Ясно, что обвинение было сформулировано никем иным как несостоявшейся королевой-регентшей Елизаветой Вудвилл. Мало того, ее сторонники почти в открытую готовили переворот.
Король Ричард III блокировал действия заговорщиков и арестовал трех их предводителей: лорда Гастингса, лорда Стэнли и епископа Джона Мортона.
Арестовать-то он их арестовал, но далее повел себя очень опрометчиво. Казнив, как это всегда положено делать в подобных случаях, лорда Гастингса, он по необъяснимому поводу милосердно милует лорда Стэнли и епископа Мортона. Пройдет совсем немного времени, и лорд Стэнли сыграет достаточно роковую роль в решающей битве между королем и его противниками, а епископ Мортон будет еще долгие годы после смерти Ричарда III промышлять рассказами о его злодеяниях. Главарей любого заговора нельзя оставлять в живых. Это аксиома, и игнорировать ее нельзя кому бы то ни было — если он, конечно, не склонен к суициду.

Уже в ноябре (какая оперативность!) состоялось открытое вооруженное выступление оппозиции под эгидой лорда Бекингема, недавнего сторонника Ричарда. Самое деятельное участие в подготовке этого выступления принимал, конечно же, епископ Мортон, буквально только что помилованный беспечным королем Ричардом! И, нужно заметить, тут вышло на сцену еще одно лицо, вышло пока что негромко, неявно, но достаточно действенно: им были оплачены наемники, составившие ядро сил лорда Бекингема. Этим лицом был некий (до поры) Генрих Тюдор, герцог Ричмондский, член семейства Ланкастеров, проживающий во Франции.
Ричард III разгромил повстанцев, после чего благоразумно казнил лорда Бекингема.
В январе 1484 года парламент вновь подтверждает право Ричарда на английский престол и звание ублюдков за юными принцами, которых к тому времени уже никто и нигде не видел. Это подтверждение нашло свое документальное выражение в специальном билле парламента под названием «Титулус Регнус».
А оппозиция не дремала. На ее тайном собрании был утвержден претендент на престол — имеющий весьма отдаленное и сомнительное отношение к королевской крови, но несомненно обладающий огромным богатством Генрих Тюдор, герцог Ричмондский.
Он собирает во Франции довольно сильное войско, высаживается с ним на побережье Южного Уэльса, и 22 августа 1486 года встречается с Ричардом III в открытом бою на Босвортском поле.
Еще одна ошибка Ричарда: он принимает в ряды своего войска недавно помилованного им лорда Стэнли с его отрядом. Мало того, что пожалел змею, так еще и положил за пазуху… Естественно, в решающий момент сражения отряд лорда Стэнли начинает действовать в пользу противника!
Войско короля Ричарда разгромлено.
В городской книге Йорка появилась следующая запись: «В этот день король наш добрый Ричард был подло убит к великому горю и печали города сего» .
Там же, на поле боя, золотую корону английских королей, надетую поверх рыцарского шлема Ричарда, подобрали с земли и вручили победителю.
Так стал королем Генрих Тюдор, вошедший в анналы Истории под именем Генриха VII.
Так, в конце концов, закончилась война Алой и Белой розы.
Нового короля терзала мысль о том, что мальчики-принцы якобы живы и, следовательно, в любой момент могут предъявить свои претензии на английский престол. Вот тогда-то и была распространена версия, согласно которой мальчики были задушены по приказу Ричарда III. После казни одного типа, якобы имевшего отношение к охране замка Тауэр, было обнародовано его «признание» в том, что он лично убивал принцев по приказу Ричарда III. С другой стороны, епископ Мортон буквально на всех углах распространял сведения о «черном злодействе» жестокого и хладнокровного убийцы невинных детей — проклятого Богом и людьми Ричарда III. За это Генрих VII сделал его кардиналом и епископом Кентерберийским.

Все эти байки легли в основу жизнеописания Ричарда III, опубликованного в 1534 году под авторством Томаса Мора. Именно на основе этого жизнеописания и создал свою знаменитую трагедию Уильям Шекспир.
Она писалась в те годы, когда Англией правила королева Елизавета I, правнучка Генриха VII. В угоду ей Шекспир и представил всем грядущим поколениям Ричарда III как злобного горбуна, убийцу невинных детишек и коварного соблазнителя, сношающего все живое…
Вот что такое социальный заказ…
Правда, поговаривают, и, пожалуй, не без некоторых оснований, что Елизавета, называемая «королевой-девственницей», имела с великим драматургом не совсем платонические отношения, так что, кто знает, этот заказ мог быть не столько социальным, сколько постельным, что в немалой мере обеляет Шекспира: все же не хотелось бы думать, что он — тоже борзописец, ландскнехт пера, подобный многим и многим…
Этюд в рассветных тонах


Если судить непредвзято, забыв о наработанных стереотипах и традициях подачи читающей публике образа той или иной эпохи, то Средние века предстанут не такими уж грязно-серыми по колориту, иррациональными по духу и бессмысленно-тревожными по атмосфере.
Сам термин «Средние века» имеет разные значения для христиан того времени, полагающих, что они живут в промежутке между первым и вторым пришествием Христа, для ученых эпохи Просвещения, воспринимавших этот период как торжество варварства, и для современного обывателя, чей ассоциативный ряд непременно составят фигуры: рыцаря в громыхающих доспехах; инквизитора, греющего руки в пламени костра, где корчится в судорогах красавица-ведьма; сарацина в тюрбане, играющего отрубленной головой благонравного христианина; монашенки со свечой, применяемой в роли фаллоимитатора и, пожалуй, благородного разбойника, снисходительно раздающего золотые слитки пьяным от счастья сельским беднякам.
Естественно, все было гораздо сложнее и в то же время проще, как это всегда бывает в жизни, где кроме черного и белого цветов существует безмерное количество полутонов и оттенков, каждый из которых способен придать картине совершенно оригинальный колорит.
Например, так называемая реконкиста в Испании была не просто процессом «национально-освободительной борьбы испанского народа против арабских поработителей», как это могло преподноситься советскими учебниками, а и весьма заметным откатом цивилизации в сторону варварства, так как городская культура мавров была неизмеримо выше культуры пиренейских плоскогорий, которую несли освободители от «мавританского гнета», и памятники культуры того времени ясно дают понять, who is who в плане уровня человеческого развития.
А если совершенно откровенно, то, как это ни кощунственно звучит, все национально-освободительные движения — это не более чем стремление тех или иных деятелей, способных раздобыть оружие для толпы бездельников, пробиться с помощью этой толпы к вожделенной кормушке, которой пользуются какие-то наглые чужаки. Занятые полезным трудом люди, как правило, в таких авантюрах не участвуют: некогда. Да и в итоге в их жизни ничего ведь не меняется. Это у бездельников появляются новые возможности пожить на дармовщину, выкрикивая лозунги…
Вон Дракула сражался против турок… Упаси Бог…
То же касается и объединения «родных» земель.
Лишь к концу Средних веков хоть как-то сформировались национальные государственные образования, и люди, населяющие те или иные местности, смогли назвать себя французами, итальянцами, русскими и т.д.
В связи с этим весьма странно звучат территориальные претензии, основанные на пространственном статусе того или иного народа до, скажем, XIII—XIV веков. Достаточно яркий пример подобной нелепости — государство Израиль, построенное на землях древнего Израиля и Иудеи под предлогом торжества исторической справедливости. Исторической справедливости вообще не существует как таковой, так что не лучше ли было бы купить у палестинцев этот участок земли, а не отнимать силой? Им-то, может быть, и все равно, но вот лидерам… Неровен час утратится смысл национально-освободительной борьбы, и тогда придется идти работать…
То же касается и Кубы, и Вьетнама, и Чечни, и всех «горячих точек» прошлого, настоящего и, увы, будущего.

КСТАТИ:
Блуд мировых переустройств и бред слияния в экстазе имеют много общих свойств со смерчем смыва в унитазе.
Игорь Губерман
Борьба за «социальную справедливость» имеет те же пружины и те же характерные черты.
Природное неравенство возможностей исключает равенство как имущественное, так и социальное, так что все требования равенства — не более чем фарисейская уловка, имеющая своей целью пробудить темные инстинкты толпы и направить вспышку негативной энергии в русло, намеченное желающими припасть к кормушке.
В ином случае на что мог рассчитывать в этой жизни несостоявшийся присяжный поверенный Владимир Ульянов?
Или сельский балагур Гийом Каль, возглавивший в мае 1358 года восстание французских крестьян под названием «Жакерия»?
Или его английский коллега Уот Тайлер, заваривший кровавую кашу в 1381 году?
История не знает ни одного крестьянского восстания, которое бы увенчалось победой. Казалось бы, печальный французский опыт, за ним английский, немецкий и чешский способны подвести к определенным выводам относительно бесперспективности попыток бесплатного пользования землей, освобождения от налогов и т.д., однако этот опыт не остановил упорного стремления всегда учиться на собственных ошибках, вернее, не учиться, а попросту их повторять, не задумываясь о последствиях.
Конечно, восстание восстанию рознь, и там, где целью восстания бывает не попытка извращения естественного положения вещей, а восстановление именно такого порядка, то его результаты свидетельствуют о существовании вселенской справедливости, которая всегда восторжествует над хаосом.

КСТАТИ:
«Только слабые совершают преступления: сильному и счастливому они не нужны».
Вольтер
Таким было восстание ректора Пражского университета Яна Гуса (1371—1415 гг.) против беспредела, творимого в Чехии католическим духовенством, против его вопиющей коррупции, торговли индульгенциями, распущенности и т.д. Церковники сожгли его на костре, но вызванное Гусом движение всех слоев чешского населения если не изменило в корне сложившегося положения вещей, то, несомненно, привело к гармонизации общества. Церковь допустила великое множество тяжких ошибок, самой зловещей из которых было размежевание христианства в 1054 году. Учитывая последствия этого размежевания, которые не замедлили сказаться уже в эпоху Средневековья и продолжают сказываться по настоящее время, можно без колебаний назвать эту ошибку преступлением, причем с заранее обдуманным намерением.
Очень важно, чтобы наказание было абсолютно адекватно преступлению, без учета вероятной слабости преступника, иначе оно попросту не имеет смысла.
Думается, средневековый человек именно таким и воспринимал Божьи наказания за свои грехи, и когда на него сваливались вражеские нашествия, наводнения, землетрясения или эпидемии чумы, он не роптал, не проклинал злую судьбу и не искал козлов отпущения. Как правило, конечно. Дураки, они ведь в каждой эпохе — дураки…

Ю. Ш. фон Карольсфельд. Агнец открывает книгу

КСТАТИ:
«Дураков не куют, не отливают, они производятся сами».
Даниил Заточник
Но, по правде говоря, дураки в эпоху Средневековья играли гораздо более скромные роли, чем в другие, более демократичные времена, когда судьбы войны и мира решало большинство, значительная часть которого — не самые умные, мягко говоря…
Именно в Средние века, в эпоху жестко насаждаемого суеверия и агрессивного мракобесия, был заложен фундамент реформации духовной жизни, основа всех грядущих перемен в структуре человеческих отношений. Как сказано в Писании, в начале было слово…
А потом уже те, кто его произносили.
И прочие материальные реалии бытия.
Как бы там ни было, но Средние века символизируют движение от ночи к рассвету, а это направление представляется гораздо более заманчивым, чем обратное.

КСТАТИ:
«Когда нет радости, тогда надежда на будущую радость — тоже радость».
Уильям Шекспир
Правда, смотря, что именно считать радостью.
P.S. Английский король Иоанн Безземельный в 1215 году подписал Великую Хартию Вольностей, которая и по сей день заменяет Англии конституцию. И ничего, все нормально. Вот это прорыв в будущее! А то: конституция, конституция… Чушь все это, господа. Кто хочет работать, ищет возможности, а кто не хочет — предлоги…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65