Прощание это было долгое. Луи Геноле с большим трудом его прекратил полтора дня спустя, когда решил, что нельзя больше откладывать отходНаконец, после некоторых затруднений, вельбот все же отошел от берега и высадил на корабль капитана с его подругой. После чего помощник поспешно принял командование, поднял последний якорь, заставил выбрать все шкоты, поднять все паруса, обрасопить все реи и, наконец, взял курс на норд-вест с тем, чтобы, обогнув Багамским проливом острова Люкайо, достигнуть, таким образом, попутных ветров и течений, ведущих из Америки в Европу. Тогда «Горностай», вполне послушный своим брасам, булиням, шкотам и галсам, стал весело разрезать спокойные воды, тогда как на западе экваториальное солнце, готовое спуститься за горизонт, зажигало пожар в небе, на земле и на море своими светозарными лучами.Стоя на ахтер-кастеле, Тома и Хуана наблюдали этот торжественный заход царственного светила. По правому борту, на потухшем уже востоке, Тортуга раскинула свои берега, зеленее изумруда. Вдали, среди покрывающихся ночной тьмой нагорных лесов, разбросанные там и сям жилища всеми своими ослепительными окнами отбрасывали к западу, подобно молниям, последние окровавленные солнечные стрелы. Это было редкостное зрелище. И Хуана, судорожно ухватившись обеими руками за планширь, жадно смотрела, с горящими глазами.Закончив свой маневр, Луи Геноле подошел к капитану и, радуясь тому, что находится в пути, в приятном обратном пути, ударил его по плечу. Тогда Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, принялся хохотать и протянул руку к удаляющемуся уже берегу.— Брат мой Луи, — сказал он, — поверишь ли? Расставаясь со всем этим, я готов жалеть!Но Хуана, продолжавшая любоваться зрелищем, судорожно повела плечами и, как бы с усилием оторвавшись от планширя, повернулась к своему любовнику.— О, — молвила она, — мы вернемся! III Целых две недели лавировал «Горностай», ложась то правым, то левым галсом поперек Багамского пролива, который далеко не широк и отнюдь не безопасен, так как с севера он ограничен множеством подводных рифов, а ветры там крайне непостоянны. Луи Геноле, прошедший его уже раз из конца в конец, во время отвода во Францию некогда захваченного галиона, к счастью, знал все его опасности и изгибы. Он и проявил себя хорошим лоцманом, и, благодаря его бдительности, не случилось никакой беды. В конце концов опознали мыс Песчаный, которым заканчивается испанский полуостров Флорида, и на семнадцатый день плавания миновали его. После этого Луи Геноле сейчас же повернул к северу, чтобы должным образом обогнуть последние Вест-Индские острова — Большой Абако и Большую Багаму.Цвет моря тогда переменился и из зеленого сделался синим. Матросы удивились этому. Но Луи Геноле посмеялся над ними и порадовался, хорошо зная, что такова должна быть примета, предвещающая близость удивительно теплого течения, проходящего через Атлантический океан, от американских берегов до испанских и английских земель. Горностай «, понятно, почувствует себя в нем как нельзя лучше.Четыре дня спустя ветер внезапно переменился с восточного на западный и сильно посвежел. Чистое небо покрылось густыми облаками, и порывистые шквалы следовали друг за другом без перерыва. Луи Геноле закрепил брамселя, подобрал бизань, взял рифы. И снова порадовался. Все эти перемены происходили в свое время и в таком порядке, как он это предвидел. Под одними марселями, нижними парусами и блиндом, » Горностай» шел в полный бакштаг скорее, чем когда-либо ходил, гоняясь на всех парусах за богатым испанским или голландским кораблем. Вскоре жара прекратилась, и все море покрылось туманом. Малуанцам, полной грудью вдыхавшим влажный бриз, показалось, что Бретань уже близка…Однако же много еще дней протекло, и каждый вечер Полярная звезда поднималась капельку повыше над горизонтом…Между тем Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, нисколько не беспокоился ни о каких-то там течениях, ни о каких-то там бризах, и еще меньше о звездах, полярных или тропических. Тома Трюбле, по прозванию Ягненок, пока помощник его и команда работали с полным рвением над тем, чтобы обеспечить фрегату хорошее плавание и изготовиться ко всяким случайностям, сам довольствовался тем, что пил, ел, спал, а главное предавался самым сладостным утехам в обществе подруги своей, Хуаны. Луи Геноле, с болью и грустью отмечал эту перемену в привычках и характере того, кого он некогда знавал столь деятельным и сильным, как в работе, так и в сражениях; он не мог не видеть здесь влияния таинственного колдовства и всякий раз крестился при виде испанки и сильно подозревал ее в том, что она-то и была той проклятой колдуньей, которая навела эту порчу…По правде говоря, тут действительно было колдовство, — но колдовство скорее небесного, чем дьявольского происхождения, раз дело шло просто-напросто о любви, о любви пылкой, страстной и ненасытной, которую утолить было невозможно, раз колдун, сотворивший это колдовство, был не кто иной, как маленький стрелок Купидон, который безо всякого страха и почтения к такой мишени, страшно глубоко вонзил свои стрелы в почти невинное сердце корсара, сердце, бесспорно лучше вооруженное против целой вражеской эскадры, чем против карих глаз и белой кожи прекрасной женщины, когда-то презрительной, теперь покорной и влюбленной, — влюбленной страстно, — опытной в утонченных ласках.Прошло много дней…Наконец Луи, заставлявший ежечасно бросать лот, решил, что земля должна быть недалеко. Взяв высоту Полярной, он даже объявил по окончании вычислений, что землей этой, вероятно, является остров Уэссан, — Эсса, по-нижнебретонски. После чего матросы заспорили о том, кому забраться в «воронье гнездо», чтобы добиться парусиновой рубахи, которую капитан обязан дать тому, кто первый усмотрит французский берег при возвращении из кампании или каперства. Но никто из них не добился упомянутой рубахи, ввиду того, что судьба уготовила «Горностаю» пристать вовсе не у Уэссана и еще менее того у Сен-Мало «Действительно, под утро пятьдесят шестого дня, считая с того времени, когда судно снялось с якоря у Тортуги, — а пятьдесят шестой этот день приходился на канун сочельника, — сигнальщик заметил вдруг много парусов, видимых прямо по носу; ему казалось, что паруса эти идут полным ветром, держась на ост, подобно самому» Горностаю «. Луи Геноле, уверенный в скорости своего фрегата, — тем более, что они быстро нагоняли замеченные корабли, — не побоялся приблизиться к ним. Видя это, один из них отделился от других и лег в дрейф, как бы поджидая фрегат. Вооружившись подзорной трубой, Луи легко узнал королевский корабль, — корабль короля Франции, — как по аккуратному такелажу и двойной крытой батарее, так и по прекрасному белому с лилиями флагу, поднятому на топе грот-мачты. Через некоторое время удалось прочесть название этого линейного корабля, — он именовался» Отважным «, — потом разглядеть стоявшего у гакаборта с рупором в руке гордого дворянина, который, казалось, командовал королевским экипажем.Малуанский фрегат тоже лег, в свою очередь, в дрейф, как только корабли сблизились настолько, что можно было хорошо слышать друг друга. И человек с рупором начал говорить, задавая принятые на море вопросы:— Эй, на фрегате!.. Кто вы? Откуда и куда идете?На что Луи Геноле ответил, не таясь. И произнесенное имя Тома Трюбле произвело хорошее действие, так как дворянин, услышав это имя, сделался учтивее, чем это бывает обычно у господ офицеров королевского флота, когда они опрашивают обыкновенных корсаров.— Я, — крикнул он, — кавалер д'Артелуар, командир его величества на этом корабле в сорок четыре орудия. Но вы-то, разве вы не знаете, что ваш Сен-Мало тесно блокирован голландскими эскадрами, которые заняли весь Ла-Манш, от Уэссана до Па-де-Кале? Так что мы, два командира королевского флота и командующий эскадрой, сопровождаем этот караван из тридцати двух купцов, чтобы ввести его в любой французский порт, если есть хоть один, свободный от неприятельской блокады.Очень изумленный, почти сбитый с толку такими новостями, Луи Геноле хранил молчание. Слова кавалера д'Артелуара, благодаря рупору, звучали громко и ясно, и вся команда» Горностая «, столпившаяся позади помощника, слышала их. Луи, не поворачивая головы, услыхал встревоженное перешептывание.Кавалер д'Артелуар снова поднес рупор к губам.— Я не думаю, — закричал он снова, — чтобы вам удалось прорвать неприятельскую блокаду и войти без помехи в Сен-Мало. Но вы можете воспользоваться караваном и его прикрытием. Нас три корабля его величества, —» Француз «, под флагом господина де Габаре, командующего нашей эскадрой, » Отважный» и «Прилив». Сто шестнадцать пушек. Этого хватит, с Божьей помощью!Тут на плечо Луи Геноле опустилась тяжелая рука Тома Трюбле, по прозванию Ягненок; он вышел из ахтер-кастеля, привлеченный необычайным шумом. Повернувшись лицом к капитану его величества, он поклонился, и перо его фетровой шляпы довольно горделиво заколыхалось под дуновением бриза. Затем стал кричать так громко, что его чудесно слышали на обоих кораблях, несмотря на большое еще расстояние и несмотря на то, что он-то никаким рупором не пользовался.— На корабле! — воскликнул он. — Господин кавалер, я, Тома, капитан, охотно принимаю ваше любезное предложение и присоединяюсь к вам, конечно, не для того, чтобы меня защищали, а чтобы защищать вместе с вами ваш караван и защищать также честь короля нашего Людовика. Будет сто тридцать шесть орудий вместо ста шестнадцати. Этого хватит, с Божьей помощью!И он гордо надел шляпу, в то время как кавалер д'Артелуар снимал свою, в свою очередь довольно низко кланяясь. IV Жестокий бриз дул с веста. Большие волны цвета морских водорослей бежали по морю, сотрясая корабли и подвергая их сильнейшей качке, боковой и килевой. Тяжелые тучи покрывали небо, над водой стлались полосы тумана. На востоке бледная заря боролась с темной еще ночью.— Бог ты мой! — пробормотал Луи Геноле, осматривая горизонт. — Если только погода сейчас не прояснится, голландским часовым не удастся нас заметить. Но самим-то нам удастся ли заметить вход в Гавр, весь усеянный мелями и банками?Он некоторое время колебался, потом, решившись вдруг, спустился с мостика в кают-компанию и постучал в дверь капитанской каюты, где спали Тома и Хуана.Это было в рождественское утро. И уже два долгих дня караван, окруженный тремя королевскими кораблями и «Горностаем», подобно блеющему стаду, окруженному четырьмя овчарками, — пробирался среди неприятельских крейсеров, пользуясь попутным ветром. В это лето Господне 1677 года, подходившее к концу, французские эскадры, под началом господ Вивона и Дюкена, начисто вымели все неприятельские суда из Средиземного моря; впрочем, Средиземное море недурно почистили уже в 1676 году, благодаря нашим победам при Агосте и Стромболи, где грозный Рэйтер нашел свой конец. В Антиллах господин граф д'Эстре, командовавший силами Атлантического океана, также выиграл под Табаго большое сражение. Но эти-то победы и лишали кораблей все наши северные и западные берега. И адмиралы Соединенных Провинций, уже победившие нас года четыре тому назад при Вальхерене, пользовались этим, чтобы упрочить свой прежний успех. Шестьдесят их кораблей крейсировали теперь по Ла-Маншу, и нелегко было господам де Габаре, д'Артелуару и де Росмадеку — так именовался командир «Прилива»— отвести в надежное место свой караван под носом у неприятеля, столь чудовищно превосходившего их числом.Командующий эскадрой после совещания, устроенного им на своем корабле с остальными капитанами, взял курс прямо на норд-ост, чтобы поскорей приблизиться к английскому берегу и затем пойти вдоль него на расстоянии пушечного выстрела. По всем признакам надо было думать, что неприятельские крейсера расположились скорее во французских водах; маневрируя таким образом, караван судов мог надеяться, что останется до последней минуты незамеченным и, пожалуй, захватит неприятеля врасплох, неожиданно прорвав их блокаду. Что касается места назначения, то господин де Габаре решил достигнуть, если возможно, Гавра: действительно, порт этот лежит у открытого и доступного моря и ограждается мелями, которые голландские корабли стараются обходить подальше; кроме того, большие приливы там бывают чаще, чем во всех других портах Ла-Манша. Луи Геноле, осведомленный об этом выборе, со своей стороны весьма его одобрил. Что же касается Тома, то он, очевидно, еще не знал о нем, так как ни разу не выходил из своей каюты после переговоров, с корабля на корабль, с капитаном «Отважного».Но в это время господин де Габаре дал сигнал каравану и прикрытию с помощью белых и красных огней сразу повернуть на восемь румбов вправо. Это доказывало, что Гавр уже близок. И Луи Геноле, не сомневаясь в этом, не пожелал терять ни минуты и побежал предупредить капитана, который, без сомнения, как ни беспечен он был до сих пор, должен был принять горячее участие в сражении, если оно случится…Вот почему Луи Геноле стучал теперь в дверь каюты, где спали Тома и Хуана.Почти тотчас же Луи услыхал, как в запертой каюте засуетились, затем, меньше чем через минуту, раскрылась дверь, и появился Тома. Одетый в одну лишь сорочку и штаны, он и в этом небрежном наряде являл пышное великолепие сорочка его была вся разукрашена кружевами, а штаны расшиты наподобие хоругви. Как бы то ни было, узнав Луи, он вышел из каюты. И даже закрыл за собой дверь, переступив порог.— В чем дело? — спросил он, глядя на Геноле.— Сражение, надо полагать, близко.— А! — молвил Тома.Несколько секунд он оставался в раздумье. Затем, пожав плечами, круто повернулся, раскрыл дверь, вошел в свою каюту и больше из нее не выходил…Вернувшись на мостик, опечаленный своим одиночеством, Луи Геноле поборол гнетущую тоску, сжимавшую его сердце. Вокруг за этом время ничего не изменилось. Конвоируемые суда шли в беспорядке под всеми парусами, а прикрывающие корабли, боясь опередить купцов, которые никогда не бывают такими ходоками, как военные корабли, взяли на гитовы блинд и брамселя. «Горностай», еще быстроходнее, чем все три королевских корабля, поспевал за ними под одними марселями.Не видно было ни неприятельских судов, ни берега. Полосы тумана по-прежнему стлались над водой, и бриз, хоть и сильно задувал, не рассеивал их, так как стоило отойти одной, как набегала другая. Однако же, как ни редки были просветы, они попадались и длились достаточно долго, чтобы приоткрыть порой кусочек горизонта. И Луи неизменно торопился направить туда свою подзорную трубу, с которой он не расставался.— И на этот раз ничего, — пробормотал он.Особенно на западе силился он что-нибудь увидеть вопреки туману. Это была наветренная сторона, и Луи, взвешивая вероятные возможности атаки, боялся, как бы голландские крысы не пришли оттуда.«Море здесь пошире, — думал он, так как оно простирается отсюда до Катантена, по крайней мере, на сорок пять — сорок восемь миль Восемьдесят пять миль — девяносто километров.

. А сорока пяти — сорока восьми миль глубокого моря хватит, чтобы разместить не одну эскадру. Если бы двенадцать — пятнадцать кораблей напали на нас с той стороны, то, идя полный бакштаг, они имели бы кроме того выигрыш в направлении ветра…»Вдруг он прервал свои вычисления.— Ого! — проговорил он вслух. — Это что же такое? Батюшки, сколько флагдука! Эти господа из королевского флота не могут и часа прожить, не расцветивши флагами свои фалы!Головной корабль господина де Габаре — «Француз», шедший на четверть мили впереди, поднял, действительно, много флагов, подавая сигналы двум своим конвоирам: «Отважному» и «Приливу». В то же время он дал три орудийных выстрела, белоснежные дымки от которых смешались с грязным туманом. И, очевидно, это означало весьма решительное приказание, так как Луи Геноле увидел, как оба корабля, таким образом призываемые, сейчас же подняли все паруса и направились прямо к флагману.Неуверенный в том, какое положение надлежит занять ему самому, Луи увидел, что к нему подходит «Прилив», который собирался пройти за кормой у «Горностая»; он подошел к нему довольно близко, чтобы поскорее выбраться на ветер. На мостике стоял сам командир, кавалер де Росмадек. Заметив Луи Геноле, он поднес рупор к губам, желая его окликнуть.— На корсаре!.. Голландцы здесь на вест-зюйд-весте. Мы завяжем с ними бой, чтобы выиграть время. Вы же, конвоируемые суда, уходите и правьте прямо на зюйд. Гавр уже недалек!«Прилив» уже поспешно удалялся. Луи оценил его взглядом. Это был гораздо более слабый фрегат, чем «Француз» и «Отважный». Те были линейными кораблями, и один вооружен был сорока семью, другой сорока четырьмя пушками. На «Приливе» же их было всего двадцать четыре, и меньшего калибра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21