А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Здесь все мы утолили свою жажду и остались отдыхать на берегу весь день, что для нас всех было крайне необходимо, так как даже сами негры были столь же измучены и истощены, как и мы. На следующее утро мы переправились через реку и углубились в лес; но так как лес этот тянулся по возвышенной местности, то москиты не так беспокоили нас, как на низменных местах побережья. Во все время нашего перехода лесом мы питались исключительно мясом птиц и животных, которых негры били с удивительной ловкостью своими копьями и стрелами.Когда мы прошли лес, то вышли на большое открытое пространство, густо усеянное небольшими селениями и деревеньками, расположенными на расстоянии нескольких миль друг от друга. Каждая из этих деревень была окружена полями гвинейской пшеницы и кое-какими мелкими посадками. По пути мы весьма часто натыкались на группы негритянских хижин, покинутых их обитателями и наполовину разрушенных. Раньше, когда мы шли по побережью и до самой пустыни, мы нередко видели у туземцев европейское огнестрельное оружие, теперь же никакого иного оружия, кроме лука, стрел и копьев, в руках туземцев не видели. Проходя через какое-нибудь селение или деревню, мы каждый раз бывали окружены толпой любопытных, но вовсе не недоброжелательных людей, которые разглядывали нас, как диковинных зверей или птиц.Однажды поутру мы прибыли в большой негритянский город; по мере приближения к нему наши погонщики стали принимать чрезвычайно важный, горделивый вид и погнали нас теперь впереди себя через толпу, словно похваляясь своей добычей, причем пели торжествующие победные песни и размахивали над головой своим оружием.Пройдя таким образом более половины города, мы очутились перед группой домов или, вернее, хижин более щеголеватого вида, отделенных от остальных домов города высоким частоколом и представлявших собою, как мы узнали впоследствии, дворцовые помещения короля этой страны, предназначенные его женам и приближенным. Здесь нам пришлось прождать некоторое время за оградой, тогда как наши погонщики вошли в ограду и оповестили короля о том, какой дар они принесли ему.Мы имели основание думать, что пленившие нас негры не были подданными этого короля, а, напротив, принадлежали к племени, воевавшему с ним и теперь решившему умилостивить слишком сильного для них врага принесением ему нас в дар. Наконец и нам приказали войти в ограду, и мы очутились в большом открытом здании, построенном, как и все остальные, из тростника и ветвей. В середине этого здания восседал прямо на полу, по-турецки, свирепого вида негр, которому прислуживали четыре молодые женщины. Он был стар, но ширококост и мускулист, худ, но, по-видимому, очень силен и весьма могучего сложения. Его угрюмые черты носили отпечаток свирепости и жестокости, а когда он делал движение рукой или ногой, видно было, что хотя он худ, но мускулатура его настолько развита, что едва ли кто посмеет с ним в этом поспорить. Что касается меня, то я никогда еще не видал такого человеческого экземпляра, являющегося столь ярким воплощением грубой животной силы и дикого варварства. Перед ним была разостлана циновка, и на ней разложены различные яства. За его спиной стояло несколько сановников с угрюмыми, мрачными лицами, державшие оружие короля, а по сторонам, на некотором расстоянии от этих сановников, стояли рядами другие негры с низко опущенными на грудь головами и скрещенными на груди руками, очевидно ожидая только приказания короля, чтобы тотчас привести его в исполнение.На короле, равно как и на четырех женщинах, прислуживавших ему, были одежды из голубого холста местного производства; одежда эта состояла из лоскута, обернутого вокруг бедер и нисходящего до лодыжек; все же остальные, за весьма малым исключением, равно как и все население города и страны, были совершенно нагие, мы — также благодаря заботам наших погонщиков. У женщин были еще надеты ожерелья из золотых бус, доходившие почти до пояса; кроме того, и у женщин, и у короля были широкие золотые обручи на руках, предплечьях и на ногах, немного повыше щиколотки. Молодые женщины, весьма миловидные и привлекательные, смотрели на нас с нескрываемым жадным любопытством, тогда как король зарычал на нас, как дикий зверь, так что кровь застыла у нас в жилах. Затем, поднявшись с пола, он взял из рук одного из своих приближенных свою саблю и направился прямо на нас. Так как я случайно стоял впереди всех, то он схватил меня за руку с такой невероятной силой, что у меня душа ушла в пятки, а другой рукой, в которой он держал саблю, он пригнул мою голову, и без того уже опущенную на грудь, еще ниже, и я был уверен, что в следующий момент он одним взмахом снесет мне голову с плеч, как вдруг молодые женщины, повскакав со своих мест, обступили его и мольбами и ласками старались уговорить его не приводить в исполнение его намерения. Наконец это им удалось; самая юная из них взяла из рук короля его саблю и отдала ее королевскому оруженосцу, а остальные увлекли короля на его прежнее место, после чего женщины обступили нас и принялись разглядывать и ощупывать со всех сторон, как делают дети с новой игрушкой, все время неумолчно расспрашивая о чем-то приведших нас сюда людей. Они были крайне удивлены длиною моих волос, которые я по тогдашней моде носил в косу; поймав меня за косу, они поочередно раза два сильно дернули за нее, желая убедиться, что волосы у меня действительно крепко приросли к голове. Наглядевшись вдоволь, они, наконец, приняли во внимание наше состояние и с разрешения короля принесли каждому из нас по полной чашке «куш-куша», т. е. разваренной в размазню кукурузы. Но так как руки у нас были связаны за спиной, то мы знаками дали понять, что не можем воспользоваться их угощением, и они тотчас же поспешили разрезать наши путы. Однако руки мои до того затекли, что я не в состоянии был владеть ими; заметив это, самая юная из женщин с нежной заботливостью принялась растирать их, стараясь восстановить правильное кровообращение и всячески высказывая нам свое соболезнование. Затем нас отвели в одну из ближних хижин, и здесь все тело наше смазали каким-то целебным маслом, благодаря которому по прошествии нескольких дней все наши язвы и поранения совершенно зажили. Положение наше здесь также очень изменилось: те самые люди, которые гнали нас, как скотину, поминутно подгоняя своими копьями, теперь были приставлены ухаживать за нами и прислуживать нам. А так как супруги или фаворитки короля часто наведывались к нам и требовали самого лучшего с нами обхождения, то нам оказывали всякое внимание и всячески берегли.
ГЛАВА VI Меня отдают в рабы фаворитке старого короля. — Уина помогает моей госпоже совершать ее туалет. — Часто беседуя с ней, я крепко привязываюсь к ней. — Моя ненависть к старому королю и ужас, внушаемый мне им, возрастают с каждым днем. — Он убивает человека из лука, из которого бьют птиц. Однажды поутру — это было недели три спустя после того, как нас поместили в одном из дворцовых помещений — меня призвали одного к королю, особо от моих товарищей. Когда я явился, мне надели на щиколотку левой ноги, а также на левую руку небольшие кандалы, соединенные между собой легкой цепью, а на голову обруч, утыканный перьями и напоминавший корону, и обернули меня куском легкого голубого холста вокруг бедер. Затем меня подвели к королю со скрещенными на груди руками и низко опущенной головой.По его приказанию меня поставили за спину самой юной из четырех женщин, той, которая тогда так нежно и так заботливо растирала мои затекшие руки, и мне было дано понять, что отныне я — ее раб и должен служить ей, на что я с радостью согласился, хотя и не выказал в данном случае этой радости ничем. Я оставался безмолвным и неподвижным, все в той же покорной позе, вплоть до момента, когда принесли обед и сунули мне в руку большую тыквенную латку, наполненную куш-кушем, чтобы я поставил ее перед королем и его супругой.Однако мой первый опыт прислуживания за царским столом оказался не особенно удачным: споткнувшись за циновку, служившую столом королю и его женам, я растянулся во всю длину и опрокинул всю латку куш-куша прямо на ноги королю. Он вскочил, зарычав как дикий зверь, а я кинулся в противоположный конец хижины, ожидая, что он убьет меня тут же на месте. К счастью, все блюда в этой стране подаются к столу остуженными, так что ноги короля от моей неловкости нисколько не пострадали, и моя повелительница без особого труда вымолила мне прощение, весело щебеча и смеясь как самому происшествию, так и моему видимому испугу. По окончании трапезы мне было приказано последовать за моей госпожой, которая удалилась в другую хижину, где она намеревалась согласно общепринятому здесь обычаю предаться сну во время самой сильной жары. Меня поставили у дверей, чтобы оберегать ее покой и не допускать никого беспокоить ее.Теперь единственной моей обязанностью было ухаживать за моей госпожой. Она была главной фавориткой короля и так как была неизменно добра и мила, то я, пожалуй, не жалел бы даже и о своей утраченной свободе, если бы только не страх перед грозным старым монархом. Я знал, что мое спасение всецело зависело от моей молодой госпожи и ее благорасположения ко мне, и потому всеми зависящими от меня средствами старался угодить ей. Будучи молода, добра и великодушна, она была не требовательна и не капризна, и угодить ей было не трудно, а мое внимательное отношение к ее вкусам, привычкам и желаниям и быстрое, точное исполнение малейших ее приказаний совершенно покорили ее сердце. Ей было, наверное, не более семнадцати лет, но в тех местах девушка уже с 14-ти лет становится женщиной и часто даже раньше. По цвету кожи она была негритянка, но во всем остальном отличалась от этого типа: волосы ее, хотя короткие и волнистые, не были непомерно густы и сбиты наподобие войлока или овечьей шерсти, а нос, маленький и пряменький, нисколько не походил на широкие расплющенные носы негритянок; рот маленький, с пышными яркими губами, не растягивался до ушей при усмешке, но обнаруживал два ряда мелких блестящих, ослепительно белых зубов необычайной красоты.Фигура ее была восхитительная: хрупкая, гибкая, удивительно пропорциональная.Встав поутру, я сопровождал ее на вершину холма, непосредственно за оградой дворцовых строений, где моя молодая госпожа с восторженным благоговением поклонялась восходящему светилу. Затем она спускалась к реке и купалась, и как только волосы ее высыхали, она тотчас же причесывала их.Эта обязанность причесывать молодую мою госпожу вскоре была возложена на меня, как только я успел присмотреться к этой процедуре. По прошествии некоторого времени я стал весьма искусен в этом деле; приходилось осторожно расчесав ее волосы, смазать их светлым душистым маслом, затем навить и спустить с крутой палочки ее натурально вьющиеся кудри, располагая их самым прихотливым манером на ее маленькой грациозной головке.Покончив со своим туалетом, она отправлялась кормить свою дворовую птицу, молодых антилоп и других любимых ручных животных, после чего упражнялась часов до десяти в стрельбе в цель из лука, а в девять часов шла к королю, после чего все вскоре садились за обед. После обеда, если моя юная госпожа не оставалась отдыхать подле короля, она шла к себе и там отдыхала часов до четырех, когда снова шла к королю.В те дни, когда король бывал занят или не в расположении, моя маленькая госпожа после четырех часов бродила по лесу или проводила как-либо иначе время по своему усмотрению вплоть до вечера. Надо отдать справедливость старому королю, что при всей своей дикой свирепости он не держал своих жен взаперти, а предоставлял им полную свободу действий.Куда бы ни шла и что бы ни делала моя юная госпожа, я должен был неотлучно находиться при ней. Преданность и привязанность, какие я всегда выказывал и в глубине души питал к ней, не преминули расположить ее в мою пользу, и она всегда обходилась со мной ласково и даже дружески фамильярно. Язык этих негров состоит из сравнительно малого числа слов, и по прошествии некоторого времени, с помощью кое-каких знаков, жестов и мимики мы стали довольно хорошо понимать друг друга. Она выказывала самую живейшую любознательность относительно того, кто мы, т. е. я и мои товарищи, кем и чем мы были раньше у себя на далекой родине, и где и какова эта наша родина, и все время, когда мы оставались с ней с глазу на глаз, она закидывала меня вопросами, а я старался уразуметь эти ее вопросы и отвечать на них так, чтобы это было ей понятно. Хотя это и было весьма затруднительно поначалу, но со временем я изощрился, попривык, и дело пошло на лад. Она была чрезвычайно усердная и по-своему глубоко верующая; однажды утром, когда я по обыкновению сопровождал ее на молитву на вершину холма, она обратилась ко мне с вопросом, где мой Бог. На это я указал ей на небо, желая дать понять, что Бог в небесах; но она, видимо, поняла меня по-своему, чрезвычайно обрадовалась и сказала, что и ее Бог тоже на небе, и что если это не один и тот же Бог, то во всяком случае ее Бог и мой Бог, должно быть, друзья. И убежденная в своей правоте, она заставила меня преклонить вместе с ней колено и возносить хвалу солнцу, склоняясь челом до земли, и проделывать всевозможные телодвижения, значение которых для меня оставалось непонятным. Но так как я в это время молился своему Богу, то и не противоречил ей, тем более, что это, по-видимому, так радовало ее.Эта мнимая общность религии как будто еще теснее связала нас, и я со своей стороны действительно всеми силами души привязался к этому прекрасному молодому существу. Я был счастлив и дружбой, и расположением, и единственным темным пятном на моем радостном горизонте являлся мрачный, свирепый, старый король, воспоминание о котором часто заставляло меня сдерживаться и даже несколько отдаляться от моей прекрасной госпожи.Вскоре я убедился, что и она боялась старого дикаря не меньше, чем я, а ненавидела еще сильнее. В его присутствии она обращалась со мной сухо и строго, отдавая короткие приказания тоном избалованного ребенка, но когда мы оставались одни и не боялись быть увиденными, становилась ласкова и приветлива, и дружественно фамильярна, продевала свою черную ручку под мою и весело по-детски смеялась, указывая мне на разницу цвета кожи ее и моей руки, беззаботно болтая, как птичка, и всячески давая мне понять, что она рада, что мы одни, и что никто не мешает нам. Так как она по природе была очень умна и смышлена, то сразу заметила, что я обладаю множеством различных познаний, и что от меня она может узнать многое, но что многое другое, чему я мог бы научить ее, она не в состоянии была понять, и это внушало ей уважение ко мне.Однажды, идя на прогулку в лес, я оставил ее лук и стрелы в хижине, которую занимали мои товарищи-европейцы; когда она обратилась ко мне и потребовала свой лук, я сказал, что оставил его у товарищей, добавив, что я могу получить его, не имея надобности самому возвращаться за ним. Это ее весьма удивило. Сорвав кусок коры, я нацарапал на нем кончиком стрелы, что прошу товарища прислать мне с подателем лук королевы, затем, подозвав маленького негритенка, находившегося поблизости, я приказал ему в присутствии моей госпожи пойти и отнести этот кусок коры кому-нибудь из белых людей, а потом вернуться обратно сюда. Уина, так звали мою госпожу, с детским нетерпением ожидала результатов; спустя несколько минут мальчик вернулся и принес ее лук. Удивленная, но все еще несколько недоверчивая, она заставила меня потребовать письменно ее колчан, затем копье и различные другие предметы, и убедившись, наконец, что мы, белые люди, имеем способ сообщаться друг с другом на расстоянии, стала настойчиво требовать, чтобы я научил ее этому искусству.Прежде всего, отойдя от меня на такое расстояние, что нельзя было слышать, она требовала, чтобы я отвечал ей; но видя, что я не мог этого сделать или, как ей думалось, не хотел, она разгневалась и сделалась не в духе. Я никак не мог убедить ее, каким образом мои соплеменники исполняли мои требования на расстоянии или, как ей казалось, слышали меня, а ее не мог слышать, но успокоил тем, что как только я достаточно изучу ее язык, то научу ее этому искусству. Она удовольствовалась этим, но тотчас поспешила взять с меня обещание, что никого другого, кроме нее, я этому не научу.С помощью лодок на реке я объяснил моей госпоже, что я и мои товарищи прибыли на большом корабле из далекой-далекой страны по огромному озеру, берегов которого не видно, а также рассказал ей, каким образом мы попали в руки приведших нас сюда негров. От нее я узнал, в свою очередь, что эти негры заявили, будто мы вторглись в их страну, чтобы полонить невольников,и что они победили нас в бою; этим объяснялись их победные, торжествующие песни, с какими они ввели нас в город и привели нас к королю.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":
Полная версия книги 'Сто лет назад'



1 2 3 4 5 6