Он вспомнил "Аква Майнинг", где еще
несколько месяцев тому назад работал главным технологом, и решил, что
теперь эта профессия не для него. Все-таки он был прав: цепь времен
порвалась, и соединить ее он не может. Он вспомнил свою прежнюю квартиру,
где не бывал с тех пор, как вступил в Круг, вспомнил близких ему людей, в
том числе Диану Деметрикс, и подумал, что вне Круга у него не будет
никого, кроме Леоты. Из его знакомых. Только Уэйн Юнгер неподвластен
старению, ибо он - на службе у вечности. Но и он, возможно, решится выйти
из Круга, откроет бар и соберет собственный Круг из отбросов общества.
Внезапно Мур ощутил невыразимую усталость и тоску. Он заказал
призрачному слуге мартини и протянул руку к нише, в которой появился
бокал. Потягивая коктейль, он сидел и размышлял о мире, над которым летела
его "Стрела".
Надо быть как все, решил он. Мур не знал современного мира - ни его
законов, ни искусства, ни морали. Типичный представитель Круга, он
реагировал, в основном, на цвет, движение, удовольствие и изысканную речь;
его познания в науке безнадежно устарели. Он был богат, но всеми его
финансами ведал Круг. Он располагал только универсальной кредитной
карточкой, которая, правда, позволяла ему приобретать любые товары и
услуги. Периодически он проверял свои счета и балансовые ведомости,
убеждаясь, что о деньгах можно не беспокоиться. Но все же он не мог
избавиться от тревоги, размышляя о своем возвращении в мир смертных.
Наверное, они сочтут его занудой, ханжой, клоуном, каким он выглядел этим
вечером. И самое страшное: теперь его человеческая сущность не будет
скрыта под лоском Круга.
Юнгер храпел. Леота дышала тихо и ровно. "Стрела" достигла
Бермудского архипелага и опустилась на один из островов.
- Прогуляться не хочешь? - спросил Мур жену возле трапа.
- Извини, дорогой, я устала, - ответила она, глядя на Обитель Сна.
- А я еще не готов.
Леота повернулась к нему. Он поцеловал ее.
- Спокойной ночи, милая. До встречи в апреле.
- Апрель - самый жестокий месяц, - заметил Юнгер. - Пошли, инженер.
Пройдемся до стоянки ракетомобилей.
Они пересекли взлетно-посадочную площадку и вышли на широкую дорогу,
ведущую к гаражу. Ночь была прозрачна, словно хрусталь, звезды сверкали
как елочная мишура, а орбитальный бакен - как золотой самородок на дне
омута.
- Хорошая ночь для прогулки.
Мур что-то проворчал в ответ. Порыв ветра осыпал его щеку тлеющими
крупицами табака. Поэт хлопнул его по плечу.
- Пошли в город, а? Это сразу за холмом. Дойдем пешком.
- Нет, - процедил сквозь зубы Мур.
Они двинулись дальше.
- Не хочется сегодня быть одному, - признался Юнгер возле гаража. -
Такое чувство, будто я напился вытяжки из столетий и неожиданно обрел
мудрость, которая никому не нужна... Я боюсь...
- Все, - перебил Мур. - Пора прощаться. Ты поезжай дальше, а мы
сойдем здесь. Желаю приятно развлечься.
Они не пожали друг другу руки. Мур проводил поэта взглядом до гаража,
повернулся и зашагал по подстриженному газону к саду. Ориентироваться в
зарослях было трудно, и вскоре Мур заблудился. Поплутав, он все же
выбрался из чащи на поляну, залитую звездным светом, где высились руины,
где тени двигались, когда менялось направление ветра.
Под ногами хрустела сухая трава. Мур уселся на поваленную колонну и
раскурил трубку.
Вскоре от холода заныли пальцы, но Мур не двигался. Ему хотелось
вмерзнуть в пейзаж, стать памятником самому себе. Он призывал дьявола,
предлагая ему душу в обмен на возможность вернуться с Леотой в родной
Фриско и заняться прежним делом. У него, как у Юнгера, возникло ощущение,
будто он постиг мудрость веков, которой невозможно найти применение.
Наконец, ледяной ветер согнал его с места. Мур перебрался к фонтану,
над которым возвышался не то спящий, не то мертвый Пан. "Холодный сон"
богов, - подумал он. - Когда-нибудь Пан проснется и заиграет на свирели, и
лишь ветер среди высоких колонн будет вторить ему, да шаркающая поступь
встревоженного робота-смотрителя. К тому времени люди позабудут мелодии
праздников. В крови самых злобных и раздражительных из них врачи найдут
вирус злобы и раздражительности и создадут против него вакцину. И машина
легкомыслия, лишенная эмоций, будет постоянно генерировать в сердцах
людей, погруженных в сладкие сны, ощущение радости. И не найдется среди
потомков Аполлона никого, кто сможет повторить хотя бы древний клич,
разносившийся над водами Понта много рождественских ночей тому назад".
Мур подумал, что напрасно поспешил расстаться с Юнгером. Сейчас ему
казалось, он видит мир глазами этого человека. Поэт явно боялся будущего.
"Но все-таки, почему он не уходит из Круга? Может быть, получает
мазохистское наслаждение, видя, как сбываются его ледяные пророчества?"
Стряхнув с себя оцепенение, Мур направился к каменной ограде сада.
Замерзшие пальцы ног болели, и он побежал трусцой.
Наконец, он остановился. Перед ним лежал мир, похожий на ведро,
заполненное водой. В воде отражались звезды. Мур стоял на ржавом краю
ведра и глядел на каменные плиты, на которых они с Леотой загорали
несколько дней (месяцев) тому назад. В тот раз он рассказывал ей о своих
агрегатах. Он по-прежнему верил, что когда-нибудь его детища превратятся в
огромные и прекрасные сосуды для жизни. Но сейчас он, как и Юнгер,
опасался, что к тому времени мир утратит что-то очень важное, и чудесные
новые сосуды, увы, будут заполнены не до краев. Он убеждал себя, что Юнгер
ошибается, что своенравный век вовсе не обязан осуществлять его
вымороченные пророчества, и у Пана, когда он заиграет на свирели, кроме
робота-смотрителя найдутся и другие слушатели. Он изо всех сил старался в
это поверить.
В океан упала звезда, и Мур посмотрел на часы. Было поздно. Он
повернулся и направился к пролому в стене.

В клинике он встретил Джеймсона - высокого, тощего, с кудрями
херувима и глазами полной его противоположности. Джеймсон зевал - он уже
получил укол снотворного.
- А, Мур, - ухмыльнулся он, глядя, как Мур снимает пальто и фрак и
закатывает рукав сорочки. - Решил провести медовый месяц на холодке?
В сухонькой руке врача щелкнул безыгольный инъектор. Мур потер
саднящее предплечье.
- Допустим, - ответил он, смерив презрительным взглядом не совсем
трезвого Джеймсона. - А тебе какое дело?
- Не пойму я тебя... Знаешь, если бы я женился на Леоте, то ни за
какие коврижки не полез бы в "бункер". Разве что...
Из горла Мура вырвалось рычание. Он шагнул к Джеймсону. Тот
попятился.
- Я пошутил! - воскликнул он. - Я не хотел...
Мур вздрогнул от боли - врач схватил его за то место на руке, куда
был сделан укол.
- Ладно, - сказал Мур. - Спокойной ночи. Проспись хорошенько.
Он шагнул к двери. Врач разжал пальцы. Мур опустил рукав сорочки и
снял с вешалки фрак и пальто.
- Совсем свихнулся! - крикнул ему вдогонку Джеймсон.
Идти в "бункер" Муру не хотелось. Если бы не встреча с Джеймсоном, он
провел бы в клинике полчаса, ожидая, пока подействует укол.
Он прошел по широким коридорам к лифту, поднялся на этаж, где
находились "бункеры". Возле двери в свой "бункер" он остановился в
нерешительности. Здесь ему предстояло проспать три с половиной месяца. На
этот раз ему не казалось, что он уснет всего лишь на полчаса.
Он набил трубку табаком. Решено: он выкурит ее в комнате жены,
ледяной богини. После укола следовало бы воздержаться от никотина, но Мур,
как и все его знакомые курильщики, редко выполнял эту рекомендацию врача.
Мур пошел дальше по коридору и услышал вдруг частый стук. Он затих,
едва Мур свернул за угол, затем возобновился. Через секунду снова
наступила тишина.
Мур остановился возле двери в "бункер" Леоты. Сжимая в зубах черенок
трубки, достал авторучку, зачеркнул на табличке фамилию "Мэйсон" и
написал: "Мур". Дописывая последнюю букву, он снова услышал стук.
Он доносился из комнаты Леоты.
Мур отворил дверь, шагнул вперед и застыл как вкопанный. В комнате
спиной к нему стоял мужчина с киянкой в поднятой руке. Мур услышал его
бормотание:
- ...Розмарином прекрасное ее осыпьте тело... Унесите ее в наряде
подвенечном в церковь...
Мур стрелой метнулся к мужчине, схватил его за руку и вырвал киянку.
Потом изо всех сил ударил его кулаком в челюсть. Юнгер ударился об стену и
сполз на пол.
- Леота! - сказал Мур. - Леота...
Перед ним в заиндевелом саркофаге лежала белая статуя паросского
мрамора. Крышка саркофага была поднята. Тело молодой женщины успело
приобрести твердость камня, и на груди, пробитой колышком, не выступило
крови. Только трещины и сколы, как на камне.
- Нет! - прошептал Мур.
Колышек был изготовлен из очень твердой синтетической древесины
кокоболо, или из квебрахо, или из лигнум-вита. Он не сломался...
- Нет! - повторил Мур.
Ее лицо в облаке волос цвета алюминия было безмятежным. На безымянном
пальце Мур увидел кольцо - его свадебный подарок.
В углу послышалось бормотанье.
- Юнгер, - еле слышно произнес Мур, - зачем... ты... это сделал?
- Вампир, - невнятно ответил поэт. - ...Завлекает мужчин на свой
"Летучий голландец" и веками пьет из них кровь... Она - это будущее.
Богиня с виду, а душа - как безжизненная пустыня... - Он уныло забубнил: -
"Счастливей та, что рано умерла... Утрите ваши слезы... Розмарином..." Она
хотела оставить меня висящим в пустоте... А я не мог спрыгнуть с карусели,
и у меня не было обручального кольца... Но никому не дано потерять того,
что потерял я... "... И как велит обычай, унесите ее в наряде подвенечном
в церковь..." Я думал, она вернется ко мне, когда устанет от тебя.
Мур двинулся к нему, и Юнгер закрыл лицо ладонями.
- Для инженера будущее...
Мур ударил его киянкой по голове. Затем еще и еще раз. Потом перестал
считать - в ту минуту его память не удерживала числа больше трех.
Потом он вышел из комнаты с киянкой в руке и побежал по коридорам
мимо дверей, похожих на незрячие глаза, по ступенькам давно нехоженой
лестницы...
Выбегая из парадной Обители Сна, он услышал, как кто-то зовет его по
имени. Но не остановился, даже когда выбился из сил, лишь перешел на шаг.
Рука онемела, в боку кололо, легкие горели. Он взобрался на холм, постоял
на вершине и спустился по другому склону.
Улицы Бального Города - дорогостоящего курорта, опекаемого Кругом -
были безлюдны, но окна светились, а за ними блестели елочные игрушки и
мишура. Откуда-то доносились пение и смех. Услышав их, Мур еще острее
ощутил одиночество. Ему казалось, что это не он сам, а его душа,
покинувшая тело, бредет по ночным улицам. "Наверное, это действует
снотворное", - подумал он.
Ноги заплетались, веки словно налились свинцом. Мур с трудом
преодолевал соблазн рухнуть в ближайший сугроб и уснуть. Заметив
неподалеку церковь, он свернул к ней. Людей внутри не оказалось, но в
церкви все же было теплей, чем на улице. Он приблизился к алтарю, на
котором горело множество свечей, и, прислонясь к спинке церковной скамьи,
долго рассматривал икону, изображающую сцену в хлеву: младенца, его мать и
отца, ангелов и любопытный скот. Потом из его горла вырвалось клокотание,
и он запустил в икону киянкой. Ругаясь и плача, он прошел шагов десять
вдоль стены и сполз на пол, царапая ногтями штукатурку.
Его нашли в ногах у распятого Христа.

По пробуждении Мур обнаружил, что со времен его молодости
судопроизводство значительно ускорилось. Этого требовали обстоятельства:
население Земли так выросло в числе, что судьям, рассматривай они каждое
дело с прежней тщательностью, пришлось бы трудиться круглые сутки.
Обвиняемый предстал перед судом в десять вечера, через два часа после
пробуждения. Слушание длилось менее четверти часа. От защиты Мур
отказался. Присяжные единогласно признали его виновным, и судья, не
отрывая глаз от стопки бумаг, лежащей перед ним на столе, вынес смертный
приговор.
Мур покинул зал суда и вернулся в камеру, где его ждал последний
ужин. Впрочем, ел он или нет, он не запомнил. Процесс ошеломил его. Перед
этим у него побывал адвокат от Круга, выслушал его со скучающим видом и,
упомянув какое-то "символическое наказание", посоветовал отказаться от
защиты и признать за собой вину. Взяв с него расписку об отказе, адвокат
ушел, и Мур до самого суда не разговаривал ни с кем, кроме своих
тюремщиков. И вот теперь его осудили на смерть за расправу над убийцей его
жены! Его разум отказывался осознать справедливость этого приговора. И все
же, машинально пережевывая пищу, Мур не испытывал страха перед близкой
гибелью. Он просто не мог в это поверить.
Через час его отвели в тесную камеру без окна, с единственным глазком
из толстого стекла в металлической двери. Он уселся на скамью, и тюремщики
в серой униформе вышли, заперев дверь.
Вскоре он услышал шипение и почуял незнакомый запах, а еще через
несколько секунд он катался по полу, заходясь от кашля. Мур кричал,
представляя Леоту, неподвижно лежащую в "бункере", а в мозгу у него звучал
глумливый голос Юнгера: "В больнице святого Иа-акова я детку свою отыскал.
Красивая, милая, сла-авная лежала на длинном столе..."
"Неужели он еще тогда замышлял убийство? - вяло подумал Мур. - Не
случайно он хотел, чтобы я остался с ним. Боялся, что лопнет нарыв в
подсознании..."
Мур понял, что никогда не узнает правды. Огонь из легких пробрался в
череп и принялся пожирать мозг.

Придя в сознание, он не шевелился, измотанный до предела. Он лежал на
койке под льняным покрывалом.
- ...Пусть это послужит вам уроком, - звучал голос в головных
телефонах.
Мур открыл глаза. Судя по всему, он находился в клинике на одном из
этажей Обители Сна. Возле койки сидел Франц Эндрюс, адвокат,
посоветовавший ему не отпираться на суде.
Мур вяло помотал головой, стряхивая наушники.
- Как самочувствие? - спросил Эндрюс.
- Великолепное. Хотите предложить партию в теннис?
Адвокат улыбнулся одними глазами.
- Я вижу, символическая кара сняла бремя с вашей души.
- О! Эти слова объяснили мне все, - произнес Мур с кривой улыбкой. -
Но все-таки, я не понимаю, зачем вообще нужна была какая-то кара? Ведь
этот рифмоплет убил мою жену.
- Он заплатит за это сполна, - пообещал Эндрюс.
Мур повернулся набок и вгляделся в невыразительное лицо собеседника.
Коротко остриженные волосы Эндрюса были тронуты сединой, умные глаза
смотрели не мигая.
- Что вы сказали? Нельзя ли повторить?
- Пожалуйста. За свое преступление Юнгер заплатит сполна.
- Так он жив?
- Жив-здоров и находится в двух этажах над вами. Но для казни он еще
слабоват. Скоро он окончательно поправится, и тогда...
- Он жив! - повторил Мур. - Жив! Так за что же меня наказали, черт бы
вас побрал?!
- Как это - за что? Вы же убили человека! - раздраженно ответил
Эндрюс. - Тот факт, что врач успел его оживить, вовсе не снимает с вас
вины. Убийство совершено. Именно для таких случаев и существует
символическая кара. В следующий раз вы как следует подумаете, прежде чем
хвататься за молоток.
Мур попытался подняться. Не получилось.
- Ну-ну, не торопитесь. Вам надо провести в постели еще несколько
дней. Ведь вас только вчера оживили.
Мур хихикнул. Потом захохотал. Наконец, он всхлипнул и умолк.
- Теперь вам легче?
- Легче, - прохрипел Мур. - Какая кара ждет Юнгера?
- Газовая камера. То же, что перенесли вы, если будет доказана его
невменяемость в момент...
- Тоже символически? Или совсем?
- Разумеется, символически.
Из того, что произошло потом, Мур запомнил только крик врача, чьего
присутствия он прежде не замечал, щелчок безыгольного инъектора и резкую
боль в плече.
Проснувшись, он почувствовал себя окрепшим. В стену перед ним
упирался узкий солнечный луч. Возле койки в прежней позе сидел Эндрюс.
Мур молчал, выжидающе глядя на адвоката.
- Мне сообщили, что вы плохо ориентируетесь в ситуации, - заговорил
адвокат. - Я думал, вы знаете, что такое символическая кара. Вынужден
просить у вас прощения. Видите ли, подобные случаи крайне редки, в моей
практике это первый. Я полагаю, вам известны обстоятельства неумышленного
убийства вашей жены мистером Юнгером...
- Неумышленного?! О, черт! Это случилось на моих глазах!
1 2 3 4 5 6 7