А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Николай пришел к Ироду с неожиданной стороны — до этого он учил детей Клеопатры и Антония. После смерти его прежних хозяев он в возрасте 34 лет перешел на службу к Ироду, с которым, как видно, уже был знаком в течение десяти лет. Однако влияние Николая достигло вершины лишь примерно к 20 году до н.э. когда Ирод попросил его давать ему уроки греческой философии и риторики. Сам царь практически не получил законченного образования. В детстве он посещал начальную школу, в десять лет его отослали для безопасности к арабскому двору. В детстве ему, должно быть, пришлось стать свидетелем многих ужасных событий, но в то же время он приобрел космополитические культурные пристрастия; несмотря на отрывочное образование, он, хотя и неосознанно, испытывал сильную тягу к эллинизму. Особый смысл приобретает посвящение ему Николаем своего труда об иноземных обычаях, ибо как советник он наверняка поощрял и формировал это увлечение.
В зрелые годы и позднее Николай сопровождал Ирода в его поездках, и тот поручал ему возглавлять трудные переговоры. Его положение в огромной мере упрочилось также благодаря тому, что он не только нравился Ироду, но и пользовался расположением самого Августа. Император познакомился с ним после битвы при Акции, скорее всего на Родосе, и ученый произвел на него впечатление. Он называл Николая своим товарищем — обращение, по существу приравнивавшееся к титулу, — и высоко ставил его в ряду друзей; очень высокая и красивая финиковая пальма, подаренная Николаем Августу в Риме, так и называлась «Николаевой пальмой». Более того, Николай пользовался влиянием и у замещавшего Августа Марка Агриппы, к которому он позднее обратился от имени попавшего в беду маленького городка Илион (Троя), где чуть не утонула жена Агриппы. Николай также успешно защищал перед Агриппой иудеев Малой Азии (см, главу 12), хотя сам и не был иудеем.
Николай придерживался великой традиции мыслящих в мировых масштабах греческих эрудитов и философов. Тем не менее, несмотря на свои связи с сильными римского мира, он мало бывал в столице. Более того, когда ему приходилось там бывать, он навлекал на себя критику из-за общения с простолюдинами, даже с рабами, вместо того чтобы составлять компанию аристократам. Он с удовольствием воспринимал такие обвинения; он был очень добрым, благожелательным человеком, и благодаря взаимодополняющим качествам они с Иродом, должно быть, представляли довольно любопытную пару. Николая также осуждали за то, что он не копил огромных богатств, даримых ему царем, а растрачивал их; говорили также, что его слава при дворе Ирода была незаслуженной. Чтобы утверждать такое, завистников более чем хватало. Однако и у нас есть причины для недовольства. Он был сверх меры верноподданным, и вследствие этого наши сведения о царстве соответственно дошли в искаженном виде. Иосиф местами излишне неблагожелателен к Ироду, а местами слишком благосклонен: в последнем случае его источником почти всегда служат труды Николая.
Как и главный министр Птолемей, он состоял в новом царском совете, который Ирод обычно созывал, когда требовалось услышать мнение его членов. Старый иудейский государственный совет, более половины членов которого были казнены в 37 году до н.э. для таких целей не созывался, а сохранялся только для рассмотрения религиозных обычаев. Вместо него Ирод держал, то ли официально, то ли иначе, этот новый совет из друзей и родственников, тем самым следуя обычаю других эллинистических монархов, да и, по существу, самого Августа. Если Ироду требовалась поддержка судебного приговора, такого, как приговоры о казни Гиркана или Мариамны, это был орган, мнения или одобрения которого Ирод добивался.
Кроме всегда присутствовавших главных советников, остальной состав совета не отличался постоянством. Например, когда провозглашалось что-то очень важное или когда раскрывалась опасная попытка подстрекательства к мятежу, чтобы создать видимость широкого представительства, привлекалось дополнительное количество знатных людей.
Глава 8
ЩЕДРОСТЬ И ПЫШНОСТЬ
Политика, которую с помощью этих советников проводил Ирод, была смесью аристократизма, неукоснительной суровости и великодушной щедрости.
Подобно многим абсолютным властителям, он был убежденным сторонником прямого апеллирования «к народу». По важным случаям, вроде его торжественных возвращений после встреч с римскими вождями, чтобы приветствовать его, часто устраивали бурные народные встречи, которые не имели никакой конституционной значимости или силы, а просто собирались, не без подражания грекам, чтобы выслушать и одобрить волю правителя.
Подобным же образом лиц, виновных в участии в мятеже, включая и членов семьи Ирода, вытаскивали на враждебно настроенные народные судилища, не раз угрожали им расправой, до того как соизволит вмешаться царь. Иногда эти толпы разъяренных людей, как и другие подобные сборища, собирались чисто стихийно, но временами это были заседания официальных царских судов. Ибо Ирод, как до него Хасмонеи, конечно же создавал собственные суды. Иудейское представление, что царь не правомочен выступать в качестве судьи, начисто отвергалось, ибо отправление правосудия, как и законодательная деятельность, полностью находилось в его руках.
Когда в его семье случались неприятности и ее члены представали перед этими органами, Ирод ради популярности ссылался на иудейский Закон, не имевший отношения к тем законам, которые применялись судами. Суды, скорее всего, внешне действовали на основе греческих законов, унаследованных или позаимствованных у эллинистических царств, возможно несколько видоизмененных в соответствии с римской судебной практикой.
* * *
Для управления своими владениями Ирод также применил эллинскую систему. Вообще говоря, его администрация увековечила систему, бывшую в силе при Хасмонеях, которую они, в свою очередь, унаследовали от правивших до них Селевкидов и Птолемеев. Находившиеся под началом правителей главных провинций — Галилеи, Идумеи, Самарии и Переи (Иудея не имела правителя) — десять или одиннадцать областных единиц в иудейских частях страны были известны под греческим названием топархии, тогда как неиудейские территории делились на области, называвшиеся другим эллинским именем — мериды. Эти неиудейские области отличались от Иудеи, потому что основывались на городах-государствах греческого типа, которых не существовало на иудейской территории.
Хотя Ирод был вынужден согласиться на предоставление этим городам-государствам известной автономии, само это понятие ему не импонировало. Иудейским городам дозволялось еще меньше самоуправления, а несколько прибрежных общин — Иоппия, Иамния и Азот — потеряли последние остатки независимости и были сведены до статуса всего лишь центров топархии. Структура страны все больше централизовалась и бюрократизировалась наподобие принятой в Птолемеевом Египте; престолонаследие не одобрялось.
Правительство тоже было подозрительным и суровым, безопасности уделялось самое большое внимание. Собрания, кроме созываемых властями, запрещались, и даже к обычным скоплениям нескольких лиц власти относились с опасениями. «Не разрешались никакие собрания граждан, — пишет Иосиф, — нельзя было ни ходить вместе, ни находиться вместе, за всеми передвижениями следили». В городах, да и на открытых дорогах полчища соглядатаев выслеживали любые сборища. Высившиеся повсюду огромные крепости с их страшной репутацией также лишний раз напоминали о том, что надо быть осторожнее. После смерти Ирода в темницах обнаружили множество заключенных на длительные сроки.
Такова была участь инакомыслящего меньшинства; разумеется, это не было временем, когда процветала оппозиция. Но с другой стороны, Ирод неоднократно проявлял необычайную щедрость по отношению к населению, если на него обрушивалась беда. Сокращение налогов в крайних случаях не считалось — то была обычная практика эллинистических и римских правительств. Но когда наступало по-настоящему тяжкое время, он действовал энергично, проявляя при этом безграничную щедрость. Такая необходимость возникла в 25 году до н.э. когда Иудея пострадала от череды жесточайших засух, которые могли вконец подкосить и без того не щедрую на дожди страну. В данном случае засуха, похоже, стояла без перерыва второй год. Всходов практически не было, запасы иссякли, а вскоре начались вспышки чумы.
Ирод справился с положением, выделив за свой счет специальную рабочую силу и раздав огромное количество зерна. Зерно он закупил в Египте — дело трудное, но с правителем страны он дружил. Добрые отношения с римлянами пошли на пользу! Кроме того, он помог городам, находившимся за пределами его границ, послал семена жителям Сирии. Это, подчеркивает Иосиф, «принесло ему немалую прибыль». Семена, как правило, ссужались под 50 процентов! Но собственные подданные Ирода вряд ли были склонны возражать против высокой цены, которую приходилось платить за жизнь чужеземцам, к тому же прибыль шла на такую щедрую благотворительность в самой Иудее.
В заключение Иосиф отмечает, что все эти меры, понятно, добавили Ироду значительную долю популярности и порождали у людей вопрос, что это за человек, в котором уживались жестокая мстительность и невиданная щедрость. В другом месте историк вновь обращается к этой психологической проблеме и приходит к заключению, что Ирод вовсе не испытывал добрых чувств к своим подданным, а проявлял щедрость лишь из тщеславия — и во всяком случае щедрость эта имела неприятное звучание, так как средства на нее выколачивались жестокими методами. Последнее обвинение, увидим дальше, вообще-то не совсем справедливо. Менее ясным представляется вопрос о психологических мотивах его благотворительности. Легко таким путем, ставя под сомнение подлинные побуждения, отмахнуться от любых гуманных мер; благое дело остается неоспоримым фактом, и Ирод в данном случае был вполне милосердным правителем.
Иудеи, разумеется, имели богатые традиции заботы о бедных — между прочим, традиции эти значительно способствовали успешной благотворительной деятельности, позднее позволившей христианам утвердиться в Риме и других местах. Один из авторов Книги пророка Исайи, относящейся к V веку до н.э. возвестил о внимании Господа к угнетенным и притесненным (Исх. 61, 1, 3). 300 лет спустя автор Екклесиаста Бен Сира призывал людей обратить внимание на эту проблему, но был вынужден заключить, что пропасть между богатыми и бедными стала непреодолимой (Екк. 4, 1, 4). И в дальнейшем этот пессимизм, казалось, со временем становился все более оправданным. Отчасти виной тому известная двусмысленность позиции самих пользовавшихся влиянием фарисеев. В известном смысле они симпатизировали простым людям, потому что сами не были богаты и возлагали надежды на просвещение и согласие между людьми различных взглядов; по их инициативе проходили многие общественно важные решения, касавшиеся, например, защиты местных ремесел и сельского хозяйства. Противники даже обвиняли их в потакании бедным. С другой стороны, они были невысокого мнения о всех несведущих в Законе, а сюда включались не только те, кто заблуждался, но и просто малограмотные низы. Как говорил цитируемый в Священном Писании фарисей: «Но этот народ невежда в Законе, проклят он» (Ин. 7, 49). (В английской Библии «народ» переводится как «толпа». — Прим, перев.) Слово, переведенное как «толпа» или «люди от земли», первоначально было оскорбительным и адресовалось лицам «несведущим в Законе», то есть «невеждам», думающим иначе, чем фарисеи, или ведущим себя как иноверцы (или, в более поздние годы, как назначенные Римом чиновники). Но то же слово также весьма охотно и в известной мере не без оснований толковалось как свидетельство бесчеловечности, жестокости.
Благотворительная деятельность Ирода, не обращавшего внимания на знание или незнание Закона, выглядела предпочтительнее вышеупомянутой позиции, и Иосиф свидетельствует, что она принесла ему популярность.
* * *
В данный момент он чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы взяться за проведение новой политики в религиозных делах. Этому предшествовал новый брак, на этот раз с женщиной, носившей то же имя, что и его любимая жена, казненная им в 29 году, — Мариамна. После того (согласно хронологическим расчетам, которые представляются вполне достоверными) он был по крайней мере еще раз женат, на самаритянке Малфаке. Не имеется свидетельств, что теперь, женившись на второй Мариамне, он развелся с Малфаке. В этом не было необходимости. Правда, отдельные теологи, и фарисеи, и монахи, выступали против многоженства. Но на деле никаких практических препятствий с религиозной стороны не было.
Новая невеста, Мариамна II, как и ее предшественницы и преемницы, несомненно, обладала поразительной внешностью, ибо Ироду нравились красивые женщины. Но за этим браком стояло нечто большее. Потому что вскоре последовало назначение ее отца, Симона II, первосвященником. Вспомним, что, когда Ирод впервые вступил на царство, его недуховное происхождение помешало ему стать первосвященником и он назначил на эту должность вавилонского иудея из старого священнического рода Ананеля. После короткого неудачного периода, когда первосвященником был юный шурин царя Аристобул III, впоследствии убитый Иродом, Ананель вернулся на это место. Потом он умер — или, возможно, его попросили отречься, — и на его место назначили кого-то другого. Теперь этого другого, в свою очередь, сместили и отдали эту должность отцу новой жены Ирода Мариамны П.
Первосвященник, на которого пал выбор царя, был сыном некоего Боэтуса, которого путают со знаменитым теологом, носившим то же имя, — основателем саддукейской секты — боэтусеев. С этого времени Ирод (осуждаемый ортодоксами) время от времени смещал и назначал первосвященников, и так уж вышло, что почти все они долгое время были выходцами из рода Боэтуса или семейств, находившихся с ним в родственных связях. Это по существу монопольное положение, бросавшееся в глаза, и стало отличительной чертой нового порядка. "Горе мне, — восклицал не принимавший их иудей, — от дома Боэтусова! Горе мне от их дубинок! "
Покидавшие один за другим это место первосвященники продолжали пользоваться преимуществами этого высокого звания. Больше того, этот ореол распространялся на их семьи и других родственников. В результате члены этих семей, группировавшихся вокруг сановника, на которого в тот момент падал выбор царя, образовывали избранную, но постепенно растушую группу, обладавшую немалым влиянием. Непременной особенностью группы была преданность царю, который задумал таким путем распространить свою власть на значительные слои иудейской аристократии. Существенная часть фарисеев уже оказала ему по крайней мере пассивную поддержку, да и позицию монашеских групп, например ессеев, можно было характеризовать как повиновение. Но старая иудейская знать, саддукеи, до сих пор вела себя враждебно или уклончиво, поскольку их было очень много среди казненных Иродом после захвата Иерусалима 45 членов государственного совета, да и оставшиеся в живых были потрясены уничтожением великого множества хасмонеев. Теперь же, используя должность первосвященника, Ирод создавал новую, преданную ему саддукейскую аристократию; аристократию отчасти потомственную.
* * *
Занятый этими перестановками с целью заручиться поддержкой влиятельных иудейских кругов, Ирод находил время и для приятного занятия — возведения для себя достойного жилища в столице царства.
Расположенный на горном хребте высотой 2500 футов над уровнем Средиземного моря и 3800 футов над Мертвым морем, образующим костяк Иудеи, Иерусалим господствовал над проходившим вдоль страны главным горным путем. Но все же его выдающиеся вперед треугольные отроги с долинами Кидрона к востоку и Хиннома к югу и западу сочетают такую доступность с известной долей рациональной изоляции; это скорее город, в котором предпочтительнее искать укрытие, нежели налаживать отсюда широкие связи. «Когда заезжий турист рассматривает Иерусалим, — замечает Вернер Келлер, — он почти физически ощущает его упорство, стойкость и несгибаемость».
В Иерусалиме уже находилось два царских дворца: хасмонейский (Акра) на возвышенности к западу от ограды храма и собственный замок Ирода, Антония, у северо-западной стены храма. Дворец Хасмонеев едва ли годился для жилья, во всяком случае Ирод не желал жить в их резиденции. Что до Антония, он построил этот дворец-крепость и сделал своей резиденцией, но его близкое соседство с храмом вызывало нежелательные замечания, а у царя, возможно, возникали неприятные ассоциации, связанные с его прискорбным браком с первой Мариамной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25