из рядов или рваться вперед, пока не настал час атаки». Один рыцарь, пожелавший нарушить приказ, получил удар по лицу от кого-то из распорядителей. Затем англичане начали бой, стреляя из луков, и посылали столько стрел, «что похоже было на то, как будто пошел снег… Кастильцы, разместившиеся ниже, получали стрелы в таком множестве, и падали эти стрелы так часто, что арбалетчики не решались нагнуться, чтобы зарядить свои арбалеты. Многие мужчины были задеты стрелами, и у тех, на ком были надеты кожаные куртки, они так и оставались торчать, так что можно было подумать, будто все они – святые Себастьяны… Когда бой закончился, на земле валялось такое множество стрел, что и шагу нельзя было сделать, не наступив на них, и столько их было, что хоть горстями собирай». Кастильцы вышли победителями из этой битвы, и «судьи» наградили лучших бойцов; они решили отдать «chapel d'or» (золотой венец), предназначавшийся лучшему рыцарю, тому, кто, получив пощечину от распорядителя, послушно вернулся в строй…
Но повседневную реальность войны следует искать отнюдь не там, где происходили полевые сражения, представлявшие собой эпизоды скорее исключительные. Ее следует искать в жизни тех отрядов, чьи капитаны берегли кровь своих людей и были не слишком расположены жертвовать выгодами победы ради демонстрации бесполезного героизма. Пятнадцатый век оставил нам бесценное свидетельство о жизни солдат во время кампании: свидетельство Жана де Бюэя, который в своем «Юноше», в почти небеллетризованной форме, реалистично и живописно рассказал о своей жизни и о жизни своих товарищей по оружию.
Юноша начал свою военную карьеру с того, что вместе с несколькими солдатами охранял замок Люк, напротив которого на некотором расстоянии стоял другой замок – Версе, занятый вражеским гарнизоном. Задача была трудной, существование – тоже нелегким, поскольку маленький гарнизон во всем терпел нужду. Лошадей не хватало, и люди Юноши «очень часто садились вдвоем на одного коня, а еще чаще ходили пешком». Вооружение и снаряжение были соответствующими, а скудных запасов продовольствия в крепости едва-едва хватало на то, чтобы прокормить людей и лошадей. Первые подвиги Юноши состояли в том, что он «завоевал» коз, принадлежавших вражескому гарнизону, когда они ночью паслись поблизости от Версе; одновременно с этим прихватил выстиранные вещи, которые сохли на веревке, и надевал их потом под свои кожаные доспехи… Жан де Бюэй с удовольствием рассказывает еще об одной из таких ночных вылазок, и его рассказ оставляет у читателя удивительное ощущение «пережитого». Вот этот рассказ: «Мы выбрались наружу в час, когда луна светила уже ясно и безмятежно. К тому месту, где были кони, мы пришли как раз вовремя, потому что в это время настолько стемнело, что мы едва могли разглядеть друг друга. Но можете мне поверить, он (проводник) вел нас самым искусным образом, потому что с тех самых пор, как мы тронулись в путь, мы шли не по большой дороге, но безлюдными тропинками, которыми мало кто ходил. Мы проходили мимо дома посреди песчаной равнины, где жил этот добрый человек, и, чтобы не залаяла собачка, он свернул на дорожку или тропинку, ведущую через лес; и он не повел нас ни через распаханное поле, ни по мягкой земле из опасения, как бы кто не заметил наши следы. Он все время вел нас по твердой почве. И ни разу не было, чтобы мы миновали изгородь и он не остался бы сзади, чтобы поправить ее, если ее задели; он делал это из опасения, как бы не узнали, что мы там прошли. И если мы открывали где-нибудь ворота, он закрывал их. И все же, когда мы проделали уже изрядный путь, он уговорил нас пересечь большую дорогу, которая вела в Версе; но когда мы оказались по другую сторону, взял большую терновую ветку и протащил ее по нашим следам, так что от них ничего не осталось». Добравшись до леса, путешественники спрятались за кустами. Они подошли так близко к укреплениям Версе, что могли услышать в ночной тишине замечания, которыми обменивались часовые. «Налетчики» скрывались там целый день, а на следующую ночь выбрались из укрытия, захватили коней и вернулись в Люк. Желая вознаградить Юношу за участие в этой экспедиции, капитан отдал ему один из своих панцирей. Чуть позже другая ночная вылазка даст ему возможность обзавестись конем, на котором он с тех пор и станет ездить.
Благополучие обитателей Версе было столь же шатким, как у противника, и потому для них настоящей трагедией обернулась удачная вылазка Юноши, который сумел украсть принадлежавшую их капитану корову: «Когда капитан узнал об этом деле, он сильно огорчился, потому что его жена кормилась ее молоком сама и кормила маленького ребенка. Капитан решил, что надо корову выкупить, и попросил молодого человека привести ему животное, пообещав заплатить, сколько тот запросит, и дать охранное свидетельство, и так они и поступили…»
Первые и довольно скромные подвиги тем не менее создали Юноше репутацию; он сам сформировал отряд и предпринял более значительные операции: нападения на вражеские крепости. На самом деле именно это и было главным на войне. Тысячи крепостей – от простого замка до окруженного укреплениями города – покрывали всю землю Франции, и обладание ими было той основой, на которую опиралось могущество сражающихся партий. Осада и штурм крепостных стен занимали среди военных операций куда более значительное место, чем полевое сражение.
И все же редко случалось, чтобы город брали приступом по всем правилам, пробив брешь в укреплениях. Несмотря на успехи артиллерии, хорошо охраняемые укрепления были почти непреодолимым препятствием для осаждавших. И потому войска не шли на штурм. а старались взять вражескую крепость измором, заставить ее оголодавших защитников сдаться или же благодаря неожиданному нападению на какую-то часть стены завладеть ею. Полностью отрезать от внешнего мира сколько-нибудь значительную крепость было трудным предприятием, потому что ограниченная численность войск редко давала возможность окружить ее со всех сторон. Пример Орлеана, вокруг которого англичане сосредоточили в 1429 г. почти все свои военные силы есьма красноречив: город постоянно сохранял связь с окрестностями, и осаждавшие не смогли помешать войти в город войскам, которые привела на подмогу Жанна д'Арк. Для того чтобы компенсировать недостаточную численность войск, вокруг осажденных крепостей велись усиленные работы; «квартиры», лагеря осаждавших были соединены между собой рвами и траншеями; мощные цепи, растянутые на железных кольях, создавали заграждения вокруг постов часовых, препятствуя возможному выходу осажденных; огромные щиты на колесах защищали лучников, арбалетчиков и артиллеристов от снарядов, пущенных с укреплений, и позволяли им приблизиться к стенам, подвергаясь меньшей опасности.
Если крепость была окружена достаточно плотно и пополнять запасы продовольствия становилось невозможно, осажденным оставалось лишь одно: рассчитывать, что какие-то войска придут на помощь. Нередко между осаждавшими и осажденными заключались «соглашения», в которых предусматривалось, что если город в условленный день не получит помощи, он капитулирует. В 1424 г. люди из Гиза, осажденные войсками Жана де Люксембурга, подписали с ним формальное соглашение: если они не получат помощи до 10 марта, крепость будет сдана; то же самое произойдет в случае,|«если принцы и сеньоры, каковые держат ту же сторону, что и гарнизон Гиза, потерпят поражение в бою». В случае же если бы, напротив, пришедшие на подмогу войска одержали победу, Жан де Люксембург и его капитаны обязывались вернуть людям Гиза, освободить и отпустить беспрепятственно местных жителей, которые были взяты в залог сдачи названных города и замка». Наконец, в случае, если бы крепость вынуждена была сдаться, собая статья давала жителям города «преимущественное право»: «Те, кто пожелает уйти к своим принцам или в другие города, стоящие за них, могут увести с собой всех своих коней и унести доспехи, вещи и другое движимое имущество». Условия исключительно выгодные, поскольку, как правило, во времена, о которых мы говорим, те, кто предпочитал покинуть завоеванный город, должны были уходить «с белым посохом в руке», то есть – в чем были. Именно такие условия поставил Жан де Бюэй жителям Байе, в то время населенного англичанами; но все-таки жалостное зрелище, которое явили собой женщины, выходившие из города с детьми на руках, растрогало испытанного капитана, каким он был к тому времени: «И тогда сеньор де Бюэй, который с дамами был весьма любезен, позволил, оказав такую милость, чтобы дамы, девицы, дети и многие английские дворяне взяли лошадей, повозки и носилки, чтобы на них выехать, и англичане очень его благодарили за такую великую снисходительность».
Если город не сдавался и приходилось решаться на штурм по всем правилам, необходимо было собрать много осадной техники. Для того чтобы пробить брешь в укреплениях более или менее значительной крепости, требовалось, по оценке Юноши, двести сорок восемь орудий. Самые большие должны были метать камни от четырехсот до пятисот фунтов весом, другие – камни в сто фунтов. Для того чтобы заряжать орудия, надо было запасти тридцать тысяч фунтов пороха, три тысячи фунтов ивового угля и двести мешков дубового угля: кроме того, двадцать «тазиков» на треножниках, двадцать мехов и «queue» (букв. – «хвост», фитиль), «чтобы зажигать огонь в этих пушках»'9 . Пока одни осаждающие медленно двигали к стенам артиллерию, защищенную подвижными щитами, другие продолжали рыть выкопанные для блокады траншеи, кирками и лопатами продлевая их до самого рва, окружавшего крепостные стены, для того чтобы перебраться через ров. К самым узким местам подтягивали решетки и перекидные мосты. Если ров был слишком широк, его пробовали засыпать землей, хворостом, ветками. Затем наступал решающий момент:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Именно во время войны, как мы уже видели, наиболее ярко проявлялся постоянный конфликт между требованиями реальности и стремлениями рыцарского духа, конфликт, который приводил иногда к тому, что ради красоты жеста приходилось жертвовать наиболее существенными интересами враждующих партий. Но некоторые военачальники оказывались не слишком склонны совершать личные «подвиги». Так, Юноша отклонил предложение герцога Бедфорда, желавшего устроить бой между двенадцатью французами и двенадцатью англичанами. Тем не менее он согласился подчиниться достаточно распространенному у английских «полководцев» рыцарскому обычаю: пригласить за свой стол перед началом боя капитана вражеской армии, чтобы тем самым выразить ему свое уважение. Жан де Бюэй – автор «Юноши» – приводит в своем рассказе реальный эпизод из собственной военной биографии: встреча в Алансоне с прославленным Фастольфом, выразившим желание познакомиться с еще молодым, но уже покрывшим себя славой противником. Тальбот, лучший из английских капитанов, также прибегал к этой форме куртуазности: узнав, что Родриго де Вильяндрандо разоряет окрестности Бордо, он послал ему вызов, пригласив его перед тем вместе пообедать. Накануне битвы, ставшей для него последней, он послал к графу Клермонскому двух английских герольдов, поскольку «узнал, что сеньор де Клермон стоит в поле и жаждет встречи с ним, дабы его угостить, а потому поручает осведомиться, где бы его можно было найти». Жан де Клермон ответил в том же стиле, сообщив, что «для того чтобы отбить у вежливого наглеца охоту его видеть, он обещает ему ждать поименованного сеньора Тальбота, вполне готового и снаряженного для встречи, намереваясь поиграть с ним в „tirepoil“ и все прочие игры, где каждый мог бы наилучшим образом угостить другого».
Куртуазность куртуазностью, но мы снова сталкиваемся с самой грубой действительностью, когда речь заходит о злоключении, постигшем в 1434 г. сеньора д'Оффремона, который защищал на службе у герцога Бургундского замок Клермон в Бовези. Ла Гир и его спутники, состоявшие на службе у Карла VII, проезжали мимо замка, и бургундский капитан решил, что для него дело чести – хорошо их принять. «Желая им угодить и оказать гостеприимство, – рассказывает Монстреле, – он велел открыть вино, вынести его через потайной ход башни и пригласить их выпить, и тут им навстречу вышел сеньор д'Оффремон, и с ним было всего трое или четверо его людей, и они начали говорить с Ла Гиром и с другими, любезно их принимая… Но, разговаривая с сеньором д'Оффремоном, Ла Гир быстро его схватил и тотчас заставил сдать названный замок, и при этом заковал его в цепи и бросил в яму. И сеньора д'Оффремона держали месяц в темнице, обходясь с ним крайне жестоко, так что все тело у него покрылось блохами и паразитами, и наконец он заплатил за себя выкуп в четырнадцать тысяч золотых экю и еще дал коня и двадцать бочек вина».
Приготовления к большой битве по всем правилам давали возможность великолепной мизансцены в рыцарском духе. Именно соблюдение определенных правил служило критерием для иерархической классификации боя и отличало его от простой встречи или стычки:
«И это назвали встречей в Монс-ан-Виме, – говорит Монстреле. – И не объявили битвой, поскольку стороны встретились друг с другом случайно, и не были развернуты никакие знамена». В самом деле, знаменам придавалось величайшее значение, каждый капитан стремился развернуть свое; то же самое относится и к служившим под его началом сеньорам. Не было никаких законов, которые определяли бы выбор изображенных на знаменах эмблем; предпочитались яркие контрастные цвета, и миниатюристы охотно изображали великолепное зрелище, которое представляли собой выстроившиеся в боевом порядке войска: ослепительно сверкающие доспехи, яркие пурпуэны, а над всем этим высоко-высоко пестрый лес знамен. Знамя было не только украшением, но также и признаком единения: «Оно – словно факел, зажженный в зале и всех озаряющий, – говорит оруженосец Диас да Гамес, – и, если этот факел случайно погаснет, все останутся в темноте и не будут знать, не побеждены ли они». Исчезновение знамени капитана нередко означало, что весь его отряд обращен в беспорядочное бегство; потому очень большое значение придавалось выбору знаменосца, который должен был нести и защищать эмблему своего военачальника.
Сражение при Азенкуре представляет собой типичный пример крупной «рыцарской» битвы: никакой стратегии, ни малейшей попытки захватить противника врасплох, напав на него неожиданно. Две армии расположились лагерем на поле, которому предстояло сделаться полем боя, достаточно близко одна от другой, чтобы в каждом из лагерей слышали все, что происходит у противника. Английские лучники воспользовались передышкой накануне сражения для того, чтобы вбить в землю острые колья, которые должны были защитить их от натиска кавалерии; что же касается французов, «несмотря на то что музыкальных инструментов, чтобы развеселиться, у них было мало», они весело провели ночь и занимались тем, что перед грядущей битвой посвящали в рыцари оруженосцев. Назавтра стало ясно, что английская предусмотрительность победила рыцарскую отвагу: оттеснив лучников и арбалетчиков, которые, как правило, начинали бой, тяжелая феодальная конница устремилась на вражеские ряды; но кони увязали в размокшей земле (всю ночь перед тем лил дождь), и многие рыцари спешились и укоротили копья, чтобы удобнее было сражаться, После этого они сразу же оказались стиснутыми в узком пространстве, почти лишенными возможности передвигаться в тяжелых доспехах, и их почти всех перебили градом выпущенных лучниками стрел, изрубили в куски, а оставшихся захватили в плен английские пехотинцы. Именно в этот момент на поле боя появился герцог Брабантский, брат Иоанна Бесстрашного, пожелавший участвовать в большом рыцарском празднике. Превратив в гербовую котту знамя трубача, он бросился в бой и нашел в нем смерть.
И все же не всякое сражение в сомкнутых боевых порядках походило на битву при Азенкуре, где присутствие высшей знати побуждало к рыцарскому соперничеству и где каждый непременно желал сразиться в первых рядах. «Викториал» оруженосца Диаса да Гамеса показывает нам совершенно другую картину, когда он описывает встречу английских войск с кастильскими вспомогательными, которыми командовал капитан Педро Ниньо: «Армии стояли очень близко одна к другой и, следуя обычаю, назначили распорядителей, которым надлежало разместить войска, и был отдан приказ, как принято, чтобы никто не позволял себе выходить из рядов или рваться вперед, пока не настал час атаки». Один рыцарь, пожелавший нарушить приказ, получил удар по лицу от кого-то из распорядителей. Затем англичане начали бой, стреляя из луков, и посылали столько стрел, «что похоже было на то, как будто пошел снег… Кастильцы, разместившиеся ниже, получали стрелы в таком множестве, и падали эти стрелы так часто, что арбалетчики не решались нагнуться, чтобы зарядить свои арбалеты. Многие мужчины были задеты стрелами, и у тех, на ком были надеты кожаные куртки, они так и оставались торчать, так что можно было подумать, будто все они – святые Себастьяны… Когда бой закончился, на земле валялось такое множество стрел, что и шагу нельзя было сделать, не наступив на них, и столько их было, что хоть горстями собирай». Кастильцы вышли победителями из этой битвы, и «судьи» наградили лучших бойцов; они решили отдать «chapel d'or» (золотой венец), предназначавшийся лучшему рыцарю, тому, кто, получив пощечину от распорядителя, послушно вернулся в строй…
Но повседневную реальность войны следует искать отнюдь не там, где происходили полевые сражения, представлявшие собой эпизоды скорее исключительные. Ее следует искать в жизни тех отрядов, чьи капитаны берегли кровь своих людей и были не слишком расположены жертвовать выгодами победы ради демонстрации бесполезного героизма. Пятнадцатый век оставил нам бесценное свидетельство о жизни солдат во время кампании: свидетельство Жана де Бюэя, который в своем «Юноше», в почти небеллетризованной форме, реалистично и живописно рассказал о своей жизни и о жизни своих товарищей по оружию.
Юноша начал свою военную карьеру с того, что вместе с несколькими солдатами охранял замок Люк, напротив которого на некотором расстоянии стоял другой замок – Версе, занятый вражеским гарнизоном. Задача была трудной, существование – тоже нелегким, поскольку маленький гарнизон во всем терпел нужду. Лошадей не хватало, и люди Юноши «очень часто садились вдвоем на одного коня, а еще чаще ходили пешком». Вооружение и снаряжение были соответствующими, а скудных запасов продовольствия в крепости едва-едва хватало на то, чтобы прокормить людей и лошадей. Первые подвиги Юноши состояли в том, что он «завоевал» коз, принадлежавших вражескому гарнизону, когда они ночью паслись поблизости от Версе; одновременно с этим прихватил выстиранные вещи, которые сохли на веревке, и надевал их потом под свои кожаные доспехи… Жан де Бюэй с удовольствием рассказывает еще об одной из таких ночных вылазок, и его рассказ оставляет у читателя удивительное ощущение «пережитого». Вот этот рассказ: «Мы выбрались наружу в час, когда луна светила уже ясно и безмятежно. К тому месту, где были кони, мы пришли как раз вовремя, потому что в это время настолько стемнело, что мы едва могли разглядеть друг друга. Но можете мне поверить, он (проводник) вел нас самым искусным образом, потому что с тех самых пор, как мы тронулись в путь, мы шли не по большой дороге, но безлюдными тропинками, которыми мало кто ходил. Мы проходили мимо дома посреди песчаной равнины, где жил этот добрый человек, и, чтобы не залаяла собачка, он свернул на дорожку или тропинку, ведущую через лес; и он не повел нас ни через распаханное поле, ни по мягкой земле из опасения, как бы кто не заметил наши следы. Он все время вел нас по твердой почве. И ни разу не было, чтобы мы миновали изгородь и он не остался бы сзади, чтобы поправить ее, если ее задели; он делал это из опасения, как бы не узнали, что мы там прошли. И если мы открывали где-нибудь ворота, он закрывал их. И все же, когда мы проделали уже изрядный путь, он уговорил нас пересечь большую дорогу, которая вела в Версе; но когда мы оказались по другую сторону, взял большую терновую ветку и протащил ее по нашим следам, так что от них ничего не осталось». Добравшись до леса, путешественники спрятались за кустами. Они подошли так близко к укреплениям Версе, что могли услышать в ночной тишине замечания, которыми обменивались часовые. «Налетчики» скрывались там целый день, а на следующую ночь выбрались из укрытия, захватили коней и вернулись в Люк. Желая вознаградить Юношу за участие в этой экспедиции, капитан отдал ему один из своих панцирей. Чуть позже другая ночная вылазка даст ему возможность обзавестись конем, на котором он с тех пор и станет ездить.
Благополучие обитателей Версе было столь же шатким, как у противника, и потому для них настоящей трагедией обернулась удачная вылазка Юноши, который сумел украсть принадлежавшую их капитану корову: «Когда капитан узнал об этом деле, он сильно огорчился, потому что его жена кормилась ее молоком сама и кормила маленького ребенка. Капитан решил, что надо корову выкупить, и попросил молодого человека привести ему животное, пообещав заплатить, сколько тот запросит, и дать охранное свидетельство, и так они и поступили…»
Первые и довольно скромные подвиги тем не менее создали Юноше репутацию; он сам сформировал отряд и предпринял более значительные операции: нападения на вражеские крепости. На самом деле именно это и было главным на войне. Тысячи крепостей – от простого замка до окруженного укреплениями города – покрывали всю землю Франции, и обладание ими было той основой, на которую опиралось могущество сражающихся партий. Осада и штурм крепостных стен занимали среди военных операций куда более значительное место, чем полевое сражение.
И все же редко случалось, чтобы город брали приступом по всем правилам, пробив брешь в укреплениях. Несмотря на успехи артиллерии, хорошо охраняемые укрепления были почти непреодолимым препятствием для осаждавших. И потому войска не шли на штурм. а старались взять вражескую крепость измором, заставить ее оголодавших защитников сдаться или же благодаря неожиданному нападению на какую-то часть стены завладеть ею. Полностью отрезать от внешнего мира сколько-нибудь значительную крепость было трудным предприятием, потому что ограниченная численность войск редко давала возможность окружить ее со всех сторон. Пример Орлеана, вокруг которого англичане сосредоточили в 1429 г. почти все свои военные силы есьма красноречив: город постоянно сохранял связь с окрестностями, и осаждавшие не смогли помешать войти в город войскам, которые привела на подмогу Жанна д'Арк. Для того чтобы компенсировать недостаточную численность войск, вокруг осажденных крепостей велись усиленные работы; «квартиры», лагеря осаждавших были соединены между собой рвами и траншеями; мощные цепи, растянутые на железных кольях, создавали заграждения вокруг постов часовых, препятствуя возможному выходу осажденных; огромные щиты на колесах защищали лучников, арбалетчиков и артиллеристов от снарядов, пущенных с укреплений, и позволяли им приблизиться к стенам, подвергаясь меньшей опасности.
Если крепость была окружена достаточно плотно и пополнять запасы продовольствия становилось невозможно, осажденным оставалось лишь одно: рассчитывать, что какие-то войска придут на помощь. Нередко между осаждавшими и осажденными заключались «соглашения», в которых предусматривалось, что если город в условленный день не получит помощи, он капитулирует. В 1424 г. люди из Гиза, осажденные войсками Жана де Люксембурга, подписали с ним формальное соглашение: если они не получат помощи до 10 марта, крепость будет сдана; то же самое произойдет в случае,|«если принцы и сеньоры, каковые держат ту же сторону, что и гарнизон Гиза, потерпят поражение в бою». В случае же если бы, напротив, пришедшие на подмогу войска одержали победу, Жан де Люксембург и его капитаны обязывались вернуть людям Гиза, освободить и отпустить беспрепятственно местных жителей, которые были взяты в залог сдачи названных города и замка». Наконец, в случае, если бы крепость вынуждена была сдаться, собая статья давала жителям города «преимущественное право»: «Те, кто пожелает уйти к своим принцам или в другие города, стоящие за них, могут увести с собой всех своих коней и унести доспехи, вещи и другое движимое имущество». Условия исключительно выгодные, поскольку, как правило, во времена, о которых мы говорим, те, кто предпочитал покинуть завоеванный город, должны были уходить «с белым посохом в руке», то есть – в чем были. Именно такие условия поставил Жан де Бюэй жителям Байе, в то время населенного англичанами; но все-таки жалостное зрелище, которое явили собой женщины, выходившие из города с детьми на руках, растрогало испытанного капитана, каким он был к тому времени: «И тогда сеньор де Бюэй, который с дамами был весьма любезен, позволил, оказав такую милость, чтобы дамы, девицы, дети и многие английские дворяне взяли лошадей, повозки и носилки, чтобы на них выехать, и англичане очень его благодарили за такую великую снисходительность».
Если город не сдавался и приходилось решаться на штурм по всем правилам, необходимо было собрать много осадной техники. Для того чтобы пробить брешь в укреплениях более или менее значительной крепости, требовалось, по оценке Юноши, двести сорок восемь орудий. Самые большие должны были метать камни от четырехсот до пятисот фунтов весом, другие – камни в сто фунтов. Для того чтобы заряжать орудия, надо было запасти тридцать тысяч фунтов пороха, три тысячи фунтов ивового угля и двести мешков дубового угля: кроме того, двадцать «тазиков» на треножниках, двадцать мехов и «queue» (букв. – «хвост», фитиль), «чтобы зажигать огонь в этих пушках»'9 . Пока одни осаждающие медленно двигали к стенам артиллерию, защищенную подвижными щитами, другие продолжали рыть выкопанные для блокады траншеи, кирками и лопатами продлевая их до самого рва, окружавшего крепостные стены, для того чтобы перебраться через ров. К самым узким местам подтягивали решетки и перекидные мосты. Если ров был слишком широк, его пробовали засыпать землей, хворостом, ветками. Затем наступал решающий момент:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34